Сильные эмоции. (Тот, кого я буду защищать)

Внимание!

Данное произведение содержит откровенные эротические сцены гомосексуального характера (м/м). Если Вам не исполнилось еще 18-ти лет или Вы не приемлите подобные отношения - прошу покинуть эту страничку.

Остальным - Добро пожаловать!

Название: Сильные эмоции. (Тот, кого я буду защищать)

Автор: мирэбо.

Бета: Lirilai (за что ей огромное Спасибо!)

Рейтинг: NC-17.

Пейринг: м/м.

Жанр: романс, ангст, флафф.

Размер: миди.

Статус: закончено.

Саммари: на что можно надеяться, если тебя купил представитель расы известной своей жестокостью....

Дисклеймер: моё!

Размещение: с моего разрешения

Предупреждение: много мыслей и чувств, мало действия))) + небольшое описание пытки, но все не так страшно))))

Как все-таки странно иногда поворачивается жизнь. Если бы всего лишь месяц назад кто-то сказал ему, что он будет продан с торгов как тупое бессловесное животное, словно бездушный предмет, Эль рассмеялся бы этому сумасшедшему шутнику в лицо и настоятельно порекомендовал сменить чувство юмора.

А сегодня... Сегодня он стоял на помосте, и нескромные, жаркие, обжигающие, словно раскалённое железо, взгляды беспрепятственно скользили по его телу. Ему хотелось сбежать, забиться в какой-нибудь укромный темный угол, спрятаться от всего этого, заткнуть уши и не слушать, не видеть, не чувствовать. Но он стоял, не шевелясь, понимая, что в его случае побег будет одним из самых неудачных решений; да и если бы и нет, кто ему даст такую возможность?..

— Посмотрите на этот девственный экзотический цветок, — голос у распорядителя торгов был громкий и звучный, он без труда разносился по не такому уж и маленькому залу, заполненному до отказа желающими приобрести себе живую игрушку. — Его кожа подобна самому нежнейшему шальмирскому шелку, стан, словно гибкая молодая ива. А волосы, посмотрите на его волосы господа, они, как ярчайший огненный закат...

Эль старался не слушать, отрешиться от всего происходящего, но слова распорядителя достигали сознания юноши, впиваясь в душу острыми иглами. Да, он был красив... Какая ирония. Его необычная, чуть своеобразная внешность и веселый характер постоянно привлекали к нему внимание. Люди всегда тянулись к такому солнечному и внутри и снаружи парнишке. ``С такими данными, — говорили многие, — он далеко пойдет'`. Эль мысленно усмехнулся. Теперь у него нет никого будущего. Михаэль Ферро, примерный студент и заводила всех компаний умер, а пришедшего ему на смену безымянного раба ожидает только слепая покорность купившему его человеку и больше ничего. Остается только надеяться на то, что ему попадется добрый и милостивый хозяин. Может, все будет и не так уж плохо...

— Оплата принимается золотом господа, — продолжал вещать распорядитель. — И вся сумма вносится сразу. Ну же делайте ставки господа. Посмотрите только на эти розовые губки, представьте как они будут вас ласкать...

— Сто золотых...

Голос раздавшийся из зала заставил Эля вздрогнуть. Он с трудом подавил в себе желание поднять глаза и всмотреться в того кто возможно станет его хозяином, того кто будет распоряжаться им, его телом, его жизнью.

— Отлично. Сто золотых раз... Кто предложит больше? Подумайте господа, такая дикая роза попадается только лишь раз в жизни. Неужели вы предоставите возможность сорвать ее кому-то другому?

— Сто пятьдесят!

— Двести!

— Пятьсот!

— Пятьсот золотых раз... Ну что же вы, господа, неужели вы так дешево цените это юное бесценное сокровище. И я ни сколько не преувеличиваю, господа, этот живительный персик станет настоящим талисманом для того кто будет им обладать. Его глаза словно два сверкающих изумруда, а ведь этот камень (и это всем известно) приносит удачу. Разве можно сомневаться, господа...

— Тысяча золотых...

— О, господин в сером желает заполучить этот клад за тысячу золотых, господа. Тысяча золотых раз... Может кто-нибудь даст больше? А эти руки, посмотрите какие нежные длинные пальцы. Это тело идеально, господа, и оно сможет доставить вам непередаваемое наслаждение. Ну же господа, неужели вы не в силах по достоинству оценить этот замечательный экземпляр?

— Три тысячи золотых!

При этих словах Эль, сгорающий от стыда и негодования, не выдержал и, сдавшись острому до горечи любопытству, вскинув глаза, посмотрел на говорившего. Это был ничем не примечательный человек в темном деловом костюме. Он смотрел на Эля долгим оценивающим взглядом, но было в нем что-то такое, что заставило юношу внутренне содрогнуться от ужаса. По лицу незнакомца скользнула мерзкая предвкушающая улыбочка. Еще раз внутренне вздрогнув, но внешне стараясь не показать своего состояния Эль снова опустил глаза в пол. ``Господи, помоги. Только не он, кто угодно, но только не он'`. Эта мысль билась в голове юноши, глупая и безнадежная. Он прекрасно понимал, что вряд ли кто-то захочет заплатить больше. Сумма и так была запредельной, на большее ни он, ни кто-либо другой, не мог и надеяться.

— Десять тысяч!

Мягкий голос, с каким-то чуть заметным, слегка растягивающим слова акцентом прозвучал тихо, но, не смотря на это, его услышали все. В зале повисла пораженная тишина. Эль стоял ни жив ни мертв, не веря своим ушам и не в силах поднять глаза на того, кто предложил за него такую цену. Если уж три тысячи золотых казались чем-то невозможным, то это... просто переходило всякие границы. Юноше с чудовищной силой захотелось нервно хихикнуть. ``Никогда не думал, что я столько стою!'` — мелькнула в его голове истерическая мысль.

— Д-десять тысяч золотых раз, — слегка заикающимся от волнения голосом проговорил наконец очнувшийся от изумления распорядитель, — десять тысяч два, десять тысяч три... Продано!

Громкий звук стукнувшего молотка прозвучал для Эля набатом. Теперь было действительно все: он был продан и куплен, старая жизнь для него официально закончилась.

Застегнув у него на шее узкий, жесткий ошейник и заставив надеть короткую тунику, Эля подвели к его новому хозяину. Голос владельца торгов, который (невероятный поступок!) сам решил передать ``товар'` покупателю звучал чрезмерно лебезяще:

— Желаю получить вам неземное наслаждение эже Тенгри.

``Эже? Но ведь так называют только...'`.

Внезапно Эля пронзила страшная догадка, заставив его поднять глаза на своего нового хозяина, на которого он старательно пытался все это время не смотреть, сверля взглядом пол под ногами.

Перед ним стояла высокая фигура полностью завернутая в черную ткань. Открытыми оставались только глаза — большие, ярко желтые, словно золотистый солнечный луч, с узкими ромбовидными зрачками. Шэрхэ...

``Почему?.. За что?..'`

Элю показалось, что все его внутренности смерзлись в огромный ледяной ком, да и сам воздух словно замерз, отказываясь поступать в легкие. В душе рождался дикий, неконтролируемый страх. Элю хотелось кричать, вырываться биться в истерике, но он стоял, словно мраморная статуя, смотря в такие чужие, не человеческие глаза. Это длилось всего секунду, по истечении которой юноша снова уткнулся глазами в пол, на этот раз не видя перед собою абсолютно ничего, полностью отрешившись от мира. Его куда-то вели, затем запихнули в машину, но он просто не обращал внимание на то, что его окружало. В душе его бушевал шторм, хотелось истерически рассмеяться. Ну как... как он мог даже на минуту подумать, что судьба могла снова, хоть на мгновение, хоть на самую чуточку повернуться к нему лицом. Так не бывает и видимо уже не будет. Во всяком случае для него...

Он уже давно простился со своей свободой и своими желаниями. Еще тогда, когда плачущая на взрыд Ирэн рассказала ему о том, какую неустойку выставил ей шеф за ошибку в контракте, из-за которой фирма понесла колоссальные убытки. Всего одна маленькая ошибка, одно неправильно составленное предложение... и вся их жизнь полетела в тартарары.

Таких денег у них не было и достать их тоже было негде — продавать, кроме старой, потрепанной мебели и никому ненужных дешёвеньких безделушек было нечего, даже квартира в которой они жили, была съемной. Даже если бы они продали все до последней нитки, вряд ли выручили бы за все это даже треть необходимой суммы. Оставалось только отдать в счет долга самих себя, этого должно было хватить. Еще тогда он решил, что лучше уж он, чем Ирэн.

Они были сиротами. Эль совсем не помнил своих родителей, их ему заменила Ирэн, которая всегда была рядом, помогая ему и защищая его еще там, в приюте, где они росли, и которая, не смотря на то, что была всего лишь на десять лет старше восьмилетнего мальчишки, забрала его с собой, взвалив на себя заботу о нем, окружив теплом, лаской, так редко видимыми им раньше. Теперь настала его очередь отплатить ей за все то добро, что она ему сделала.

Решение он принял быстро, почти не сомневаясь, почти не задумываясь о правильности или ложности. И, казалось, уже полностью подготовился к последствиям этого своего решения. Оказалось, что не ко всем... Кто мог подумать — его захочет купить шэрхэ. Эль был уверен, что сможет выдержать все — боль, унижение... но он не хотел умирать. Умирать в семнадцать лет, даже не начав как следует жить. Еще всего лишь несколько недель назад он думал, что перед ним расстилается вся жизнь — годы, десятилетия — почти вечность для молодого, полного сил и стремлений человека. И даже рабство оставляло шанс, немного призрачный, немного сладко-безнадежный — шанс когда-нибудь снова стать свободным. Сейчас же его время неимоверно быстро утекало, с космической скоростью сжимаясь до недель, дней, возможно часов...

Шэрхэ... О них знали не много, почти ничего. Слухи, легенды, сказки, ничего определенного. Закрытая элитная каста, в которую не допускались посторонние. Бесстрашные защитники, охраняющие Мир от порождений Тьмы, рвущих хрупкий разделяющий Барьер. Практически бессмертные, практически неуязвимые воители. Ужасные, хладнокровные убийцы и садисты. Герои и злодеи страшных историй, рассказанных ночью у костра...

Никто уже не помнил, даже хроники молчали, откуда они пришли и кем были на самом деле — живыми ли существами или древними биологическими конструкторами. Как они размножались так же оставалось для всех загадкой. Никто и никогда не видел ни детей шэрхэ, ни женщин. Прятали ли они их или те просто не существовали — на эту тему спорили самые выдающиеся ученые мира, но, конечно же, не официально, слишком сильным влиянием и уважением помешанном на благодарности и страхе пользовались эти нелюди. Одним из того что было известно о них почти со сто процентной точностью было то, что для своих ``утех'` шэрхэ нередко приобретали себе рабов, причем обязательно молодых мужчин. Так же поговаривали, что жили эти рабы не долго, дольше недели не выдерживал никто.

Шэрхэ позволялось все. Любые правила, запреты, законы, будь то государственные или законы морали не действовали в их отношении. Баснословно богатые, безбрежно могущественные. Им никогда не говорили ``нет'`, какие бы рамки они не переходили. А все потому, что люди знали, что произойдет с их жизнью, с их маленькими беззаботными мирками, если однажды шэрхэ откажутся защищать Барьер.

Элю никто не мог помочь. Через несколько дней, возможно уже завтра, он станет мертвой сломанной куклой. Что ж, зато Ирэн будет свободна. Эль надеялся, что ее шеф будет удовлетворен полученной за него суммой (которая, надо сказать, во много раз превышала приписанный Ирэн долг) и оставит девушку в покое. А он... Осталось потерпеть совсем немного. Как ни странно, но именно эти безнадежные мысли помогли Элю успокоиться. Осталось совсем не много...

* * *

Тенгри находился в приподнятом настроении и с нетерпением ждал начала торгов, конечно на столько, на сколько это было вообще возможно для представителя расы шэрхэ, славившейся своей извечной холодностью и поразительным равнодушием. Но на этот раз Тенгри не удавалось удержать эмоции и остаться спокойным. А как же иначе, ведь он наконец-то получил разрешение на проведение обряда Кархи-та и готовился приобрести своего первого раба.

Главное теперь — не ошибиться и выбрать правильно, что было делом отнюдь не легким; эмоции множества людей находящихся вокруг охватывали его, захлестывая тяжелыми густыми волнами, мешая сосредоточиться на поставленной цели. Они были такими яркими, такими насыщенными, волнующими... Не то, что энергия Источников. Конечно же, сила шедшая от них прекрасно насыщала энергетический голод, но ``на вкус'` совершенно отличалась от человеческих эмоций — пресная и грубая... но такая необходимая. Жаль, что не возможно было втянуть всю ту силу, что он сейчас ощущал вокруг себя, довольствуясь только совсем слабыми, глухими отголосками, но такова уж природа шэрхэ — они не могли брать себе силу тех эмоций, которые не были бы вызваны ими и направлены на них. И именно поэтому они не любили бывать среди людей — очень неприятно ощущать, что рядом с тобой находиться что-то чрезвычайно заманчивое и не иметь возможности это взять.

Тенгри попытался отбросить нахлынувшее волнение и сконцентрироваться. Конечно, даже если он и ошибется с выбором, то не произойдет ничего непоправимого — это лишь только немного задержит его на пути к цели. Другое дело, плохо, если подобные ошибки станут нормой, как у его знакомого Шантри — тот сменил уже больше трех десятков рабов, но пока достичь желаемой цели так и не смог.

К сожалению, даже желание сосредоточится не помогало: дела шли плохо. Торги уже заканчивались, но ничего подходящего для себя Тенгри найти так и не смог, а уходить с пустыми руками ему безумно не хотелось.

Он уже почти совсем потерял надежду, когда до него донёсся острый, такой долгожданный запах нужных ему эмоций. Они овевали его словно чистый свежий ветер в жару, принося сладость и удовлетворение. Сильные, яркие, свободные, со множеством оттенков и переходов: страх, надежда, огненная ярость, горчинка отчаяния. Такая бесконечно желанная сила, безудержная энергия.

Тенгри посмотрел вперед. Там на небольшом возвышении стоял невысокий мужчина, или скорее мальчик, стройный, хорошо сложенный. Его ярко рыжие, как всполохи огня, волосы разметались в беспорядке по плечам. Никогда раньше Тенгри не видел таких ярких волос — ему безумно захотелось прикоснуться к этому живому пламени, а заодно и к алебастрово-белой коже его тела. Он выглядел таким маленьким, беззащитным, смешным. Поймав себя на этой донельзя странной мысли Тенгри удивился: слишком уж необычной она была для шэрхэ, которые всегда старались избегать каких-либо проявлений своих чувств, да и самих чувств тоже.

Прогнав от себя эти противоестественные мысли, Тенгри постарался сосредоточиться на потоке эмоций. Да! Этот маленький человек подходил почти идеально — Тенгри сможет получить от него просто бездну энергии.

В этот момент мальчишка коротко вздрогнул и бросил взгляд куда-то в сторону, почти тут же вновь опустив глаза, после чего Тенгри точно опалило хороводом хлынувших от него эмоций. Сильнейший страх и отчаяние заслонили собой все остальное. Тенгри просто плавился от ощущаемой им рядом силы, оказавшись почти в нирване, а ведь это была всего лишь мизерная часть...

Но это продолжалось не долго, какие-то сотые доли секунды — шэрхэ никогда не поддаются своим слабостям.

Очнувшись, Тенгри понял, что должен срочно действовать, иначе это сладкое, желанное сокровище достанется кому-то другому. Он не слышал последнюю названную цену, да и ему было всё равно. Уж в деньгах шэрхэ недостатка никогда не испытывали (впрочем как и во всем остальном), а для того, чтобы купить этого человека, он точно не поскупится.

— Десять тысяч.

* * *

Ехали они безумно долго. Элю уже начало казаться, что они так и будут вечно ехать в никуда. Он и сам не знал, чего ему хочется больше: что бы эта дорога поскорее закончилась, или наоборот, чтобы она никогда не заканчивалась. Впрочем, ни то, ни другое было не в его силах.

Когда они, наконец, подъехали к старинному, больше похожему на средневековый замок, особняку была уже глубокая ночь. Свет луны, проглядывающий через закрывающие небо облака, освещал это здание, придавая ему какую-то мрачно-мистическую окраску. В этом холодном бледном свете дом напоминал Элю обитель жутких, кровожадных монстров, о которых писали в разных фантастических книжках, так любимых им.

Поймав себя на подобном сравнении, юноша едва не рассмеялся. Вряд ли книжные монстры могли бы быть ужаснее шэрхэ.

