Вальцберг тонул в ночном мраке, словно в пруду с тёмной стоячей водой. Холодные, прохудившиеся хибары, что жались друг к другу в юго-западном районе города, самом нищем и грязном, походили на дивную поросль гигантских серых грибов, которые вцепилась в городскую стену и холмы по обе стороны от неё. Здесь бродяга знал каждый камень.
Через дыру в покосившемся заборе он пробрался во двор одной из хибар. Само строение было заброшено, а дверь, ведущая в дом, давно сорвана с петель. Укрывшись в доме от начавшего накрапывать дождя, бродяга уселся на сваленную в дальнем углу кучу тряпья и, отгоняя обнаглевших крыс, поужинал украденной у мясника кровяной колбасой. Глупец даже не заметил пропажи — настолько им овладели любопытство и страх, семена которых были посеяны этим вечером.
Взобравшись на полуразвалившуюся печку, бродяга закутался в своё тряпьё и закрыл глаза.
Крысы, думал он, засыпая, в последе время кругом полным полно крыс. Добрый знак.
К поездке в загородное имение барона Влад приготовился спозаранку. Слуга, принесший завтрак, застал гостя уже натягивающим сапоги, а немногочисленные вещи его были собраны и уложены в дорожную сумку.
— Только чай, будь добр, — попросил Влад.
Слуга кивнул, оставил чайник, маленькую фарфоровую чашку с блюдцем и удалился, а через минуту вернулся, чтобы поставить на стол сахарницу и кувшинчик с молоком.
Выглянув в окно, Влад увидел, что его карета, запряжённая двойкой лошадей, уже готова и стоит у ворот ратуши. Выпив залпом чашку чая, он проверил, легко ли ходит в ножнах шпага, смахнул пыль со шляпы, взял портфель и поспешил вниз.
Бургомистр встретил его в парадной зале. Вид у него был ещё хуже, чем накануне вечером. Влад участливо осведомился о его здоровье, однако господин Хофф лишь отмахнулся. Проводив Влада до кареты, он сдержанно попрощался, и даже лично запахнул за ним дверцу.
Уже отъезжая, Влад выглянул в окно, и помахал бургомистру рукой, за что был вознаграждён преисполненным неприязни взглядом. Усмехнувшись, Влад откинулся на мягком сиденье, закрыл окно и задёрнул тонкую тюлевую шторку.
Лошади шли бодро, цокая подковами по булыжной мостовой, словно маленькими молоточками. Покинув Вальцбергплатц, карета выехала на Большую Мраморную улицу.
Центральный район города считался элитным. По обе стороны улицы гордо возвышались дома богатых горожан, лавки крупных торговцев, юридические конторы и представительства крупных артелей и гильдий. Фасады большинства домов были облицованы декоративной плиткой, местами пестрела мозаика, радовали глаз цветочные клумбы и причудливо остриженные маленькие деревца. Самые крупные городские усадьбы были обнесены высокими изгородями с коваными решётками, а их ворота обрамляли роскошные мраморные арки с колоннадами, что указывало на высокий статус и немалое состояние жильцов. Лишь несколько таких усадеб показались Владу ветхими и заброшенными — возможно, они принадлежали представителям беднеющих фамилий местной аристократии.
Но самое любопытное заключалось в другом. Проезжая по самому престижному району города, Влад заметил, что дверь каждого дома, каждые ворота и каждая калитка были увешаны маленькими серебряными колокольчиками. Они же красовались на закрытых ставнях, шпилях, флюгерах и даже фонарях. Кое-где стены были мелко исписаны белым мелом, однако сами надписи Владу разглядеть не удалось. Высунувшись в окно, он позвал кучера и спросил его об этом.
— Это, ваше превосходительство, вроде как обереги, — ответил старый бородатый кучер. — Вчера церковный ход был, так все богачи на улицу высыпали, колокольчики святить вместе с простым людом. Перед чумой-то все равны: что мы, бедняки, что богатеи. Вон и у меня такой же оберег висит, только подешевле.
