Взгляд наискосок (сборник минификов по Гп)

— Если тебе интересно, то ты ничего из этого не запомнишь, — кровожадно ухмыльнулся Гарри. Северус Снейп впервые, глядя на Гарри, ощутил леденящий ужас.

— Если тебе слегка повезёт, то будешь жить рядом с Локхартом и наслаждаться, помогая ему отвечать на фанатские письма.

Он промедлил перед началом намеченного колдовства. Соблазн продолжить монолог был непреодолим. Неудивительно, что все злодеи в фильмах и книгах отстаивали это право. Было что-то влекущее в объяснении кому-то, насколько глубокая задница его ожидает.

— Ты думаешь, что я не останусь безнаказанным. Забыв, что Дамблдор убежал два дня назад. Его нет, чтобы спасти тебя, Снейп. Кхе-кхе, если подумать, то скорее всего поэтому ты "забыл" меня здесь вместе со стоящим на столе думосбросом. Дамблдор мог бы тебе что-то сказать, но его нет. Смешно, да, самому попасться в заботливо вырытую для другого яму? Ну кто побеспокоиться расследовать, что с тобой на самом деле случилось? Амбридж? Даже не смешно.

— Даже если Дамблдор вернётся, не так уж трудно будет всё объяснить. — Гарри скривил лицо и продолжил слезливо и взволнованно. — Простите, профессор Дамблдор. Я не знаю, что случилось. Мы тренировались в окклюменции, как обычно, и я так пытался вытолкнуть профессора Снейпа из моей головы, что собрал всё своё желание и вроде как... Толкнул. Я только пытался отбить его легилиментскую пробу, и меня до жути удивило, что он отлетел и ударился головой. Я не знаю, почему он ничего не помнит. Может быть тот удар головой, или... Ну, я пытался сосредоточится на желании убрать его из моей головы и так не хотел, чтобы он знал мои мысли, и... Может мой случайный выброс магии стёр ему память... Вы думаете такое возможно? Я никому не говорил... Вас не было и... Нельзя было позволить Амбридж узнать, она бы меня исключила из школы. Мне очень, очень жаль!

Гарри отбросил слезливый вид и продолжил глумиться над Снейпом.

— Держу пари, ты сейчас жалеешь, что не учил меня окклюменции на самом деле. Какая жалость, что мне пришлось выяснять самому. И вот, что можно было сделать? Несчастные случаи весьма часты в таких ситуациях. Бедненький старенький Снейпушко, ты должен был догадаться, — хихикнул Гарри.

— На самом деле, я собираюсь, так сказать, вырвать страницу из твоей книги — вытащить это событие из своей памяти и спрятать его в безопасности от пронырливых легилиментов. Не в думосбросе, нет, нет, нет... Это было бы очень глупо, — Гарри помахал пальцем перед лицом Снейпа.

— Да, пока я не забыл, — Гарри ещё раз обмотал трансфигурированный платок вокруг кулака и вогнал его со всей силы в живот профессору. — Это за обзывание моей матери грязнокровкой, козёл сальноволосый. Так, глянем — ты перевернулся в воздухе и ударился лицом о стену. Оставляем. Ступефай. Обливиэйт, обливиэйт, обливиэйт. Ох, и просто для уверенности, — Гарри промедлил, собирая всю злость, желание и, как он надеялся, магию, чтобы заклинание получилось как можно мощнее. — Обливиэйт!

Несколькими махами уже своей палочки он убрал верёвки, отменил трансфигурацию кресла и все свои чары в кабинете. Сломал палочку Снейпа и бросил остатки в камин. Перетащил Снейпа так, чтобы создавалось впечатление, что он споткнулся лицом в пол, а палочка отлетела в огонь. Пожав плечами, возможно, не стоит быть таким логически последовательным, вряд ли кому будет до этого дело. Хотя, какая разница? Пока никто не сможет связать его с происшествием, совершенно неважно, что там другие будут думать.

Гарри покинул комнату, даже не обернувшись на сломанную и слюнявую куклу, ещё час назад бывшую ужасом Хогвартса.