В доме молчаливые, больше похожие на сомнамбул, слуги тщательно вымыли его, сделали расслабляющий массаж и умостили каким-то незнакомым, но очень приятно пахнувшим маслом.

Эль изо всех сил старался не думать о том, что же ждет его впереди, пытаясь сосредоточиться на разминающих его напряженные мышцы руках. Но ничего не выходило — раз за разом его мысли возвращались к шэрхэ и к тем ужасам, которые о них рассказывали.

Холодные безжалостные статуи без каких-либо намеков на чувства, убивающие так же легко, как и дышат. Уважаемые и ненавидимые. Незаменимые.

Что его ждет?

Эль боялся даже представить, но вряд ли это будет легко или безболезненно.

Зачем этим ледышкам рабы никто не знал. Поговаривали, что они наслаждаются болью и страхом свих жертв, испытывая на них новые разновидности пыток. И именно боль и кровь доставляет шэрхэ удовольствие даже более полное, чем сексуальное удовлетворение.

``Я не буду об этом думать, иначе просто сойду с ума'`, — шептал про себя Эль, стараясь изгнать возникшие картины кровавых вакханалий.

Совершив с ним, по-видимому, все предписанные процедуры слуги проводили Эля в огромную, больше похожую на бальный зал, комнату. Она была почти пуста. Никакой мебели кроме исполинской кровати, стоявшей посередине, и явно декоративного камина у правой стены, не наблюдалось. На полу лежал мягкий светлый ковер с длинным пушистым ворсом. Небольшие светильники, висевшие на светло-голубых с чуть заметным серебристым рисунком стенах, создавали таинственный полумрак. Окна были закрыты темно-синими, плотными портьерами, сквозь которые не проглядывало ни одного лучика. Обнаружившаяся в самом дальнем углу дверь вела в отделанную белым кафелем ванную комнату.

Никаких цепей, крюков и других пыточных приспособлений здесь не наблюдалось. Это, конечно же, окончательно не успокоило Михаэля, но все-таки всколыхнуло надежду на то, что все будет не так уж и плохо. Может быть все, что рассказывают о шэрхэ не правда? Элю очень бы хотелось в это верить.

Подойдя к кровати, он лег на нее и, завернувшись в покрывало, постарался расслабиться. Сначала ничего не получалось, но постепенно усталость и испытанный стресс взяли свое (уж слишком ``насыщенным'` был этот день), и Эль забылся беспокойными сном.

Пробуждение же было весьма неприятным.

* * *

Отправив своего раба со слугами, Тенгри поспешил закончить все приготовления к обряду. Возводя, калибруя и настраивая уловительную сеть вокруг Сферы, наполненной его кровью, он с удовольствием предвкушал, сколько энергии сможет получить от своего маленького человека.

Если Тенгри не ошибся, а ошибиться он просто не мог, то при должном старании от него можно будет взять четверть, а то и треть необходимой энергии. Он вспомнил тот водоворот эмоций мальчишки, захлестнувший его словно волной на торгах. Да, это было просто бесподобно.

При этих воспоминаниях шэрхэ чуть улыбнулся уголками своих ярких губ, но тут же, придя в себя, снова стал самим воплощением спокойствия. Он сам не понимал, что же на него сегодня нашло. Шэрхэ никогда не позволяют себе испытывать, не говоря уже о том, чтобы проявлять какие-либо эмоции — это строжайшее табу, тем более, что это было просто на просто опасно — любые эмоции заставляют огромное количество жизненной энергии выбрасываться просто в никуда. А ведь эта энергия — это и скорость, и сила, и ловкость, столь необходимые шэрхэ при битвах с чудовищами, лезущими из-за Барьера. Именно поэтому-то всех шэрхэ с самого раннего детства учат сдерживать любые эмоциональные всплески, подавляя в себе какие-либо намеки на чувства. Конечно же, этот, как и впрочем некоторые другие, запрет далеко не всегда выполнялся в полной мере: все-таки, не смотря ни на что шэрхэ, особенно молодые, не могли до конца отрешиться от этой ``плохой привычки'`, уходящей корнями в их общие с людьми гены, но это были весьма слабые, словно бы замороженные или обесцвеченные эмоции, абсолютно не приносящие никакого вреда. То же, что испытывал сегодня Тенгри было чересчур странным. Наверное, это из-за обряда — слишком уж почетное и ответственное это мероприятие для любого шэрхэ, в особенности для такого молодого, как Тенгри, чтобы остаться абсолютно спокойным. Ведь ему не было еще и пятидесяти лет (сущая юность для шэрхэ), а он уже удостоился чести провести обряд.

Но все же нужно было взять себя в руки и успокоиться — неизвестно ведь, какие именно по мощности эмоции могут ему навредить: вдруг он подошел уже к той самой черте? Пусть Тенгри еще очень молод, но он настоящий шэрхэ и не может позволить себе так бездарно разбазаривать силу. Тем более что при проведении обряда ему понадобиться сколько-то сил отдать. И как люди этого не понимают, так безалаберно тратя свою энергию на всякие глупости? Но, с другой стороны, именно эта их эмоциональная раскрепощенность и позволяет с такой легкостью черпать из них силу для обряда.

Как жаль, что при Кархи-та можно собирать только чувства и эмоции направленные непосредственно на Собирающего и вызванные им же. Насколько было бы проще если бы...

Уж слишком Тенгри ненавидел пытать, но, к сожалению, по-другому было нельзя, иначе ничего не получиться. Ведь именно страх, боль, ненависть, ярость и им подобные чувства дают больше всего энергии. Поэтому Тенгри должен постараться, и он постарается. Ему нужна, просто необходима та сила, что скрыта в теле его маленького раба.

Тут же перед глазами Тенгри встал мальчишка: его испуганный взгляд, которым он смотрел на него там, в комнате, когда его, уже после завершения торгов, подвели к шэрхэ. Его эмоции в тот момент были такие пряные, густые, головокружительные и такие насыщенные, что Тенгри до сих пор не мог отойти от урагана силы, впитанного им в тот момент. Отчего-то в груди у шэрхэ потеплело: как и тогда, на торгах, появилось странное, непонятное желание прикоснуться, погладить, прижать к себе. Он не понимал, откуда у него взялись такие мысли и желания. Конечно же Тенгри знал, что ему придется дотрагиваться до мальчишки и даже больше, ведь для совершения обряда просто необходимо соитие, без этого было бы невозможно соединение энергии шэрхэ и человека для передачи ее в Сферу (да и честно говоря без соития вообще отдача энергии шэрхэ была маловероятна), но он никак не мог понять почему это действо становиться для него, причем сильнее и сильнее с каждой прошедшей минутой, все притягательнее и притягательнее. Это же не нормально, сейчас он должен был сосредоточиться на получении силы, и это было главным в обряде, а соитие же хоть и необходимым, но все же второстепенным элементом. Так почему же он никак не может прекратить предвкушать именно это момент?

С трудом подавив это непонятное желание, Тенгри снова взялся за приготовления, стараясь больше не думать о своем юном рабе.

* * *

Эль проснулся от пронзившей его грудь острой боли. И тут же, еще не понимая, что же случилось, инстинктивно попытался вскочить, откатиться куда подальше, но с возрастающим ужасом понял, что не может этого сделать, что-то не пускало его, заставляя оставаться на месте. И только спустя пару мгновений он осознал, что привязан за руки и за ноги к кровати. Широко распахнув глаза, он увидел склонившегося над им шэрхэ. Эль сразу узнал его, не смотря на то, что на нем не было того жуткого черного балахона — слишком уж хорошо Эль запомнил эти нечеловеческие глаза. Н этот раз из одежды на шэрхэ были лишь черные кожаные штаны, больше же ни рубашки, ни чего-нибудь подобного ни нем не наблюдалось.

Оказалось на вид шэрхэ совсем даже не страшилища, о которых рассказывают в ужастиках, вспоминаемых на посиделках у костра. Наоборот, данный экземпляр был безумно, просто сказочно красив. Тонкие, изящные черты лица, такие встречаются даже далеко не у всякого человеческого аристократа, полные яркие губы, очень странного оттенка — словно бы позолоченные, огромные чуждые глаза, казавшиеся сейчас золотыми, только придавшие этому лицу пикантность, густые темные волосы с тонкими, частыми золотистыми прядками, поджарое тело, будто слепленное античным скульптором, темно-бронзовая кожа.

Меньше всего он напоминал кровожадное чудовище, которые, по мнению Эля, должны быть отвратительными и безобразными. Скорее, стоявшее перед ним сейчас существо напоминало героев, что этих чудовищ уничтожали.

В это момент Эль поймал себя на мысли, что любуется шэрхэ. Более того — хочет дотронуться до его кожи, чтобы почувствовать ее гладкость на своих пальцах. И куда вдруг делся страх?

``Кажется я окончательно сошел с ума, — с грустью подумал Эль. — Меня привязали к кровати, вероятнее всего сейчас будут насиловать или пытать, а может и все вместе, а я думаю о том, как прекрасен мой палач. Это ли не бред?'`

Грудь все еще здСрово саднило. Скосив глаза вниз, юноша увидел тонкую длинную красную полосу, пересекающую его грудную клетку наискось. Это было похоже на ожог, но откуда?..

Еще раз взглянув на замершего радом шэрхэ Эль увидел в его руке уже остывающий металлический прут, прикосновение которого, скорее всего, и разбудило Эля.

Значит все-таки пытки...

Эль посмотрел в глаза шэрхэ, но ни в них, ни на его лице не отражалось даже намека на какие-либо чувства. Ни предвкушения, ни удовольствия... Он казался неживым изваянием. Положив прут на стоявшую рядом жаровню с горячими углями, он взял от туда другой, раскаленный почти до бела, и не торопясь поднес к коже Эля, на этот раз ниже — к животу.

С губ сорвался нечеловеческий крик, на глазах выступили слезы, казалось, воздух навсегда покинул легкие: его приходилось хватать непослушными губами по атому, по глоточку проталкивая внутрь себя. Наконец шэрхэ сжалился, а может просто заметил, что прут начал остывать и убрал его с живота Эля. Чуть отойдя от боли, словно бы красной пеленой застлавшей взгляд, юноша взглянул на своего мучителя. На лице шэрхэ все так же не отражалось ни малейшей эмоции: казалось, он делает какую-то трудную тяжелую работу.

— За чем? За что? — вопрос сорвался с непослушных губ, прежде чем Эль смог остановиться.

— Так нужно, — совсем тихо, еле слышно, ответил шэрхэ, как показалось юноше даже немного грустно. И снова потянулся к жаровне.

На Эля внезапно навалилась безнадежность, она затопила его полностью, заменив собою все остальные чувства. Ему вдруг стало все равно ``Пусть делает что хочет'`, — отстраненно подумал юноша. Он без страха и без трепета, вообще без каких либо чувств смотрел, как к его коже приближается очередной раскаленный прут. И даже крик вырвавшийся у него из горла был лишь бледным подобием того первого крика. Сознание как будто отключилось. Нет, Эль все видел, слышал и чувствовал, но воспринимал это все как-то опосредованно, словно сквозь туман. Единственной его мыслью было — скорее бы пришла смерть, чтобы все это закончилось...

* * *

Тенгри был в недоумении. Отчего, почему все пошло не так? Ведь начиналось все как должно. Стоило только Тенгри прикоснуться нагретым над жаровней прутом к коже человека, как он ощутил рванувшуюся на свободу силу эмоций. Еще не очень мощную, но шэрхэ и не рассчитывал на что-то большее, он только хотел привести своего раба в чувство.

Очнувшись, человек посмотрел на него. Тенгри ощутил его испуг, его отчаяние, эти эмоции были такими пряными и яркими, что шэрхэ просто задыхался от льющейся в него силы. А затем все вдруг изменилось, во взгляде маленького человека и в его чувствах появилось что-то странное, шэрхэ показалось, словно бы это его бросили в огонь, настолько необычайно мощной была уловленная им эмоция, она затмевала все, что-либо ощущаемое им до этого.

Сбросив с себя оцепенение и снова потянувшись за прутом, Тенгри вдруг с все возрастающим удивлением (что тоже было весьма странно) понял, что не хочет этого делать. Наоборот, он жаждал взять на руки этого маленького человека смотрящего на него таким странным взглядом, прижать к себе и не отпускать больше никогда. Но, заглушив в себе это возмутительное желание, Тенгри продолжил свое занятие, пытаясь отрешиться от так неуместного для него сожаления.

Когда раскаленный металл во второй раз коснулся обнаженной груди все, пошло как проложено, как и должно было быть. Захватывающие эмоции — страх, боль, отчаяние, ярость — взрывная смесь. Казалось, эта сила огненной лавой течет по венам шэрхэ. Он был доволен, даже больше, не будь он собой, можно было бы сказать, что он был счастлив...

Но это продолжалось не долго. Вскоре все пошло наперекосяк. Ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый раз Тенгри больше не удавалось добиться того потока эмоций, который был ему нужен. Эмоции были, но какие-то слабенькие и хилые, лишь крошечные отголоски того, что было всего несколько минут назад. Они напоминали уже не поток, а скорее тоненький ручеек-ниточку и уж тем более не были такими, какими ожидал их ощутить шэрхэ. И с каждым последующим разом они становились все слабее и слабее, словно бы тающий на солнце снег. Поняв, что ничего этим не добьется, а только приведет человека в негодность, Тенгри прекратил свое занятие, и, приказав слугам привести раба в порядок, заперся в своей комнате, чтобы обдумать и понять, как же ему действовать дальше.

* * *

Михаэль проснулся как от толчка. Ничего не болело, на теле не было ни следа от вчерашних пыток. Ни ран, ни царапин, ни даже синяков от веревок, все это было чрезвычайно странно, но к этой странности юноша уже начал привыкать. Хотя и не переставал удивляться, как же этого добивается шэрхэ. Эль находился здесь уже целую неделю.

Проснувшись после первой ночи и не обнаружив ни малейшего намека на ожоги, он пришел в недоумение. Неужели это все ему приснилось? Но ведь все было так реально — веревки, горячий металл, прикасающийся к беззащитной коже и обжигающе-золотой взгляд шэрхэ.

Весь день юноша провел в обдумывании этого полусна-полуяви. Он никак не мог понять, что же это было. Если сон, то почему он так ясно и четко все помнил, а если явь — то куда же делись все следы. Ведь не могли же ожоги излечиться всего за те несколько часов, что он спал? В самом деле, он же простой человек, а не какой-нибудь там шэрхэ, у которого практически любая рана заживает за считанные минуты. Он просто терялся в догадках, мучимый одним из самых страшных врагов человечества — любопытством. Это было даже страшнее чем пытки шэрхэ — от них страдало только тело, а не взрывался под сотней противоречивых вопросов и чувств мозг. Естественно, попытка расспросить слуг, приносивших ему еду, ничего не дала: они были так же снуло-индифферентны ко всему, что выходило за рамки их обязанностей, и отмалчивались в лучших традициях глухонемых. Эль даже задумался — а умеют ли они вообще говорить?

Следующая же ночь поставила на его раздумьях жирную точку, ну или скорее восклицательный знак — кому как больше нравиться. И в то же время породила еще больше вопросов. Так же как и в первый раз стоило ему только заснуть, как он был ``невежливо'` разбужен, оказавшись все так же привязанным к кровати. На этот раз в дело, вместо раскаленных прутьев, пошли длинные тонкие иглы, которые шэрхэ втыкал в какие-то особые точки на теле Эля, отчего юноша просто заходился от боли — она была действительно зверской. Правда только сначала, потом, опять скользнув во все то же состояние отстраненного безразличия, Эль практически перестал чувствовать что бы то ни было. Как и в первый раз, почти сразу же после этого, шэрхэ прекратил свою пытку. А на утро Михаэль снова проснулся бодрым и отдохнувшим, и, конечно же, без каких либо следов на теле.

В следующие ночи все повторялось практически с точностью до мелочей, менялись только орудия пыток, которые шэрхэ применял к юноше. Сколько бы не пытался Эль противиться сну и остаться бодрствовать к приходу шэрхэ, но каждый раз в определенный момент он засыпал, что бы снова проснуться связанным. Не иначе в комнату выпускался какой-нибудь сонный газ или что-либо подобное.

* * *

День пролетел как всегда. Скука. Ничегонеделание. Просто лежать на кровати и тупо смотреть в потолок. Или ходить из угла в угол, словно загнанный зверь. И мысли-мысли-мысли. Обо всем на свете — о жизни, о мире, о всем том, что осталось там — за стенами этого особняка. Больше делать было просто нечего. От попыток разговорить слуг, приносивших ему трижды в день еду и убирающих в комнате, он быстро отказался — эти ``зомби'` ни в малейшей степени не реагировали ни на его слова, ни на действия, словно были запрограммированными машинами, а не людьми. Хотя... кто знает, возможно, так оно и было, во всяком случае, раньше, в своей ``прошлой'` жизни, Эль никогда не слышал о людях, служащих у шэрхэ.

