— Именно. Это самое разумное, что они могут сейчас сделать.
— И как далеко они уже оторвались?
— Насколько я понял, 30-40 километров от нас, точнее не скажу, так как эти четверо последний раз видели свой авангард еще позавчера, сразу после пересечения железной дороги.
— Интересно... А когда они становятся на ночевку?
Мотоциклист снова усмехнулся.
— Где-то за час-полтора до заката.
— Где будут ночевать сегодня?
Дитер назвал какое-то село, название которого Нойнер даже не стал запоминать. Ганс тут же полез за картой, Волль уверенно ткнул пальцем в надпись на карте, обозначавшую довольно крупное придорожное село. Нойнер задумался, прикидывая все "за" и "против", затем выдал вердикт:
— Вечером атакуем. Продвигаться вперед осторожно, когда приблизимся к селу, пойдешь в обход. Получишь на усиление минометы. Уйти не должен никто. И посматривай, чтобы партизанский авангард не вернулся в самый неподходящий момент.
Дитрих широко улыбнулся:
— Это будет проще простого.
* * *
Волль не ошибся и на этот раз — выдвижение и сама атака прошли как по писаному. Мотоциклисты и минометчики, описав приличный крюк по редколесью, перекрыли дальний выход из села, скрытно развернувшись на опушке. Саперы, при поддержке самоходок и взвода 15-см пехотных орудий подтянулись по дороге и сходу атаковали. Нойнер не принимал в атаке непосредственного участия, оставшись со своей самоходкой и связистами у опушки леса, слева от дороги. Собственно, его участие и не требовалось — младшие офицеры и гренадеры и так знали, что нужно делать. Внезапность, выучка и подавляющий огневой перевес были на стороне атакующих, в результате бой очень быстро превратился в бойню.
Шум моторов и лязг гусениц приближающегося штурмового отряда заставили всполошиться располагающихся на ночлег партизан. Они даже попытались организовать оборону и стали вновь запрягать лошадей в повозки, видимо намереваясь продержаться до темноты, а затем уйти из села. Но первые же снаряды, обрушившиеся на крайние хаты, перечеркнули все их надежды. Самоходчики Ганса, нагло развернувшись по обе стороны дороги, прямой наводкой снесли несколько пулеметов, попытавшихся дать отпор, после чего саперы ринулись на штурм. Наименее стойкая (или напротив — более сообразительная?) часть партизан, поняв, что отбиться не получится, попыталась спастись бегством, бросившись в сторону темнеющего невдалеке леса, но эта попытка была заранее обречена на неудачу. Мотоциклисты спокойно подпустили бегущих метров на сто, после чего открыли ураганный огонь, буквально выкашивая беглецов. После этого всякое подобие организованного сопротивления было окончательно сломлено.
Штурмовые группы саперов уверенно продвигались вперед, расстреливая всё, что движется, и методично подавляя любое сопротивление с помощью ранцевых огнеметов и большого количества ручных гранат. Прочные дома, в которых обороняющимся удавалось наладить более-менее организованное сопротивление, разносились в щепы из приданных пехотных орудий. От попадания без малого сорокакилограммового снаряда бревенчатый дом взлетал на воздух целиком, от трубы до подполья, осыпаясь затем на землю грудой бесформенного мусора.
Ганс, прислонившись к теплой стенке моторного отсека своей самоходки, следил в бинокль за беспорядочно мечущимися среди пылающих хат и сараев людьми. Кто-то пытался ползком выбраться из села и пробраться к лесу, кто-то отстреливался, многие прятались в погреба... Среди бегающих людей были и вооруженные и безоружные, мужчины и женщины, но одеты все были примерно одинаково — ватники, какие-то телогрейки... Отличить пришлых партизан от местных обитателей было проблематично. Ганс усмехнулся, вспомнив вопрос щекастого саперного унтерштурмфюрера, заданный во время обсуждения деталей атаки: "как поступать с гражданскими?". Сам Нойнер и оба оберштурмфюрера уставились тогда на коллегу, прибывшего в роту с очередным пополнением уже после Сталинграда, как на умалишенного. Лишь секунд через двадцать Ганс, переборов изумление, произнес нейтральным тоном:
— Уничтожить всех, пусть на небесах разбираются: кто там партизаны, а кто нет.
Именно так и поступали сейчас его гренадеры, забрасывая гранатами погреба, с набившимися туда людьми и пристреливая всех, кто выскакивал из подожженных домов и сараев. Пощады не давали никому.