* * *

Долорес Амбридж смотрела на Джона Долиша в совершенном изумлении.

— Этого не может быть, — воскликнула она. — Кто сам себе делает такое?

— Боюсь, что доказательства неопровержимы, мадам Амбридж. Пусть палочка профессора Снейпа почти уничтожена, возможно его собственной рукой, мы смогли убедиться, что последнее заклинание было чарами памяти. Очевидно, что личные демоны доконали его, и он попытался отобливиэйтить себя. Полностью соответствует тому, что мы про него знаем. Все говорят, что он был очень неприятной личностью, одиночкой без близких друзей.

— Но... Но что насчёт слов мальчишки Малфоя, ранее видевшего его с Поттером?

— Он утверждает, что Поттер посещал исправляющий урок зельеварения, который при нём отменил профессор. Это вовсе не означает, что Поттер имеет отношение к происшествию со Снейпом, мадам. Какие бы инсинуации мистер Малфой ни возводил. Кроме того, я взглянул на личное дело мальчишки до разговора с ним. Его оценки в ЗОТИ среди самых низких среди одногодок. Он бы никогда не смог сравниться с профессором Снейпом, по слухам, большим талантом в тёмных искусствах. Боюсь, что все травмы профессор нанёс себе сам, — заключил Долиш.

— А Снейп? Куда он теперь? — ради проформы спросила Амбридж. Действительно, ей лично беспокоиться не о чем.

— Отправится в палату Януса Непомнящего, полагаю, — безразлично пожав плечами, ответил Давлиш.

Признательность и долг (After the Final Battle)

Я хочу убить Рона Уизли. По-настоящему. Часто ловлю себя на фантазиях об убийстве. Не быстром и милосердном, наподобие смертельного проклятия. Нет. Я хочу убивать медленно. Он должен мучаться. Мне хочется задушить его, медленно передавливать ему горло и наблюдать, как гаснут глаза с каждым провалом попытки вдохнуть воздух.

Не смотрите на меня так. Честно скажите, заслуживает ли он жить после всех своих испражнений? Не забудьте, что наказание за дезертирство во время войны — смерть, без вопросов, я так думаю. Так было, и лишь совсем недавно армия стала либеральнее. Но пока в магическом мире наказания более средневековые.

Да, да, я знаю, мы не в армии. И да, он вернулся. Но этого мало. Мы были на войне, и рыжее ничтожество бросило не только меня, но оставило в смертельной опасности девушку, про которую заявлял, что любит. Разве не требует такое поведение наказания?

— Как у тебя язык поворачивается, говорить такое? — спросите вы. — Разве он не твой лучший друг после встречи в Хогвартс-Экспрессе?

Нет, мы не были друзьями.

Да, встретились в Хогвартс-Экспрессе. Но друзья — извините. Думаю, он считал именно так, но со своей стороны не вижу большой дружбы.

От меня почти не требовалось усилий выглядеть дружелюбным. Он был полезен. Три его старших брата всё ещё учились в Ховартсе. Один — староста, а пара близнецов — сущие проныры, но с которыми можно найти общий язык. Оттолкни я тогда Рона, и заполучил бы во враги ещё троих, которым по силам сделать моё школьное существование убогим. Оно мне надо, ещё и в школе на пустом месте организовать против себя банду как у Дадли? Вместо этого я сразу заполучил трёх дополнительных союзников по цене одного. Пусть Перси не окупился, но близнецы с лихвой отработали и за него тоже.

Рон оказался хорошим буфером, и одновременно был и остался ревнивым идиотом. Ему никогда не нравилось моё общение с другими, и его раздражающее поведение оттолкнуло заметное их число за годы нашей "дружбы". По моему мнению получалось хорошо — большинство людей мне не нравятся, не нравится болтаться с ними рядом, особенно когда я могу побыть один. Попробуйте просидеть десять лет детства в чулане Дурслей-тюремщиков, а я посмотрю, как легко и просто вы будете общаться и насколько окажетесь приспособлены к жизни вне чулана.

