Гарри Поттер и Кубок огня. Глава 24

Дверь открылась. Гермиона сказала:

— Насчет т...! — и внезапно остановилась, потому что оказалась лицом к лицу не с Хагридом, а с Альбусом Дамблдором.

— Добрый день, — вежливо поздоровался он, улыбаясь им сверху вниз.

— Мы— э-э-э... мы хотели увидеть Хагрида, — сказала Гермиона довольно тихим голосом.

— Да, я так и предполагал, — сказал Дамблдор, и его глаза заблестели. — Почему бы вам не войти?

— О... гм. ...хорошо, — сказала Гермиона.

Она, Рон и Гарри вошли в хижину; Клык бросился на Гарри, как только тот вошел, бешено лая и пытаясь лизнуть его в уши. Гарри отмахнулся от Клыка и огляделся.

Хагрид сидел за столом, на котором стояли две большие кружки с чаем. Он выглядел ужасно. Его лицо было в пятнах, глаза опухли, и он впал в другую крайность, когда дело касалось его волос: вместо того, чтобы пытаться привести их в порядок, они теперь напоминали парик из спутанной проволоки.

— Привет, Хагрид, — сказал Гарри.

Хагрид поднял голову.

— Ого, — сказал он очень хриплым голосом.

— Я думаю, еще чаю, — сказал Дамблдор, закрывая дверь за Гарри, Роном и Гермионой, достал волшебную палочку и взмахнул ею; в воздухе появился вращающийся чайный поднос и тарелка с пирожными. Дамблдор с помощью магии поставил поднос на стол, и все расселись. Последовала небольшая пауза, а затем Дамблдор спросил:

— Ты случайно не слышал, что кричала мисс Грейнджер, Хагрид?

Гермиона слегка порозовела, но Дамблдор улыбнулся ей и продолжил:

— Гермиона, Гарри и Рон, похоже, все еще хотят познакомиться с тобой, судя по тому, как они пытались выломать дверь.

— Конечно, мы все еще хотим познакомиться с вами поближе! — Сказал Гарри, уставившись на Хагрида. — Вы же не думаете, что эта сука Скитер... извините, профессор, — быстро добавил он, глядя на Дамблдора.

— Я временно оглох и понятия не имею, что ты сказал, Гарри, — сказал Дамблдор, крутя большими пальцами и уставившись в потолок.

— Э-э... да, — смущенно сказал Гарри. — Я просто хотел сказать... Хагрид, как ты мог подумать, что нас будет волновать, что эта... женщина... написала о тебе?

Две крупные слезинки выкатились из черных, как у жука, глаз Хагрида и медленно скатились в его спутанную бороду.

— Живое доказательство того, о чем я тебе говорил, Хагрид, — сказал Дамблдор, все еще внимательно разглядывая потолок. — Я показал тебе письма от бесчисленных родителей, которые помнят тебя со времен своей работы здесь, в которых недвусмысленно говорится, что, если я тебя уволю, им будет что сказать по этому поводу...

— Не все, — хрипло ответил Хагрид. — Не все хотят, чтобы я остался.

— В самом деле, Хагрид, если ты рассчитываешь на всеобщую популярность, боюсь, ты пробудешь в этой хижине очень долго, — сказал Дамблдор, сурово глядя на него поверх очков-полумесяцев. — Не проходило и недели с тех пор, как я стал директором этой школы, чтобы хотя бы одна сова не жаловалась на то, как я ею управляю. Но что мне делать? Забаррикадироваться в своем кабинете и ни с кем не разговаривать?

— Вы... вы не наполовину великан! — хрипло сказал Хагрид.

— Хагрид, посмотри, что у меня есть для родственников! — В ярости воскликнул Гарри. — Посмотри на Дурслей!

— Отличная мысль, — сказал профессор Дамблдор. — Мой родной брат, Аберфорт, был привлечен к ответственности за применение неподобающих заклинаний к козлу. Об этом писали все газеты, но скрывался ли Аберфорт? Нет, он этого не делал! Он высоко держал голову и занимался своими делами, как обычно! Конечно, я не совсем уверен, что он умеет читать, так что, возможно, это не было проявлением храбрости. ...

— Возвращайся и учи, Хагрид, — тихо сказала Гермиона, — пожалуйста, возвращайся, мы очень по тебе скучаем.

Хагрид сглотнул. Еще больше слез потекли по его щекам и запутались в бороде.

Дамблдор встал.

-Я отказываюсь принимать твою отставку, Хагрид, и надеюсь, что ты вернешься на работу в понедельник, — сказал он. — Вы присоединитесь ко мне за завтраком в восемь тридцать в Большом зале. Никаких извинений. Всем доброго дня.

