Рапа

— Ага, — поддакнул я, постепенно приходя в хорошее расположение духа, — Мед я, Пяточек, буду покупать, а продавать буду свинину..

Света подавилась супом, слизанным с вилки, при воспоминании о Винни-Пухе, предлагавшем Пяточку открыть кооператив "Медок", став его партнером по бизнесу.

— Что будем делать дальше? — спросил я, когда мы выходили из столовой? — Осмотрим местные достопримечательности, если таковые тут, вообще, есть, или тихо и мирно посидим в нашей комнате с видом на непроглядный лес, и поиграем в карты, кои ты, естественно, оставила дома?

Света задумалась, словно не понимая, что вариант тут, собственно, только один. Если я хоть сутки посижу в замкнутом пространстве, да еще и без своего компьютера, то мои похороны не заставят себя ждать.

— Пойдем, поищем соленое озеро? — предложила она.

Дело, в общем-то... Соленые озера я видел разве что по телевизору, так что не отказался бы увидеть что-то подобное и наяву.

Собственно, искать его особо и не пришлось. Мы просто двинулись вперед по самой широкой асфальтированной дорожке, вдоль которой все еще стояли огрызки фонарных столбов, а сам асфальт еще не полностью исчез под слоем медленно наползающей на него с газонов травы. Помнится, у Киплинга была сценка, обрисовывающая, как джунгли наступали на деревеньку... Ну, здесь мы имеем что-то похожее, в миниатюре. Лес поглощал санаторий, а санаторий как-то не особо сопротивлялся. Видимо, сил уже не было.

Озеро открылось перед нами спустя всего пару — тройку минут ходьбы. Громадное, по моим городским меркам, и идеально спокойное, по меркам любым. Мы медленно спускались с лестницы, выводившей нас на тропинку, которая, в свою очередь, вела к деревянному пирсу, и озеро постепенно открывалось перед нами во всей своей красе.

Трудно было угадать, откуда начинается вода, так как почти одновременно с длинным пирсом, вдающимся далеко в озеро и заканчивавшимся широкой деревянной площадкой, начинались и заросли камыша, шириной метров, этак, под десять. Ну а дальше, за ним, уже блестела водная гладь, не колышимая, казалось, ни единым порывом ветра, не смотря на то, что ветерок, порою, все же пролетал над озером, ероша рыжие вихры моей спутницы.

С замиранием сердца мы ступили на пирс. Нет, наши сердца замерли на секунду не от красоты открывшегося нам простора, а по более прозаическим и менее приятным причинам. Санаторий строили при царе, говорите? А доски этого древнего пирса с тех пор кто-то хоть раз удосужился сменить? Первая же доска, досадливо крякнув, прогнулась под моей ногой, отчего я тут же потерял и равновесие, и голос. Света вцепилась в меня мертвой хваткой, опасаясь сдвинуть ногу хоть на миллиметр. Ну и что, что под нами от силы метр, или чуть больше — проваливаться туда, обдирая кожу и ломая конечности, отчего-то особо не тянет.

— Ничего. — заставил себя сказать я, — Люди же ходят, правильно?

Навстречу нам медленно и плавно двигалась пожилая пара, давно разменявшая, вероятно, тринадцатый десяток. Вот уж кто, провалившись здесь, рассыплется, словно карточный домик. Так нет же, идут!

Значит и мы сможем! Наверное...

Раз шажок. Два... Как там в знаменитом фильме "А как же Боб?" Топает малыш по этому долбанному пирсу... Доски прогибались под нашими ногами, но ломаться, макая нас в соленую воду, отчего-то не спешили, и в мою голову начало закрадываться приятное чувство, что все обойдется.

— Кирилл, ты только не прыгай, ладно? — попросила меня Света. — А то я так тут и помру.

— Не тут. — зачем-то уточнил я. — Сначала ты все же провалишься.

С каждым шагом мы двигались все уверенней, и когда пожилая пара поравнялась с нами мы шли уже легким шагом, напоминающим походку сапера по минному полю. Нет, в самом деле, люди же ходят, и не первый век. И никто не провалился... Или все же провалились? Откуда тогда эта дырка посередине пирса?

