Душа на осколки

— Но ведь еще не стала, гелин, — губ мужчины опять коснулась улыбка. Он чуть наклонил голову, заглядывая в лицо девушки. — Сколько тебе сейчас, дитя? — он уже не помнил ее такой. В прошлый раз они решили, что не стоит торопиться, нужно дать событиям идти своим чередом. Тогда успеха это не принесло. Хотя Аргамону иногда казалось, что в их деле успеха быть не может ни при каких обстоятельствах.

— Пятнадцать, — жизнь Альмы сложилась таким образом, что она не знала дня своего рождения. С детства свыклась с мыслью о том, что очередной новый год для нее отсчитывается с первого дня лета. Еще три года, и перед ней стал бы самый настоящий выбор без выбора: послушницы имели право покинуть стены монастыря. Имели право выбрать другую жизнь, отправиться со своим скромным сундуком на поиски судьбы, но так не поступал никто. С младенчества им внушали, что мир вокруг жесток и беспощаден. А особенно беспощаден к ним — сиротам, за спинами которых не стоят родители. Не будет наказан их обидчик, не будет отомщено их унижение. Лишь оставаясь в стенах монастыря, они смогут этого избежать. За долгие пятнадцать лет ни одна послушница не покидала холодные стены навсегда. В этом Альма была первой.

— Не спеши расти, гелин, все успеется, — то, как серьезно она смотрела, как себя вела, не походило на манеру пятнадцатилетнего ребенка. Но детскость в ней жила, Аргамон знал. — Я хочу поговорить.

На каждую его фразу девчушка реагировала, напрягаясь еще больше. Спина уже и без того ровная, как палка, выровнялась еще больше, лоб чуть сморщился, губы сжались в белую линию.

— Тебя ведь интересует, почему ты здесь?

Кивок и побелевшие костяшки пальцев, сжатые в кулаки, стали ему ответом. Волнуется, боится, еще бы.

— Ты с младенчества воспитывалась в монастыре, я знаю это от твоих наставниц. И понятия не имеешь о том, кто дал тебе жизнь.

Это была правда. В монастырь попадали по-разному, кого-то отдавали родители, не способные прокормить, кого-то приводили родственники и соседи, на которых свалилась обязанность выхаживать лишившегося родителей ребенка, некоторые приходили сами, испытав боль потерь любимых, родных или даже себя, а Альма знала лишь то, что однажды утром ее нашли на подъемном мосту. Корзину, в которой лежал ребенок, обнаружила матушка Витта, возвращаясь из города. Сегодня Альма не впервые ощущала шелк под ухом — корзинка была застелена не менее дорогим материалом.

— И это напрямую связанно с твоим пребыванием здесь.

Немой вопрос застыл в глазах девочки. Не желая томить ее дольше, чем это требуется, Аргамон пояснил:

— Ты происходишь из магического рода, гелин. Твои родители были магами, и ты тоже, подозреваю, владеешь задатками. Они погибли, не тешь себя надеждами зря. Их ты не найдешь, но прежде, чем отправиться на тот свет, они взяли клятву с нашего лорда, что в случае чего он возьмет на воспитание их дочь.

— Вашего лорда?

Известие о кончине родителей, как ни странно, девочку практически не задело. Лишь легко кольнуло где-то в груди. Она свыклась жить сиротой, свыклась настолько, что появись вдруг у нее любящая мать, просто бы не знала, куда деть эту любовь.

Куда более значимой же для нее была возможность понять, в чьем доме она оказалась.

В Азарии не так-то много лордов. Их в принципе осталось в мире не так-то много и с каждым годом, десятилетием и столетием становится все меньше. Из прочитанных в монастыре книг и дошедших до молодых ушек слухов девушка знала, что сейчас между ними распределены территории государства, а подчиняются они лишь королю.

— Ты находишься в доме лорда Тамерли, Альма. Твои родители взяли с него клятву, что он даст тебе все, чего не смогли дать они.

