Весь день юноша провел в обдумывании этого полусна-полуяви. Он никак не мог понять, что же это было. Если сон, то почему он так ясно и четко все помнил, а если явь — то куда же делись все следы. Ведь не могли же ожоги излечиться всего за те несколько часов, что он спал? В самом деле, он же простой человек, а не какой-нибудь там шэрхэ, у которого практически любая рана заживает за считанные минуты. Он просто терялся в догадках, мучимый одним из самых страшных врагов человечества — любопытством. Это было даже страшнее чем пытки шэрхэ — от них страдало только тело, а не взрывался под сотней противоречивых вопросов и чувств мозг. Естественно, попытка расспросить слуг, приносивших ему еду, ничего не дала: они были так же снуло-индифферентны ко всему, что выходило за рамки их обязанностей, и отмалчивались в лучших традициях глухонемых. Эль даже задумался — а умеют ли они вообще говорить?

Следующая же ночь поставила на его раздумьях жирную точку, ну или скорее восклицательный знак — кому как больше нравиться. И в то же время породила еще больше вопросов. Так же как и в первый раз стоило ему только заснуть, как он был ``невежливо'` разбужен, оказавшись все так же привязанным к кровати. На этот раз в дело, вместо раскаленных прутьев, пошли длинные тонкие иглы, которые шэрхэ втыкал в какие-то особые точки на теле Эля, отчего юноша просто заходился от боли — она была действительно зверской. Правда только сначала, потом, опять скользнув во все то же состояние отстраненного безразличия, Эль практически перестал чувствовать что бы то ни было. Как и в первый раз, почти сразу же после этого, шэрхэ прекратил свою пытку. А на утро Михаэль снова проснулся бодрым и отдохнувшим, и, конечно же, без каких либо следов на теле.

В следующие ночи все повторялось практически с точностью до мелочей, менялись только орудия пыток, которые шэрхэ применял к юноше. Сколько бы не пытался Эль противиться сну и остаться бодрствовать к приходу шэрхэ, но каждый раз в определенный момент он засыпал, что бы снова проснуться связанным. Не иначе в комнату выпускался какой-нибудь сонный газ или что-либо подобное.

* * *

День пролетел как всегда. Скука. Ничегонеделание. Просто лежать на кровати и тупо смотреть в потолок. Или ходить из угла в угол, словно загнанный зверь. И мысли-мысли-мысли. Обо всем на свете — о жизни, о мире, о всем том, что осталось там — за стенами этого особняка. Больше делать было просто нечего. От попыток разговорить слуг, приносивших ему трижды в день еду и убирающих в комнате, он быстро отказался — эти ``зомби'` ни в малейшей степени не реагировали ни на его слова, ни на действия, словно были запрограммированными машинами, а не людьми. Хотя... кто знает, возможно, так оно и было, во всяком случае, раньше, в своей ``прошлой'` жизни, Эль никогда не слышал о людях, служащих у шэрхэ.

Бежать он так же не пытался — это было просто глупо. Мало того, что его (он был в этом уверен) очень быстро найдут, так и это может повредить Ирэн. Кто знает, на сколько шэрхэ мстительны. Да и вряд ли ему бы предоставили подобную возможность, скорее всего, он не выбрался даже из парка. Хоть и казалось, что его никто не охраняет, Эль очень хорошо понимал, что это совсем не так.

И, конечно же, огромное место в мыслях юноши занимал его непонятный хозяин — золотоглазый шэрхэ. Эль никак не мог разобраться, какие чувства тот вызывает у него. Ненависть, злость, ужас? Да, все это было, но в очень уж малой степени. Не на столько, на сколько должно бы. А еще к этим чувствам вплеталось другое, абсолютно неожиданное, и совершенно путающее все остальные — восхищение красотой, грацией и нечеловеческой силой, исходящей от шэрхэ. Из-за всех этих противоречий Элю казалось, что он сходит с ума.

