Бой местного значения

Староста уже с десяток лет носился с идеей прорыть судоходную канаву — и заполнить овраг водой из реки, заменив тем самым сухой путь на речной. Этого энтузиаста не смущало ничто:

-ни то, что глубина оврага была сажени на три меньше высоты обрыва в реку — если сможем выкопать канаву глубиной в пятнадцать сажен пол версты длинной — что нам на три сажени овраг углубить?

-Ни то, что воды в реке явно не хватит и обмелеют обе — он показывал рисунки ворот которые будут удерживать воду и открываться только перед кораблем

-Ни то, что кузнец сказал — ворота нужны будут из железа.

На одно он не знал ответа — как очистить дно будущего канала — сделать там шаг без топора и пилы было решительно невозможно.

Хотя если татары вздумают вдоль него атаковать — может и помогут горю? Ну, хотя бы сажен тридцать расчистят, пока не надоест?

Нет, по большей части овраг не был неодолимым препятствием — просто, даже вблизи, села можно было заблудиться — слишком часто появлялись новые балки и куда то девались старые — точно и впрямь ведьма под землей ворочалась.

-Дядь, воевода глянь-ка. Глазастый мальчишка усмотрел нечто необычное за спиной.

Из за поворота реки выплывало "чудо", при ближайшем рассмотрении, оказавшееся двумя плотами.

Настойчивость противника вызывала восхищение. После тяжелейшего перехода (ну спали вряд ли стоя, но где придется — точно) вместо отдыха — махать топорами срубая плоты, только во исполнение приказа провести всестороннюю разведку (то есть с воды — тоже).

И вот теперь татары вовсю толкались шестами — пытаясь двигаться против течения хоть и неглубокой (от одной до двух саженей), но отнюдь не ленивой речки. Выглядело это — как галоп в исполнении черепахи: масса усилий, а перемещение все одно — ползком.

Лодии-то — ходили вдоль заболоченного берега, там течения почти не было, но от илистого дна — шестом не оттолкнешься.

Второй номер расчета охнул.

— чем они их связали?

постреленок и тут влез:

— арканами, у них у каждого должен быть и еще целый перечень вещей которых если нет, хоть иголки, хоть сабли — голову долой.

На пацана глянули с усмешкой — дескать заврался, но воевода кивнул — правда. Многие перекрестились — "чудны дела твои господи", за потерю оружия — понятно, но за иголку...

Плоты приближались медленно и не замечали пока опасность — река была 2/3 перестрела даже охотничьего лука, а они еще и под правым берегом шли.

Так, пока ползут, можно подумать: спустили их, скорей всего, вместе с выходом дозора или раньше, рассчитывали, что хоть кто-то проскочит? Проверяли, как охраняется река? Ошибка во времени, скорее всего, из-за того, что против луга гораздо шире, а течение медленней.

Ну, воевода, отдохнул, мальцу байки рассказывая, а теперь занимайся своей работой — думай, а то время идет.

И кого ж к нам принесло? Что не охотников за добычей — ясно, слишком далеко забрались. Мысль про две тысячи — пока отложим, слишком рискованно загонять сразу тысячи, и нет тут для них цели: ни города, ни крепости, ни войска, а в лесах и болотах сгинет как один человек, так и тысяча.

Думай, вот ты — темник, узнаешь, что можно обойти через леса и ударить во фланг. Значит, сначала пойдет передовой отряд, тысяча — много, полтысячи? И желательно, знакомых с лесом — плохо. Что еще, в конце стоит небольшое село, но там могут быть всадники — село на тракте, который и является целью — надо иметь силу, достаточную, чтоб разбить несколько десятков витязей или штурмовать — батуры, тяжелая конница? Хуже некуда, но подтверждается — на разъезде был хороший доспех. Сколько их, если в передовом дозоре два десятка? — не меньше сотни. Что еще — тяжелый переход лесом, ловушки, в конце штурм — полон с собой не потащишь и на месте не возьмешь — хорошо, нам не придется убивать своих. Но это значит — смертники? — опять плохо. Сколько их — сотни две.