Бежать он так же не пытался — это было просто глупо. Мало того, что его (он был в этом уверен) очень быстро найдут, так и это может повредить Ирэн. Кто знает, на сколько шэрхэ мстительны. Да и вряд ли ему бы предоставили подобную возможность, скорее всего, он не выбрался даже из парка. Хоть и казалось, что его никто не охраняет, Эль очень хорошо понимал, что это совсем не так.

И, конечно же, огромное место в мыслях юноши занимал его непонятный хозяин — золотоглазый шэрхэ. Эль никак не мог разобраться, какие чувства тот вызывает у него. Ненависть, злость, ужас? Да, все это было, но в очень уж малой степени. Не на столько, на сколько должно бы. А еще к этим чувствам вплеталось другое, абсолютно неожиданное, и совершенно путающее все остальные — восхищение красотой, грацией и нечеловеческой силой, исходящей от шэрхэ. Из-за всех этих противоречий Элю казалось, что он сходит с ума.

Шэрхэ пытал, связывал, унижал его, причинял ему боль, только за одно это он должен был бы стать первейшим врагом для Эля, но... в тоже самое время, он и проявлял заботу о своей игрушке — лечил, кормил. И пусть ему это, скорее всего, ничего и не стоило, да и наверняка он просто-напросто хотел, чтобы его ``вещь'` прослужила подольше, но Эль был ему даже за это благодарен. У него снова, как он ни пытался ее подавить, появилась надежда — выжить и когда-нибудь вернуться туда, в тот ставший ему чужим мир за окном.

* * *

В эту ночь все повторилось — внезапный, словно бы наколдованный сон, веревки на теле и стоящий рядом шэрхэ, который с сосредоточенным видом раскладывал на маленьком столике на колесах, придвинутом вплотную к кровати, пыточные инструменты. На этот раз это были какие-то остро заточенные крючки и закорючки. И все это как всегда в полном молчании. Почему-то именно это постоянное молчание и всколыхнуло злость Эль.

— Зачем тебе все это? Чего ты добиваешься? — отчаянно выкрикнул юноша, не рассчитывая на ответ, в предыдущие ночь хозяин всегда игнорировал все его вопросы. Он в этот момент словно забыл, что он раб и не имеет требовать от хозяина ответа. Пусть потом накажет, пусть сделает с ним после что угодно, но только ответит... Он хотел всего лишь знать, для чего нужно шэрхэ делать с ним все это. Почему-то Элю казалось, что золотоглазому самому не слишком-то нравиться пытать своего раба. Если это действительно так, то тогда зачем? Он совершенно не надеялся, что ему ответят, но в этот раз, то ли Эль его так сильно достал, то ли просто он устал отмалчиваться, произошло совершенно неожиданное — шэрхэ заговорил.

— Мне нужны твои эмоции. Вернее составляющая их сила, — глубокий бархатный голос пронзил юношу словно электрическим током.

* * *

Тенгри не знал, что же заставило его ответить. За эту неделю полную неудач он, казалось, разуверился во всем. Почему? Что он делал не так? Ни одна книга не могла дать ответ на эти вопросы, а обращаться к наставникам со своей проблемой он не желал. Они, конечно, помогли бы, но вряд ли их помощь осталась бы тайной для всех, а он абсолютно не хотел прослыть полным неудачником. Можно было бы конечно избавиться от этого раба и купить себе нового, но Тенгри был упрям. Да и кто сказал, что подобное не повториться с другим?

* * *

— Эмоции? А причем здесь они? — в голосе юноши звучало удивление. Эль был действительно безумно, бесконечно удивлен и ни как не мог осознать, каким образом связаны эти два абсолютно разных понятия.

После недолго молчания, словно бы решая, нужно ли что-то объяснять своему рабу, шэрхэ произнес:

— Любая переживаемая эмоция — это выделяемая существом сила. Мы можем воспринимать эту силу и подпитываться ею, она нужна нам для того, что бы существовать и для... — в этом месте шэрхэ отчего-то чуть запнулся, но тут же продолжил: — Страх, ярость, ненависть — это самые сильные эмоции, их энергия просто огромна. Так же велика энергия переживаемой боли...

Голос шэрхэ звучал как-то неуверенно, да и выражение его лица, обычно отстраненно-безразличное, сейчас было скорее каким-то грустно-жалким.

Может, потому что Тенгри сам уже не верил в то, о чем говорил?

— Разве? — Видя неуверенность своего хозяина, юноша решил пойти ``ва-банк'`. Раз у шэрхэ что-то не получалось, это означало, что действовать Элю нужно смелее и сейчас. Возможно от этого зависела его жизнь. Он хорошо понимал, что это не может продолжаться до бесконечности. Однажды, в череде бесплодных попыток, шэрхэ может просто напросто все надоесть, и он просто избавиться от своей игрушки.

— Но это ведь не правильно! Самые сильные чувства — это радость, счастье, любовь!

— Счастье? Любовь?

— Счастье — это когда у тебя все хорошо. Ты просто живешь, окруженный дорогими тебе людьми, занимаешься интересным делом, а любые неприятности пролетают мимо, вызывая только улыбку...

Нет. Тенгри конечно знал, что означают эти слова. Теоретически. Но ему всегда казалось, что такие эмоции были настолько малы и незаметны, что их попросту не стоило брать в расчет. Именно так учили его наставники, а уж они-то должны были знать. И сейчас он был весьма поражен, что люди считают иначе. Может он просто чего-то недопонял?

— А любовь?

— Любовь — это когда два человека становятся друг другу дороже всего на свете, когда они хотят быть рядом друг с другом всю жизнь, растить вместе детей...

— Значит, люди делают детей с помощью любви? — со странным выражением на лице произнес шэрхэ. Эль даже вздрогнул от взгляда, брошенного на него золотоглазым: в нем было что-то необъяснимое — глубокая задумчивость, внимание и еще что-то мало поддающееся расшифровке. Юноше казалось, что он смотрит в глаза большому голодному удаву. Постаравшись сбросить с себя оцепенение, Эль поспешил ответить.

— Ну не совсем... любовь и дети не всегда взаимосвязаны, но, в общем и целом, скорее да чем нет...

Шэрхэ все так же продолжал прожигать его задумчивым взглядом, под которым становилось очень не уютно, даже не смотря на то, что Эль старался больше не глядеть в глаза своему хозяину.

— А что означает — ``не совсем взаимосвязаны'`?

Странный вопрос. Эль ему что, лекцию о пестиках и тычинках читать должен?! Мысленно фыркнув и прикусив губу, что бы не рассмеяться и тем самым не обидеть и не разозлить любознательного шэрхэ, юноша постарался собраться с мыслями. Получалось плохо.

— Ну... для того, что бы появился ребенок люди должны заниматься сексом, но сексом занимаются не только ради детей, да и чтобы... кхм... делать это совсем не обязательно любить друг друга...

— Тогда они это делают, что бы почувствовать любовь?

Эль изо всех сил старался не краснеть, ему оставалось только смущенно удивляться тому, куда повернул их разговор. Впрочем, какая бы тема не была он был готов говорить часами, лишь бы только шэрхэ на подольше забыл о пытках.

— Нет, это просто доставляет удовольствие.

Шэрхэ надолго задумался. А потом грациозным движением присев на край кровати чуть наклонил голову к плечу и снова, сверля Эля взглядом своих горячих нечеловеческих глаз, тихо спросил:

— А удовольствие — это, по-твоему, одна из самых сильных эмоций?

Юноша кивнул в ответ, чувствуя легкое беспокойство, но еще не понимая куда клонит шэрхэ. Золотоглазый снова немного помолчал, а затем произнес:

— А как люди занимаются сексом?

От этого заданного с совершенно невинным выражением на лице вопроса Эль едва не поперхнулся воздухом — это было последнее, что он ожидал услышать. Он как-то всегда считал, что сейчас, в их развитый век, все знают ``как'`, ну может кроме грудных детей, но уж шэрхэ то точно. Кажется, его мировоззрение начало заметно шататься. Но золотоглазый ждал ответа.

— Они целуются... ласкают друг друга, пытаются сделать партнеру как можно приятнее... и... э-э-э... — а вот как описать весь остальной процесс он просто не имел понятия — слов катастрофически не хватало. Да и была еще одна не большая сложность — юное тело начало весьма не двусмысленно реагировать на весь этот сумасшедший разговор, еще и горячее бедро шэрхэ чуть соприкасавшееся с ногой Эля отнюдь не способствовало ясности мышления. В конце концов, окончательно запутавшись в своих мыслях, юноша сдался. — Прости, но я не могу это объяснить, лучше найти кого-нибудь другого и что бы показал.

Коротко кивнув, шэрхэ снова надолго задумался, видимо решая для себя что-то важное, а затем, словно бы окончательно утвердившись, произнес на одном дыхании:

— Я прошу, чтобы ты мне показал, как люди делают секс.

Хорошо, что Эль в тот момент лежал, иначе от подобного заявления он попросту бы свалился с кровати. Первым порывом, после того как прошел шок, вызванный этим возмутительным предложением, было, естественно, негодующе отказаться. Но, не успев открыть рот, чтобы произнести достойную отповедь, Эль вспомнил, что вообще-то, шэрхэ является его полноправным хозяином и может делать с ним, что захочет. И даже не понятно, почему он просит о чем либо — мог бы просто заставить. Но Эль глупцом никогда себя не считал и догадывался — скорее всего шэрхэ было для чего-то нужно, чтобы он сделал это добровольно. А значит...

Во все эти размышления вкралась еще одна любопытная мысль, которую юноша тут же озвучил.

— А если я тебя научу, и ты останешься доволен, что я за это могу получить?

На этот раз шэрхэ ответил не раздумывая.

— Ты будешь свободен. Я отпущу тебя, но только в том случае, если ты мне докажешь, что удовольствие действительно сильнее боли.

Этот было предложение от которого невозможно отказаться. Доставить удовольствие — не хитрая наука. Хотя Эль раньше ничем подобным не занимался, но перед отправкой на торги он внимательно изучил кой-какую литературу и морально подготовился, прекрасно понимая, что его смазливая внешность — это прямой путь в рабы для удовольствий, а он, как уже говорилось, очень хотел выжить и освободиться. Так что за теорией дело не станет. Главное воплотить теперь это все в практику. Получив один достаточно реальный шанс, он не собирался его упускать.

— Хорошо. Развяжи меня, — севшим голосом пробормотал юноша.

Сев на кровати и потирая затекшие запястья, Эль вдруг задумался: в душу его закралась неуверенность. А действительно ли секс, то есть удовольствие, сильнее боли, и сможет ли он доказать это золотоглазому? А если не получится, что тогда?.. Но, придя к выводу, что хуже уже все равно не будет, и отбросив все свои сомнения, юноша решительно повернулся к шэрхэ, который, развязав его, снова сел на край кровати. Слегка улыбнувшись, Эль подвинулся почти в плотную и посмотрел ему прямо в глаза.

Такие странные, такие не человеческие, такие прекрасные. Юноша поймал себя на мысли, что он собирается не просто выполнить свой долг раба или заплатить таким образом за свою свободу, а действительно хочет того, что сейчас должно было произойти. Даже нет, не так. Он неистово, безумно желает этого.

Эль не понимал, почему после всего произошедшего, после всей той боли, которую шэрхэ ему причинил, он не чувствует к нему отторжения. Даже страх и тот запрятался куда-то глубоко-глубоко, уступая место обжигающему желанию прикоснуться к своему мучителю, руками и губами пробовать гладкость его кожи, узнать какова она на вкус...

— Обещай, что будешь во всем меня слушаться, — голос звучал хрипло и глухо, непокорный Элю. Видя, что шэрхэ слегка нахмурился — наверняка тот привык все контролировать и не любил, когда им управляют — он поспешил добавить: — Ты ведь хочешь узнать, как это делают люди?

При этих словах легкие морщинки на лбу золотоглазого разгладились.

— Согласен.

Кажется у шэрхэ с голосом возникли похожие проблемы. Элю захотелось рассмеяться, потому что нервничающий шэрхэ — это было то-то невозможное, просто несусветное, совершенно за гранью его понимания. Чуть прикусив губу, он сдержал рвущийся наружу смех, сейчас было явно не время для веселья. Действительно, сейчас было время для секса. Не двигаясь с места и не предпринимая никаких действий, попросту не зная с чего начать, Эль все так же продолжал пожирать голодным взглядом лицо и тело шэрхэ.

— Почему ты ничего не делаешь?

— Сейчас, — едва смог выдохнуть юноша, изо всех сил борясь с не вовремя проснувшейся робостью.

Подняв руку, которая, казалось, весила целую тонну, он легонько, самыми кончиками пальцев провел по шее шэрхэ. Да, его кожа была действительно такой гладкой и нежной, как он себе и представлял. От этой мимолетной ласки золотоглазый вздрогнул, в его взгляде появилась неуверенность и даже паника (во всяком случае Элю показалось именно так), он шевельнул губами вероятно собираясь что-то сказать, но юноша закрыл его рот рукой.

— Т-ссс. Сейчас не время говорить, — прошептал он, нежно погладив мизинцем нижнюю губу шэрхэ. А затем, приблизив свое лицо к его, бережно, словно боясь обжечься или обжечь, поцеловал.

Губы шэрхэ были мягкие, нежные, пьянящие, словно лепестки сказочных цветов. Эль медленно обвел их языком, как бы пробуя на вкус, а затем, осторожно раздвинув, ворвался внутрь задевая небо, дразня шэрхэ, сплетаясь с его языком в диком, страстном танце и окончательно теряя голову от всего происходящего. И даже не обращая внимания на то, что шэрхэ до боли вцепился пальцами в его волосы.

* * *

Тенгри не знал, что ему делать — остановиться или продолжать дальше. И если разум требовал прекратить все немедленно, то тело настойчиво просило еще и еще, хотело чтобы к нему прикоснулись легкими воздушными, почти неощутимыми прикосновениями, либо сжали грубо, яростно, до сладкой, опьяняющей боли.

Когда шэрхэ соглашался на все это, он совсем не думал, что это будет так. Первое же легкое прикосновение к щеке пронзило Тенгри яркими искрами удовольствия. Он никогда не чувствовал так остро, он вообще редко позволял себе что-то чувствовать, скрывая свою неположенную настоящему шэрхэ слишком активную эмоциональность. Вот и доскрывался. Этот дикий, первобытный отклик своего тела напугал его практически до дрожжи. Он хотел возразить, сказать, что ничего не нужно и прекратить это безумство, но мальчишка остановил его, а затем началось что-то совсем уже невозможное. Чувства нахлынули и поглотили его окончательно, растворяя остатки все еще сопротивляющегося разума. Он уже не понимал, где его эмоции, где чужие, все переплелось, так плотно, словно нити тончайшего кружева.

* * *

Тяжело дыша, Эль наконец-то оторвался от губ шэрхэ. Он не знал, сколько прошло времени, сколько длился их поцелуй, все во вне утратило свой смысл. Ему одновременно казалось, что прошли лишь секунды и целая вечность. Сейчас, с влажными, припухшими от поцелуя губами и с мутным от страсти золотым взглядом шэрхэ выглядел еще притягательнее.

— Что же дальше? — немного придя в себя, но все еще дрожащим голосом спросило это золотоглазое чудо.

— Дальше... — губы Эля болезненно ныли от желания вновь ощутить вкус губ шэрхэ, коснуться кожи, впиться жестким поцелуем в бьющуюся жилку на его шее. — Сейчас увидишь... точнее почувствуешь.

Еще раз коротко прильнув к его манящим губам Эль опустился ниже осыпая легкими, словно крылья бабочки, поцелуями шею и грудь шэрхэ. Добравшись до соска, он игриво, чуть дразня, провел по нему кончиком языка, сорвав с губ своего любовника полузадушенный всхлип, а затем, вобрав в рот, начал интенсивно посасывать. Шэрхэ издав протяжный стон упал на кровать, увлекая Эля за собой. Он уже мало что соображал, его руки то отрывистыми и резкими, то медленными и дразнящими движениями ласкали спину и шею юноши.

Обласкав второй сосок Эль начал сползать ниже, прочерчивая огненную дорожку своим язычком и губами от груди к животу и к поясу все еще находившихся на шэрхэ штанов. Его поцелуи от легких и воздушных становились все более и более страстными, почти болезнеными. Элю доставляло просто невообразимое наслаждение чувствовать вкус кожи шэрхэ, биение его пульса под своими пальцами, жар его тела, слышать его стоны и знать, что это именно он, именно его ласки довели одну из этих невозмутимо холодных ледышек до такого состояния.

