Нечистый прилив

— Поджигаешь, гасишь, с балкона в подъезд.

Он меня наверняка накалывал, что современник, парень явно не местный. Так говорили в Лаконии. Бегу в сторону балкона, ненадолго заглянув к крану. Ментор опять исчезает в стороне мастерской. Дверь квартиры мелко дрожит, тарахтят взбесившиеся амулеты. Мне кажется, или некоторые из них светятся?

Хорошо, что даже у самых пай-мальчиков в детстве порой встречаются мрачные хулиганские тайны. Иногда выдумывать новое проще не с чистого листа. Дымовуха исправно чадит, испуская клубы дыма и, даже, попадает со второго раза в подъезд. После первого раза пришлось затянуть обратно за привязанную веревку, сорванную тут же на балконе.

Влажная трава это очень хорошо. Подъезд потихоньку начинает наполняться дымом. Дальше... А что дальше? Натужный рев со стороны прихожей, с новыми обертонами, которые я раньше не слышал. Кажется, наш серый друг серьезно рассердился. И уже внутри. Хватаю первое, что попало под руку и несусь к двери.

Подбегая к прихожей, вижу, что шутка юмора несколько затянулась и начала надоедать всем участникам. Серый уже внутри, ещё более размытый, чем это я видел сколько то минут назад в дверной глазок. Журнальный столик опрокинут и амулеты разлетелись по всему полу. Серая дымка со змеящимися щупальцами наступает плотным фронтом на медленно отступающего Ментора. В бульбулятор с одной стороны воткнут шланг, с другой выходит щелевидный патрубок, и нагнетаемый пылесосом дым плотными клубами разбивается о границу дымки, тормозя её приближение.

Нам не хватило пары минут, еще б немного и эта струя дыма заполонила бы подъезд, а снизу Серый был бы подперт дымом из моей кадильницы. Какая досада. Дальше думать некогда. В Серого летит то самое "что попало", а за ним табурет и тихонько прикорнувший в углу боевой топор из резины. Кто не видел, какие вмятины топоры из конвеерной ленты оставляют на двухмиллиметровых прокованных пластинах, тот может улыбаться. "Что попало" оказывается кактусом в горшке, прикольно разлетающимся брызгами от встречного удара посоха и пролетающим ошметками, песком и черепками сквозь Серого в нескольких местах, заставив его силуэт радужно зарябить. Табуретка и со свистом крутящийся в воздухе топор пролетают сквозь фигуру без всякого эффекта, с грохотом врезаясь в стенку за ним. Следующим номером летит жменя амулетов и идолов, высокохудожественно выполненных по изначальной технологии и до этого момента ненавязчивой рекламкой скромно украшавших угол квартиры.

Ментор тем временем замирает... И вытаскивает откуда-то из щели бумажный сверточек, сильно смахивающий на гигантскую самокрутку, который и втыкает, предварительно подпалив, в щель на том патрубке пылесоса, которой регулируют мощность засоса мусора. И пылесос очень быстро выкуривает этот натуральный косяк, как подсказывает появившийся в воздухе специфический запах, выплевывая усилившуюся струю в сторону Серого. Медленно плывущий со всех сторон хриплый шепот на миг замирает с тем, чтобы взорваться околесицей переходящей в ультразвуковой вой и Серый... Лопается. Лопается после радужного всплеска по всему объему и своей фигуры и теснившей Ментора дымки. На пол падает осиротевшая хламида, внезапно обретшая материальность и посох, набалдашник на котором съеживается и замирает мутной полупрозрачной плотной каплей с угасающими искрами в глубине. Разлетаются испаряющиеся капли, заполняя прихожую той самой дымкой, но уже без черных вкраплений и начинающей медленно исчезать. Ещё немного и замолкает тот самый незнакомый обертон, оказавшийся воем работающего пылесоса. Тихо и хорошо. Первые несколько секунд. А затем тишина снова взрывается! Внизу в подъезде раздается ругань вернувшейся из магазина бабули, проклинающей задымивших подъезд хулиганов.

