Чёрный лес (Сказки чёрного леса-1)

— Весёлая история, — усмехнулась я. — Ссоры, болезни да смерти.

— Но ты-то жива и здорова. Твои предки в Блэквуде много веков жили. Попробуй что-нибудь узнать о своей семье. Старожилов тут мало осталось, но, говорят, библиотекарь всю жизнь провёл в этом городе, все семьдесят с лишним лет. Уверена, он знает о твоей матери больше, чем её родной брат. Мистер Крикл тут родился, но почти что тут не жил.

Это я знала. Дядя Том почти всё детство провёл в закрытой школе для мальчиков. Потом учился в университете, после чего поселился в Брайдене, женился на тёте Ирме, занялся бизнесом, в котором никогда особо не преуспевал, но который расширил благодаря бабушкиному наследству, и какое-то время держался на плаву.

Засыпая в тот вечер под монотонную перебранку за стеной, я вспомнила тень, скользнувшую по стене перед тем, как Джозеф свалился с лестницы. Эта тень не могла принадлежать ему, поскольку напоминала силуэт женщины — тонкой, с длинными волосами, взметнувшимися, словно расправленные крылья. Или это и были крылья? Впрочем, тень падающего человека может показаться кем угодно, даже птицей.

Во сне эта тень бродила за мной по всему дому и что-то шептала. Потом она превратилась в огромного ворона, а я уже оказалась в том таинственном лесу, плавно переходящем в старинное кладбище. Девочка на могильной плите протягивала мне свою куклу — барышню в пышном платьице, с длинными локонами, обрамляющими круглое личико, на котором застыла не то улыбка, не то страдальческая гримаса, а вместо глаз зияли чёрные дыры. А чёрные деревья окружали меня со всех сторон, как будто подходя всё ближе и ближе, хотя были совершенно неподвижны. Редкие лучи света чуть золотили палую листву, устилавшую землю плотным ковром. Несмотря на свет, деревья не отбрасывали тени. Как и огромный ворон, усевшийся передо мной на могильную плиту.

— Да, это потому что они и есть тени, — тихо сказала девочка и так стиснула в руках куклу, что та сломалась и рассыпалась, превратившись в горстку чего-то чёрного, похожего на пепел.

Этот пепел взметнулся вверх, хотя не было никакого ветра, и ударил мне в лицо, застилая глаза чернотой, забиваясь мне в рот и в нос. Я стала задыхаться и проснулась.

Судя по шуму, весь дом уже был на ногах. Вернее, на рогах, как говорила в таких случаях Нина. Что-то подобное творилось два года назад, когда с тётей случился "сердечный приступ". Вообще-то у неё тогда из-за остеохондроза заболел левый бок, но она приняла это за инфаркт. Тут же вызвали скорую, тётю увезли в больницу, из которой она вернулась через несколько часов, возмущённая некомпетентностью врачей. Она до сих пор была уверена, что у неё начинался инфаркт и что продолжение не заставит себя долго ждать. Дабы его предотвратить, тётя Ирма поглощала такое количество сердечных пилюль, что кто другой на её месте, наверное, умер бы от лекарственного отравления, но такую ядовитую особу, шутила Нина, никакая отрава не возьмёт.

На этот раз скорую вызвали для наследника сего благородного семейства — мистера Джозефа Крикла. Ушибленная им вчера левая лодыжка распухла так, что стала вдвое толще правой. У него оказались вывих и сильный ушиб. Меня бы, конечно, больше обрадовал перелом, но Джозеф и с такой травмой не мог ходить за мной по пятам. Во всяком случае, ближайшие пару недель.

Заступничество Нины спасло меня от обвинений, но не от выразительных взглядов тёти, для которой моё присутствие на месте аварии уже было доказательством моей причастности к случившемуся. Что-то подсказывало мне, что её подозрения не лишены оснований. Ведь перед тем, как Джозеф упал, я пожелала ему переломать ноги. Никакого чувства вины я по этому поводу, естественно, не испытывала. Мне хотелось провести выходной с максимальной пользой.