— Но почему сейчас? — возможно, найди ее благодетель раньше, она восприняла бы это иначе. Так, как явно ожидал от нее усач. Альма просто по-детски радовалась бы тому, что ее жизнь круто вильнула, вырывая из безысходности. Но за долгие годы пребывания там, девочка сумела сделать одну важную вещь — искоренить в себе даже зародыш надежды на то, что ее жизнь может вильнуть так. Безвозмездно.

— Мы долго искали тебя, гелин.

— Вы не дали мне права выбора, — Альма даже сама удивилась тому, какая мысль блеснула у нее в голове. Ведь это так, благотворительность не принято навязывать, а ее никто вчера не спросил, хочет ли она променять свою жизнь на... это.

И проблема была далеко не в том, что ее благодетелем оказался неизвестный лорд, представитель правящих династий, о которых много судачили даже в обители, нет. Это-то как раз не пугало. Проблема была в другом страхе. В страхе перед неизвестностью.

— И какой бы выбор ты сделала, девочка моя? — мужчина, годящийся ей в отцы, если не деды, вдруг наклонился ближе, снова сверкая своими серыми глазами. Альма непроизвольно отметила, что у Аргамона, в отличие от того, другого, красные ободки практически отсутствовали. Он выставил вперед руки, — жизнь невесты господней, годы, проведенные в молитвах и смирении, — одна рука чуть приподнялась, — или все же возможность провести юность беззаботно, молодость счастливо, а старость бесконечно вспоминая первое и второе? — Теперь вверх поднялась другая рука. — Сложный выбор, гелин, ты права.

Это была явная насмешка, но ответить Альме было нечего. Ему не понять ее страхов. Никому в мире не понять ее страхов. Любой, оказавшийся на ее месте, падал бы в ноги благодетелю, молясь за его спасение перед всевышним. А ей не позволяла сделать это неизвестно откуда взявшаяся гордость и гложущие сомненья.

— О чем задумалась, Альма? — Аргамон вновь откинулся на спинку кресла, разглаживая усы. Он никогда не думал, что разговор с ребенком может быть настолько сложным. Ее интересовало совершенно не то, что он считал, должно интересовать в этом возрасте и в этом положении.

— А если я захочу уйти?

— Твои родители имели в виду опеку, а не финансовое обеспечение. Откупных не будет.

— Нет, если я просто захочу уйти.

Аргамон закрыл на миг глаза, собираясь с мыслями.

Они так надеялись, что тщательно обдуманная легенда станет достаточным объяснением для всех. Для любопытных горожан, для редких заезжих гостей, для нее самой. К сожалению, с ней все оказалось сложней, чем предполагалось.

— Этот вопрос адресован должен быть не мне, гелин. Идем, дитя, — мужчина поднялся, протягивая руку. — Ужин уже подали, лорд Тамерли ждет нас.

По девичьей спине прошел холодок. Альма невольно вернулась к утренней встрече на крыльце. Если Аргамон ее не пугал, то о другом незнакомце того же сказать она не могла. Пристальный взгляд и шепот ближе, чем это возможно. Он пока оставался для нее загадкой. Загадкой, которую не хотелось разгадывать.

* * *

*

В столовую они вошли вдвоем. Аргамон так и не выпустил девичью руку до самых дверей. И даже оказавшись в комнате, не спешил отпускать.

В том, что таким образом он воздействует на нее, Альма больше не сомневалась, снова по организму вместе с кровью разносилось спокойствие.

Перед ними открылись двери, являя взгляду огромную комнату. Конечно, не настолько большую, какой была монастырская трапезная, но куда более шикарную столовую.

Девушка обвела взглядом помещение, чувствуя, как сердце снова начинает биться быстрее — эта роскошь ее просто пугала. Кремовая мебель обитая медового цвета тканью, переливающаяся хрустальными бликами люстра над головой, уставленный всевозможными яствами стол. А чуть дальше, за ним...

— Ринар, — Аргамон учтиво кивнул, привлекая внимание стоявшего вполоборота мужчины.

Ее подвели к столу, отодвинули один из стульев. Реагируя на вопрошающий взгляд, Аргамон кивнул, давая добро на то, чтобы девушка села.