В доказательство своих слов он продемонстрировал Владу маленький керамический колокольчик, исписанный ликами святых.
— А надписи на стенах? — спросил Влад. — Молитвы?
— Да у кого что, — пожал плечами кучер. — Кто молитвы выводит, а кто заговоры тайные или ворожбу какую. Как по мне, молитву я и сам прочесть сумею, а колдовство в помощь призывать — одно богохульство.
Карета тем временем выехала на Площадь Святого Маттиаса, и взору Влада открылся потрясающий воображение вид базилики, насладиться которым во время прибытия в Вальцберг он не успел.
Величественное здание являло собой настоящий шедевр архитектуры, взмывая ввысь почти на восемьдесят футов и уступая высотой лишь двум кафедральным соборам во всём королевстве. Центральный продольный неф, увенчанный массивной башней с вычурным шпилем, тянулся на три сотни футов. Вдоль него попарно расположились восемь боковых. Ещё четыре башни обрамляли базилику по периметру, устремляясь ввысь остроконечными шпилями. В башнях располагались колокольни, чей перезвон разносился по городу, созывая прихожан на утреннюю службу.
Если на Большой Мраморной было относительно немноголюдно, то на площади царило столпотворение. И, как показалось Владу, вызвано оно было отнюдь не желанием послушать утреню. Попросив кучера остановиться где-нибудь в стороне, он вышел из кареты и стал пробираться через толпу к базилике.
Вид горожан, перепуганных и смятённых, насторожил его, и эти подозрения лишь усилились, когда он заметил стоящих в оцеплении солдат городской стражи, с бранью и угрозами теснящих назад напирающую толпу. Отыскав взглядом человека в офицерской форме, Влад тут же направился прямиком к нему и, продемонстрировав одну из своих ревизорских грамот, потребовал объяснить, что происходит.
Офицер в чине капитана несколько раз придирчиво перечитал предъявленную Владом бумагу, со вздохом вернул её владельцу и попросил следовать за ним. Работая локтями, они протолкались к оцеплению, где рослый сержант дал солдатам команду, и те на мгновение разомкнули строй, пропустив их внутрь.
К удивлению Влада, ожидавшего увидеть за спинами солдат нечто серьёзное, вроде мёртвого тела, взору его предстал лишь голый участок светло-серой стены храма, исписанный какими-то чёрными каракулями. Лишь присмотревшись, он смог различить в хитросплетении линий нечто напоминающее готового к прыжку зверя. Зверь походил на злобного зубастого пса, однако спина его выгибалась, словно у дикой кошки, а хвост и вовсе был похож на крысиный. Длинные лапы оканчивались пальцами, которые вполне могли бы сойти за человеческие, если бы не лишние суставы и уродливые кривые когти. Рисунок походил на детскую мазню, но было в нём нечто... неправильное. Что-то из ряда вон...
Влад помотал головой и подозвал капитана — тот нехотя приблизился, одарив выскочку взглядом, полным справедливого негодования.
— Скажите, капитан, — спросил Влад, — а что здесь изображено? Из-за чего такой сыр-бор?
— Это изображение зверя, — ответил тот. — Охотника, крадущегося в ночи. Деревенское суеверие — не более того.
— И тем не менее, даже уважаемые горожане шокированы этим рисунком, — заметил Влад, кивая в сторону толпы.
— Эпидемия, господин Де'Сенд, — пожал плечами капитан. — Болезнь, поразившая Марбург, докатилась и до нас. Люди боятся, а какие-то смутьяны спешат использовать их суеверный страх.
— И всё-таки, — настаивал Влад, — что за суеверие?
Офицер нахмурился, бросил косой взгляд на изображённое на стене чудище, но, как и Влад, быстро отвёл глаза в сторону.