День выдался ненастный. То и дело налетал ветер, который приносил холодный дождь, смывающий с улиц и без того редких прохожих, но, увидев, что я надеваю плащ, тётя даже не поинтересовалась, куда я собралась в такую погоду. Чем старше я становилась, тем реже тут интересовались, где я и что делаю. И меня это вполне устраивало. Впрочем, спроси они меня, куда я иду, я бы не стала скрывать, что хочу сходить в городскую библиотеку. Во-первых, мне надо было кое-что посмотреть к реферату по истории, а, во-вторых, я решила последовать совету Нины и поспрашивать библиотекаря о своих предках.

СЕМЕЙНЫЕ ТАЙНЫ

Городская библиотека располагалась в старом кирпичном доме с железной крышей, железными балконами, узорчатыми железными решётками на окнах и замшелыми стенами. Здание явно находилось в аварийном состоянии, и особенно это чувствовалось, когда, миновав стоптанное каменное крыльцо, ты оказывался в холле с пятнами на грязном потолке. Похоже, крыша тут протекала при каждом ливне. Половина ламп не работала, а тишина стояла такая, будто всех отсюда эвакуировали, забыв выключить свет и закрыть двери на замок. Я вдруг подумала о том, что весь этот городок напоминает некую опасную зону, откуда все разъезжаются. Мы тут лишь потому, что больше некуда деваться... Нет, только не я. У меня было такое чувство, что я оказалась здесь, поскольку должна была оказаться именно здесь. В этом городе, в этом чёрном доме...

— Проходите, проходите, юная леди!

Похожий на гнома седой старик улыбался мне, перегнувшись через перила винтовой лестницы.

— Повесьте плащ на вешалку и поднимайтесь сюда. В залах первого этажа сегодня нет света, но вряд ли вам там что-нибудь понадобится. Там у нас городской архив, юридическая литература и прочая скукота... Сегодня вы первый посетитель, а, учитывая, какая нынче погода, скорее всего, окажетесь единственным. Хотя, сейчас тут в любую погоду пусто.

— Боюсь, что мне нужен именно первый этаж, сэр, — сказала я, снимая плащ. — Меня интересует история моей семьи, а это ведь как раз должно быть в архивах. Моя фамилия Морган.

— Морган... — произнёс гном после небольшой паузы, не то переспрашивая, не то отвечая на какие-то свои мысли. — Я как раз нашёл об этой семье всё, что только мог, и отнёс к себе наверх. Историей здешних Морганов недавно интересовался молодой джентльмен из дома ? 8 на Болотной улице. Джозеф Крикл. Я запоминаю всех, кого регистрирую, и уже никогда не забываю. Вы случайно с ним не родственники?

— Да, сэр, но...

— Зовите меня мистер Чидл. А как ваше имя, юная леди?

— Гвендолен. Мистер Чидл, мы с ним действительно родственники, но я пришла сюда сама по себе. Я и не знала, что он всем этим интересуется.

— И судя по всему, вам это не нравится, — лукаво прищурился библиотекарь.

Поднявшись по лестнице и оказавшись рядом с ним, я обнаружила, что на голову выше его.

— Джозеф — сын моего дяди по матери, мистера Томаса Крикла. А фамилия Морган в этой семье всегда передавалась только по женской линии. Я — Морган.

— Кто бы сомневался, — улыбнулся мистер Чидл, нацепив на нос очки и окинув меня внимательным взглядом. — Вы очень похожи на свою матушку. Те же дивные серые глаза и роскошные тёмные волосы.

Признаться, я даже растерялась. В семье Криклов мои волосы обычно сравнивали с вороньими перьями и чёрной паклей, а глаза считали бесцветными и холодными.

— И тот же тонкий стан, — добавил старик. — И загадочная бледность. Фамильная внешность женщин из рода Морганов. Они всегда были стройными и белокожими. Все горожанки завидовали им, потому что солнце не оставляло на их коже ни загара, ни веснушек... Однако, я совсем тебя смутил, дитя моё. Пойдём в читальный зал. Это самоё тёплое помещение в библиотеке. Ты промокла и замёрзла, а я как раз собирался выпить чаю.

Я не сразу поняла, что меня смутило в комплиментах библиотекаря. Вообще-то они были мне приятны, но во взгляде старика и в его интонациях сквозила настороженность, едва ли не страх. Он словно спешил задобрить, расположить к себе человека, от которого можно ожидать чего угодно.