Сидим на полу в прихожей, привалившись к стенам спинами. Потихоньку исчезает дымка Серого и выветривается дым воскурявшихся трав. В висках слегка затихает бой барабанов.

— Слышь, Шаман, — говорит Ментор. Ты когда в следующий раз что-то такое накамлаешь, сначала позвони, перед тем как заглянуть. Скорее всего я буду занят. Или вообще в другом городе. И не лазь пока там, где подцепил чудо-юдо. А так заходи, гостем будешь.

— По средам я совершенно свободен.

— Вот по средам и заходи.

Дружно ржем, ощущая как уходит напряжение и дрожь в руках. И мне наверно кажется, но на некоторых разбросанных по полу амулетах краешком глаза можно заметить мерцающие огоньки.

— Интересно, от чего он лопнул. Как ты вообще додумался косяк зарядить?

— Ну, ты в него первым кактус кинул, видал, как гражданин расцветился? Я и подумал, надо разбавить старый рецепт.

— А кактус причем?

— Такой кактус — он всегда причем. Такие кактусы очень любил дедушка Кастанеда.

— Иди ты... Откуда он у тебя взялся?

— Откуда откуда... Прежние квартиранты оставили. Косяк тоже.

— Так всё — таки, как думаешь, что ж он рванул то?

— А черт его знает. Тут дофига что могло сыграть, столько всего намешано. И амулеты и травы и твоя боевая табуретка. Чувак конкретно напрягся, ему б ещё немного... А он расслабился.

Опять ржем.

Краем глаза вижу, что оставшаяся после Серого дымка всё больше разрежается, всасываясь в меня и Ментора. Но почему-то это совершенно не беспокоит. В висках гремят барабаны.

Мелкие и крупные монетки поблескивают на ладони. Негусто в карманах у студента. Холодный весенний ветерок под скупым солнышком перекатывает по асфальту прошлогоднюю листву и треплет объявления на столбе рядом с троллейбусной остановкой.

Ментор предположил, что если с недельку попринимать что либо, тормозящее нервную систему, эти постэффекты уйдут. Мы перестанем видеть потаённые искорки некоторых вещей и знать, что нас ждет за углом. Заодно в толпе перестанем замечать не совсем человеческие лица или таких тварей, как эта мелкая двухголовая дрянь, выгуливающая ухватившуюся за сизое вытянутое щупальце женщину с безучастным лицом и нуждаться в темных очках, чтобы эти твари не заметили наши непроизвольные реакции. Перестанем шарахаться от изредка мелькающих в округе серых фигур в балахонах с ростовыми посохами, спешащими выполнять свои поручения. Оставшейся мелочи не хватит на что-нибудь такое седативное.

Вы скажете, а как же гонорар? А гонорар уже ушел. Всё, что получил в том ЖЭКе ушло на закупку лучших доступных нам ноотропов. Препаратов, после которых мозг работает быстро и аккуратно как часы. На двоих. И постоянно в висках бьётся перестук барабанов, сопровождающих для меня состояние динамического транса. Может быть, многое уйдет, но мы сделаем все, чтобы удержать как можно больше.

Во имя Луны.

*Ставок — диалектное название пруда. (с) вики

*Ноотропные препараты — лекарства, по идее улучшающие работу мозга

Подвох: работу нормально работающего молодого мозга они улучшить не могут, но этого производители не афишируют

Глава 2

Я задумчиво постукивал по ладони плотным набалдашником артефакта. За три дня прошедшие с момента гибели Серого его посох сильно укоротился, став длинной в локоть, а медузоподобное навершие, бывшее раньше величиной с голову человека, съежилось в кулак и мало чем отличалось от мутного оргстекла, потеряв зыбкость очертаний и эфемерные переливы. И если заставить набалдашник на пару секунд слегка измениться в сторону прежнего вида у меня еще получалось ценой серьезного напряжения, то собственно палка вытягиваться отказывалась напрочь.

— Далека дорога моя... Далека легка и пустынна... — мурлыкалась под нос полузабытая мелодия.