— Чёрный охотник, — сказал он после недолгой паузы. — Так его называют. В простонародье ещё кличут варгом. Считается, что они приходят вместе с мором, чтобы охотиться на души умирающих, а изображения якобы рисуют колдуны, заключая с нечистью сделки. Это всё, разумеется, бабкины сказки, чтобы детей пугать — не более.
— Но люди верят.
— Люди много во что верят, — пожал плечами капитан. — Оттого и все беды.
— А что говорят святые отцы?
— Оскорблены святотатством, но это вполне ожидаемо. Надеюсь, проповедь после утренней службы успокоит смущённые умы. Только паники нам тут не хватало.
Слушая капитана, Влад спешно набрасывал копию рисунка в записную книжку. Получилось не ахти, да и глаза разболелись от этой странной мешанины чёрных каракулей. Закончив, он отвёл взгляд от стены, и убрал записную книжку в карман. Как раз в этот момент через толпу протиснулся служка с ведром воды и шваброй, который принялся смывать жуткое изображение со стены.
Как ни странно, но толпу это успокоило. Едва были стёрты последние мазки, давление на цепь солдат ослабло, и капитан, с облегчением выдохнув, дал приказ сворачиваться. Коротко отсалютовав Владу, он построил своих людей и стал выводить их с площади. Влад несколько мгновений смотрел ему в след, после чего вернулся к карете.
Город покидали через северные ворота. Дома здесь, к счастью, не были разукрашены грозными чёрными крестами. Видимо, в этот район зараза ещё не добралась. Даже встречные горожане показались Владу не такими мрачными и напуганными, как жители южных кварталов.
Путь к имению барона Отто оказался на удивление лёгким и приятным. Лошади бодро скакали по хорошо утрамбованной гравийной дороге, за окном проносились пологие склоны гладких зелёных холмов, чуть дальше виднелась серая полоска будущей пашни, за ней лес, а за лесом можно было разглядеть далёкие вершины Косых Гор, покрытые белыми снеговыми шапками.
Влад любил природу и всегда искренне наслаждался ею. Столица утомляла его, вытягивала все силы, потому он и взял привычку подряжаться в дальние командировки. Несмотря на обилие работы, в таких местах он всегда отдыхал душой.
Родовое гнездо фон Вальцев располагалось в четырёх милях на северо-восток от города, на окраине тёмного Тарквальдского леса. Лес этот был преимущественно хвойный, огибал Вальцберг с двух сторон и тянулся от южной границы округа Бернхольд до самых предгорий, где постепенно уступал место более привычным к каменистой почве растениям. Через лес тёк ручеёк, что брал начало в горах и питал небольшое озерцо близ поместья. Там же, у воды, ещё при отце нынешнего барона был разбит чудесный сад с уютными флигелями и беседками, легко теряющимися среди обильной зелени и цветущей по весне вишни.
К несчастью для Влада, насладиться красотами этого сада ему не удалось: деревья должны были покрыться листвой и цветами не раньше чем через месяц. Сейчас они стояли голые и безжизненные, похожие на пальцы гиганта, безмолвно тянущегося к холодному небу.
Карета, свернув с большака, выехала на ухоженную мощёную дорогу, ведущую прямиком к воротам имения, за которыми начиналась широкая дуга подъездной аллеи. Сторож у ворот, внимательно выслушав кучера и мельком взглянув на самого Влада, отворил тяжёлые створки и пропустил важного гостя внутрь.
Барон Отто фон Вальц в сопровождении слуг стоял на крыльце и пристально наблюдал за приближающейся каретой. Он был молод и статен, брился по-военному коротко и носил ухоженную бородку. Волосы его были светлого, пшеничного цвета, голубые глаза смотрели на мир с живым интересом и лёгкой усмешкой, а улыбка так естественно украшала его уста, что казалось, будто нет на свете человека бодрее и жизнерадостнее.
Влад подумал, что, судя по всему, барона о его приезде оповестили заранее. Возможно, это сделал бургомистр Хофф, отправив барону весточку накануне, или какой-нибудь попутный верховой, коих немало проехало по дороге в это утро. В любом случае, Де'Сенда это не сильно волновало. Неожиданный визит в его планы не входил.