Когда низкое ноябрьское солнце скрылось за лесом, раскинув на расчистившемся от облаков небе кровавое покрывало заката, стрельба уже стихла, но вечерняя тишина, предшествующая наступлению ночи, так и не установилась. Треск горящих домов, грохот обрушающейся кровли и стен, шум моторов, рев перепуганной скотины, ржание лошадей, топот ног, звяканье амуниции и резкие, гортанные команды унтеров нарушали тихое очарование мягких вечерних сумерек. В этот на удивление ясный и тихий вечер, полыхавший на небе, закат дополнялся отблесками пожара, бросавшими причудливые тени на стоящие за селом стога и застывшие между ними самоходки второго взвода. Окинув еще раз взглядом всю окружающую панораму, Ганс опустил бинокль и, издав вздох сожаления, повернулся к радисту — пора было снова браться за работу:
— Связь с подразделениями! Саперам: зачистить район, собрать трофеи. Мотоциклистам: сформировать внешний периметр, выслать дозоры. Бринкманну развернуться на северо-восток и взять на прицел дорогу и опушку леса, самоходки замаскировать за стогами. Всем: доложить о потерях и расходе боеприпасов. Сбор командиров здесь через полчаса. Всё.
Людвиг Ламм, исполнявший обязанности начальника связи, кивнул и склонился над рацией, а Ганс продолжил любоваться завораживающим танцем теней. От этого увлекательного занятия его отвлекло только прибытие остальных командиров его боевой группы.
Первым прибыл Бринкманн, что и не удивительно — задание у него было самое простое. Его доклад, как и доклад прибывшего следом Волля, не отличался разнообразием: потерь нет, расход боеприпасов умеренный. Так что Ганс без лишних разговоров отправил их отдыхать. Последними подтянулись командир саперов оберштурмфюрер Вернер Больтенштерн с командиром приданного ему артиллерийского взвода, их доклад был более обстоятельным. В частности, помимо приличного расхода боеприпасов, особенно дефицитных 15-см снарядов и огнесмеси для огнеметов, имелись и потери в живой силе.
— Четверо убитых и семеро раненых, не считая поцарапанных. Еще шестеро с ожогами, половина — с тяжелыми.
Ганс удивленно вскинул бровь:
— Они что, барахло из горящих хат тащили, что ли?
Сапер скривился:
— Нет, поросенка из горящего сарая добывали. Он там орал как резанный, а эти придурки за ним полезли, как будто он последний на всю округу. Ну, сарай на них и рухнул. А еще трое руки обожгли, пока доски раскидывали, которыми тех первых придавило.
— Жить будут?
— Да. Глаза вроде целы, мясо не обгорело, но бойцы из них сейчас никакие, сам понимаешь. Наш санитар им лошадиную дозу морфия вкатил, а то они орали не хуже того поросенка. Сейчас вроде успокоились, но их надо в госпиталь, срочно.
— Поросенка хоть достали?
— Ага. Вернее он сам выбрался, когда стены рухнули. Парни его поймали, но резать не стали. Говорят: счастливый, пусть живет.
Ганс хмыкнул:
— Ладно, мародеры-недоучки, располагайтесь на отдых, завтра отправим конвой с ранеными, выбери самый потрепанный взвод — пойдут охраной. А мы продолжим нашу охоту. Надо побыстрее заканчивать с этим бардаком — нас ждет Германия!
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
* В качестве эпиграфа использован фрагмент песни Ханса Баумана "Es zittern die morschen Knochen", перевод В.Солоухин.
** Oktoberfest (нем.) — пивной фестиваль, каждую осень проходящий в столице Баварии, Мюнхене.
Глава 2 "Свет факела"
Пока Германия наслаждалась своими победами, "Запад" пребывал в некоторой растерянности. Стокгольмский мир, взбаламутивший всю Европу, не остался незамеченным и за океаном. Сложившееся соотношение сил резко изменилось, чаша весов качнулась в сторону "Оси". Объединенный комитет начальников штабов США и Великобритании оказался перед нелегким выбором. С одной стороны выход Советского Союза из активного противостояния не был сюрпризом — русским и так удалось продержаться дольше, чем предполагалось. С другой стороны, отсутствие неожиданности отнюдь не уменьшало тяжести последствий. Армии союзников были пока не готовы к прямому противостоянию с Вермахтом.
Для полномасштабного вторжения в Европу не хватало ни войск, ни десантных средств, ни самолетов и эскортных кораблей для поддержки и прикрытия высадки. Недавняя вылазка англичан в Дьеппе продемонстрировала всю ту бездну трудностей, которые будут поджидать любой крупный десант на атлантическое побережье. Целая канадская бригада, усиленная танковым полком и батальоном коммандос, поддержанная несколькими сотнями самолетов и легкими кораблями флота, была наголову разгромлена силами местного гарнизона, так и не сумев выполнить поставленные перед десантом задачи. Немцам даже не пришлось привлекать свои оперативные резервы! А что будет ожидать силы вторжения, когда немцы закончат переброску своих войск с востока? Пока СССР сражался, можно было не торопиться, время явно работало на союзников, но теперь ситуация перестала быть столь однозначной. Германия быстро восполнит понесенные потери и преумножит свои силы за счет новых приобретений на востоке.
