Искра гнева, вспыхнувшая при появлении Самсона и этого Старейшины, переросла в настоящую ярость. Создатель, будь он проклят! Так не должно было случиться! Но мальчик только покачал головой в ответ на ее предложение.

— Это их не спасет. Он хочет убить тебя. Никто другой не имеет значения, но он их раздавит. Убей их в любом случае. Он мне не нравится.

— Тебе не нравится... — Каллен резко замолчал, его ярость утихла так же быстро, как и вспыхнула. Он беспомощно посмотрел на нее, на женщину, которую он теперь знал — знал до глубины души — и любил. Он старался сохранить самообладание, ситуация отрезвила его настолько, что он смог говорить внятно, несмотря на бушевавшие в нем эмоции. — Миледи, нет никакой тактики, которая помогла бы им выжить. Единственное, что их замедлило, — это лавина... Мы могли бы перевернуть оставшийся требушет, чтобы вызвать последний сдвиг.

Она в замешательстве посмотрела на него.

— Мы захвачены врасплох. Чтобы поразить врага... мы похороним Хейвен!

— Мы умираем, но мы можем решить, как это сделать. — Его голос смягчился. — У многих нет такого выбора.

Он пристально посмотрел ей в глаза, желая, чтобы она поняла, как много это для него значило. Даже если в конце концов все было бы напрасно — или если бы они чудесным образом выжили, а она так и не полюбила его в ответ, — он благодарил Создателя за то, что встретил ее. Она с трудом сглотнула, когда посмотрела ему в глаза, и ему показалось, что он увидел...

— Да, это... — странный мальчик снова повернулся к ним. — Канцлер Родерик может помочь. Он хочет сказать это перед смертью.

Каллен с зарождающейся надеждой слушал, как канцлер описывает практически неизвестный путь через горы. Эвана повернулась к нему, в ее глазах тоже горел огонек надежды.

— Что скажешь, Каллен? Сработает ли это? Сможем ли мы спасти их?

Создатель, доверие, которое она оказала ему, потрясло его до глубины души.

— Возможно... Если мы будем отвлекать их и если Родерик укажет нам путь.

Каллен потянулся к ней, делая шаг и сокращая расстояние между ними. Однако, боясь, что прикосновение к ней может повлиять на него, он опустил руку, прежде чем она коснулась ее. Сказанных им слов было достаточно.

— Моя леди, Эвана, что с вашим побегом?

Она отвернулась от него, и все его тело онемело. Она не собиралась возвращаться. Создатель, нет. Пожалуйста, нет. Он сглотнул, его голос был хриплым от эмоций.

— Может быть, ты... удивишься этому? Найдешь способ?

Больше он ничего не мог сказать. Он стиснул зубы, пытаясь взять себя в руки, и отвернулся, чтобы заставить людей двигаться. Если бы он еще немного постоял, глядя на нее, то встал бы у нее на пути. Но они оба знали, что это должна быть она.

Никто другой не мог отвлечь Старейшину на время, достаточное для того, чтобы вывести всех из Хэйвена. Никто другой, кроме того, кто уже пожертвовал многим ради них всех.

Когда он закончил отдавать приказы и заставлять людей двигаться, он вернулся к ней. Теперь, когда он знал, что делать — что должно было быть сделано, — он позволил тренировкам взять верх над своими эмоциями. С годами он научился этому мастерству. Он будет стойким. Он будет командиром, в котором она нуждается, — ни больше, ни меньше.

Указывая вслед нескольким солдатам, выбегающим из церкви, он объяснил:

— Они зарядят требушет. Не отвлекайте внимание Старшего, пока мы не окажемся над линией деревьев. Я подожгу сигнальную ракету, как только мы окажемся в безопасности.

Она не смотрела на него — не смотрела с тех пор, как приняла решение. Она просто повернулась и направилась к двери. Он ничего не мог с собой поделать. Он постарался придать своим словам как можно больше значения, когда окликнул ее.