Карета остановилась у роскошного мраморного крыльца, обрамлённого резными колоннами и статуями титанов, поддерживавшими тяжёлый свод. Влад, не дожидаясь, пока кучер распахнёт для него дверцу, спрыгнул на брусчатку и, сделав несколько шагов в направлении барона и его свиты, учтиво поклонился.
— Барон Отто фон Вальц, ваша светлость, разрешите представиться: Влад Де'Сенд, полномочный представитель Королевской канцелярии. По поручению Его Величества откомандирован в ваши владения в качестве ревизора.
— Столичный чиновник — редкий гость в наших краях, — с улыбкой произнёс барон, спускаясь вниз и пожимая Владу руку. — Позвольте, я провожу вас в мой дом. Там вы найдёте уютное кресло подле камина и немного подогретого вина.
— Не много ли чести для человека, вроде меня? — удивлённо спросил Влад.
— Ничуть, — махнул рукой барон Отто. — Я, господин Де'Сенд, никогда не отличался заносчивостью, которой часто подвержены люди моего круга, и стараюсь общаться с теми, кто интересен лично мне, а не с теми, с кем положено по статусу. Фон Вальцы никогда не шли на поводу у предрассудков, в коих погрязла нынешняя аристократия.
— Как я вижу, вы стараетесь быть прогрессивным человеком, ваша светлость, и воздавать каждому по заслугам, а не по регалиям. Смелая позиция для дворянина, спешу заметить. Почти что бунт
— Отнюдь, господин Де'Сенд, я не вижу в этом никаких проявлений смелости и уж тем более бунта. Было бы, собственно, против чего бунтовать. Если я не желаю общаться с напыщенными индюками из столичных салонов и недалёкими провинциальными дворянами, которые смотрят им в рот, это ещё не значит, что я против кого-то бунтую. Я всего лишь ограждаю себя от глупцов.
— Это отчасти объясняет ваши натянутые отношения с соседями, — осторожно заметил Влад.
— Вы так думаете? — барон широко улыбнулся и похлопал Влада по плечу. — Впрочем, я с вами согласен: характер у нашего семейства тот ещё. Но это не делает нас хуже других.
— Я этого и не говорил, ваша светлость. Уверяю, в вашем скептицизме я вижу только плюсы. В наши дни многим очень не хватает... разборчивости.
Барон громко усмехнулся.
Они прошли в дом, свернули в сторону правого крыла и добрались до массивных лакированных дверей, которые перед ними распахнули двое дюжих слуг.
За дверьми оказалась просторная обеденная зала с камином и высокими окнами, из которых открывался вид на уходящую в сторону леса холмистую равнину. Центральное место в зале занимал длинный обеденный стол на полсотни персон, над которым грозно нависал изумительной красоты бронзовый канделябр. Присмотревшись, Влад заметил изгибы драконьих тел, головы змей, птиц и диких зверей, украшавшие рожки канделябра, и понял, что тот выполнен в виде клубка чудовищных химер, грозно нацеливших во все стороны свои когти и клыки. Фигура была дикой и гротескной, однако настолько искусно выполненной, что казалась живой, и головы чудовищ, обращённые к стоящим внизу людям, как будто следили за ними, выжидая возможности напасть.
— Дух захватывает, не правда ли? — барон встал рядом с заворожённым Владом, довольный произведённым на гостя впечатлением. — Ещё при моём покойном деде эта вещь была доставлена сюда с востока, из мистического города Кум, обители древних языческих верований и богов, поклонение которым пережило два пришествия и, как говорят, до сих пор не искоренено. В детстве я очень боялся этих чудовищ и потому терпеть не мог званые обеды.
— А что сейчас? — спросил Влад, с трудом оторвав взгляд.
— А сейчас мне тридцать два, и я видел достаточно чудовищ среди людей, чтобы не беспокоиться более об этом канделябре.
— Хорошо сказано.