Подняв голову, юноша всмотрелся в лицо своего хозяина. Шэрхэ был в полной прострации; чуть прикусив нижнюю губу, он водил рассредоточенным, бездумным взглядом по комнате. В сознании Эля снова мелькнула гордость за себя, но тут же погасла, сметенная жаром страсти и осознанием того, что он возбужден вряд ли на много меньше. Тело горело и требовало продолжения, а твердый, как камень член буквально разрывался от желания. Нужно было, просто необходимо, идти дальше.

Чуть приподнявшись, юноша нежно дотронулся до уже очень хорошо заметного бугорка на штанах шэрхэ, одновременно призывно потираясь своим членом об его ногу. Шэрхэ даже не застонал — он просто взвыл выгибаясь так, словно в его теле совсем не было костей.

— Пожалуйста...

* * *

В тот момент, когда эта тихая просьба сорвалась с губ Тенгри, он и сам не осознавал, о чем же он хочет попросить, но человек словно бы все понял без слов. Быстро расстегнув его штаны он освободил увеличившийся от возбуждения член шэрхэ и, осторожно сжав его рукой, начал ласкать, легонько скользя по всей длине, чуть сжимая, нежными движениями большого пальца массируя влажную от смазки головку, другой рукой осторожно поглаживая налитые яички.

Тенгри полностью растворился в охвативших его чувствах, забывая обо всем — о правилах, законах, вековых запретах — сейчас это казалось не важным и даже более того — кощунственным. Разве можно запрещать такое? Шэрхэ полностью отдался во власть человека, он больше не мог ничего контролировать и даже попросту был не в силах сосредоточиться на чем-нибудь постороннем, на чем-то кроме ласкающих его рук и губ, нежного, мягкого тела, прижимающегося к нему, его эмоций, своих эмоций и безудержной, почти неконтролируемой силы, что сплеталась между ними. Он даже не заметил, абсолютно поглощенный ранее неведомыми и такими сладкими ощущениями, когда его маленький человек сумел стянуть с него штаны полностью, просто в какой-то момент с вялым удивлением осознал, что лежит абсолютно обнаженный.

Все так же продолжая ласкать его член человек потянулся к губам Тенгри снова заставляя окунуться в водоворот первозданной, будоражащей и такой сладкой силы. Но на этот раз его маленький раб слишком быстро на взгляд шэрхэ прервал поцелуй, когда же недовольный таким поворотом Тенгри потянулся за продолжением, лишь отрицательно покачал головой и, схватив его руку, поднес ее к своим губам, втянув два пальца в свой жаркий рот.

Тщательно облизав их (причем это смотрелось, да и чувствовалось так, что слегка пришедший в себя шэрхэ опять основательно ``поплыл'`), человек отстранился, лег на спину, подложив себе под спину небольшую подушечку, а затем, потянув Тенгри на себя, широко развел ноги и направил его руку вниз, к двум аппетитным белым полушариям.

— Нужно подготовить... растянуть... что бы нам обоим было приятно... — перерывающимся от страсти голосом, не в силах пускаться в пространные объяснения, пробормотал мальчишка.

Раскинувшийся на кровати, открытый, с широко раздвинутыми ногами и стоящим, словно боевое копье, членом он выглядел так соблазнительно, что Тенгри на секунду показалось, что он попросту сгорит от охватившего его тело пожара желания. Чудовищная мощь эмоций текла по его жилам, сплавляясь с его возбуждением, отбирая силы и одновременно даря небывалое могущество, уже невозможно было понять чья это сила: своя, его?.. Она была общей. Туманила разум, обжигала тело...

Его налившийся кровью член болезненно пульсировал, требуя разрядки, призывая как можно скорее оказаться в этом соблазнительном горячем теле и вбиваться в него изо всех сил, пытаясь почувствовать то самое неизведанное удовольствие. Но остатками былой воли Тенгри смог подавить это желание, ведь даже сейчас, сходя с ума от возбуждения, он абсолютно не хотел грубого совокупления, просто механического соединения тел, когда одному партнеру безразлично, что ощущает другой. Да, и надо признать, шэрхэ опасался, что если он поступит так, как подсказывает ему тело, то снова сделает мальчишке больно и его эмоции, сейчас больше похожие на штормовые волны, так сладко проходящие сквозь шэрхэ, будут снова закрыты. А еще он хотел понять, узнать, почувствовать... хотел увидеть, как его маленький человек бьется в его руках от удовольствия и наслаждения. Поэтому, вместо того, чтобы наброситься на мальчишку и, подмяв под себя, овладеть им, он только лег рядом. Его губы сами нашли губы человека, покрывая их невесомыми поцелуями, и, подразнивая, начали спускаться вниз, к шее, а чуткие пальцы осторожно поглаживали тугую горячую дырочку, заставляя мускулы расслабиться.

* * *

Наконец, один из пальцев шэрхэ проник внутрь и начал нежно двигаться там, позволяя привыкнуть. Эль тихонько вздохнул — кажется, все обошлось, а то он уже снова начал бояться, чего-то такого, что мелькнуло в глазах его хозяина, но, к счастью, сразу пропало. Он посмотрел на золотоглазого, который, переместившись ниже, теперь выцеловывал его грудь, заставляя член твердеть еще сильнее, хотя казалось — куда бы уже больше.

``Как это может быть? Это просто невозможно — я занимаюсь сексом с шэрхэ... и наслаждаюсь этим, — рассеяно, словно сквозь туман думал юноша. — Может это сон или предсмертный бред?'`

Но тут палец шэрхэ задел какую-то точку внутри. Мир взорвался фонтаном ярких красок, перед глазами заплясали разноцветные круги. От разлившегося по всему телу удовольствия можно было сойти с ума. Его бедра двигались сами собой, насаживаясь на палец золотоглазого, пытаясь повторить это чудесное ощущение.

Когда буйство красок перестало кружиться перед глазами, Эль заметил, что шэрхэ замер, непонимающим и каким-то пьяным взглядом смотря на него, явно не собираясь ничего предпринимать.

— Продолжай... пожалуйста... продолжай... так хорошо-о-о-о... — простонал юноша снова нетерпеливо двигая бедрами.

Шэрхэ нежно (!!!) улыбнулся и с явным удовольствием снова приступил к прерванному занятию.

Когда пальцев стало три, Эль понял, что подготовку надо заканчивать. Ему уже было достаточно, а если и нет, то все равно. Иначе, если это растянется еще хотя бы на какое-то время, он просто скончается от переполняющих его ощущений. Ну или элементарно кончит, что было пока крайне не желательно — в данный момент Эль отчаянно мечтал почувствовать горячую плоть шэрхэ внутри себя.

Извернувшись от ласкающих его губ и рук, юноша быстрым движением скользнул вниз и, не теряя времени даром, приник губами к бархатно-стальному стволу золотоглазого. Сначала Эль язычком пробежался по всей длине, остановившись на головке, легонько скользя по ней и чуть посасывая, а затем заглотил член почти полностью.

* * *

Когда губы человека коснулись его члена Тенгри показалось, что он умер, настолько сильное удовольствие пронзило его тело. То, что творил с ним этот восхитительно горячий ротик не возможно было передать словами. Он абсолютно потерял разум, все его ощущения и мысли сосредоточились в том самом органе, который с таким старанием сосал сейчас его маленький человек. И поэтому, когда тот внезапно отстранился, Тенгри даже зарычал от охватившего его разочарования, но тут же, окинув вокруг затуманенным взглядом, увидел, что мальчишка никуда не исчез. Вот он, рядом, снова лежит, расслаблено раскинувшись на кровати, с бесстыдно разведенными ногами, манящими, словно ворота рая.

— Иди ко мне...

Но Тенгри уже не нужно было даже звать. Почти мгновенно оказавшись рядом, он накрыл горячее тело мальчика своим и одним-единственным мощным толчком скользнул в тугую глубину. Замерев на несколько секунд, давая привыкнуть человеку к себе, Тенгри начал двигаться, сначала медленно и осторожно, словно пробуя, а затем все быстрее и быстрее, со всей силы вбиваясь в сладко стонущего и извивающегося под ним от страсти мальчишку.

Это не было похоже ни на что испытываемое или ощущаемое им ранее. Эмоции и энергия зашкаливали. Тело и разум плавились от испытываемого удовольствия. Невозможно, нереально... Частью сознания, еще не затуманенной блаженной дымкой, Тенгри с удивлением и каким-то немыслимым благоговением фиксировал невероятную силу эмоций, бьющую из мальчишки, да и из него самого тоже. Это был шквал, ураган, шторм...

Но когда мальчишка под ним, громко и как-то особенно проникновенно застонав, излился, пачкая их спермой, содрогаясь всем телом и как то по особенному сладко сжимаясь внутри, Тенгри окончательно снесло последние остатки разума, он был уже не в силах думать о чем либо еще. Глубоко вонзившись еще пару раз, он бурно кончил, чувствуя себя в этот момент самым счастливым существом на земле. Кажется, теперь он знал, что такое счастье не только в теории.

* * *

Эль лежал на спине, уставившись немигающим взглядом в потолок. Шевелиться совсем не хотелось. Все тело купалось в такой неге, что даже небольшой дискомфорт между ягодиц не мешал общему счастью. Это было так... Замечательно, грандиозно, феерично... Конечно же, Эль и раньше надеялся на то, что все будет совсем-совсем не плохо, но произошедшее в десятки раз превзошло его ожидания — немного достаточно слабой боли сначала и крышесносное удовольствие в конце. Да за подобное наслаждение Эль готов был перенести еще раз (а может еще и не раз) все те пытки, которым подвергал его лежащий рядом в полнейшей прострации шэрхэ. Но это было еще не самым ужасным. Самым-самым, на взгляд Эля, было то, что ему неистово хотелось повторить все это безумие. Причем, он не отказался бы сделать это прямо сейчас. Элю было стыдно, он чувствовал себя ужасно распущенным, но ничего не мог с собой поделать. Вот так он лежал и мучился, разрываясь между самоистязанием и желанием немедленно растормошить подозрительно притихшего золотоглазого, на предмет закрепления ``пройденного'`. Кстати, юноша уже начинал беспокоиться. Если уж на него так повлиял их потрясающий секс, от которого по телу до сих пор прокатывались жаркие волны удовольствия, то что же говорить о ``бесчувственном'` шэрхэ, который явно никогда ранее не испытывал ничего даже отдаленно напоминающее подобное. И то, что он еще не пришел в себя, было крайне подозрительно. Как бы совсем когти не откинул, это было бы ой как некстати. Элю он нужен был живым и, желательно, здоровым.

В этот момент, словно бы услышав его мысли, рядом зашевелился шэрхэ. Перевернувшись на бок, он внимательно посмотрел на юношу и, нежно проведя рукой по его лицу, спросил:

— Ты как? С тобой все в порядке?

— Отлично!

Эль приподнялся и потянулся всем телом, но тут же снова рухнул обратно, ойкнув от прострелившей чуть ниже поясницы боли.

Шэрхэ нахмурился и, грозно нависнув над Элем, обеспокоено поинтересовался:

— Болит?

Близость горячего тела шэрхэ, его немигающий взгляд рождали в мыслях Эля яркие картины их недавнего неистовства, снова окуная в волны возбуждения. Он заворожено смотрел в глаза своему хозяину, словно бы выпав на это время из реальности. До него даже не сразу дошел смысл заданного вопроса, только когда золотоглазый повторил его с все возрастающей тревогой в голосе, Эль наконец понял, о чем его спрашивают.

Болит? Он бы это так не назвал, хотя некий дискомфорт все же присутствовал — это, слегка поерзав, юноша вынужден был признать, но рассказывать об этом шэрхэ ему совершенно не хотелось.

— Нет, совсем нет...

И хотя голос Эля звучал очень правдоподобно, шэрхэ почему-то только нахмурился еще больше.

— Ты мне врешь!

— С чего бы это? Зачем мне...

Но шэрхэ, недослушав, молниеносным движением схватил юношу и, перевернув того на живот, сразу же резко ввел три пальца в его раздраженный анус, заставив Эля болезненно ойкнуть.

— Вот видишь... Я не хочу, что бы ты мне врал.

Громкий, проникновенный шепот шэрхэ, склонившегося к самому его уху, его горячее дыхание, вызвали у юноши толпу мурашек по всему телу; да и пальцы, которые золотоглазый так и не убрал из его попки... скажем так — немного отвлекали. Дискомфорт, вызванный их внезапным вторжением, быстро прошел, и сейчас Эль еле сдерживался, чтобы не начать поддаваться назад, стараясь насадиться на них поглубже. И уж точно немного ноющая боль внутри не имела значения.

Осознав, о чем он снова думает, Эль покраснел и дернулся в попытке выскользнуть из рук шэрхэ, но тут же на его спину легла горячая ладонь, не давая пошевелиться.

— Отпусти меня!

— Не отпущу пока не ответишь.

— Но я же уже сказал!

— И солгал, но твое тело не может спрятать свои реакции...

— Зануда!

— Я жду ответа.

— Ладно-ладно! Немножко было, но это совсем не значит...

Не успел Эль договорить свое силой вырванное ``признание'`, как шэрхэ отпустил его и, резко встав, молча выскользнул из комнаты, оставив в одиночестве недоумевающего таким поворотом событий юношу. Его не было буквально с полминуты. Эль не успел даже сильно огорчиться, подумав, что золотоглазый его банально бросил, как тот вернулся, держа в руках высокий стакан с какой-то бесцветной жидкостью.

Подойдя к кровати, шэрхэ протянул его Элю:

— Пей!

Усевшись поудобнее и постаравшись придать лицу выражение ``все в порядке, и я совсем даже не готов был растерзать все вокруг пару секунд назад'`, юноша подозрительно уставился на стакан у себя под носом:

— Зачем? И что это такое?

— Это поможет. Пей!

И все, больше ни слова. Ни объяснений, ни уговоров, только мельтешащий перед лицом стакан. Не то, что бы юноша думал, что шэрхэ, который все еще считался его хозяином, был обязан ему что-то объяснять, но уж очень не хотелось пить что-то неизвестное. Подумав пару секунд и решив не артачиться (ведь вряд ли шэрхэ собрался его отравить, а даже если так, то кто ему помешает?), Эль залпом выпил предложенный ему напиток, который оказался абсолютно безвкусным, похожим на воду. Даже нет, не так, вода тоже имеет какой-нибудь вкус, у этой же жидкости он отсутствовал полностью. Сразу после этого юноша почувствовал, словно бы его тело окатило волной освежающего тепла, вымывая малейшую усталость и боль, придавая силы. Элю показалось, словно бы он заново родился, настолько он себя сейчас отлично чувствовал.

— Спасибо, — улыбнувшись и поставив пустой стакан на столик с пыточными инструментами, который так никто и не удосужился убрать, Эль снова сладко потянулся и, взглянув прямо в глаза шэрхэ, озорно подмигнул, одновременно проводя языком по своей нижней губе и тут же снова очаровательно краснея от понимания того, что он сейчас собирается сделать. А сделать он собирался, ни много ни мало, как соблазнить шэрхэ. Еще раз. И если уж первый раз можно было считать необходимостью, то сейчас никакого оправдания не было, и это бесстыдство юношу очень смущало. Но золотоглазый отреагировал совсем не так, как ожидал от него Эль.

— Прости. Наверное, из меня получился не очень хороший ученик, — грустно пробормотал шэрхэ, отводя глаза и снова присаживаясь на край кровати.

Неужели... Но ведь Эль был уверен...

— У нас ничего не получилось? — скорее утверждая, чем спрашивая пробормотал юноша, чувствуя себя так, словно падает в бездну.

А ведь он был так близко, даже почти снова почувствовал себя свободным...

Шэрхэ в ответ тихонько покачал головой.

— Нет. Все прошло прекрасно. Обряд завершен, и столько энергии я не ощущал еще никогда. Ты был прав.

— Но тогда почему? — в сердцах воскликнул Эль с все возрастающим изумлением и толикой злости, пришедшими на смену вернувшейся было черной тоске. — За что мне тебя прощать?

Ну ведь не за соблазнение же действительно! Тем более, что соблазнял то как раз Эль, и уж скорее ему положено чувствовать себя гадким растлителем.

— Тебе было больно.

Шэрхэ произнес это так, словно это объясняло все. Ну, может в какой-нибудь другой ситуации это и было бы так, но не сейчас. И хотя Элю показалось диким, что его хозяин мало того, что заботится о его благополучии, так еще и о его удовольствии. Беспокойство шэрхэ было приятно.