Читальных залов на втором этаже было два, но свет горел только в одном, маленьком. Тяжёлые шторы на окнах, лампы в матерчатых абажурах и старинный камин придавали ему уют. Камин, правда, не работал. Зал обогревали две электрические печки. Чай мы пили за большим деревянным столом с конторкой. У библиотекаря оказались пара сэндвичей, пачка галет и банка яблочного варенья. Я вдруг поняла, что очень голодна. За завтраком в обществе тёти, дяди и Лолы, который прошёл в глубоком враждебном молчании, я почти ничего не ела, но я вообще ела мало, так что неожиданно проснувшийся аппетит удивил меня саму. Наверное, сказалось радушие старого библиотекаря. В кои-то веки я сидела за столом в приятной компании.

— Сперва этот юноша искал всё, что есть в библиотеке о кельтской магии, потом углубился в историю Морганов. Как-то странно... То есть, казалось бы, ничего странного в этом нет — в том, что человек заинтересовался предками, но... Он рылся в книгах с видом хищника, который вынюхивает добычу. Я предложил ему "Книгу Неметен" — она написана в прошлом веке вашей прапрапрабабкой, которая вела семейную хронику, но он сказал, что нашёл такую в библиотеке их особняка, к тому же он хотел бы побольше узнать о последних Морганах. Бабушка умерла десять лет назад, но она, мол, с семьёй почти не общалась.

— Я и не знала, что эта книга есть в библиотеке моего особняка...

Библиотекарь улыбнулся, заметив, как я подчеркнула слово "моего".

— Это действительно мой дом, мистер Чидл. Часть моего наследства. Последнее, что от него осталось. Видимо, мой двоюродный братец спрятал эту книгу у себя, так же, как и все книги о кельтах.

— Кажется, твой кузен помешан на магии, — заметил мистер Чидл, наливая нам по второй чашке чая. — Опасная одержимость. Скажу тебе откровенно, милая Гвендолен, в Блэквуде, да и вообще в герцогстве давно уже считают, что основная причина бед в семье Морган — именно магия. Говорят, она помогла вашему роду разбогатеть, обрести небывалое могущество, но потом она же стала и причиной... неудач.

— Наверное, вы хотели сказать вымирания, мистер Чидл? Мама умерла совсем молодая, бабушка дожила до преклонных лет, но не до глубокой старости, а врачи даже не поняли, от чего она умерла. Я в детстве была такая хилая, что думали, не доживу и до начальной школы. К глубокому сожалению тёти и дяди, жива до сих пор.

— Последняя Морган из Блэкхолла, — задумчиво глядя на меня, произнёс библиотекарь. — В мире много Морганов, поэтому здешних обладательниц этой фамилии обычно называли Морган из Блэкхолла. Вот что, Гвендолен... Знаю, что это некрасиво, ужас как не люблю обманывать, но, пожалуй, в данном случае позволю себе это.

Порывшись в нижнем ящике огромного стола, мистер Чидл достал кожаную папку.

— Вот всё, что я отыскал в архивах о семействе Морган. Мой предшественник, мистер Джаспер, говорил, это всё, что осталось. Слишком много было тех, кто хотел стереть память об этой семье, и почти все сведения о ней уничтожены. Твоему кузену я скажу, что ничего не нашёл, а ты спрячь всё это у себя, прочти и сделай выводы.

— Спасибо, мистер Чидл. А можно ещё что-нибудь о кельтах?

— Конечно, дитя моё. И "Книгу Неметен" возьми. Думаю, у тебя есть право на информацию о своей семье, и очень некрасиво, что кузен скрыл от тебя эту книгу. Кстати, её, кажется, всего два экземпляра осталось. Этот и тот, что в твоём доме.

Мне понравилось, что он сказал "в твоём". Я попросила у библиотекаря ещё пару книг о войне Алой и Белой Роз — для школьного реферата, и отправилась домой.