Спустя еще минуту мы осмелели настолько, что даже начали оглядываться вокруг, правда, все еще ступая аккуратно и держась друг за друга.

Первым, что удивило нас, была урна. Обычная такая бетонная урна, вроде тех, что стоят на автобусных остановках, чтоб алкаши не сперли. Необычного в ней было только то, что стояла она метрах в тридцати от берега — там, где даже на сравнительно плавно уходящем вглубь Бердском заливе, меня уже скрывало водой по самые большие пальцы ног, если нырять вниз головой. Сходу вспомнились строчки из Александра Абдрахманова, о светофоре, установленном в лесу: "Какой дурак воткнул его сюда?" и "Своих вам мало улиц, города?"

Второй удивительный факт прямо вытекал из первого — в том месте, где стояла урна, вода едва скрывала бы мне щиколотки, и по мере того, как мы продвигались к концу пирса, вдававшемуся в озеро, наверное, на сотню метров, глубина не спешила меняться.

— Интересно, как тут, вообще, плавают? — удивилась Света.

— А кто тебе сказал, что тут плавают? Помнится, шофер такси говорил нам только, что здесь невозможно утонуть. Теперь я понимаю, что он имел в виду.

Окончательно усвоив, что пирс не развалится под нашими ногами, а если и развалится, то утонуть нам не светит, мы отцепились друг от друга, и зашагали дальше как и подобает влюбленной парочке — без дрожи в ногах, взявшись за руки, а не обхватив друг друга за шеи, и с выражением безмятежного счастья, а не безграничной паники на лице. Помост завершился широкой обзорной площадкой, доски которой были, пожалуй, чуток надежнее, нежели на подходе к ней. Про перила, прогибавшиеся под тяжестью моего могучего мизинца, я лучше промолчу.

Смотрю налево — твою мать! Смотрю направо — твою мать. Куда ни глянь, повсюду была видна водная гладь, ровная, словно гигантское зеркало. Налево — не меньше километра, направо — километра полтора. Вперед — почти до самого горизонта, и назад — до самого леса, то есть сотня метров, показавшаяся нам на шатких досках марафонской дистанцией.

— Красота, мля! — восхитился я, за что тут же получил подзатыльник от Светы. За что, спрашивается? Я же русский, а следовательно, если верить Задорнову, имею полное право от восхищения материться на солнечную дорожку. Ну и на красоты Карачинской природы, тем более.

За подобные рассуждения я и заработал второй подзатыльник, после чего приуныл и стал смотреть не вперед, а вниз, на воду.

— Ты что, там рыбу ищешь? — участливо спросила меня Света, любовавшаяся полетом чайки, которая, видимо, с перепоя наворачивала вокруг пирса круги, дико вопя от переполнявшего ее счастья.

— ЗДЕСЬ РЫБЫ НЕТ! — замогильным голосом передразнил ее я, — ГОВОРИТ ДИРЕКТОР СТАДИОНА!

— Брось издеваться. Рыбы тут и в самом деле нет, озеро-то соленое, а значит мертвое. В такой соли живность не водится.

— Расскажи это океанским акулам, которые в пресной воде всплывают задом к солнцу. Чаек видишь? Видишь. Чайки жрать хотят? Хотят. Так что они, спрашивается, тут жрут?

Посрамленная Света умолкла и продолжила свои наблюдения за подвыпившей чайкой. Птице явно надоело летать кругами, и она, раскинув крылья, словно советский МИГ, пошла на посадку брюхом о воду.

— Ах, как бы я хотела сейчас скользить по воде белым лебедем. — улыбнулась Света. Нет, все же приятно, когда рядом с тобой человек, который читает твои мысли, а после двух лет совместного времяпрепровождения это случается довольно часто. Телепатия упрощает общение.

— Голым задом в холодную воду. — закончил я шутку. — Ну и фантазии.