— Больно? Нет... — вскричал Эль и тут же осекся под недовольным взглядом шэрхэ, которому явно не понравилось, что юноша снова отрицает очевидное, но, не дав себя сбить с мысли, чуть подкорректировав, продолжил: — Да, боль действительно была, но совсем чуть-чуть. Вот самую капельку. Да и в первый раз всегда так, даже у девушек. Ты сделал все правильно. Мне понравилось. Было хорошо, очень хорошо. Да и разве ты сам этого не видел?

— Ты действительно говоришь правду?

Неуверенная, робкая улыбка озарила лицо шэрхэ. Улыбаться он почти совсем не умел, но было видно, что очень старается научиться. Зря он говорил, что ученик из него никакой, наоборот, на сколько мог судить Эль, очень даже... В этот момент он выглядел так умильно и в то же время настолько притягательно-соблазнительно, что у Эля окончательно снесло крышу. В мгновение ока он оказался на коленях у золотоглазого, бесстыдно обвившись руками и ногами вокруг него.

— Угу, — прошептал юноша, выцеловывая на груди и шее шэрхэ какие-то одному ему понятные иероглифы. — И я бы совсем не прочь повторить.

В ответ на чуть-чуть (совсем-совсем чуть-чуть) недоумевающий взгляд, брошенный на него шэрхэ, Эль вновь игриво облизнулся и потянулся к его губам, целуя нежно и осторожно, почти невесомыми прикосновениями, казалось, совсем невинными, но от этого еще более распаляющими и жаркими. Но это не могло продолжаться долго, горящее в крови желание брало свое, поцелуи становились все более настойчивыми и страстными, язык юноши все яростнее и глубже проникал в рот шэрхэ, переплетаясь с его языком, а шаловливые пальчики дразнящее скользили по снова начинающему твердеть члену золотоглазого.

* * *

Довольные и утомленные, они угомонились только под утро. Уже проваливаясь в сон, Эль подумал, что никогда еще не чувствовал себя настолько счастливым. Вот только пробуждение его вновь было не таким уж и приятным...

* * *

Утомленный мальчик заснул почти сразу. Во сне он казался еще более притягательным и беззащитным. Тенгри еще долго лежал рядом и смотрел на него спящего, словно бы стараясь запечатлеть его образ в своей памяти. Хотя этим-то оправданием он никого не смог бы обмануть — ведь всем известно, что у шэрхэ превосходная память. Он просто думал.

Тенгри не знал, как пересилить себя и все же исполнить обещание, данное своему маленькому рабу... то есть уже не рабу... Он должен его отпустить. Но как же ему этого не хотелось...

Эта сумасшедшая ночь слилась в сознании Тенгри в один огромный, практически бездонный поток удовольствия. Его маленький человек был таким удивительно нежным и отзывчивым, таким восхитительно страстным, что от этого шэрхэ просто плавился от возбуждения. Казалось. он никогда не сможет насытится этим потрясающим телом, удовлетворить свою дикую жажду целовать эти чувственные розовые губки, скользить руками по атласно-гладкой коже...

Но это было еще не все. Хотелось заботится о мальчике, оберегать от всего на свете и даже от самого себя, каждый день видеть его смущенную улыбку и то, как потрясающе он краснеет. Хотелось просто чувствовать его присутствие рядом... И не отпускать от себя ни на миг. И нет, не для Обряда, и не ради энергии, которой он сейчас был наполнен с избытком, а просто так... Но ведь он обещал и не может не сдержать своего слова.

Тенгри не понимал, что с ним твориться. Всего лишь за одну ночь, какие-то жалкие несколько часов, он превратился из закрытого от почти всех чувств и желаний существа... в кого?.. Вот этого он и не знал. Сам себе он сейчас казался слепым, который внезапно прозрел и теперь растерянно смотрит на обжигающе яркий мир перед собой. Это было странно, непонятно и в чем-то даже пугающе, но, все же, ему это безумно нравилось.

Одно Тенгри знал совершенно точно — теперь он уже никогда не будет таким, как раньше. Самые главные, основные постулаты, которым его учили с детства, оказались сущей ложью. Почему? Зачем? Его наставники ошибались или специально, ради каких-то своих целей врали им всем? Одни вопросы. Всю жизнь он считал, что негативные эмоции сильнее позитивных, что проявлять свои эмоции значит потерять силу, а затем и самого себя. Он во все это верил... И вот пришел маленький слабый человек и за одну ночь доказал на практике, что вся его вера сущая глупость.

Безумство энергии, безумство эмоций, безумство плоти...

Каким бы невозможным это не казалось, но Кархи-та был завершен. Никому еще не удавалось, насколько знал Тенгри, сделать это за одну единственную ночь. Но правда была налицо. Он ощущал, как сейчас, там, в Сфере Жизни, уже сформировавшийся, растет и развивается маленький шэрхэ, созданный теми сумасшедшими потоками энергии их сплетенных эмоций. И больше того. Сам Тенгри был наполнен энергией под завязку.

Его маленький человек... Нет, теперь уже не его. Тенгри провел кончиками пальцев по лицу мальчика, обвел еще чуть припухшие от поцелуев губы. Как же он хотел бы оставить его у себя. Но разве он согласиться? Шэрхэ прекрасно знал, как дорожат своей свободой люди и как ненавидят тех, кто эту свободу отнимает. Конечно не все, но его мальчик относился именно к таким, а Тенгри не хотел, чтобы его ненавидели. Раньше ему было все равно, раньше любые эмоции, даже ненависть, воспринимались лишь источниками силы и поэтому были желанны. Но теперь, когда он смог увидеть силу других, светлых эмоций и даже почувствовать их сам, он понял, что, по сравнению с ними, ненависть, страх, злоба — это словно что-то противное, словно давно испорченная, подгнившая еда, к которой не хочется даже прикасаться, не то что пробовать. И уж тем более, Тенгри ни в коем случае не желал ощутить подобные эмоции от своего человека.

А еще, он не хотел больше причинять ему боль, пусть даже самую малую. Сейчас Тенгри ужасала даже сама мысль о подобном. В этом он убедился еще тогда, после их первого раза, когда в раздражении попытался наказать своего малыша за заведомую ложь. В тот момент, ощущая как напряглось тело в его руках и услышав вскрик боли, Тенгри почувствовал, как сердце в его груди конвульсивно сжимается, словно от смертельной раны, а где-то глубоко внутри, словно яд, расползается ненависть к самому себе, и понял, что больше никогда не сможет причинить своему человеку какой-либо вред. А ведь если оставить мальчика у себя, то, скорее всего (шэрхэ это прекрасно понимал), придется его ломать, заставляя принять существующее положение вещей, и не факт, что ломать только морально. А значит...

Он отпустит...

Наклонившись, он нежно поцеловал мальчика в приоткрытые губы, от чего тот, нахмурившись, слегка заворочался и, придвинувшись еще ближе, буквально оплел собою тело шэрхэ, вцепившись в него, словно ребенок в любимую мягкую игрушку, как будто предчувствуя скорое расставание и всеми силами протестуя против него. А затем, сладко причмокнув и расплывшись в блаженной улыбке, поудобнее устроил голову на плече Тенгри и снова крепко уснул. Такой теплый, нежный, желанный.

Тенгри опалило дикой смесью нежности и яростного желания прижать его к себе и не отпускать больше никогда. Одна только мысль, что его малыш когда-нибудь будет так же лежать, доверчиво прижавшись к кому-то еще кроме него, отдавалась в душе шэрхэ взрывом бешеного гнева и непонятного ощущения, словно бы кто-то большой и сильный сдавливает его грудь, не давая дышать.

На мгновение он даже подумал: ``А зачем его отпускать? Разве найдется кто-то, кто сможет остановить меня, если я возьму свое слово обратно? А мальчик... Что ж, со временем он поймет, что ему здесь будет лучше'`. Но тут же сам устыдился своего малодушия. Он не мог так поступить и даже не потому, что шэрхэ старались никогда не нарушать своих обещаний, в общем-то, это только необязательное правило морали, грань, которую каждый устанавливает для себя сам и трактует так, как ему угодно. Скорее дань традиции, чем буква закона. Дело было в другом. Тенгри прекрасно понимал, что просто не вынесет, если мальчик возненавидит его, пусть даже на какое-то время, или, еще хуже, впадет в то самое состояние вселенского безразличия, в котором он пребывал все то время, прошедшее со дня торгов. И хотя где-то на грани сознания билась предательская мысль: ``Он привыкнет. Он смириться. Он забудет'`, шэрхэ изо всех сил отгонял ее — уж слишком на его взгляд, малы были шансы на успех. Они слишком разные...

Собрав с каждым мгновением все больше и больше ускользающую решимость в кулак, Тенгри осторожно высвободился из объятий и, в последний раз приникнув к теплым губам, быстро оделся и вышел из комнаты, больше ни разу не оглянувшись.

* * *

Просыпаться и открывать глаза абсолютно не хотелось. Ощущение сонной неги никак не желало отпускать Эля из объятий, утягивая обратно в свою туманную глубину, укачивая на мягком облаке неземного и такого реального счастья, которое казалось еще более невозможным и несбыточным от того, что рождено было суровым шэрхэ.

Шэрхэ... Было очень сложно разобраться, что юноша чувствует сейчас к своему хозяину. Благодарность, почти оглушающее желание, (что Эль признавал с огромным стыдом) так никуда и не исчезнувшее несмотря на их энергичные ночные игрища, капелька где-то в глубине души спрятавшегося страха и благоговения. Все эти чувства сливались в огромный шар, словно пожаром горевший в его теле. Но, кроме этого, было что-то еще... Что-то, заставляющее совершенно сходить с ума. Что-то, заставляющее сомневаться в собственном рассудке. Что-то, заставляющее хотеть остаться рядом с золотоглазым.

И не смотря на то, что Эль прекрасно понимал — для шэрхэ он является просто интересной игрушкой, ну или, если точнее, то чем-то вроде универсальной батарейки, которую можно использовать и для других, очень приятных целей, юноша все равно желал быть вместе с ним. В глубине души он уж начал жалеть, что согласился на свободу, одновременно страстно желая снова принадлежать только самому себе.

Разве можно это назвать чем-то, кроме внезапного помешательства?! Одна часть души прямо-таки молила — останься, ведь тебе здесь так хорошо (почему-то откровенно забывая о том, как ранее было плохо), другая же отчаянно рвалась на волю. И это ``раздвоение'` раздражало и беспокоило. Даже сейчас, еще не полностью проснувшись, на грани полусна-полуяви, Эль не мог не думать об этом.

Когда он уже было совершенно отчаялся разобраться в себе, решение пришло само собой. И как он не подумал об этом раньше? Вероятно только из-за того, что все еще окончательно не проснулся. Ведь это было так элементарно. Кто сказал, что он не сможет хотя бы изредка (а лучше как можно чаще) встречаться со своим шэрхэ, если станет снова свободным? Главное только — уговорить золотоглазого продолжить их плодотворное ``обучение'`. Но уж здесь-то Эль постарается.

Наконец-то, придя в согласие с самим собой, юноша, сладко зевнув, повернулся на другой бок и хотел было снова окунуться в сладкую дрему, но какой-то так и не ушедший червячок беспокойства, шевельнувшись в его душе, заставил открыть глаза... Что бы спустя мгновение, резко подскочив на кровати, снова крепко зажмуриться и изо всех сил потрясти головой в попытке избавиться от этого ночного кошмара. Но кошмар отнюдь не желал уходить.

Когда Эль вновь открыл глаза, его взгляду предстала все та же картина, что и несколько мгновений назад. В ней не было ничего ужасного, даже наоборот, еще вчера утром она показалась бы ему самым желанным чудом, но не сейчас...

Комната из дома шэрхэ растаяла, словно туман. Эль сидел на своей собственной кровати, в своей собственной комнате и в этом не было никакого сомнения. Вот тот старый потрескавшийся шкаф со скрипучими, плохо закрывающимися дверцами, все так же, как и много лет до этого, стоит в плотную к изножью кровати; у окна — массивный письменный стол, за которым он готовил уроки, на нем вон и сейчас валяются в первозданном беспорядке ручки и тетради, словно бы их хозяин никуда и не уходил; древнее плетеное кресло у стены, в котором было так удобно устроиться вечерком с интересной книгой в руках, и, конечно же, узкая жесткая кровать, на которой он сейчас и сидел — вся не хитрая обстановка комнаты. Такая знакомая и до боли привычная... да, вот сейчас уж именно до боли.

Сколько раз за все эти дни Эль мечтал вот так проснуться и снова очутится здесь, в своей комнате, и чтобы все случившееся оказалось лишь кошмарным сном или предутренним бредом... И теперь его мечта сбылась, вот только сейчас он был этому отнюдь не рад.

Зачем? Почему? За что? Элю хотелось закричать, забиться в истерике, разбить все вокруг, сломать, уничтожить. Только это ничем не могло помочь, что бы он не сделал — все было бесполезно, поэтому он просто сидел, смотря потерянным взглядом перед собой и комкая в руках одеяло, изо всех сил стараясь смириться с тем, что золотоглазый шэрхэ просто выкинул его из своей жизни, словно надоевшую игрушку.

Эль, конечно же, сразу все понял, хватило всего пары ударов сердца, что бы понять — его хозяин выполнил свое обещание. Вот только в это очень не хотелось верить... Почему так? Не сказав ни слова, не дав даже проститься, не говоря уже о том, чтобы попросить остаться. Шэрхэ не верят в силу просьб и никогда не просят — это непреложная истина, они либо берут то, что им нужно, либо проходят мимо и им глубоко плевать на мнения окружающих. А ведь Элю казалось, что его шэрхэ, да именно так и никак иначе — ЕГО шэрхэ, не такой, как все остальные, ведь однажды он уже попросил... Нет, юноша, конечно же, не ждал от него ничего такого, но хотя бы надеялся, что ему дадут шанс попросить самому.

Он ошибался, самообман не доводит до добра. А ведь юноша был готов уже поверить, что хотя бы сумел заинтересовать золотоглазого.

Эль грустно усмехнулся, вспомнив о тех грандиозных планах, которые он строил буквально пару минут назад в полусне.

Пришла реальность и развеяла все иллюзии. Да, он сам хотел свободы и поставил именно такую цену за эту ночь, но разве все произошедшее между ним не показало его истинные желания, пусть еще и не совсем тогда осознанные? Эль хотел быть рядом со своим шэрхэ хотя бы изредка. Видеть его, прикасаться к нему, снова ощущать его руки на своем теле и... Как же это больно — вспоминать то, что было, и понимать, что этого уже никогда не будет. Эта боль была почти настоящей, проходясь по нервам словно тупой пилой, растекаясь кислотой по венам. Странно... Эль всегда был реалистом и никогда ранее не мог бы и подумать, что сможет настолько сильно переживать из-за чего либо, но видимо он ошибался. Он словно бы физически ощущал одиночество, и ему было очень плохо от этого. Будто здесь и сейчас была всего лишь одна половина его, а другая — где-то там, далеко, вне пределов досягаемости. Безумно хотелось туда, бежать-лететь-идти, чтобы снова стать единым целым. Это было странно и неправильно.

``Вещь выполнила свое назначение, и теперь ее можно выкинуть. Вот так вот. Просто и без затей. А я себе уже навоображал. Но что же делать этой вещи теперь?'`.

Эта простая мысль словно бы стала последней каплей, окончательно прорвавшей сдерживаемую плотину эмоций. Вся затаённая где-то внутри боль хлынула наружу. Душа словно бы сжалась в маленький компактный комочек, а мир в одно мгновение как будто выцвел, теперь ``радуя'` взгляд всеми оттенками серого. Поджав колени к груди, Эль уткнулся в них лицом, будто бы пытаясь скрыть от всего мира катящиеся по щекам крупные слезы.

* * *

— Михаэль! Слава богу, ты проснулся, — голос Ирэн прорвался сквозь водоворот отчаяния, снова возвращая к реальности. — Ты все спал и спал с тех пор, как они тебя привезли, и я уже начала бояться, что... Почему ты плачешь? О Господи! Что с тобой? Что... что они с тобой сделали? Пожалуйста, не молчи! Скажи хоть что-нибудь, если не хочешь говорить об... об этом — не говори. Но только не молчи, умоляю тебя, и не сиди, словно ледяная статуя. Кричи, ругайся, можешь ударить меня — я заслужила, но только не молчи...

Выглядела она не важно — похудевшая, осунувшаяся, с чернотой вокруг покрасневших заплаканных глаз и с застывшим на лице и во взгляде выражением панического беспокойства и безмерной усталости.

Собрав последние крупицы воли, Эль попытался изобразить на своих губах хоть какое-то подобие улыбки. Получалось, честно говоря, не важно — такой гримасой можно было скорее напугать, чем успокоить, но это было хоть что-то...