В итоге — от 800 воев: 100 батуров, 200 смертников, полутысяча легкой конницы.

Как используют? Стандартная тактика:

сначала перестрелка издали, провокация ложным отступлением, разведка сюрпризов (вроде ям) десятками смертников — не годится, у нас сильные стрелки с дальнобойными луками (как они думают) и машины — значит, просто бросят вместо десятка — больше, имитируя атаку, или просто в атаку, в этом случае надо стоять: 75 самострелов, на 50 метров пробивающих любой доспех, на ста пробивающий кожаный, до 180 метров вполне годится для незащищенных людей и лошадей — посекут вполне качественно. Арбалеты — с 25 м, и нет полусотни, особенно если бить наверняка — в коня. Луки тоже проредят хорошо, а резерв подойдет ближе и не даст прорваться.

Хотя при 3 пиках на метр — пройти могут только защищенные броней и обученные кони.

Значит:

"бескровная волна" — конные лучники засыпают строй стрелами, но сворачивают, открывая удар тяжелой коннице. Стрелкам некуда свернуть, кроме как в проход между холмами, он ведет на обрыв — но это не страшно, успеют встать, рассчитать, чтобы все стрелки успели повернуть — не проблема для грамотного командира, у них — грамотный. Но приказ должен гнать его вперед — мы ему не нужны, мы помеха на пути к тракту.

И он должен торопиться, если затянуть с ударом — засека будет достроена, и придется гонять стрелков по кругу, теряя людей под огнем "лучников" и машин, пытаясь зажечь сложенную из сырых хлыстов засеку — большие потери и невыполнение приказа.

Через "Ведьмин овраг" им дороги не найти — ее я сам не найду (один раз — искал "золото змея", заблудил так, что думал, там навсегда и останусь), там месяц кругами ходить можно.

Значит, надо мне быть здесь — собираться они будут за поворотом, увижу, кто пойдет в атаку. Ждать ночи — им невыгодно, мы на своей земле, и ночь гарантирована веселая...

Ну вот, и плоты доползли, надо же: заметили опасность, отползли к другому берегу, но все равно идут вперед (вернее — ползут).

Лучники дали несколько залпов — без толку, у них даже не щиты от стрел, натуральный плетень соорудили, кто-то уронил шест и все, плоты все равно ползут против течения.

— Воевода, может, баллисту развернуть?

-Зачем, у нас есть маленькие, Марфа, сюда с десятком!

Залп из арбалетов, один, второй, болты с такого расстояния пробивают щиты навылет, на первом плоту никого не осталось, а на втором стоят трое — не шелохнутся, багатуры? Их броне потерявший силу болт не страшен.

Остается последнее:

— Митрофан, если готов, "бей" — на требуше дегтя не пожалели, скрипа нет, слышен только хлопок пращи.

Камень в талант круто забирается в небо — все выше и выше, там вроде и птицы не летают. Затем, повисев чуток, начинает опускаться вертикально вниз — тут сердце у воеводы попыталось уйти в пятки, до пяток не долетело — застряло где-то посредине и забилось там, пытаясь выскочить наружу, а камень все падал прямо на макушку, пока не ударил плот точно посредине.

Фонтан брызг и щепок во все стороны и ... голова над водой!

"в кольчуге плывет" — ахнули дружно, не поймешь кто.

Выкрик десятницы и залп — голова ушла под воду, все.

Марфа берется руками за живот и выдает — "я теперь знаю, о чем бабка говорила — "так спужалась, что мало не родила" — все ржут, ясно, что испугались не меньше, но признаваться неудобно.

А у воеводы мысль:

— Митрофан, не спеши заряжать, пусть думают, что нам на это час нужен.