Мы вместе рассмеялись, и я покрепче обнял ее, видя, что прохладный ветерок намеревается забраться под рубашку моей девушки несколько раньше меня.

Чайка, между тем, не обращая внимания ни на нас, ни стоявшую неподалеку женщину, плюхнулась задом в озеро, заняла боевую позицию, и принялась периодически макать клюв в воду, явно что-то там вылавливая.

— Ага! — радостно взревел я, — Значит они все таки жрут!

Света привычно посмотрела на меня, как на идиота. Женщина так же отвлеклась от созерцания чайки, дабы наградить меня насмешливыо-критическим взглядом, в котором ясно читалось ее отношение к современной молодежи, явно не чтящей безмятежный покой девственной природы.

— Естественно, жрут. — успокоила меня Света, но тут же поправилась. — То есть, кушают. Что тут удивительного?

— Так рыбы тут нет! — воскликнул я.

— Расскажи это акулам. — передразнила меня Света.

— Акул тут тоже нет. — парировал я. — Зато водится какая-то фигня.

Перегнувшись через шаткие перила мы увидели "какую-то фигню", кою, видимо, и поглощала чайка. Под водой скользили, плавали, бултыхались и т.д. сотни маленьких существ, отдаленно напоминавших не то болотную гидру, не то осьминожков-мутантов. Малюсенькие, не больше двух-трех миллиметров длинной, рыжеватые твари с длинным хвостом и множеством коротких щупалец, расположенных вдоль тела и приспособленных, видимо, не для охоты а для передвижения в воде. Этакий озерный планктон, которым в некоторых местах просто кишело озеро, отчего вода там казалась окрашенной в красноватые тона. Впрочем, планктона этого было не так уж много, зато передвигался он плотными косяками, кружа сейчас под нами и то закручиваясь в спираль, то вытягиваясь в длинную линию.

Мы вновь подняли глаза друг на друга.

— Циклопы, или дафнии. — предположил я.

— А они так выглядят?

— Откуда я знаю? Я недоучившийся голографист, а не энтомолог. Да и какая разница?

Разницы, действительно, не было.

Вдоволь насмотревшись на чаек, надышавшись чуть пропитанным солью воздухом, мы двинулись обратно, осматривать достопримечательности.

Было бы что... Единственное, что стоило осмотра, так это Карачинская питьевая галерея. В просторечии — Карачинский источник, где из трех кранов слева текла холодная вода, а из трех кранов справа — теплая. Как объяснила мне моя лечащая врачиха при заселении — пить стоило именно теплую, так как прохладная Карачинская вода обладала фантастическим эффектом избавления от кашля. В переносном смысле... То есть, как пурген — выпьешь, и кашлянуть больше не рискнешь.

До вечера мы успели обойти и близлежащий поселок, где я долго и упорно пытался сфотографироваться с двумя козлами, которые удирали от меня, как солдаты от танка, и пионерский лагерь под названием не то "Солнечный", не то "Светлячок", не то вообще "Сияющий" — Стивен Кинг отдыхает < Имеется в виду один из романов Стивена Кинга, название которого переводят как "Сияние", "Свечение", или "Сияющий". Повествует он об отеле-монстре, вознамерившемся заграбастать в свои лапы мальчика, обладающего телепатическими способностями. >. В другой стороне был заброшенный санаторий "Бараба", мимо которого мы тоже гордо прошествовали. Я, естественно, предложил забраться внутрь, но мое предложение было отклонено за мотивацией "А на хрена?" Я вынужден был признать, что данный довод нерушим, и согласился: "Тогда не надо".

Вечер наступал плавно и красиво, как это, впрочем, всегда бывает за городом. Тот, кто считает пригородом свою родную дачу, расположенную в часе езды от мегаполиса, подобного Новосибирску, никогда меня не поймет. Да, воздух там уже чище, нежели на городских улицах, но все равно все не так. И небо темнее, и огни города, пробиваясь из-за горизонта, пытаются соперничать с заходящим солнцем. Не то! Ну а главное — здесь, в трех сотнях километров от города, воздух гораздо светлее и прозрачнее, так что солнце, плавно закатывающееся за горизонт, производит совсем иное впечатление. Одним словом, красота...