— Все хорошо, со мной ничего не случилось. Рэмми, не беспокойся, со мной все в порядке, — быстро заговорил Эль, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более правдиво, хотя этого самого ``в порядке'` он абсолютно не ощущал, и, сглотнув, добавил: — Я просто очень рад оказаться снова дома.

— Это действительно так? Пожалуйста, Эль, не обманывай меня и ничего не скрывай. Я чувствую себя такой виноватой перед тобой, — сев на край кровати Ирэн крепко обняла юношу, изо всех сил прижав к себе, Эль тут же спрятал свое лицо у нее на плече.

— Не говори так, ты не виновата, я сам все решил.

— Нет, я никогда не прощу себе, что из-за моей рассеянности и трусости пришлось платить тебе. Это я должна была быть на твоем месте, но я смалодушничала. Прости, пожалуйста, прости... — ее голос срывался, казалось, еще мгновение, и она расплачется.

Вот чего-чего в данный момент, а успокаивать рыдающую Ирэн Элю совсем не хотелось, просто не было сил — слишком тяжело было на душе. Кто бы его самого успокоил.. Поэтому юноша постарался побыстрее поставить точку и прекратить этот разговор.

— Не нужно, Рэмми. Мы говорили об этом уже сотни раз, так действительно было лучше всего. Теперь я дома, и все будет как прежде. А это был всего лишь страшный сон. Забудь об этом.

— Я не могу просто так себя простить... Когда мне сказали, что тебя купил шэрхэ... Да мне жить не хотелось от мысли, что с тобой сделает это чудовище...

На эти слова Эль моментально вскинулся и резко рявкнул:

— Не говори о нем так, — а затем, уже мягче добавил, чуть отстранившись и умоляюще посмотрев в глаза Ирэн, — Пожалуйста, давай не будем говорить об этом больше. Это случилось и все. Ничего изменить или исправить мы уже не сможем. Я никогда тебя ни в чем не винил. Я сам принял решение и, даже если бы ты захотела поступить иначе, я бы никогда не позволил бы тебе этого сделать, так что незачем переживать. Просто забудь об этом.

Внимательно посмотрев на него, Ирэн только устало покачала головой, тяжело вздохнула и, отведя глаза, пробормотала:

— Что ж, не хочешь, не будем. Я то может и смогу забыть, а вот сможешь ли ты?

— Постараюсь, очень постараюсь.

Эль снова улыбнулся, и на этот раз его улыбка получилась почти настоящей. Если нельзя жить так, как хочется, нужно жить так, как живется и стараться получать от этого удовольствие. Не так ли?

* * *

С момента его возвращения домой прошло уже почти три месяца. Все это время Эль был словно в полусне, по инерции выполняя все необходимые действия. Старая жизнь вернулась, но стала какой-то чужой, пустой и холодной, словно давным-давно заброшенный и позабытый дом, который когда-то был полон жизни и счастья, но если вернуться в него спустя годы, то не найдешь ничего, кроме развалин. И юноша никак не мог перебороть в себе чувство всевозрастающей, всеобщей неправильности.

Все было как прежде. Эль так же, как и раньше, ходил на занятия в колледж, получая по всем предметам отличные оценки, по вечерам и в выходные подрабатывал в небольшой антикварной лавке и, иногда, когда появлялось свободное время, выбирался куда-нибудь с друзьями. Главное — только чтобы не оставаться одному, наедине со своими мыслями... Не думать, не вспоминать, не чувствовать... Он так же, как и прежде, улыбался, смеялся, шутил, раз за разом подтверждая свою славу души компании, в общем почти ничем не отличался от того Эля, которым он был до встречи с шэрхэ. Вот только все дело было в этом ``почти'`... Снаружи такой же как раньше, а вот внутри, в душе — абсолютная черная дыра, которая засасывает и уничтожает все, что к ней прикасается.

Та боль, которую он почувствовал в первый момент, конечно же, значительно притупилась, ведь нельзя же страдать вечно. Но пришедшая на ее место густая тянущаяся, как смола пустота, радовала еще меньше. Уж лучше бы было больно, так хотя бы он чувствовал себя живым.

Сейчас же была жизнь по привычке.

Сам себе Эль казался большой механической куклой, марионеткой, которую заводят ключиком и выставляют на сцену, где она танцует и кривляется на потеху почетной публике. Главное — не забыть вовремя обновить завод и следить, чтобы механизм не сломался.

А Эль был уже безумно близок к тому, чтобы сломаться и просто напросто умереть, удерживаясь в этой жизни лишь на поистине ослином упрямстве. Он должен был держаться ради себя, ради Ирэн, которая, конечно же, догадывалась о том, что твориться с ним. Уж кто-кто, а она то знала его как облупленного.

Она больше ни разу не осмелилась заговорить с Элем о том времени, что он провел в рабстве. Но иногда, особенно в начале, когда она думала, что он не видит, юноша краем глаза ловил на себе ее взгляды полные боли, сочувствия и чего-то такого еще, что сразу же понимал — либо он живет и правдоподобно притворяется более или менее счастливым, либо они умирают оба. Ирэн так и не смогла себя простить. А Эль не мог позволить страдать еще и ей, поэтому изо всех сил жил так, как будто ничего и не произошло, ну или если точнее — старался жить, а еще точнее — старался выжить.

Но иногда приходилось очень туго. Особенно по ночам. Лежать в темноте без сна, вперив взгляд в темно серый потолок, и снова, и снова чувствовать ЕГО рядом, видеть, слышать, ощущать как самого себя. Купаться в этих ощущениях, словно в живительном источнике, утопая в неземном блаженстве, а потом, изо всех сил стараться не сойти с ума, пытаться снова осознать, что его рядом нет, а ты это только ты. И каждый раз повторять — еще один только раз, в последний раз, в самый последний раз...

Временами Элю казалось, что он оставил там, в том мрачном доме, больше похожем на готический замок, половину своей души, половину своего сердца и половину всего себя, и только ОН — его золотоглазый мучитель, жестокий хозяин и нежный любовник — сможет спасти от этой половинчатости и пустоты.

Нет. Эль не был так глуп, чтобы искать с ним встреч. Зачем? Чтобы услышать, что он больше ему не нужен? Но ведь это ему и так прекрасно показали, а Эль мазохистом не был и растравливать уже начинающую заживать рану не желал. Пусть уж лучше так... Он научится жить без НЕГО, правда научится. Когда-нибудь...

* * *

Тихо падал снег, припорашивая расцвеченные разноцветными огнями улицы, белый и чистый, драгоценными камнями вспыхивающий в свете неоновых гирлянд. Отовсюду слышались шутки и смех: толпы людей с улыбками на лицах и с неизменными пакетами в руках, полными накупленных подарков, спешили домой, стремясь поскорее начать праздник, торопясь порадовать родных, любимых и просто порадоваться самим. Казалось, даже сам воздух был полон этим умиротворенным предвосхищением чего-то чудесного, которое вот-вот обязательно должно было случиться. А как же иначе, ведь сегодня был канун Дня Начала Года, самое время для всевозможных чудес, которые, конечно же, непременно случатся, если в них очень-очень верить...

Эль бессмысленно бродил по улицам, наблюдая за всем этим набирающим обороты весельем и ощущая легкую зависть. Он уже давно забыл, что такое настоящие, не сыгранные радость и смех, и уже почти отчаялся когда-либо почувствовать их снова. И это было горько. Особенно сейчас, в этой яркой праздничной толпе, которой не было никакого дела до одинокого грустного юноши, идущего куда глаза глядят. Словно слепец, скучающий по солнцу.

Сегодня ему некуда было спешить, дома его никто не ждал. Ирэн, давным-давно устроившаяся на новую работу, уехала на целую неделю в командировку. Она, конечно же, не хотела оставлять его одного особенно на праздники и даже намеревалась отказаться от поездки, но Эль, прекрасно знавший, как это важно для ее начинающейся карьеры, просто напросто соврал что-то о пригласивших его на праздники к себе друзьях. Так что Ирэн уехала со спокойной совестью. Что ж, теперь хотя бы не нужно было изображать из себя счастливого и довольного жизнью человека, и Эль был этому искренне рад — маскарад, что ему приходилось постоянно разыгрывать, очень сильно утомлял. Но, не смотря на это, домой все равно не тянуло. Присутствие Ирэн, не смотря ни на что, давало хоть какую-то иллюзию жизни и тепла, немного отвлекая от преследующей его тоски, а пустой холодный дом навевал уж слишком мрачные мысли. Эль знал, что наедине с собой он ни на секунду не сможет избавиться от все вновь и вновь возвращающихся воспоминаний, таких мучительных, таких сладких... Вот он и спасался, бродя по улицам. И пусть это было все то же одиночество, но одиночество в толпе, вызывающей обманчивое ощущение сопричастности. И пусть это помогало мало, но все же...

Домой Эль пришел уже очень поздно. Возвращаться не хотелось, но и продолжать ``прогулку'` не было уже никакого смысла: поток людей на улицах постепенно редел, оставляя только одиноких припозднившихся прохожих, затем исчезли и они. А ходить по притихшим, опустевшим улицам, заглядывая в горевшие ярким желтым светом окна и представлять царившее там счастье было донельзя глупо, уж не говоря о том, что здорово отдавало мазохизмом. Упиваться же своими страданиями Элю никогда не нравилось, поэтому ему оставалось только идти к себе и пытаться уснуть, надеясь, что хотя бы сегодня его сон будет спокойным.

В пустой квартире было темно и тихо. Зажигать свет Эль не стал. Зачем? Ведь он прекрасно ориентировался здесь и без этого, а спугнуть состояние сонной отрешенности, вызванное милосердным полумраком, отнюдь не хотелось. Сбросив ботинки и куртку, юноша прошел прямо в свою комнату и, не раздеваясь, рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку и моментально забывшись крепким сном. И вот странность — в эту ночь ему совсем ничего не снилось.

* * *

Тенгри никак не мог найти себе места. С тех самых пор, как мальчик был отправлен домой, шэрхэ чувствовал себя так, точно потерял что-то важное, буквально жизненно необходимое, какую-то часть самого себя, которая словно бы была вырвана на живую из его тела, оставив ноющую рану. И это неприятное, тянущее ощущение, свернувшееся холодной змеёй где-то глубоко в груди, не желало проходить. Наоборот, с каждым прошедшим днем становилось все сильнее и сильнее.

Ни тренировки, которым он посвящал всё больше времени, ни медитации, раньше всегда поддерживающие его в трудные моменты — ничего не помогало. И хорошо, что сейчас, пока дитя ещё не покинуло Сферу, и он был связан с ним нитями силы, Тенгри не нужно было идти сражаться за Барьер. Иначе, с такой никуда не годной сосредоточенностью и полным раздраем мыслей и чувств, он давным-давно бы уже ушел во Тьму. И зря говорят, что шэрхэ не умирают. Всё когда-то рождается и гибнет — это непреложный закон бытия. Все смертны, и они тоже, просто убить их гораздо сложнее... Но чудовища Барьера прекрасно справляются с этой ``задачей'`.

Тенгри хотелось бросить все и бежать к мальчишке, прижать его к себе, зарыться лицом в волосы и больше никогда никуда не отпускать, и шэрхэ лишь жесточайшим усилием воли сдерживался, чтобы не совершить подобную глупость, заученно повторяя про себя, словно бы какую-то там людскую молитву, слова: ``Так будет лучше'`. Но, чем больше проходило времени, тем становилось труднее. Казалось, сейчас для него весь Мир сосредоточился на одном юном человеке. Всё напоминало о нем, даже то, что никогда и не было с ним связано. Это словно наваждение...

А ещё были сны. Яркие, живые, настолько правдоподобные, что казались реальными. Тенгри, как наяву, снова и снова ощущал теплоту и бархатную нежность кожи своего бывшего раба, мягкость его губ, его пьянящий аромат и безудержный поток его эмоций. Сны, дарящие наслаждение и заставляющие сходить с ума... И это уже было за гранью. Шэрхэ не видят снов и уж тем более таких, так было всегда... И что же могло случиться? Что с ним? Виноват ли неправильно проведенный обряд, или что-то ещё?

В попытках найти ответы на эти вопросы Тенгри потратил немало времени и сил. Пересмотреть шестую часть знаменитой Шкарской библиотеки, во много-много раз превосходящей по количеству накопленных знаний все людские — это не шутка. И если бы ещё были результаты. Но книги молчали. Ни в одной из них не было сказано ни о чём подобном, и даже намёка не было. Казалось бы, всё бесполезно...

На эту книгу он наткнулся совершенно случайно. Маленькая, тонкая, больше похожая на тетрадку в потёртом кожаном переплете, она буквально упала ему на голову, выпав из-под обложки очередного толстенного фолианта, когда Тенгри пытался достать его с одной из верхних полок. И действительно странно, что внезапная находка не была просто напросто отброшена им в сторону. Что-то заставило Тенгри открыть её и вчитаться повнимательнее. Наверное, это можно было объяснить лишь чудом, а может — просто отчаянием существа, хватающегося за любую соломинку, или просто улыбкой судьбы, но на это раз ему повезло. Как только шэрхэ смог разобрать первые строки, он понял, что наконец-то нашел то, что нужно.

Потрёпанная книжица, с поэтически-пафосным названием ``Единение душ'`, написанная на древнем шэрхэйском диалекте, который никто уже не использовал почти три тысячи лет и который изучался современными шэрхэ только как дань традиции, действительно дала ответы на все вопросы, и даже больше... Тенгри с всё возрастающим удивлением узнавал из неё всё новые и новые факты, шедшие решительно вразрез с тем, чему их в свое время учили наставники.

Нет, конечно же, не всё из того, что им рассказывали, было ложью. Слова наставников были почти правдой, вот только эта правда была отражена в стольких кривых зеркалах, что сделать из неё верные выводы стало практически невозможно. О стольком было забыто, а может и специально не сказано, что буквально кружилась голова.

И зря он волновался из-за неправильности проведенного обряда, оказалось, что тысячи лет назад это было обычным делом. То есть одним из многочисленных вариаций древнего Кархи-та (который в то время использовался не только для получения с его помощью потомства — обрядом соединения энергетических сущностей между шэрхэ и специально подобранного для него человека — керши).

В древности каждый шэрхэ мечтал найти своего керши — Проводника — человека, с которым он объединял свои эмоции, сплетая их настолько плотно, что они становились практически единым целым. Такой тандем был почти безупречен. Керши отдавал своему шэрхэ бесперебойно и в огромных количествах энергию, одновременно стабилизируя потоки силы пронизывающие тело шэрхэ, таким образом давая ему возможность не только не зависеть от питающих Источников, колоссально повышая быстроту, ловкость, неуязвимость, в десятки раз усиливая и без того не слабую регенерацию, что позволяло с во много раз возросшей мощью уничтожать чудовищ Барьера, но и предоставляя шанс без какого-либо для него вреда (и даже наоборот — с пользой) испытывать любые по силе эмоции.

Но была и обратная сторона этой связи — соединённые не могли надолго разлучаться. Не видя друг друга долгое время, они буквально умирали от тоски и одиночества. Так же было ещё одно... Не смотря на то, что по продолжительности жизни и крепкому здоровью керши после обряда становился равен с соединённым с ним шэрхэ, он не приобретал знаменитые шэрхэйские силу и способность почти мгновенно восстанавливаться после практически любой раны, оставаясь таким же уязвимым и хрупким, как и до этого. И если по какой-то причине — несчастный случай или намеренное убийство — керши умирал, то вмести с ним, почти сразу же, погибал и его шэрхэ.

И, судя по тому, что он прочёл, Тенгри догадывался, что об этом и других вариантах обряда было забыто совсем не случайно.

И, как показало время, его подозрения были отнюдь не напрасны...

* * *

После того, как Тенгри нашел книгу прошло два дня.

Два дня, полные раздумий и терзаний о том, что ему теперь делать. Как говорилось в книге, двое Связанных не могут существовать друг без друга. И, хотя Связь можно было разорвать (пусть это было крайне болезненно как в физическом плане так и в духовном, и в древности это практически никогда не делали, но вполне возможно), но и для этого было необходимо присутствие обоих, а значит, выбор был только один — вернуть маленького человека обратно. Вот только поехать к нему сам Тенгри сейчас не мог — отлучаться далеко от Сферы было ни в коем случае нельзя, а посылать кого-то, что бы мальчика доставили сюда, ему очень не хотелось. Мало того, что это могло попросту напугать малыша, так шэрхэ отчего-то казалось, что человек, явно не понимающий сейчас, что с ним происходит и почему ему так плохо, вряд ли обрадуется такому самовольству с его стороны. Сначала с ним нужно было хотя бы поговорить, объяснить все спокойно, а лишь потом ставить перед фактом. К сожалению, времени оставалось все меньше и меньше. Невозможно было предположить, в какой момент две половинки соединённой души сломаются и погибнут. А значит, нужно было срочно на что-то решаться и сделать всё так, чтобы причинить мальчику как можно меньше неудобств.