Дамблдор вышел из хижины, задержавшись только для того, чтобы почесать Клыка за ушами. Когда дверь за ним закрылась, Хагрид зарыдал, закрыв лицо ладонями размером с крышку мусорного бака. Гермиона продолжала похлопывать его по руке, и, наконец, Хагрид поднял голову, его глаза были действительно очень красными, и сказал:

— Дамблдор — великий человек. ... великий человек.

— Да, это так, — сказал Рон. — Можно мне попробовать одно из этих пирожных, Хагрид?

— Угощайся, — сказал Хагрид, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Да, он прав, конечно, вы все правы... Я дурак. ...моему старому отцу было бы стыдно за то, как я себя вел. ... — Из глаз потекли слезы, но он вытер их с большим усилием и сказал: — Я никогда не показывал тебе фотографию моего старого отца, не так ли? Здесь. . .

Хагрид встал, подошел к своему комоду, открыл ящик и вытащил фотографию маленького волшебника с черными, как у Хагрида, прищуренными глазами, который сиял, сидя у Хагрида на плече. Судя по росшей рядом яблоне, Хагрид был добрых двух-двух с половиной метров ростом, но лицо у него было безбородое, молодое, круглое и гладкое — на вид ему было едва ли больше одиннадцати.

— Его забрали сразу после того, как я поступил в Хогвартс, — прохрипел Хагрид. — Папа был очень доволен. ...думал, что я не смогу стать волшебником, потому что у меня мама. ...ну, в общем. Конечно, на самом деле я никогда не был силен в магии. ...но, по крайней мере, он не видел, как меня исключали. Умер, понимаешь, на втором курсе. . . .

— Дамблдор был единственным, кто заступился за меня после ухода отца. Устроил меня на работу егерем. ...он доверяет людям, он делает это. Дает им второй шанс. ...это то, что отличает его от других руководителей, понимаешь. Он примет в Хогвартс любого, если у него есть талант. Знает, что люди могут стать хорошими, даже если их семьи не были... ну. ...все это респектабельно. Но некоторые этого не понимают. Есть те, кто всегда будет винить тебя в этом. . . есть те, кто даже притворяются, что у них просто большие кости, вместо того чтобы встать и сказать — я такой, какой я есть, и мне не стыдно. "Никогда не стыдись, — говаривал мой старый отец, — есть люди, которые будут тебя за это винить, но они того не стоят". И он был прав. Я был идиотом. Я больше не буду с ней возиться, — пообщел он Гарри. — Большие кости. Я подарю ей большие кости.

Гарри, Рон и Гермиона нервно переглянулись; Гарри скорее бы прогулялся с пятьюдесятью взрывчатыми тварями, чем признался Хагриду, что подслушал его разговор с мадам Максим, но Хагрид продолжал говорить, очевидно, не осознавая, что сказал что-то странное.

— Знаешь что, Гарри? — сказал он, поднимая взгляд от фотографии своего отца, и его глаза заблестели. — Когда я впервые встретил тебя, ты немного напомнил мне меня самого. Мамы с папой больше не было, и ты чувствовал, что тебе не место в Хогвартсе, помнишь? Не был уверен, что ты действительно готов к этому. ...а теперь посмотри на себя, Гарри! Чемпион школы!

Он мгновение смотрел на Гарри, а затем сказал очень серьезно:

— Знаешь, чего бы я хотел, Гарри? Я был бы рад, если бы ты победил, правда хотел бы. Это показало бы им всем. Тебе не обязательно быть чистокровным, чтобы сделать это. Тебе не нужно стыдиться того, кто ты есть. Это показало бы им, что Дамблдор — тот, у кого все в порядке, кто впускает любого, кто может колдовать. Как у тебя дела с этим яйцом" Гарри?

— Отлично, — сказал Гарри. — Действительно здорово.

Несчастное лицо Хагрида расплылось в широкой, слезящейся улыбке.

— Вот это мой мальчик. ...ты им покажешь, Гарри, ты им покажешь. Победи их всех.

Лгать Хагриду было совсем не то же самое, что лгать кому-то еще. Позже в тот же день Гарри вернулся в замок с Роном и Гермионой, не в силах избавиться от образа счастливого выражения на заросшем бакенбардами лице Хагрида, когда он представлял себе Гарри победителем турнира. В тот вечер непонятное яйцо давило на совесть Гарри сильнее, чем когда-либо, и к тому времени, как он лег спать, он уже принял решение — пришло время поступиться своей гордостью и посмотреть, стоит ли чего-нибудь намек Седрика.