Стол был накрыт на четверых. Две тарелки на почетных местах хозяев дома по обе стороны огромного стола и еще две по правую и левую руку от одной из "главенствующих" тарелок. Это заставило напрячься еще больше: ведь пока в комнате их было только трое, а неизвестность пугала.

— Альма, — казавшийся абсолютно отрешенным еще минуту тому, хозяин дома моргнул, поставил бокал с каким-то напитком на столик, подошел к своему месту во главе. — Аргамон объяснил вам все? — видимо, его взгляд должен был лучиться гостеприимством, но Ринар понятия не имел, что это за чувство. А потому губ коснулась лишь кислая улыбка, не нашедшая ответа на лице девочки.

— Да. Объяснил, — Альма оглянулась на усача, чья улыбка казалась теперь куда более искренней, а потом опустила взгляд в тарелку. С Ринаром в одной комнате ей было неуютно. Она чувствовала, что это соседство напрягает его, и никак не могла понять, зачем тогда мучить себя?

— Не все, мой лорд, у леди Альмы остались еще вопросы, но их, мы решили, ей лучше задать вам, — на этот раз Аргамон учтиво улыбнулся уже лорду Тамерли.

— Я готов ответить на ваши вопросы, Альма, но прежде... Подозреваю, вы проголодались, — хоть фраза и была адресована ей, проговорил ее мужчина глядя перед собой. Туда, где стоял четвертый, кажется лишний, набор приборов.

Сказать, что в неизвестной компании Альме не лез кусок в горло, было бы неправдой. Последнее, что она ела -постные лепешки, заменившие ужин еще в монастыре, и пусть практически весь день после этого девушка проспала, справиться с аппетитом не помогла даже странная компания.

Мужчины ели молча, лишь изредка переглядываясь. Стоило Ринару сделать еле заметный жест, как в столовой появлялись слуги, сменявшие одни блюда другими. Большинство из них оставалось нетронутым.

Следя за таким расточительством, Альма чувствовала, как сердце сжимается. Этой еды хватило бы им с сестрами на неделю.

— О чем задумалась, гелин? — видимо ее растерянные взгляды, провожающие подавальщицу, не укрылись от пристального внимания Аргамона.

— Ни о чем, — отложив вилку, Альма опустила руки под стол, сжимая их под покровом скатерти в кулачки.

— Как же ни о чем, гелин? Такова ваша человеческая природа, а особенно — женская, у вас в голове роятся сотни мыслей. Поделись...

Кажется, не только она уже насытилась едой, кожей Альма чувствовала, как взгляд обоих мужчин скользит по ее лицу.

— Вы живете в роскоши, — девушка запнулась, пытаясь сформулировать мысль мягче, чем крутилось на языке. — В роскоши, которая для меня непонятна.

— О чем ты, дитя? — в диалог же с ней вступал только Аргамон. Бросив один единственный взгляд на Ринара, Альме снова показалось, что он находится далеко отсюда.

— Она о том, что мы слишком много тратим на свою еду тогда, когда другие умирают с голоду, я прав... Альма? — и тут же он доказал, что девушка заблуждалась. Их взгляды встретились во второй раз. И наконец-то Альма поняла, что так пугает ее во взгляде лорда — он пустой. Совершенно пустой взгляд. В нем нет ни искры интереса, презрения, жалости, нет ничего. Даже той жадности уже нет. Пустота, лишь пустота, в которую может затянуть.

— Да, — и врать там, где ее прочитали как открытую книгу, Альма не собиралась.

— Аргамон, ты говорил, что леди Альма содержалась в монастыре? — ему стоило бы оглянуться на усача, стоило бы дать возможность отвести взгляд, но Ринар не сделал этого. Он продолжал смотреть прямо, бесстрастно и пусто.

— Да, мой лорд.

— Тогда ты должна знать, Альма, что так распорядился бог, которому ты благоволишь. Он допустил на землю грехи, он допустил несправедливость, кто же я такой, чтоб сопротивляться его воле?

— Он дал нам право выбирать, всего лишь... А выбор предполагает справедливость и несправедливость, правду и ложь, шаг вперед и возвращение, жизнь и смерть.