Именно за этими раздумьями его и застал визит одного из Дайджи — Мудрейших расы шэрхэ.

Как таковых королей, императоров и прочих управленцев у шэрхэ не было. Их общество делилось на три группы: эйнрэ — младших воинов, самых молодых шэрхэ, к которым и относился Тенгри; тайнрэ — старших воинов или как их ещё называли — наставников, т. е. шэрхэ, которые уже имели достаточный опыт в боях, чтобы направлять и обучать младших; и дайджи — самых старых (если этот термин, конечно, можно было бы применить к кому-либо из расы шэрхэ) воинов, которые уже не участвовали непосредственно в боях (за исключением самых тяжелых), посвятив себя хранению знаний и традиций.

Дайджи практически никогда не вмешивались в жизнь остальных, изредка давая советы в каких-либо спорных ситуациях. И для Тенгри было в двойне странно увидеть у себя дома одного из них хотя бы потому, что на его запрос, посланный сразу же после обряда, никто ничего не ответил. И вот теперь, через столько времени... Что же могло случиться?

Маленькая комнатка, специально приготовленная для встречи, преобразилась. Все стены вместе с окнами были задрапированы черным шелком с крупным золотым орнаментом; освещала помещение лишь слабая напольная лампа, находящейся чуть с лева от двери — шэрхэ никогда не любили солнечный свет. Хоть он не причинял им никого вреда, они старались как можно меньше подпускать солнечные лучи к себе. Впрочем, свет как таковой они не любили вообще, предпочитая темноту, в которой они прекрасно видели. У дальней стены напротив двери в большом мягком кресле сидел дайджи, по традиции с ног до головы закутанный в мемлех — традиционное одеяние шэрхэ.

Легко ступая по мягкому, пушистому ковру, Тенгри зашел в комнату и, остановившись в нескольких шагах от кресла, по обычаю поприветствовал Старшего — слегка склонившись и коснувшись кончиками пальцев обоих рук лба. Дайджи ответил лишь лёгким кивком головы и после недолгого молчания произнес:

— Ты хотел что-то спросить у нас, эйнрэ Тенгри?

Тенгри задумался: ему очень не понравилась вдруг проснувшаяся по отношению к нему активность Мудрейших. Да, он хотел узнать, но это было уже почти три месяца назад. Да и, честно говоря, хотя его ситуация была далеко не ординарной, посылая запрос, он не слишком-то и надеялся на что-либо — слишком редко дайджи снисходили до кого-то из младших. А тут личная встреча... Очень странно...

Поняв, что его молчание продолжается непозволительно долго Тенгри поспешил ответить:

— Да, это так, дайджи.

— Это касается проведенного тобой обряда, — не вопросительно, а скорее утвердительно проговорил Мудрейший.

— Да...

— Расскажи мне о нем.

Тенгри не слишком то хотелось говорить об этом — отчего-то накатило внезапное чувство смущения, тем более, что все его вопросы уже разрешились, но в голосе дайджи звучал скорее приказ, чем просьба. Поэтому, слегка замявшись, подыскивая верные слова, он заговорил.

Тенгри рассказал обо всем — о своем Кархи-та, о маленьком рабе, об ощущении, возникшем на торгах, о многочисленных неудачных попытках, о безумной ночи и полученной в результате неё энергии. Вот только почему-то о найденной позже книге и о том, что прочитал в ней, промолчал, поддавшись вдруг появившемуся ощущению опасности.

Чутье никогда не подводило Тенгри в бою, поэтому он решил послушать его и сейчас, как бы не требовали вбитые в голову традиции ничего от дайджи не скрывать, решив, что, в крайнем случае, об этом можно рассказать и позже.

Мудрейший его не перебивал, задумчиво скользя взглядом темно-оранжевых глаз по комнате. Казалось, он совсем не слушает рассказ молодого шэрхэ, думая о чем-то своем. Но, естественно, это было не так — дайджи ловил каждое его слово.

Закончив рассказ, Тенгри умолк, ожидая вердикта Мудрейшего. Но тот не спешил что-либо отвечать, видимо о чем-то крепко задумавшись. Лишь спустя довольно продолжительный промежуток времени, когда Тенгри уже отчаялся получить какой-либо ответ, он заговорил:

— Что ж... Как бы не был проведен обряд и какими бы эмоциями не была вызвана впитанная сила, но он благополучно совершён. Тайнрэ Вергли, проверявший Сферу, подтвердил, что новый шэрхэ развивается нормально. У нас нет никаких претензий к тебе эйнрэ Тенгри. Ты поступил правильно.

Это было не совсем то, чего ожидал Тенгри. Конечно, получить одобрение дайджи было очень приятно, но... Не успел молодой шэрхэ додумать свою мысль, как Мудрейший продолжил:

— Но мы бы не желали, чтобы ты рассказывал о случившемся кому либо, а также мы просим прекратить поиски информации. Ты должен забыть о том, что случилось.

— Но почему?! — возможно Тенгри выкрикнул свой вопрос слишком эмоционально, если судить по осуждающе блеснувшим глазам Мудрейшего, но иначе он не мог. Слишком уж возмутительно было то, что он услышал. Ведь каждый имел право знать... И Тенгри собирался (как только не будет связан со Сферой) сообщить о своей ``находке'` всем. И об измененном им самовольно обряде, о его последствиях, о всем том, что было написано в обнаруженной им книге. Он хотел прекратить бессмысленные жестокие убийства. Молодой шэрхэ конечно не ожидал, что дайджи ему помогут, но о том, что они могут помешать, даже не мог и помыслить.

— Лишнее знание вредно, — Мудрейший сверлил его взглядом огненных глаз так, что если бы Тенгри не был уверен в том, что никакое внушение на шэрхэ не действует, то подумал бы, что его хотят подчинить, стирая мысли и личность, как поступали шэрхэ со своими слугами-людьми. Только сейчас, в этот момент Тенгри понял, насколько это ужасно. — Слишком велика его ответственность, и ты не готов ее принять, так же, как и другие. Поэтому мы просим тебя молчать. Говори всем, что обряд прошел как обычно.

Теперь Тенгри уже окончательно не верил своим ушам. Его просили врать?! И кто! Один из почитаемых всеми Мудрейших. Из глубины его души поднималось негодование, густо помешанное с брезгливостью. И их они почитали, словно люди своих Богов?! Честные, непредвзятые, мудрейшие... А как же!..

Тенгри не легко было скрыть все, что с ним творилось, но ему это удалось — с его губ, вместо горячих обвинений, сорвалось лишь скупо-бесстрастное:

— А как же люди?..

— Люди? А причем здесь они?

— Но они ведь страдают!

— И что?

— Ведь можно договориться, сделать так, чтобы все было по обоюдному согласию, без боли, без пыток...

— Это слишком опасно. Ты понимаешь, сколько шэрхэ могут погибнуть, разыскивая своего человека? Тебе просто очень повезло — не каждый из них годится для такого обряда. Кроме того, в этом случае люди слишком многое узнают о нас, о наших слабых точках, мы станем слишком уязвимы. Ты слишком юн и ещё не знаешь, какова сила человеческой жажды власти. Мы не должны приближать их к себе. Чем меньше они нас понимают, тем больше бояться и преклоняются. Так что пусть лучше они умирают!

Тенгри казалось, что он уснул и ему сниться кошмар. И пусть говорят, что у шэрхэ не может быть кошмаров, как и снов, но для реальности все это было чересчур. Все ложь! Все! И лишь только потому, что это кому-то удобно, чтобы поддерживать свое величие. Сотни, тысячи смертей. Тенгри был воином и, хотя он убивал только монстров, у которых были лишь зачатки сознания, при необходимости он смог бы убить и разумного, если бы тот реально угрожал его безопасности. Но убивать просто так, только из-за того, что может быть что-то случится, ещё не ясно когда и случится ли вообще, он считал дикостью. Чем же они тогда отличаются от чудовищ Барьера?..

Все остальные слова долетали до него словно сквозь туман.

— Ты должен забрать этого мальчишку к себе, и будет лучше провести над ним обряд Подчинения. Мы должны быть уверены, что он никому ничего не расскажет. Если он уже это сделал — убей всех, кто знает.

Сердце как будто сковало льдом. Хотелось подскочить к креслу и вонзить демазитовый меч, которым было так хорошо убивать чудовищ, в горло сидевшего перед ним шэрхэ, видеть, как гаснут его глаза, наслаждаться запахом смерти, чтобы он захлебнулся собственной кровью, вместе с ней заглатывая собственные, только что сказанные слова. Да что там меч... Хотелось разорвать, растерзать голыми руками! И только годами тренируемая выдержка, а так же мысль о том, что если он сделает это, то у него уже не получится ничего изменить в этой прогнившей системе, и спасти Эля он тоже не сможет, помогла Тенгри остаться на месте, даже не на йоту не показав охватившие его чувства. Да, кажется сегодня он научился ненавидеть.

— Я обязательно займусь этим, как только смогу отойти от Сферы, — произнося это обещание, которое молодой шэрхэ даже и не собирался исполнять, голос Тенгри звучал так спокойно и безразлично, словно бы это для него ничего не значило.

Дайджи снова легко кивнул, не сводя с него внимательного, изучающего взгляда.

— Мы рады это слышать. Надеемся, ты нас не разочаруешь.

Получив знак, что он свободен, Тенгри, коротко поклонившись, вышел из комнаты. Ему еще многое предстояло сделать, а времени оставалось слишком мало.

* * *

Сон отступил внезапно, без каких-либо переходов вроде утренней полудремы — раз, и словно бы кто-то поворачивает выключатель, и ты понимаешь, что уже совсем-совсем проснулся, бодр и полон сил для новых свершений.

Спать совершенно не хотелось, да еще и наглый солнечный луч упрямо лез в глаза, как бы Эль не пытался от него отворачиваться, не давая еще хотя бы немножечко понежится в постельке, поэтому, долго не раздумывая, резким движением откинув мешающееся одеяло, юноша сел на кровати: зевая и блаженно потягиваясь, и тут же замер, насторожившись. Где-то в глубине сознания мелькнула удивленная мысль о непривычной мягкости матраса — даже ни одна из вечно торчащих во все стороны пружин никуда не впивалась, да и солнце, которое не дало ему спать дальше, было слишком ярким. Откуда? Ведь в его комнате всегда царил полумрак — единственное окно выходило во двор и не давало много света.

Снедаемый все возрастающим беспокойством Эль открыл глаза. Стоило ему только это сделать, как вялое удивление переросло в уверенность, а затем и в панику. Он почувствовал себя так, словно бы перенесся на несколько месяцев назад, в те самые семь дней, проведенных им в доме шэрхэ, о которых он так старательно пытался забыть все это время.

Комната ничуть не изменилась — все такая же большая, пустая и безликая. Только теперь вечно задернутые шторы были распахнуты, и в окна лился яркий солнечный свет. Все то же самое, словно и не было этой томительной полужизни, которую Эль пытался изображать день за денем. Ущипнув себя чуть ниже локтя, убедившись, что это не сон, и обнаружив при этом, что одет только в тонкие хлопковые штаны (и это притом, что он прекрасно помнил, что засыпал не раздеваясь) Эль глубоко задумался.

В общем-то, ответ на главный вопрос нашелся сразу, и в его правильности Эль был почти стопроцентно уверен. В душе закипал гнев. Как посмел шэрхэ, молча выбросив его из своей жизни тогда, теперь, спустя столько времени, как ни в чем не бывало, вот так вот запросто, снова похитить его?! Он — свободный человек и имеет право сам распоряжаться собой! И в тоже время в сердце разгоралась надежда — он снова увидит его, сможет поговорить, а может и... Нет, он не должен так думать! Эль резко тряхнул головой в попытке отогнать от себя эти неподобающие мысли. Он не будет больше ни на что надеяться — это слишком больно...

— Здравствуй, Михаэль.

До боли знакомый голос с мягким, словно бы растягивающим слова выговором и глубокими бархатными интонациями, в котором одновременно со всем этим чувствовалась сила и власть, раздавшись в тишине комнаты, заставил юношу вздрогнуть от неожиданности и, буквально подскочив на кровати, обернуться на звук. Сердце предательски забилось быстрее. У дверей в непринужденной позе, чуть придерживаясь рукой за косяк стоял ОН, тот о ком он думал все эти недели, чей образ неизменно стоял перед его глазами, тот, кого он хотел и одновременно ненавидел — его хозяин-шэрхэ, с ног до головы закутанный в так любимый его народом черный балахон. Правда лицо, на котором неистовым пламенем горели золотые глаза, в разрез с традициями в этот раз было открыто.

``Он пришел'`, — забилась в голове юноши паническая и одновременно ликующая мысль. Эль сам сейчас слабо понимал, что чувствует — счастье, от того, что он все же смог увидится с ним еще раз, неуверенность, страх, беспокойство от непонимания того, зачем он мог понадобиться шэрхэ спустя столько времени, злость, от осознания, что все те стены, возведенные в его душе, начали рушится от одного только взгляда этих нечеловеческих глаз. Кроме всей той бури у Эля вызывало смятение еще одно обстоятельство — шэрхэ назвал его по имени. Раньше юноша даже не был уверен, что хозяин знает, как его зовут. Ведь до этого момента он никогда к нему не обращался так. Впрочем, они вообще мало разговаривали — им было как-то не до этого. Эль густо покраснел, вспомнив, чем они были заняты вместо светской беседы, но тут же постарался отвлечься от этих воспоминаний.

Эль тоже никогда, даже мысленно, не мог заставить себя произнести ...

— Здравствуй, Тенгри.

Тенгри...Бурный, ревущий поток, бушующее пламя, смертельный шторм, басовитое мурлыканье кошки — вот что слышалось в звуке этого имени. Да, оно подходило шэрхэ, он был таким же неукротимо диким с плавной кошачьей грацией, пугающий и притягательный одновременно.

Зачем?.. Зачем он снова ворвался в его жизнь? Зачем он пришел? Эль смотрел ему прямо в глаза, словно силясь во взгляде прочитать ответы на эти так мучающие его вопросы, но золотой взгляд молчал, впрочем, как и его хозяин, не желая отвечать, а может просто набираясь решимости перед сложным разговором. Хотя... зачем шэрхэ решимость? Они ведь не испытывают страха, неловкости или чего-то подобного, они вообще ничего не испытывают... И Эль не должен больше ошибаться на этот счет, прозрение слишком болезненно.

Неужели он решил вернуть свою игрушку, которую лишь недавно, наигравшись вдосталь, выбросил, как ненужный хлам, не сказав даже доброго слова напоследок?

Эль болезненно скривился от промелькнувшей в его голове мысли — она казалась на столько пугающе верной, что хотелось кричать. Но, даже это не могло заставить его перестать надеяться...

Он в буквальном смысле сходил с ума, разрываясь между двумя абсолютно противоположными желаниями. Сердце радовалось и пело, требуя забыть обо всем и бросится к шэрхэ, обнять его, прижаться к нему всем телом и больше никогда не отпускать. Рассудок же умолял не делать глупостей и не поддаваться дурацким желаниям тела, говоря, что, когда Тенгри снова уйдет, будет еще больнее.

— Зачем ты это сделал?

Эль поднялся с кровати и подошел к шэрхэ, остановившись примерно в полутора метрах от него и скрестив руки на груди в безотчетном стремлении отгородиться от этих манящих золотых глаз и тех желаний, что они в нем будили, с вызовом посмотрел на своего бывшего хозяина.

— Мне очень хотелось тебя увидеть.

Элю на секунду показалось, что в голосе шэрхэ промелькнула грусть, но он тут же отверг эту сумасшедшую мысль — шэрхэ не умеют грустить — это знает каждый ребенок. Отчего-то именно это воспоминание о всем известном факте и добавило злости, опалив его яростью, словно огненной волной. И, вместо того, чтобы держать себя в руках и выяснить все спокойно, как он хотел поступить до этого, юноша с вызовом вздернув подбородок заявил:

— Ты ждешь от меня восторгов?

— Мне казалось, что ты тоже этого желал.

— Да что ты можешь знать...

— Значит я ошибся, и ты совсем не рад меня видеть?

— Ну отчего же, — голос юноши сочился ничем неприкрытым сарказмом. — Игрушка всегда покорна господину. Неужели вы наконец вспомнили обо мне, эже Тенгри? Решили еще раз проиграться?

— Я скучал...

Вот сейчас бы даже самый суровый критик не усомнился бы, что в словах шэрхэ звучала тоска, но Эль уже просто не слышал и не мог остановиться.