— Если мы хотим, чтобы у нас был шанс — если у тебя есть шанс — позволь этой штуке услышать тебя!

Дойдя до двери, она, наконец, повернулась к нему, ее глаза ярко блестели от непролитых слез. Он видел в ее глазах страх, но в глубине он также увидел твердую решимость. Затем она исчезла, а ее верная команда последовала за ней навстречу почти неминуемой смерти.

Он тоже жаждал последовать за ней. Создатель, он пошел бы за ней куда угодно. Даже на верную смерть.

Вместо этого Каллен повернулся к людям, его собственная решимость привела его в оцепенение, и он почувствовал, что на месте груди у него зияет пустота. Она доверила ему защищать людей. Он должен был оправдать ее жертву. Позже, когда не останется никакой надежды, он сдастся.

Долг и самопожертвование. Его жизнь не состояла ни из чего другого.

Когда они поспешили спуститься в нижние переходы Часовни, а затем вышли в темную, холодную ночь, он убедился, что его здоровые солдаты захватили столько припасов, сколько смогли унести, благодаря Создателя за то, что у них все еще был доступ к запасам, хранящимся в подземелье Часовни. Он подбадривал и пытался поторопить группу, но многие получили ранения в битве, и продвигались они медленно. Каждый рев кружащего над головой дракона и лязг мечей и доспехов вдалеке заставляли его сердце учащенно биться, когда он представлял себе худшее.

Он обернулся только один раз, приказав лучнику зажечь сигнальную ракету, и огненный след, оставленный драконом, навсегда запечатлелся в его памяти. Затем он увидел огонь из требушета. Подобно атакующему быку, Лавина мчалась к своей позиции, неотвратимая, неудержимая, и дракон исчез в ночи как раз в тот момент, когда пронесся над требушетом и похоронил весь Хейвен. Треск деревьев и грохот падающих камней и снега наполнили его уши, но он все еще высматривал хоть какой-нибудь признак, любой сигнал, по которому она могла бы скрыться, его надежды отказывались умирать даже под гнетом обрушившейся на него реальности.

Что, если бы она выжила? Что, если бы...?

— Каллен!

В темноте он увидел, как Кассандра, Железный Бык, Варрик и остатки его солдат бегут к ним по тропинке.

— Кассандра! Что случилось? — он окликнул ее сверху вниз.

Она покачала головой, пытаясь отдышаться, и схватилась за бок, словно защищая рану.

— Я... не знаю... она приказала нам... уйти, когда прибыл Старший... со своим драконом.

— Я бы не пошел, но она пригрозила, что сама убьет нас, если мы откажемся. Не то чтобы я ей поверил... Но она босс.

Каллен молча кивнул Железному Быку. Он посмотрел на Варрика, но тот не переставал двигаться и, не обращая на них внимания, продолжал подниматься в гору. Каллену было знакомо это чувство. Надежда, которую он питал всего несколько мгновений назад, рухнула, превратившись почти в ничто.

Она не могла выжить.

И все же он, казалось, не мог отказаться от этой идеи. Сдаться означало бы признать, что это было первое светлое событие в его жизни с тех пор, как... с тех пор, как он не мог вспомнить, когда... что-то было у него отнято. Он не мог позволить себе таких неприятных мыслей, когда так много людей рассчитывали на него. Поэтому он цеплялся за этот слабый лучик надежды, даже когда повернулся спиной к Хейвену.

Изодранные в клочья остатки инквизиции часами брели по холоду, и пока они шли, ветер и снегопад усилились, превратившись в настоящую снежную бурю. Тем не менее, Каллен регулярно оглядывался назад, иногда даже подолгу шел позади медленно двигающейся группы, молясь, чтобы он увидел ее зеленую метку, которая следовала за ними на расстоянии. Если бы она выжила, она могла бы легко догнать их... если только она не была ранена. Он вздрогнул и еще пристальнее вгляделся в темноту.