— Заряжать по-старому?

— Незачем перед боем людей утомлять — постучи в барабан, а они пусть крутят медленно.

Здоровенные лбы ухмыляются, еле перебирая ногами под барабан.

Влазит отрок:

-Дядь Митрофан, как вы его — в первого раза!

— А что тут такого?

— Ну, ведь нацелится надо, рассчитать усе.

— Ты помнишь, на каком холме мы учения прошлый год проводили?

— Там, — рукой вперед.

— А позапрошлый — там, — чуть правее.

— А пять лет назад — на этом.

Митрофан достал из за пазухи книгу:

— Вот они все старые пристрелки. Я, племяш, в любую точку в округе камень положить могу, ну — куда добиваем, а второй — прямо поверх первого.

— Неужто поверх?

— Не всяк раз, но не дальше чем на сажень от первого — так-то.

— Ты же в эту книгу не заглядывал, когда целился — я видал.

— Так все должно быть в голове, а книга — тому, кто после меня стрелять будет — вот так-то.

Воевода отошел посмотреть за поворот — все должно решиться в ближайший час (пока не заряжен требуше), или бросят вперед смертников, или попытаются сразу смести одним ударом, приказы — отданы, осталось только ждать.

Опять ждать.

Воевода спустился с холма к развернутой кухне — в борьбе голодного брюха и здравого смысла победил долг. Нет — нажираться, несмотря на громкий протест желудка, все равно нельзя: если железо в брюхо засадят, оно, конечно, без разницы (хотя мучаться все равно меньше), а вот если просто ударят или конь лягнет, то полная кишка и порваться может, так что — потерпим.

А вот должен же воевода проследить, как работников кормят? И вообще дела идут? — так отож. Правда, чего это воеводу перед атакой в тыл понесло? — так нет смысла тетеревом на току торчать — сидят в лагере татары, а вышли б — сорвалась с верхушки ели стрела с лентой привязанной, ее с холма тот час углядят и сигнал дадут (ох, и много слез пролили девки за ленты эти, что со всего села собирали, но в подушку — в голос, али на людях даже самая последняя дура не сподобилась).

А дела, меж тем, вертелись быстро и четко — молодец староста, все у него споро делается и дело и "дело". Вот одна бригада бездоспешных составив свои косы/вилы в почти не кособокую пирамиду и засучив рукава раскладывает из кучи колоды на лугу, следом за ними идет вторая и перекладывает те колоды на две сажени дальше, третьи поднимают их и складывают в кучу на новом месте — работа кипит, без суеты, но быстро и без ленцы. А вот несколько колод поволокли в сторону — расщеплять клиньями, уже для дела.

Отъехала телега — возчик погнал ее в сторону села, там, за поворотом, несколько мужиков поднимут со дна десяток колод поставят их вертикально подопрут другими и выждав положенный срок погонят назад.

А вот и непорядок обнаружился:

— Ты ж коня так загонишь! — закричал воевода вознице, только что подъехавшей телеги. Тот с размаха хлопнул себя ладонью по башке и суетливо кинулся распрягать, к нему подскочили другие, помогли, обтерли сеном, взяли за повод и начали водить кругами — под косым взглядом обалдевшего от такого внимания коня, который чуть не спотыкался от растерянности, всем своим видом говоря: "Мужики, вы че? Вы че, мужики?!".

Помимо этого староста умудрился решить еще кучу не предусмотренных планом кампании задач: с легким обалдением смотрел воевода на печь с громадным, вмурованным прямо в нее, котлом, в котором что-то жизнерадостно булькало, и десяток котлов поменьше стоящих сверху на решетке, на длиннющий стол человек на 60 из расщепленных плах и такие же лавки (все собрано "на шип"). Все это, под навесом из жердей от солнца, в стороне заканчивается сооружение еще одного такого же навеса, и под ним пацаны слепляют камни глиной, накопанной на склоне холма — создавая какую-то странную, плоскую, небольшой высоты плиту: печь, догадался воевода — на случай дождя, одежу сушить и самим отогреваться.