Перспектива прямого единоборства с отдохнувшей и усилившейся Германией настолько не радовала, что, после начала стокгольмских переговоров, Объединенный комитет даже всерьез прорабатывал идею вторжения в Европу уже в этом году, до прибытия туда немецких подкреплений с востока. Планировалось осуществить высадку в Нормандии или Бретани, захватить один из крупных портов (соответственно Шербур или Брест), и удерживать этот плацдарм, постепенно накапливая на нем силы для прорыва в центральные районы Франции. Плану операции даже успели присвоить название — "Слэджхаммэр". Помимо прочего, не исключалось, что после этого СССР прервет мирные переговоры и продолжит борьбу. На эту тему было даже произведено осторожное зондирование через военное представительство в Советском Союзе. Однако объективные трудности перевесили. Такое решение было признано авантюрным ввиду невозможности спрогнозировать дальнейшее поведение недавнего союзника, уже официально объявившего о выходе из Атлантической хартии и разрыве большинства подписанных ранее военных договоренностей. Сворачивать уже подготовленные операции и ставить всё на карту ради эфемерной надежды на успех посчитали нецелесообразным.
Вместо этого было решено сконцентрироваться на проведении ранее спланированных наступлений, а также усилить подготовительные мероприятия, попутно увеличив их масштаб. Уже в 43-м году США должны были довести свою сухопутную армию до 215 дивизий, а к 44-му году предполагалось сформировать еще сотню с лишним. Кроме того, несколько корпусов развертывались в составе морской пехоты. ВВС должны были создать 20 воздушных армий, в том числе 4 стратегические, укомплектованные тяжелыми четырехмоторными бомбардировщиками. Англия и ее многочисленные колонии и доминионы тоже должны были внести свой посильный вклад. Численность только американских вооруженных сил составила бы 13 миллионов человек — колоссальная сила, которая по замыслу должна была просто раздавить нацистские армии и флоты чередой последовательных ударов.
И первой ласточкой грядущего наступления на "Крепость Европа", о создании которой заявил Гитлер, должна была стать операция "Торч" — факел. Этой десантной операции отводилась важная роль. Как и высадка в Дьеппе, она была своеобразным полигоном по отработке новых методик проведения транспортировки крупных войсковых контингентов и их высадки на вражеское побережье, репетицией грядущего полномасштабного вторжения. Кроме того, в момент немецкого триумфа на востоке, этот зажженный "факел" должен был стать своеобразным маяком, знаком для врагов и союзников. Американские корреспонденты, со свойственным им размахом, окрестили "Торч" первой волной океанского прилива, пришедшего с запада, чтобы затопить дамбу "Атлантического вала", воздвигнутого немцами и их союзниками.
В результате, не смотря на приближающиеся зимние шторма и продолжающие бесчинствовать на атлантических коммуникациях "волчьи стаи" немецких субмарин, огромные колонны транспортов потянулись к берегам Африки — первая масштабная операция совместных американо-британских войск началась. Общее командование всеми силами, предназначенными для высадки, осуществлял американский генерал Дуайт Эйзенхауэр. Морскими силами руководил британский адмирал Эндрю Каннингхэм. Замысел был прост: высадить десанты на побережье Марокко и Алжира, захватить африканские базы, с которых немецкие и французские подводные лодки выходили в свои пиратские набеги, и, совместно с войсками 8-й британской армии О'Коннора, взять в клещи франко-итальянские войска, сражающиеся в Тунисе.
На практике всё было намного сложнее. В разгар "Битвы за Атлантику" с атлантических трасс было снято огромное количество эсминцев и эскортов специальной постройки, которые были брошены на прикрытие войсковых конвоев. Как следствие, потери торгового тоннажа резко подскочили вверх. Пользуясь тем, что маневренные группы эсминцев были отозваны к берегам Африки, а непосредственное прикрытие конвоев не только не усилилось, но даже несколько сократилось, У-боты Дёница активизировали атаки на караваны, проходящие через так называемую "Атлантическую дыру". В результате этот район центральной Атлантики, не прикрытый патрульными самолетами Берегового командования ВВС Великобритании, стал настоящим кладбищем союзных транспортов.
Отнюдь не безоблачно обстояли дела и с самой высадкой. Сопротивление французских кораблей удалось подавить быстро — численное и техническое превосходство союзников сказалось. Несколько эскадрилий французских ВВС также продержались недолго. Зато гарнизоны и особенно береговые батареи дрались упорно, причинив, высаживавшимся в первом эшелоне, американским войскам немало неприятностей. Еще больше проблем десантники союзников создали себе сами. Неопытные экипажи десантных катеров и барж, столкнувшись с сильным прибоем, едва не сорвали всю высадку. Множество этих суденышек перевернулось или просто не смогли подойти к берегу. Другие, потеряв ориентировку, высадили десантников и грузы вдали от запланированных мест.
К этим организационным неприятностям добавлялись обычные на войне незапланированные неожиданности и неучтенные детали. Так, например, в одном из секторов десантирования под Ораном высадку до предела осложнил, находящийся позади барьера из дюн, ров с водой, который не был выявлен во время аэрофотосъемки будущего плацдарма. В результате десантники, едва оказавшись на берегу, столкнулись с абсолютно неожиданным препятствием, задержавшим их продвижение, а прибывшие французские подкрепления и вовсе заставили их отступить, фактически сорвав планы союзного командования в этом пункте.