Каллен смутно заметил застывшую усталость и боль на лицах окружающих его людей и объявил короткий перерыв. Он приказал своим оставшимся в живых солдатам развести костры, чтобы согреть самых слабых и уязвимых из них — маги лучше помогали людям, используя свою ману для исцеления или поддержания комфорта, пока духовные целители не смогут справиться с самыми тяжелыми травмами. Вместе со снегом группу окутала почти оглушительная тишина, сравнимая только с удушающей атмосферой сокрушительного поражения.

Он расхаживал по краю лагеря, не обращая внимания на то, что ветер и снег обжигают его лицо, а в голове у него мелькали образы ее тела, изломанного и погребенного под снегом и обломками. Погружение в темноту разума принесло ему другую мысль: Старший похищает ее со склона горы на своем драконе, чтобы медленно убить в своем логове, мучая и калеча. Его желудок сжался, и он издал злобное рычание. Мучительный страх терзал его с каждой минутой, а Вестницы все не было видно. Она не могла быть... о, Создатель, она не могла быть...

— Нет! — резко прошептал он себе под нос. Он не поддастся отчаянию.

Ярость и завывания снежной бури отвлекли его от размышлений, и он вернулся к своей роли командира. Менее чем через час после того, как они разбили свой небольшой лагерь, солдаты изо всех сил пытались поддерживать огонь в кострах на пронизывающем ветру. Им нужно было найти более защищенное место. Итак, он поднял всех на ноги, и они двинулись дальше, все дальше от того места, где он оставил свое сердце. Острая боль поселилась в его груди, усиливаясь с каждым шагом, который он делал, удаляясь от Хейвена, от нее — словно между ними туго натянулась веревка, и с каждым вздохом она вот-вот лопнет.

Наконец, они нашли маленькую, защищенную от ветра бухту в горах. Он помог солдатам установить палатки, которые им удалось сохранить, и развести костры. Затем, когда больше нечего было делать, он встал в караул на краю лагеря, вглядываясь в темноту. Постепенно снег и ветер стихли, и над лагерем снова воцарилась гнетущая тишина.

— Создатель, пожалуйста, если ты меня слышишь... — прохрипел он в ночь.

Его голос дрогнул, но он не дал волю слезам. Еще нет. Он сделал шаг в снег. Затем еще один, словно все в нем стремилось вырваться наружу. Он почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо, и, оглянувшись, увидел, что Кассандра смотрит на него сочувственным взглядом.

— Пойдемте, командир. Давайте поищем нашу Вестницу.

После секундного удивления он бросил на нее благодарный взгляд и побежал за факелом. Несколько солдат, казалось, поняли его намерение и присоединились к ним. Они вместе отправились в путь по снегу, возвращаясь по своим следам. Он пытался не дать надежде разгореться. Шансы на то, что он действительно найдет ее, были очень малы... она могла пойти в совершенно противоположном направлении или упасть в какой-нибудь овраг.

Или погибнуть под лавиной.

Они шли, казалось, несколько часов, расставив факелы широким веером на случай, если она где-нибудь потеряет сознание. Создатель, неужели они действительно зашли так далеко? По крайней мере, это занимало его, даже если и было бесполезно. Несмотря на реальность ситуации, маленький огонек надежды продолжал гореть в его сердце. Если бы я только мог добраться до нее, если бы только она была жива...

Они уже почти добрались до своего предыдущего лагеря, когда краем глаза он заметил вдалеке проблеск света. Пламя надежды вспыхнуло, но тут же сменилось недоверием. Это не могла быть она. Но он все равно повернул в ту сторону и чуть не налетел на Кассандру, когда передал ей факел и, вглядываясь в темноту, двинулся туда, где, как ему показалось, он увидел слабый свет.

Оно вспыхнуло снова — зеленым, мерцающим светом — и по его измученному телу пробежал прилив адреналина.

— Вот! Это она!