Шэрхэ пытал, связывал, унижал его, причинял ему боль, только за одно это он должен был бы стать первейшим врагом для Эля, но... в тоже самое время, он и проявлял заботу о своей игрушке — лечил, кормил. И пусть ему это, скорее всего, ничего и не стоило, да и наверняка он просто-напросто хотел, чтобы его ``вещь'` прослужила подольше, но Эль был ему даже за это благодарен. У него снова, как он ни пытался ее подавить, появилась надежда — выжить и когда-нибудь вернуться туда, в тот ставший ему чужим мир за окном.

* * *

В эту ночь все повторилось — внезапный, словно бы наколдованный сон, веревки на теле и стоящий рядом шэрхэ, который с сосредоточенным видом раскладывал на маленьком столике на колесах, придвинутом вплотную к кровати, пыточные инструменты. На этот раз это были какие-то остро заточенные крючки и закорючки. И все это как всегда в полном молчании. Почему-то именно это постоянное молчание и всколыхнуло злость Эль.

— Зачем тебе все это? Чего ты добиваешься? — отчаянно выкрикнул юноша, не рассчитывая на ответ, в предыдущие ночь хозяин всегда игнорировал все его вопросы. Он в этот момент словно забыл, что он раб и не имеет требовать от хозяина ответа. Пусть потом накажет, пусть сделает с ним после что угодно, но только ответит... Он хотел всего лишь знать, для чего нужно шэрхэ делать с ним все это. Почему-то Элю казалось, что золотоглазому самому не слишком-то нравиться пытать своего раба. Если это действительно так, то тогда зачем? Он совершенно не надеялся, что ему ответят, но в этот раз, то ли Эль его так сильно достал, то ли просто он устал отмалчиваться, произошло совершенно неожиданное — шэрхэ заговорил.

— Мне нужны твои эмоции. Вернее составляющая их сила, — глубокий бархатный голос пронзил юношу словно электрическим током.

* * *

Тенгри не знал, что же заставило его ответить. За эту неделю полную неудач он, казалось, разуверился во всем. Почему? Что он делал не так? Ни одна книга не могла дать ответ на эти вопросы, а обращаться к наставникам со своей проблемой он не желал. Они, конечно, помогли бы, но вряд ли их помощь осталась бы тайной для всех, а он абсолютно не хотел прослыть полным неудачником. Можно было бы конечно избавиться от этого раба и купить себе нового, но Тенгри был упрям. Да и кто сказал, что подобное не повториться с другим?

* * *

— Эмоции? А причем здесь они? — в голосе юноши звучало удивление. Эль был действительно безумно, бесконечно удивлен и ни как не мог осознать, каким образом связаны эти два абсолютно разных понятия.

После недолго молчания, словно бы решая, нужно ли что-то объяснять своему рабу, шэрхэ произнес:

— Любая переживаемая эмоция — это выделяемая существом сила. Мы можем воспринимать эту силу и подпитываться ею, она нужна нам для того, что бы существовать и для... — в этом месте шэрхэ отчего-то чуть запнулся, но тут же продолжил: — Страх, ярость, ненависть — это самые сильные эмоции, их энергия просто огромна. Так же велика энергия переживаемой боли...

Голос шэрхэ звучал как-то неуверенно, да и выражение его лица, обычно отстраненно-безразличное, сейчас было скорее каким-то грустно-жалким.

Может, потому что Тенгри сам уже не верил в то, о чем говорил?

— Разве? — Видя неуверенность своего хозяина, юноша решил пойти ``ва-банк'`. Раз у шэрхэ что-то не получалось, это означало, что действовать Элю нужно смелее и сейчас. Возможно от этого зависела его жизнь. Он хорошо понимал, что это не может продолжаться до бесконечности. Однажды, в череде бесплодных попыток, шэрхэ может просто напросто все надоесть, и он просто избавиться от своей игрушки.

— Но это ведь не правильно! Самые сильные чувства — это радость, счастье, любовь!

— Счастье? Любовь?