Дождь закончился, ветер утих. Пока мистер Чидл искал мне книги по истории, даже выглянуло солнце, но когда я вышла на улицу, последние его лучи растаяли в тумане, который вместе с влажными испарениями поднимался от земли, разрастался и сгущался так стремительно, словно какой-то неведомый маг спешил спрятать Блэквуд, отгородить его от всего остального мира. Пахло мокрым камнем и прелой листвой, мощёная улочка сужалась вокруг меня, а её конец уже терялся в тумане, выползающем из-за домов, садовых оград и зарослей какого-то кустарника. Листьев на нём почти не осталось, но те, которые ещё цеплялись за чёрные от влаги ветки, что-то мне напоминали... Да ведь такие же были на тех кустах в таинственном саду. Только там ещё были чёрные розы. Здесь их, наверное, все срезали. Или здесь они вообще не цвели? В том саду всё не так, как в привычном мире. Не совсем так.

Когда я свернула на Болотную улицу, туман уже добрался до колокольни собора и башни на городской ратуше. А сверху на них медленно спускалась очередная дождевая туча, похожая на сгусток тумана, более тёмного, чем тот, что окутывал город снизу, постепенно превращая его в какое-то призрачное царство. Даже звон колокола, созывающего на вечернюю молитву, казался не таким громким, как обычно. Только я об этом подумала, как, словно вторя умолкнувшему колокольному звону, на городской ратуше забили часы. Удар был оглушительно громким, но он тут же умолк — как будто бы стремительно отдалился, унесённый порывом ветра, и башня скрылась в тумане. Как и главный собор. И весь город. Заполонивший Блэквуд туман поглотил всё — цвета и звуки. Только мой дом чернел в конце улицы чётким силуэтом. Только он казался настоящим в этом мире теней. Вернее, он был той тенью, которая, как вампир, высасывала жизненные соки из всего окружающего и обретала материальность, отнимая её у других.

Но что это? До дома оставалось не более двадцати метров, когда он начал дрожать и колебаться в воздухе, постепенно растворяясь в тумане. Не успела я испугаться по-настоящему, как это прекратилось. Дом снова стал чётким и реальным. Однако вокруг него всё изменилось. По обе стороны от крыльца возвышались мелы. Чёрные клёны, которых я тут никогда не видела. Как и темнеющего за домом сумрачного сада... Или это тот сад, где я побывала неделю назад?

Не найдя дверного колокольчика, я не удивилась. Я уже знала, что дом сейчас не такой, каким был, когда я покинула его три часа назад. Дверь оказалась не заперта. Пустой холл с мерцающими в полутьме зеркалами встретил меня молчанием, в котором, однако, не ощущалось ни враждебности, ни отчуждённости. Напротив — я чувствовала, что пришла туда, где меня ждали, но не бросаются навстречу, поскольку мой приход воспринимается тут как нечто обыденное. Как возвращение хозяина с прогулки или из деловой поездки. Неважно, сколько она длилась, неважно, что всё вокруг изменилось — и город, и мир за его пределами. Я всё равно вернулась в свой дом, и то, что он мой, является чем-то неизменным. И хотя в этой неизменности было что-то зловещее — как в тишине старого кладбища с намертво вросшими в землю надгробиями, страха я не чувствовала.

И гостиная, и прочие комнаты выглядели не так, как в привычной реальности. Я видела и знакомую мебель, и явно более старую. Вернее, более старинную, чем та, что окружала меня здесь уже полгода, хотя и нынешняя мебель уже могла считаться антиквариатом. Ни намёка на электричество. Только свечи в огромных канделябрах. Ни одна из них не горела, но время от времени мне казалось, что в соседней комнате вспыхнул слабый свет. До меня вдруг доносились приглушённые голоса, смех... И тут же умолкали, растворялись в сумеречной тишине. Войдя в комнату, где мне только что чудились голоса и свет, я находила её пустой. Порой что-то мелькало в зеркалах, но вскоре я понимала, что это всего лишь игра света и тени за высокими окнами, выходящими в сад. Там угадывались тёмные силуэты деревьев, окутанные странным серебристым светом. Иногда он менялся, приобретая лиловый и золотистый оттенок, становясь чуть ярче, просачивался в комнату, и блики на всех отражающих поверхностях затевали танцы с тенями. Весь дом был полон теней. Они стремительно проносились мимо меня по коридорам, то и дело появлялись в зеркалах — какие-то смутные, безликие образы. Они не пугали меня. Я пыталась их получше разглядеть, но они скрывались, уходили в глубь зеркал, играли со мной. Или не решались показаться.