Однако, если я сидел один в гостиной Гриффиндора, то меня захлёстывали волны желающих поболтать ни о чём, чтобы наладить контакт с мальчиком-который-выжил. Болтовня, хм, хм и ещё хм. Не выношу. А когда я сидел с Роном Уизли — никакого беспокойства, любой человек с крупицей разума избегал его. Начни партию в шахматы, и даже с ним не надо разговаривать.

Это на самом деле смешно. Рон действительно считает себя великим шахматистом. Ха! Играет он очень просто и предсказуемо. Я мог выиграть у него в любой момент, но, естественно, не выигрывал. Слишком хорошо я его знаю. Начни я хоть изредка выигрывать у него, и всё, конец спокойным временам, Рон тут же бросил бы играть со мной. А так, мне почти не нужно было следить за игрой, всего-то не сливать партию в самом начале. В обмен на свободу думать о своём.

Нельзя сказать, что он оставался внакладе. Кроме отблесков и доли моей славы и внимания, я спас не только его жизнь, но жизни его отца и сестры.

В качестве благодарности он предал меня. Не в первый раз. Дезертировал. А до этого доказал свою полную бесполезность в охоте на крестражи. Ничего не делал, ничего не предлагал, только ныл и высказывал претензии. Постоянно. А потом сбежал поплакаться мамочке под подол.

Всё ещё считаете его достойным жить? Нет? Хорошо. Рад, что вы согласны.

Вижу потрясение и полное неверие на ваших лицах. Это не может быть Гарри Поттер. Не может быть тот мальчик, кто отправился в лес в готовности умереть. Готовый пожертвовать всем ради друзей.

Вы правы, я не такой.

Я уходил в лес не в ожидании смерти. Во-первых, это бессмысленно. Я бы умер, потом Волдеморт пришёл бы в Ховартс и всё равно, вопреки любым своим обещаниям, убил бы всех, кого захотел. Идиотски бессмысленно дать возможность заклятому врагу, чуждому всех и всяческих правил, просто так убить себя. Да и зачем мне жертвовать собой ради безмозглых и покорных любому дураку овец волшебного мира, которые мою прогулку в лес уже на следующий день превознесли как самопожертвование ради них. Что они вообще сделали для меня, чтобы я ощутил хотя бы дуновение подобного желания? Ничего. А вот ради неприязни и даже ненависти к себе — слишком много.

О, кое-что из слухов верно. Снейп отдал мне кучу воспоминаний. Мне повезло, что я нашёл его умирающим. Но не повезло, чтобы добить его самому, в жизни обычно "жри, что дают". Я просто хотел убедиться, что он точно умрёт, и добил бы его сам, если бы оставался хоть малейший шанс ему выжить. Мне не повезло. Жаль.

Он передал мне кучу воспоминаний. И да, в них предлагалось мне позволить Волдеморту убить себя. Да вы что? Вы поверите Снейпу хоть в чём-то? Особенно в таком важном вопросе? Ни хрена подобного. В конце концов, воспоминания можно подделать. Даже если он не способен правдоподобно придумать их, то у него были все возможности сочинить их с нуля. Тот разговор с Дамблдором — кабинет директора был в его полном распоряжении весь год. Можно взять кого-то похожего и подделать весь разговор. Оборотке нужна часть тела от живого донора, но наложите Империо на Аберфорта, поправьте слегка внешность, отрепетируйте и — вуаля — непринуждённый разговор с покойным Альбусом Дамблдором. Никакой достоверной отметки подлинности времени воспоминаний в думосбросе просто нет. Ни за что на свете не собираюсь верить словам или воспоминаниям Снейпа.

Зачем я пошёл в лес? Это просто. Пошёл убить Волдеморта. Послал нахрен дебильное утверждение, что надо сначала уничтожить крестражи. В самом деле, как изменится результат, если сначала кокнуть мальчика Томми, а уже потом Нагини. По-моему, никак. Старина Том Риддл оказался достаточно любезен, чтобы остановить бой и сообщить мне, где он точно находится. Я не собирался упускать такой шанс. Мы всё-таки были в полушаге от поражения и захвата Хогвартса его бандитами.