— Счастье — это когда у тебя все хорошо. Ты просто живешь, окруженный дорогими тебе людьми, занимаешься интересным делом, а любые неприятности пролетают мимо, вызывая только улыбку...

Нет. Тенгри конечно знал, что означают эти слова. Теоретически. Но ему всегда казалось, что такие эмоции были настолько малы и незаметны, что их попросту не стоило брать в расчет. Именно так учили его наставники, а уж они-то должны были знать. И сейчас он был весьма поражен, что люди считают иначе. Может он просто чего-то недопонял?

— А любовь?

— Любовь — это когда два человека становятся друг другу дороже всего на свете, когда они хотят быть рядом друг с другом всю жизнь, растить вместе детей...

— Значит, люди делают детей с помощью любви? — со странным выражением на лице произнес шэрхэ. Эль даже вздрогнул от взгляда, брошенного на него золотоглазым: в нем было что-то необъяснимое — глубокая задумчивость, внимание и еще что-то мало поддающееся расшифровке. Юноше казалось, что он смотрит в глаза большому голодному удаву. Постаравшись сбросить с себя оцепенение, Эль поспешил ответить.

— Ну не совсем... любовь и дети не всегда взаимосвязаны, но, в общем и целом, скорее да чем нет...

Шэрхэ все так же продолжал прожигать его задумчивым взглядом, под которым становилось очень не уютно, даже не смотря на то, что Эль старался больше не глядеть в глаза своему хозяину.

— А что означает — ``не совсем взаимосвязаны'`?

Странный вопрос. Эль ему что, лекцию о пестиках и тычинках читать должен?! Мысленно фыркнув и прикусив губу, что бы не рассмеяться и тем самым не обидеть и не разозлить любознательного шэрхэ, юноша постарался собраться с мыслями. Получалось плохо.

— Ну... для того, что бы появился ребенок люди должны заниматься сексом, но сексом занимаются не только ради детей, да и чтобы... кхм... делать это совсем не обязательно любить друг друга...

— Тогда они это делают, что бы почувствовать любовь?

Эль изо всех сил старался не краснеть, ему оставалось только смущенно удивляться тому, куда повернул их разговор. Впрочем, какая бы тема не была он был готов говорить часами, лишь бы только шэрхэ на подольше забыл о пытках.

— Нет, это просто доставляет удовольствие.

Шэрхэ надолго задумался. А потом грациозным движением присев на край кровати чуть наклонил голову к плечу и снова, сверля Эля взглядом своих горячих нечеловеческих глаз, тихо спросил:

— А удовольствие — это, по-твоему, одна из самых сильных эмоций?

Юноша кивнул в ответ, чувствуя легкое беспокойство, но еще не понимая куда клонит шэрхэ. Золотоглазый снова немного помолчал, а затем произнес:

— А как люди занимаются сексом?

От этого заданного с совершенно невинным выражением на лице вопроса Эль едва не поперхнулся воздухом — это было последнее, что он ожидал услышать. Он как-то всегда считал, что сейчас, в их развитый век, все знают ``как'`, ну может кроме грудных детей, но уж шэрхэ то точно. Кажется, его мировоззрение начало заметно шататься. Но золотоглазый ждал ответа.

— Они целуются... ласкают друг друга, пытаются сделать партнеру как можно приятнее... и... э-э-э... — а вот как описать весь остальной процесс он просто не имел понятия — слов катастрофически не хватало. Да и была еще одна не большая сложность — юное тело начало весьма не двусмысленно реагировать на весь этот сумасшедший разговор, еще и горячее бедро шэрхэ чуть соприкасавшееся с ногой Эля отнюдь не способствовало ясности мышления. В конце концов, окончательно запутавшись в своих мыслях, юноша сдался. — Прости, но я не могу это объяснить, лучше найти кого-нибудь другого и что бы показал.

Коротко кивнув, шэрхэ снова надолго задумался, видимо решая для себя что-то важное, а затем, словно бы окончательно утвердившись, произнес на одном дыхании:

— Я прошу, чтобы ты мне показал, как люди делают секс.