Рядом сидел Ментор и меланхолично перебирал свои запасы полудрагоценных и поделочных камней, запасенных для изделий. Отдельно тремя кучками лежали камни, вызвавшие явную реакцию полей артефакта. Условно их можно было обозначить как притягивающие, отталкивающие и блокирующие. Впрочем, эти их свойства проявлялись достаточно слабо, и если бы не благоприобретенное в стычке с покойным умение замечать то, что за неимением лучшего выбора мы обозначили как ауру артефакта, они бы остались по большей части незамеченными.

— Эта даль и глушь не для слабых душ ... Далека дорога моя...

— Харэ скулить... — поднял голову сотоварищ. Надо что-то думать дальше.

— Я как раз думаю... Думаю... Дууууумаюююю...

— И что надумал? — в тоне Ментора явственно засквозила насмешка. Собственно его можно было понять — он хотя и видел ауру, но повлиять на штуковину пока не смог даже в малой степени.

Я преувеличенно осторожно отложил штуковину в сторону и начал вещать.

— Мы ничего не знаем про эту вещь и о том, как она работает. Всякий бред типа медитаций созерцая собственный пуп и обнюхавшись цветов лотоса, с целью постижения таинственной сущности предмета отметаем с негодованием. Намедитировать можно столько всяких глупостей, что потом сами не разберемся, где наносное из читаных шарлатанов подсознание подбросило, а где собственный бред. Нам нужен третий. И этот третий должен быть человеком со специфической фантазией. Беспредельно бурной в строгих рамках логики, но не увязшей в материальном мире.

Ментор замер с очередным камешком в руках.

— Ты ведь не думаешь о том, о ком я сейчас думаю? — полуутвердительно спросил он.

— Просто позвони. Или давай я позвоню. Нам пригодится вся доступная помощь.

Он достал мобилку, сосредоточено потыкал пальцем и легонько перекинул мне.

— Звони. Номер уже выбран.

И действительно, в списке абонентов сереньким была выделена запись. Крейзи. Гудок, второй...

— Лен, привет. Это Химик тебя беспокоит. Мы тут с Ментором интересную штуку добыли. Вот сейчас у него сидим, пытаемся с ней разобраться. Вот хотим тебя тоже пригласить, подумать.

— Привет. Вообще-то я на эту неделю полностью занята. Мне послезавтра сдавать расчетку. — замедленно ответил отстраненный голос.

— Леночка, солнышко, ну правда, очень-очень нужно. Чумовая вещь, тебе понравится, ты такое еще не видела. Знаешь же, что сейчас по городу игра в Дозоры идет? Так это просто жалкая возня.

— Я их делаю как дневной мастер.

— Эээ... Я хотел сказать, что они рядом не попадают, совершенно другой уровень. Нужна твоя светлая голова, у нас у обоих уже мозг просто кипит, срывая крышку.

Вы когда-нибудь пытались вытащить из расчетов увлеченного математика? Я льстил, обещал, уговаривал, манил новыми идеями и проверенными средствами. Разливался соловьем и рассыпался мелким бесом. Никогда не умел разговаривать с девчонками.

— Поможешь разобраться — с меня тортик. Мы бы к тебе сами подъехали, но она просто неперемещаемая... Встречу-провожу, тортик трюфельный свежий, как ты любишь, вот уже стоит только тебя ждет. Ну, когда я тебе врал?!!!

Доносящийся голос постепенно терял отстраненность и начинал сочиться сарказмом. Я мысленно поставил себе плюс. Отстраненный собеседник похож на абсолютно гладкий шар в глубокой лунке, а сарказм... Сарказм это иголочки, за которые можно попробовать перевернуть ежа пузом кверху.

— Спасибо Солнышко, ты не пожалеешь, зуб даю.

Скептическое хмыканье.

— Честное благородное слово! Молочный, с детства в коробочке храню!

Фуф... Кажется получилось. Осталось самое главное.

— Ментор, а где тут рядом трюфельные торты могут продавать? Крейзи через два часа подъедет.

Ментор в ответ смотрит как на идиота. Мол, вот если б я спросил, где вино прикупить. Мдя... Может, она согласится заменить трюфеля на грог из сгущенки? Бутылку водки в квартире я видел.