Он бросился бежать, когда Кассандра вознесла благодарность Создателю, и внезапно почувствовал благодарность за все те утра в Хейвене, которые он провел, бегая по снегу. Кассандра, что неудивительно, не отставала, хотя ближайшие солдаты следовали за ней медленнее.

Каллен резко остановился и наклонился, чтобы подхватить Эвану на руки как раз в тот момент, когда она упала на колени. Он никогда в жизни не видел ничего прекраснее, чем ее глаза с тяжелыми веками, смотревшие на него снизу вверх, и легкая улыбка, тронувшая ее губы, когда она поднесла замерзшую руку в перчатке к его щеке. Слезы застилали ему глаза, когда он шептал ей слова утешения в темноте.

— Все в порядке. У меня есть ты. — Любовь моя.

Но как только он плотно завернул ее в свой плащ, то почувствовал, что ее рука опустилась, а тело обмякло в его объятиях. Он быстро прижал ее к груди и прижался ухом к ее носу. Его обдало слабым теплым дыханием, за которым последовала волна облегчения.

— Скорее! — крикнул он тем, кто был с ним. — Она без сознания. Мы должны доставить ее обратно в лагерь!

Кассандра собрала солдат, и они быстро расчистили Каллену путь по снегу. Его сердце упало, когда он посмотрел на ее обмякшее тело, и он в гневе бросил вызов Создателю, который приказал вернуть ее к нему только для того, чтобы позволить ей умереть у него на руках. Кассандра, не обремененная лишним весом, побежала вперед, чтобы подготовить целителей. Несмотря на недостаток сна и усталость от битвы, он продолжал идти по их следам, не желая останавливаться даже на короткий отдых, чтобы не потерять ее по дороге.

Когда они, наконец, вернулись в лагерь, в толпе людей, уже взбудораженных, без сомнения, дерзким появлением Кассандры, поднялся общий ропот и несколько вздохов. Однако толпа почтительно расступилась, когда он пробрался сквозь толпу к импровизированному лазарету и осторожно положил ее на приготовленную койку. Солас и другие маги, опытные в целительстве, собрались рядом с ней, как только он опустил ее на землю, и принялись быстро и бесшумно снимать с нее мокрые доспехи, накладывать согревающие заклинания и проверять ее тело на наличие повреждений. Двое из них начали обрабатывать ее явно вывихнутое плечо.

Каллен не мог заставить себя уйти. Однако он понимал, что должен дать им возможность поработать, поэтому просто расхаживал взад-вперед по большой палатке и наблюдал за выражением ее лица в поисках каких-либо признаков сознания. Он заметил, что ее спутники, стоящие за пологом палатки, тоже вопросительно смотрят на него, и покачал головой, показывая, что ничего не знает. После нескольких напряженных минут Солас подняла глаза на Каллена.

— Коммандер, мы еще далеко не закончили, но вы должны знать, что вы с Кассандрой, вероятно, спасли ей жизнь. Она очень слаба и у нее много ранений, но я не сомневаюсь в ее выздоровлении. Однако, если бы вы ее не нашли...

Солас не договорил, и Каллен заметил в глазах эльфа тень самобичевания. Однако слова Соласа были как бальзам на рану в его груди. Что бы он ни думал о Соласе лично, он знал, что эльф искусен в целительстве — он не был бы уверен в ее выживании, если бы у него не было веской причины.

Бросив последний взгляд на ее бледное лицо, Каллен кивнул и, наконец, вышел из палатки к целителям. Он рассказал о состоянии Вестницы тем, кто был ближе всего к палатке, прекрасно понимая, что слухи об этом распространятся по лагерю так же быстро, как и официальное сообщение.

Усевшись у костра недалеко от лазарета, чтобы дождаться ее пробуждения, он склонил голову и вознес хвалу и благодарность Создателю. Женщина, которую он любил, всю жизнь улыбалась ему, подбадривала его, успокаивала его дух и в то же время бросала вызов его чувствам. В тот момент, несмотря на их шаткое положение, для него имела значение только правда. Завтра он будет беспокоиться о судьбе инквизиции.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