Поэтому я тайком пошёл в лес. Благодаря мантии-невидимке мне удалось подобраться к нему очень близко. Я оказался в идеальной позиции и выдал своё самое лучшее взрывное проклятие, которое могло распылить человеческое тело в кровавый туман. Промазать было невозможно, я бил в спину и наверняка.

И промахнулся.

Совершенно не понимаю, как ему удалось, но у грёбаного мудака невозможная скорость. Как будто он почуял заклинание ещё в палочке. Его уклон и разворот виделись размытым пятном, настолько быстро он крутанулся и выпустил в меня смертельное проклятие.

И не промахнулся.

Я умер. Попробуйте остановиться и почувствовать тяжесть утверждения. Я умер... А потом — да — у меня случился разговор с Дамблдором, в месте, которое то ли было, то ли не было загробным миром или его преддверием. Меня можно было повалить дуновением от взмаха пера, когда выяснилось, что воспоминание Снейпа оказалось правдой. Можно было надавить или надрать задницу Дамблдору, но какой в этом смысл после смерти.

Оставшаяся часть истории почти такая же, как вы слышали. Я вернулся в мир живых и победил Волдеморта на глазах у всех. По какой-то причине объявили, что я убил его экспелармусом. Что за дурость. Даже я не настолько туп, чтобы пытаться применять его в дуэли насмерть. У меня было простое желание — мёртвый Волдеморт, поэтому я воспользовался проклятьем разрыва сердца. Следов не осталось, к тому же у большинства народу квалификация не та, чтобы вот так запросто опознать заклинание, особенно невербальное. Пускай себе. Но экспелармус — это просто тупо.

Вернёмся, однако, к Рону. По-прежнему хочется, чтобы он умер, и я рад, что вы согласились.

К сожалению, я не могу убить его. С каким наслаждением я посмотрел бы на его мучительную смерть. Правда-правда. Почему, ну почему никто не шлёпнул его в бою? Какой-то скорбный на голову бог позволяет жить таким, как Рон, и умирать Фреду, Тонкс и Люпину. В одном мизинце любого из них было больше таланта, чем во всём его теле. Была б моя воля, не задумываясь променял бы его даже на Колина Криви.

Тем не менее я действительно не могу его убить. Почему? Воображаю, как вам интересно. Почему я не могу его убить? Совершенно не из-за дружеских позывов или брезгливости. В конце концов первого человека я убил в одиннадцать. Пусть Дамблдор исполнил арию и танец с саблями, что Квиррелл был уже почти мёртв, но именно мои руки сожгли его дотла. Они крепко удерживали его, когда я уже понимал, что сжигаю его. И он был не один. Ну, что вы. Мы же были в бою. Вы всерьёз считаете, что я кидался только оглушалками во врагов? Ни фига! Я стрелял, чтобы убить. И убивал. Даже бросил считать, скольких я убил. Убить Рона мне легко, невероятно легко. Никаких внутренних препятствий.

Пусть кого-то шокирует, но я не могу его убить из-за Молли Уизли.

Молли Уизли. Невероятно раздражающая женщина. Пронзительно громкая и властная, настаивающая на том, что все вокруг неё — пятилетние дети. Сующая нос во всё и требующая полного подчинения. Я редко могу её вытерпеть дольше самого минимума.

А ещё она — единственная, кто проявлял что-то материнское ко мне.

Для меня она вязала свитера, позволяла оставаться в своём переполненном доме, готовила мои любимые блюда, чинила мою одежду, беспокоилась о моём здоровье и делала покупки для меня. Единственный взрослый человек, пытавшийся заботиться обо мне.

Я видел её боггарта, её самый глубокий страх. Неудивительно, что это были мёртвые члены её семьи. Но что удивило, одним из мёртвых был я. Глубочайшим её страхом оказалось, что семья понесёт урон, и она вместе с сыновьями и дочерью считала семьёй и меня тоже. Для того, кого единственные живые родственники всегда называли нежелательным, такое отношение, как бы попроще, произвело впечатление.

Если есть среди живущих взрослых волшебников кто-то, на кого среагирует моё оледеневшее сердце, это будет Молли Уизли.