Хорошо, что Эль в тот момент лежал, иначе от подобного заявления он попросту бы свалился с кровати. Первым порывом, после того как прошел шок, вызванный этим возмутительным предложением, было, естественно, негодующе отказаться. Но, не успев открыть рот, чтобы произнести достойную отповедь, Эль вспомнил, что вообще-то, шэрхэ является его полноправным хозяином и может делать с ним, что захочет. И даже не понятно, почему он просит о чем либо — мог бы просто заставить. Но Эль глупцом никогда себя не считал и догадывался — скорее всего шэрхэ было для чего-то нужно, чтобы он сделал это добровольно. А значит...

Во все эти размышления вкралась еще одна любопытная мысль, которую юноша тут же озвучил.

— А если я тебя научу, и ты останешься доволен, что я за это могу получить?

На этот раз шэрхэ ответил не раздумывая.

— Ты будешь свободен. Я отпущу тебя, но только в том случае, если ты мне докажешь, что удовольствие действительно сильнее боли.

Этот было предложение от которого невозможно отказаться. Доставить удовольствие — не хитрая наука. Хотя Эль раньше ничем подобным не занимался, но перед отправкой на торги он внимательно изучил кой-какую литературу и морально подготовился, прекрасно понимая, что его смазливая внешность — это прямой путь в рабы для удовольствий, а он, как уже говорилось, очень хотел выжить и освободиться. Так что за теорией дело не станет. Главное воплотить теперь это все в практику. Получив один достаточно реальный шанс, он не собирался его упускать.

— Хорошо. Развяжи меня, — севшим голосом пробормотал юноша.

Сев на кровати и потирая затекшие запястья, Эль вдруг задумался: в душу его закралась неуверенность. А действительно ли секс, то есть удовольствие, сильнее боли, и сможет ли он доказать это золотоглазому? А если не получится, что тогда?.. Но, придя к выводу, что хуже уже все равно не будет, и отбросив все свои сомнения, юноша решительно повернулся к шэрхэ, который, развязав его, снова сел на край кровати. Слегка улыбнувшись, Эль подвинулся почти в плотную и посмотрел ему прямо в глаза.

Такие странные, такие не человеческие, такие прекрасные. Юноша поймал себя на мысли, что он собирается не просто выполнить свой долг раба или заплатить таким образом за свою свободу, а действительно хочет того, что сейчас должно было произойти. Даже нет, не так. Он неистово, безумно желает этого.

Эль не понимал, почему после всего произошедшего, после всей той боли, которую шэрхэ ему причинил, он не чувствует к нему отторжения. Даже страх и тот запрятался куда-то глубоко-глубоко, уступая место обжигающему желанию прикоснуться к своему мучителю, руками и губами пробовать гладкость его кожи, узнать какова она на вкус...

— Обещай, что будешь во всем меня слушаться, — голос звучал хрипло и глухо, непокорный Элю. Видя, что шэрхэ слегка нахмурился — наверняка тот привык все контролировать и не любил, когда им управляют — он поспешил добавить: — Ты ведь хочешь узнать, как это делают люди?

При этих словах легкие морщинки на лбу золотоглазого разгладились.

— Согласен.

Кажется у шэрхэ с голосом возникли похожие проблемы. Элю захотелось рассмеяться, потому что нервничающий шэрхэ — это было то-то невозможное, просто несусветное, совершенно за гранью его понимания. Чуть прикусив губу, он сдержал рвущийся наружу смех, сейчас было явно не время для веселья. Действительно, сейчас было время для секса. Не двигаясь с места и не предпринимая никаких действий, попросту не зная с чего начать, Эль все так же продолжал пожирать голодным взглядом лицо и тело шэрхэ.

— Почему ты ничего не делаешь?

— Сейчас, — едва смог выдохнуть юноша, изо всех сил борясь с не вовремя проснувшейся робостью.