Воевода бросил взгляд на прошедшую только шестую часть пути, выю требуше и подумал ошарашено — "ежели татарин еще с атакой потянет, то к его приходу тут крепость встанет — аккурат вокруг столовой".

А вот и староста, вместе с попом, тоже на требуше смотрят — в глазах тоска. Значит и здесь разговор будет. Сели за стол.

— Ну что, не идут? — староста.

— Не торопятся, да и нам спешить некуда — каждая секунда, помощь приближает.

Отвели глаза — не верят, в общем правильно.

— Может переговорщика пришлют? За откупным? — поп, вот даже как...

— Латиняне батюшка, тоже под конец откупаться пытались. Помогло?

— Но все же — серебро отдавать не кровь проливать,— опять староста.

— Мне, с моей ротой князю, проще — я из города выйду, как крыш не видно — вы уже за меня не отвечаете, а там — "мертвые сраму неимут". Но вы, как соседям, в спину которым татар пропустите, в глаза смотреть будете? (а они ведь действительно могут прийти — поспрашивать, а потом место солью засыпать). Да и для татар — думаешь, они не поймут, что мы князя предали? А для них нарушивший слово — хуже пса, и никакие законы на него не распространяются. Но, допустим — сдержат они слово, так что в обмен заберут? Скотину, коней, само собой, серебро все подчистую — тоже понятно, товары со складов (а нам за них в холопы идти?), но это все наживное, а вот с девками как? — невольницы в цене у них нынче (Ага, дернулся староста — у него от жены-покойницы только три дочки-красавицы и остались, и тоска из глаз ушла, аж цвет поменяли), и парней заберут — в кошар, лестницы под стены других городов ставить (Ага, дошло и до попа, на годы вперед заглянул — понял).

-А вообще — че зря зубами лязгать, бросят татары косточку — Мир и приговорит. Кивнули согласно — ну и ладно.

Но поп не угомонился.

— А ежели они сами уйдут?

— !??

— Ну там, приказ получат или умрет хан ихний?

— Ну, представим, они сюда ведь два дня по дремучим лесам лезли, по оврагам и тропам звериным — и это только от острога, а к нему — еще день тропами, а потом три дня по тропинкам. А теперь представьте этот путь назад — без припасов, проводников (не упустим мы его боле, хватит того, что раз ушел), с нашими охотниками, которые по лесу легко обгонят, и моими дружинниками вместе с ополчением на плечах?

— Засеки строить и прикрытие оставлять ...

— Ясно это, но кого на засеке оставлять? Кто против двадцати дружинников и трех десятков судовой рати выстоит? А если будут такие — пусть с голоду дохнут, а мы обойдем и дальше пойдем. В общем — нет у них дороги назад, только через нас переступить.

Махмутек тысячник и командир сводного отряда, посланного обеспечить безопасный проход основных сил тумена, смотрел на склонившегося в поклоне командира разведчиков:

— Докладывай, что там у нас с разведкой?

— Урусы разбили плоты своей машиной, два десятка погибли, я задержал переправу.

— Да! Кто ж знал, что у Урусы по реке стрелять могут. Правильно сделал.

— Возьми сотню хромого Али пусть рубят деревья в руку толщиной и вяжут щиты высотой в полтора роста длиной в две телеги. Сделать колеса, установить на щиты к щитам прикрепить дышла, что б можно было толкать перед собой.

— Сотню конницы и разведчиков — переправить на тот берег, пусть двигаются в сторону селения, себя пока не выдавать.

— Как только будем готовы атаковать — дадим сигнал, пусть переправятся возле села урусов и подожгут его, затем подходят с тыла и начинают обстрел, если будет возможность атаковать машины — они должны быть уничтожены.

— Так, приказ ясен?