— И вы выдернули меня ради этой палки? — Леночка начинает хмуриться, глядя на лежащую перед нами магическую штуковину, удачно прикидывающейся сейчас шлангом. То есть просто невзрачным небольшим жезлом с набалдашником. Даже на нормальную палицу не тянет — рукоятка в два раза короче необходимого — всего-то с локоть длиной без всяких полагающихся случаю кабаллистических символов.

— Погоди, посмотри со стороны. Сейчас увидишь. Дай нам пару минуту, надо глаза подготовить...

Ментор поднимается, задергивает плотные шторы и выключает свет, оставляя сумрак.

Закрываю глаза и начинаю молча потихоньку звать барабаны. Тут-туру-дут-ту... Тут-туру-дут-ту... Тут-туру-дут-ту...

Кровь быстрее бежит по венам.

Тут-туру-дут-ту... Тут-туру-дут-ту...

Пульсом тяжелым в висках грохочет

Тут-туру-дут-ту... Тут-туру-дут-ту...

Травы по пояс тянутся к небу

Тут-туру-дут-ту... Тут-туру-дут-ту...

Я растворяюсь в мире огромном, с миром сливаюсь в одно беспредельном. Сила струится во мне растворяясь и вытекая обратно потоком...

Где-то внутри шевельнулся орк-шаман, приподняв суровое обветренное лицо к небу и слегка обнажив клыки с горловым рычаньем... Пора.

Открыв глаза делаю шаг к жезлу и кладу ладонь на шар, стараясь мысленно направить примерещившуюся теплую волну изнутри в глубину... Шар начинает разгораться внутренним светом, на несколько ударов сердца возвращая себе призрачность и зажигая внутри мерцающую искру, а на рукоятке прорезаются россыпью мелких огоньков сложные узоры. Валюсь перед ним на колени, чувствуя себя выжатой тряпкой. Шаман засыпает, утихает стук в висках, мир отодвигается на свое прежнее место. И снова огни плавно гаснут.

Личный рекорд, раньше шар гас существенно быстрей.

Молча сидим в полумраке, каждый по своему осмысливая произошедшее, потом Ментор снова поднимается и включает свет в комнате.

— Забавно. И что это было? — наконец спрашивает Лена. Что-нибудь типа хемилюминисценции для фокусников?

— Угу, фокусников, — хмыкает в ответ Ментор. Только фокусники больно уж недобрые. Страшненькие.

И мы рассказываем свою историю, полную чудес и разоблачений, как выразились бы в старину. Рассказываем и показываем. О закопанных тушках животных и моей шутке с разгонкой психики и лозоходством на гнутых электродах. Показываем как подвешенные на волосках легкие тонкие пластинки, выточенные Ментором, реагируют на поднесенный жезл. На шар и на рукоять — отдельно. Показываем, как начинает светиться шар там, где был разбрызган наш незваный гость. Безошибочно угадываем по ауре с какой стороны крышки перевернутого на пол стола находится набалдашник жезла и есть ли она там вообще. И пока рассказываем, становимся свидетелем еще одного чуда.

Живая мимика Ленкиного лица замирает, мягкие черты становятся жестче, обрисовывая четкий профиль, черные смешливые глаза, сначала скептические и снисходительные, становятся серьезными и сосредоточенными, приобретая сухой острый блеск автоматных дул. Совсем как в ночной драке с гопниками, когда она вместе с парнями полезла драться в Старой крепости Судака на фестивале реконструкторов.

— Ребят, вы понимаете, что если это розыгрыш — вам лучше сказать сразу? — берут нас в перекрестья прицелов глаза, из которых проглядывает серьезная угроза.

Попалась.

— Добро пожаловать, Крейзи,— скалится рядом Ментор.

— Ну, вот теперь точно здравствуй, Крейзи. Добро пожаловать в клуб, — улыбаюсь уже я. Немножко сумасшедшей улыбкой готового вцепиться в глотку всему миру волка. Можешь называть меня Шаман.

Может это для кого то и странно — но именно закоренелые атеисты больше всего приспособлены для того, чтобы легко и свободно использовать идею бредовой реальности в психотехниках. Другое имя для другой реальности это же так просто.