— Мне сразу ложиться и ноги раздвигать, чтобы ты удовлетворился и отвалил?! Или подождем? А может мне тебя еще как-нибудь развлечь? А? Сплясать? Спеть? Или что там еще делают хорошие рабы?...

Эль уже мало понимал, что делает и говорит. Боль и обида, копившиеся все это время где-то в глубине, наконец-то выплеснулись на поверхность, полностью затопив его разум. Ему было уже наплевать на то, что перед ним стоит грозный шэрхэ, способный убить его едва ли не одним движением пальца за все сказанные им дерзости. Сейчас даже смерть для него была желанной, только бы заглушить эту раздирающую его душу боль...

Но Тенгри совсем не спешил злиться и убивать. Медленно отойдя от двери, завораживая взгляд своими плавными движениями, он приблизился к взбешенному юноше почти вплотную. Настолько, что Эль всем своим телом почувствовал жар, исходящий от мощной фигуры шэрхэ.

— Я скучал... — снова повторил Тенгри, легонько коснувшись пальцами лица Эля. Отчего тот вздрогнул, как от удара током, и, гневно мотнув головой, оттолкнул его руку, сверкая глазами и снова явно желая сказать еще что-то не менее злобное, но шэрхэ, опередив его, быстро добавил: — Я не могу без тебя, Михаэль. Я пытался забыть тебя. Сопротивлялся своим мыслям и тем чувствам и эмоциям, которые ты смог пробудить во мне... Но так и не смог. Ты не игрушка, ты часть меня, моя половинка, Эль, и без тебя мне очень трудно.

— Тогда почему... Почему ты не пришел раньше? — голос Эля сорвался на крик. — Я так ждал тебя... Мне было без тебя так плохо... Так... больно... Почему?..

Юноша замолчал, и по щекам его покатились крупные слезы. Он выглядел сейчас таким трогательным и беззащитными, и в тоже время рассерженным и нахохлившимся, словно боевой воробей, что Тенгри не выдержал и, поддавшись моменту, наклонился, коснувшись губами его лица, желая собрать драгоценную влагу, осушить ее, желая утешить, желая заставить забыть... Но юноша, как оказалось, отнюдь не хотел такого утешения. Внезапно отшатнувшись и оттолкнув шэрхэ, он шагнул назад, пытаясь оказаться подальше.

— Не подходи! Не трогай меня! Слышишь? Я не хочу, не желаю, что бы ты меня касался! Я не буду больше играть в твои игры!

В душе Эля сейчас бушевала настоящая буря. Все его чувства — ненависть, любовь, надежда, отчаяние, злость и растерянность — переплелись в какой-то чудовищный клубок так, что стало просто невозможно отделить одно от другого.

Тенгри ощущал весь это шквал противоречивых эмоций, что клокотал в душе Эля, и ему было неимоверно стыдно и больно, что он, желая сделать как лучше, заставил юношу так страдать.

— Прости меня... Но я действительно не мог прийти раньше, — слова давались с трудом, но Тенгри заставлял себя продолжать, потому что молчать было просто нельзя. — Я очень виноват перед тобой, но я желал, что бы ты был... счастлив... наверное так. Мне казалось, что так будет правильнее. Вот только я совсем не учел, что мы теперь слишком связаны...

— Связаны? Я не понимаю...

— Той ночью наши энергии переплелись настолько, что мы стали одним целым на уровне эмоций, в ментальном пространстве. Такое случается очень редко сейчас. Практически никогда. Я и сам сразу не понял...

Это казалось бредом, но это все объясняло. Его почти непереносимую тоску, то самое вечное ощущение половинчатости его существования, его слишком реальные сны, которые (теперь Эль это понимал) совсем не были галлюцинациями.

— То есть все, что я чувствую сейчас — всего лишь последствия этой связи? — после недолгого обдумывания желчно поинтересовался юноша, не желая признаваться даже самому себе, насколько сильно задела его эта правда.

— Нет... то есть — не совсем так. Связь не могла создать чувств из ничего, она просто усилила уже существующие. Если бы я был тебе полностью безразличен, ты бы ничего бы и не почувствовал, впрочем в этом случае связь бы и не образовалась...

— И что же нам теперь делать? Зачем ты привез меня сюда? Зачем сейчас все это рассказываешь?

— Прости, что мне пришлось тебя вот так похитить, я... мне очень нужно было с тобой поговорить. И я боялся... — Тенгри запнулся подбирая слова. — Боялся, что ты не захочешь меня слушать, просто повернешься и уйдешь.

— И ты сделал так, чтобы мне некуда было убежать! Что ж отличный ход. Поздравляю! — с мрачным ехидством заметил Эль. — И что будешь делать дальше? Если я откажу тебе? Привяжешь к кровати и будешь ``любить'`, пока не соглашусь?

Но шэрхэ, словно не обращая внимания на его злые слова, продолжал:

— Я только прошу — позволь мне быть рядом с тобой. Я не собираюсь тебя к чему-то принуждать. Просто подумай, разве ты действительно хочешь уйти отсюда и снова остаться в одиночестве? Разве хочешь, чтобы мы опять страдали от невозможности быть рядом друг с другом?

— Я не знаю... — потерянно пробормотал юноша, покачав головой. — Я уже ничего не знаю...

Он буквально разрывался на две половинки, на два кардинально разных решения. Что же выбрать — уйти или остаться?

Вдруг Тенгри скользнул своим кошачьим шагом вперед и, схватив Эля, притиснул его к находящейся рядом стене, впившись в губы жадным поцелуем. Сначала оторопевший от такого напора юноша снова попытался его оттолкнуть, но шэрхэ, вцепившись в него, словно клещ, не отпускал. А поцелуй постепенно становился все более и более страстным и глубоким, обволакивая разум паутиной сладкого безумия. И Эль сдался, полностью отдавшись на волю этим пьянящим ощущениям.

Это был настоящий взрыв. То, что сейчас чувствовали они оба, было просто невозможно объяснить на словах — рождение мира и его гибель, жизнь и смерть...

Зачем, почему они находились так долго и так далеко друг от друга? Все попытки ответить на эти вопросы теперь показались бы глупыми и жалкими. Все терзающие их сомнения и страхи растворились в штормовой силе вновь сплетающихся эмоций.

Никто из них не помнил, как они оказались лежащими на кровати уже без одежды.

Элю казалось, что он сошел с ума. В очередной раз. Ласки Тенгри, его огненные поцелуи, расцветающие по его словно охваченному огнем телу, совершенно затуманивали его рассудок. А уж когда губы шэрхэ, спустившись ниже, коснулись его напряженной плоти — мир окончательно полетел в тартарары.

То, что Тенгри вытворял с его членом своими языком, губами и ртом, одновременно нежно двигаясь пальцами в его попке, было таким прекрасным, что Эль стонал в голос, прося большего, изо всех сил желая прекратить эту сладкую пытку и наконец-то почувствовать в себе твердую плоть шэрхэ. Но пытка длилась и длилась.

Эль уже думал, что сейчас, еще секунда, и он попросту умрет от наслаждения, когда Тенгри, оторвавшись наконец от его члена, положил его ноги к себе на плечи, подхватив под попку, и одним резким движением скользнул в него.

Это чувство заполненности, ощущение огромного горячего стержня, двигающегося внутри, при каждом толчке задевающего заветную точку, дарившую наслаждение, было таким долгожданным и потрясающим, что Эль, не в силах сдерживаться, вскоре кончил, одновременно чувствуя, как в него изливается Тенгри.

* * *

Эль тупо сверлил взглядом стену напротив, механически вертя в руках кружку с уже остывшим кофе и пытаясь уложить в голове все то, что Тенгри ему рассказал. Шло это дело очень медленно. Полученная информация никак не желала усваиваться, словно бы само его сознание решительно сопротивлялось этому. От тщательного изучения рисунка обоев на стене уже начинала болеть голова. Хотя, может быть, (и даже скорее всего) болела она не от этого, а от мыслей, скачущих в голове, как бешеные белки.

После того, как они выбрались из постели (что, надо сказать, произошло весьма и весьма не быстро), Тенгри, даже не дав ему как следует привести себя в порядок и одеться (не считать же приличной одеждой одни легкие штаны??? и не то, что бы он стеснялся щеголять в таком виде перед шэрхэ, но все же...) потащил его в свой кабинет. Где заново, более тщательно и подробно, нагрузил юношу всеми теми важными сведениями об обряде, о Связи, о найденной книге и многом-многом прочим, которые тот сейчас и пытался с таким трудом переварить. И дело было отнюдь не в сложности рассказанного... Конечно же нет! Просто слишком уж многое нужно было переосмыслить. Этот обряд... эта Связь... переживаемые из-за нее чувства... Да и мысль о том, что он в скором времени станет папой, тоже не помогала рассуждать здраво.

Всего лишь Связь? Все это притяжение, вся эта сводящая с ума необходимость быть рядом — это только стремление друг к другу двух соединенных половинок? Да. Эль и раньше прекрасно понимал, что с ним твориться что-то не то, чересчур уж сила чувств, испытываемых им, не вязалась с его характером. Слишком сильно, слишком больно... Но что бы это все было навязано извне? О таком он даже не задумывался. А извне ли? Все ли эти чувства были привилегией обряда?

С одной стороны Эль был даже рад, что те тоску и боль, точившие его все это время, можно было объяснить так легко, ведь иначе его вполне можно было объявлять сумасшедшим с навязчивой идеей в виде одного золотоглазого нелюдя. Но с другой стороны, какой-то червячок сомнения (на взгляд Эля больше напоминавший разожравшегося удава) не давал ему почувствовать облегчение. Тем более уверенность шэрхэ в том, что Связать двух абсолютно безразличных друг к другу людей (или правильнее было бы сказать существ) просто невозможно...

Да и сам Эль... Ведь еще до той ночи, до того, как они столь упоенно занимались сексом, юноша уже частенько ловил себя на мысли, что тонет в золотых глазах своего мучителя, испытывая при этом странное, незнакомое ему до этого томление по всему телу. Тогда он врал себе, что это все только из-за страха. А сейчас? Сейчас уже обманывать себя подобным оправданием не получалось. Страсть, желание прикоснуться и взять, похоть, притяжение — это можно было назвать как угодно, но только не страхом. И это ``откровение'`, в котором он признался себе лишь недавно, наполняло его еще большей неуверенностью и паникой... Эль не знал, как ему поступить.

* * *

Тенгри внимательно смотрел на мальчика, буквально всем своим существом чувствуя весь тот хаос, творящийся в его душе и отлично понимая его состояние. Он прекрасно помнил, какой шквал эмоций ощутил, наконец-то узнав, что с ним происходит. Шок, потрясение, неуверенность... и перебивающая все это надежда на то, что он все же сможет быть рядом со своим маленьким человеком.

Для себя он давно уже все решил... Если бы только малыш согласился, он бы никогда, ни за что, никуда не отпустил бы его, защитил бы от всего, не променял бы даже на всю силу Мира те ощущения, что будил в нем Эль. Они словно бы раскрасили яркими красками его серое существование. Оказывается, чувствовать — это так прекрасно!

Его маленький человек... От одного только его присутствия по телу шэрхэ прокатывалась волна тепла. И, не смотря на все те безумства, которые они творили этим утром в постели, Тенгри сжигала жажда прикоснуться к нему, почувствовать тепло его кожи, горячее дыхание, взглянуть в омут зеленых глаз и...

Тенгри мотнул головой, чтобы избавиться от этого наваждения — слишком уж яркими были фантазии. И тут же в его душу закрался липкий, словно густая патока, страх. Тенгри, лишь недавно бывший одним из тех самых невозмутимых шэрхэ, боялся почти до дрожжи. Боялся того, что его маленький человек все же решит разорвать Связь и уйти... Шэрхэ совершенно не хотел лишаться своего малыша и того, что тот привнес в его жизнь. Всего, что чувствовал и испытывал, всего, что только-только распробовал. Не хотел... Но его желание или нежелание в этот момент не имело никакого значения, все зависело от решения его маленького человека. И сейчас, смотря на то, как Эль сосредоточенно хмурит брови и прикусывает своими белыми зубками нижнюю губу, Тенгри уже почти не надеялся на благополучный для себя исход.

Что ж, мальчик волен выбирать, и если он даже решит разорвать обряд, Тенгри не будет этому препятствовать. Он его отпустит. Снова.

Только бы отдалить этот момент, только бы побыть с ним подольше...

* * *

— Я не тороплю тебя с ответом. Прошу, хорошенько подумай, прежде чем что-то окончательно решить.

Голос шэрхэ заставил Эля, который все еще витал в своих мыслях, вздрогнуть от неожиданности. Оторвав наконец-то взгляд от стены, он пристально посмотрел на сидящего чуть в стороне Тенгри, желая убедиться, что все те боль и отчаяние, прозвучавшие в словах золотоглазого, ему только почудились. Но внешний вид шэрхэ отнюдь не опровергал этого впечатления. Его горящий взгляд сверлил юношу так, словно пытался вобрать его всего, без остатка.

— А если я все уже решил? — губы сами прошептали этот вопрос, и Эль только после того, как произнес это, понял, что действительно готов ответить.

— Решил?

В этом слове было столько плохо скрытой безысходности и боли...

— Да.

— И что же?

— Прежде я хочу, чтобы ты ответил на один вопрос...

— И на какой же?

— Кто я для тебя?

Ответ последовал, не медля ни секунды:

— Ты мой керши.

Это было сказано, словно что-то само собой разумеющееся. Вот только такой ответ Эля ни капли не устраивал. Сверкнув яростным взглядом в сторону шэрхэ, он тихо и зло прошипел:

— То есть бесплатный аккумулятор, которым ты будешь пользоваться когда вздумается?...

На этот гневный выпад Тенгри только удивленно вскинул брови и твердым, полным уверенности и затаенной боли голосом произнес:

— Нет! Ты тот, кого я буду защищать. Всегда, до последней капли крови. Тот, кто станет для меня всем Миром. Тот, ради кого я буду жить. И даже если ты решишь уйти... Я никогда тебя не забуду и никому не позволю тебя обидеть. Если будет нужно, я сам, своими руками, создам такое будущее, где ТЫ будешь в безопасности, уничтожу любого, кто будет тебе угрожать.

Чтобы скрыть вспыхнувшие, после этих слов, словно порох, чувства, Эль прикрыл глаза. Что ж, этот ответ разрешил последние сомнения и все расставил по местам. Сопротивляться самому себе больше не было смысла. Сейчас, рядом с Тенгри, ему было действительно хорошо. И пусть, вполне возможно, это всего лишь действие Связи, но, вспоминая свою прошлую жизнь, еще до ``знакомства'` с шэрхэ, Эль мог себе честно признаться — для него сегодняшнего она была скучной, тусклой, просто никакой, обычной. И снова вернуться в нее после всего произошедшего было бы все равно невозможно. Тем более, там его ничего не держит, разве что кроме Ирэн, но она (Эль на это очень надеялся) поймет, а все остальное пусть летит во Тьму.

Открыв глаза и решительно поднявшись, Эль, медленно обойдя большой письменный стол, разделявший их, приблизился к креслу в котором сидел Тенгри и, подойдя в плотную, легким движение скользнул на колени к шэрхэ, прижавшись к нему всем телом и уткнувшись лицом куда-то в шею, негромко прошептал:

— Я остаюсь.

— Что?

По голосу Тенгри можно было понять, что он не верит своим ушам, и одновременно в нем звучала такая ничем не прикрытая надежда, что Эль оставалось лишь, тихо фыркнув, повторить:

— Я остаюсь.

— Надеюсь, ты хорошо подумал?

— Да.

— Ты не передумаешь?...

Приподняв голову, Эль внимательно посмотрел в глаза Тенгри.

— Я не понял, ты меня отговариваешь?

— Нет, нет конечно... — почти в панике замотал головой шэрхэ, и, успокоенный этими словами, Эль, поерзав и устраиваясь поудобнее, обвил Тенгри всеми своими конечностями и положил голову ему на плечо.

— Вот и я надеюсь что ты рад. Только, пожалуйста...

— Что? Ай... — ойкнул шэрхэ, так как Эль довольно чувствительно прикусил мочку его уха, впрочем, тут же зализывая обиженное местечко.

— Не исчезай больше так...

Аккуратно, чуть отстранив от себя мальчика, он взял в ладони его лицо и, медленно приблизив к своему, прямо в губы, дразня их горячим дыханием, прошептал:

— Никогда.

* * *

Им предстояло еще много препятствий и долгий опасный путь к счастью, но самый главный шаг, который изменил их самих и который в скором будущем изменит весь Мир был уже свершен...

КОНЕЦ