— Мы вольны выбирать жизнь или смерть? — их диалог казался Альме странным. Очень странным. Но отшутиться, сменить тему, отвлечься от подобных разговоров так, как положено делать пятнадцатилетним девушкам, Альма не могла — просто не умела.

— Да, но должны быть готовы нести ответ за свой выбор.

На самой глубине серых радужек на секунду блеснула искра. Еле заметная, практически неуловимая, но она была. Альма знала точно. А потом все резко закончилось.

— Велите подавать десерт, мой лорд, пока милая гелин не решила, что и это от лукавого, — над собственной шуткой посмеялся только Аргамон, но к этому разговору они больше не возвращались.

Впервые в жизни Альма попробовала шоколад. Лакомство, о котором лишь слышала, но никогда не видела, и по правде, даже не мечтала о нем. Вкусно ли? Да, но не настолько, чтоб восторгаться, хлопаться в обмороки и признаваться густой пасте в любви, как, видимо, от нее ожидали.

Хотя нет, Ринар не ждал от нее ничего, Альма знала точно, его она тяготила. Ждал Аргамон. Переводил взгляд с задумчивого лорда на нее и чего-то ждал, вот только мысли читать Альма не умела.

Девушка не знала, сколько длилась их трапеза, но в какой-то момент поняла, что находиться за столом больше не может.

— Простите, — отложив салфетку, Альма попыталась подняться. Ей хотелось скрыться там, где она не будет казаться себе настолько лишней, где ей не будет так неудобно. Где звенящая тишина не будет резать уши.

Никогда тишина не была для нее проблемой. Никогда раньше, а здесь она давила.

— Все хорошо? — смотрящий куда-то в окно Аргамон перевел взгляд на нее. Эти странные... люди... они явно не разделяли ее волнения. Им было комфортно.

— Да, простите, просто я хочу отдохнуть.

— Опять? — Альма не была знакома со всеми правилами этикета и хорошего тона, наука монашек в этом плане могла считаться достаточно скудной, но оставшись сидеть, после того, как она поднялась, лорд явно не выказывал свое почтение. Слегка запрокинув голову, Ринар поймал ее растерянный взгляд, губ мужчины коснулось подобие улыбки. — Я думал, вы не пожелаете отдыхать еще долго после того, как Аргамон не пожалел на вас поистине львиной доли чар.

Аргамон кашлянул, а потом пожал плечами, будто извиняясь.

— Я всего лишь жалкий полукровка, мой лорд, немного не рассчитал... — Ринар хмыкнул еще раз, так и не отведя взгляда от напряженной Альмы.

— У тебя были вопросы, Альма, я готов их выслушать, — резко встав, он навис над девушкой скалой. Не успев поднять голову, она практически уткнулась носом в рубашку мужчины, невольно делая вдох. Он странно пах... Пах немного горько, а еще практически неуловимо хвоей и дождем, будто только что вернулся из-под проливного ливня в ее родном монастыре. Один вдох, и Альма отступила, заставляя себя опомниться. — Аргамон, — всего лишь произнося имя подчиненного, Ринар умудрялся отдавать ему приказы.

Кивок, и усач шумно отодвигает стул, обходит стол, застывшие на расстояние вытянутой руки друг от друга фигуры, на секунду останавливается, снова кладя руку на напряженное девичье плечо, а потом выходит, плотно прикрыв за собой дверь.

— Что тебя интересует? — лорда Тамерли явно не волновало ничто и никогда. И сейчас он продолжал возвышаться над Альмой, не чувствуя и не разделяя ее напряжения.

— Кем были мои родители и почему вы поклялись опекать меня?

— Это так важно для тебя?

— Да, — если честно, второй вопрос интересовал девушку куда больше, по одной простой причине: она не верила в возможность искренних безвозмездных порывов, прожив пятнадцать лет в обители приближенных к святости людей, девушка отчетливо понимала — за все приходится платить. А от его ответа зависело, этот порыв по отношению к ней — его плата, или когда-то плату взыщут с нее.