Жаль только, что мы видели лишь отблески заката — основную картину скрывали от нас деревья... Солнце садилось за соленым озером, а мы были слишком далеко от него.

Света, как всегда, прочитала мои мысли...

— Может пойдем на озеро? Закат сфотографируем...

Идея была привлекательной хотя бы потому, что еще секунда, и ее предложил бы я. Фотоаппарат мы и так не выпускали из рук, периодически споря, какой избрать ракурс, и достаточно ли здесь света для хорошего кадра. Впрочем, лично мне света всегда было достаточно, ибо моя девушка "светила", словно фотолампа, оправдывая свое имя. Помнится, какая-то из подружек как-то подписала открытку на ее день рождения: "Нашей любимой флуоресцентной лампе..." Надо же, слово-то какое вспомнила! Поди курс физики специально перекапывала... Зато по существу.

Угораздило же Светиных родителей дать дочке такое интересное имя, а ее саму при этом еще и учиться на оптика! Да с таким именем слова "светофильтр" как огня бояться надо... Юмор, правда, заключался как раз в том, что имя ей родители дали вовсе не из "светлых" чувств. Скорее, наоборот — в деревенском доме, где они жили в ту пору, слишком уж часто вырубали электричество. Ну и мама, матеря электриков на чем свет стоит, в шутку сказал отцу: "Когда рожу — назовем дочку Светланой! Чтоб в доме всегда было светло!" И назвали... В самую точку — когда она последний раз стукнула мне по лбу подушкой — вокруг сразу так светло стало!... Звезды засверкали!

Мы двинулись к озеру легким прогулочным шагом, и вскоре уже стояли на деревянном пирсе, миновав дорогу по шатким доскам без приключений — должно быть, уже привыкли к отсутствию твердой почвы под ногами.

Отсюда закат впечатлял еще больше — солнце уходило не просто за горизонт, а словно опускалось в ровную поверхность озера. Поразительным казалось то, что солнца было два — одно на небе, а другое — в воде. Собственно, в этот безветренный час двоилось все, что находилось вокруг озера. Его идеально ровная поверхность отражала абсолютно все, не внося практически никаких искажений. Два леса, виднеющихся по краю озера — сверху и снизу. Две чайки, одна из которых летела над водой, другая — по воде. Естественно, два ярких багровых диска солнца, на которые Света уже наводилась фотоаппаратом. Два пирса — более того, каждого столба, поддерживающего его, было по два...

Глядя на озеро я никак нет мог отделаться от мысли, что подо мной не вода. Ну не может вода быть настолько чистой, ровной и гладкой! Она обязательно должна колебаться от движений того же планктона в ней. Вон чайка села на воду — круги пошли но быстро затихли... От чего мне казалось, что это не вода, а что-то гораздо более плотное. Лед? Стекло? Расплавленный металл? Впрочем, вода здесь и так была гораздо более плотной, чем любая другая — это же не просто вода, а соленая вода. Очень, очень соленая! Но все же эта ровная гладь казалась мне чем-то нереальным и фантастическим.

Я смотрел вниз, любуясь на Светино отражение в воде. Вот она в очередной раз проверяет, открыт ли затвор фотоаппарата, вот ищет солнце в видоискателе... Отражение полностью повторяло ее движения. Я перевел взгляд левее, ища свое отражение. Вот перила пирса, вот столб, находящийся прямо подо мной... Я перегнулся через перила, чувствуя себя полным идиотом от того, что не могу отыскать собственное отражение. А Света еще именует меня эгоистом и себялюбом... Не знаю, как на счет эгоизма — ей виднее, а вот себялюб из меня паршивенький, не говоря о том, что Нарцисс и вовсе никогда не выйдет.

Окончательно озадачившись я перебегал взглядом от Светы на столб подо мной, но упорно не видел себя. Моего отражения там просто не было!