Эффект 2001

К сожалению, тогдашние надежды на термояд “за пару лет” не оправдались даже за полвека. Второй “Дискавери” точно так же использовал ядерные и ионно-плазменные двигатели. И третий. И даже новейшие дальние космолёты серии “Юниверс” тоже использовали их. Многократно вылизанные, доведенные до совершенства — и всё равно не позволяющие добраться до Катапульты быстрее, чем за четыре с небольшим года. Пусть ядерные реакторы-двигатели давали либо мощную тягу, либо энергию во время долгого полета, а ионно-плазменники давали очень малую тягу, но расходовали топливо очень эффективно и поэтому могли работать почти постоянно, добиваясь куда больших скоростей — но термоядерные двигатели могли дать и то, и другое, и куда более эффективно. Но пока ещё не получались.

Орбитальные телескопы. Планетные разведчики. Радиосканеры и пролётные зонды. Они действительно принесли ошеломляющую информацию.

Система Арктура была значительно больше Солнечной — и значительно беднее с точки зрения промышленников. Раскаленное стареющее светило поглотило близкие планеты, а из дальних остались только несколько газовых гигантов со своими лунами и рассеянный пояс астероидов. Бедная металлами планетная система могла разве что послужить источником топлива и энергии для кораблей… А вот кораблей ожидалось много.

В системе Арктура на таких же далёких орбитах нашлось ещё несколько межзвёздных Катапульт. Облепленные пылью и льдом за миллионы лет своего тихого дрейфа на окраине системы, они всё равно выделялись среди окружающих их астероидов — хотя бы спектром поглощения.

Вернувшийся к Солнцу спустя год “Дискавери Два” принёс эти новости — и предопределил судьбу “Дискавери Три”, стартовавшего в конце 2019. Всё-таки советские орбитальные фабрики были замечательным изобретением. А как замечательно они дополняли американские лунные рудники. Наверное, так же, как русская фантазия дополняла американский инженерный гений, китайское трудолюбие и другие достоинства всей остальной планеты.

“Дискавери Три” — Флойд даже помнил космонавтов его экипажа — Фёдоров, Брагински, Джонс, Ултима, Ксавьер — прошёл через “Харон” в две тысячи двадцать третьем. Через три года корабль вернулся. Старая идея Флойда, повторить импульс, который испустила при активации ЛМА-1, направив его на Катапульты, блестяще сработала — Катапульты проснулись и позволили астронавтам посетить ещё две, совсем уже неизвестные звезды, а так же открыть, что одна из Катапульт что-то запрашивает, отказываясь просто перебрасывать корабль к цели.

Вызов разуму земных учёных был принят. “Ди-Три” было предписано заправиться у Плутона водородом — благо заправочная станция, превращающая ледяные метеориты в воду, кислород и водород, уже год как работала там — и отправиться обратно, проверять добрую тысячу идей, что родились в головах земных учёных.

В две тысячи двадцать девятом “Ди-Три” снова вернулся. Сработала одна из задумок — поменять несколько импульсов в сигнале переноса. Эта Катапульта, оказывается, была многоцелевой — позволяла достичь нескольких звёзд сразу. То есть, не одновременно, но по очереди, перенаводясь каждый раз. Астронавты катапультировались в первую же сторону — и изрядно запаниковали, когда поняли, что не знают код системы Арктура в кодовой таблице чужих, а значит — и как вернуться. Они перепрыгали добрый десяток систем звёздного потока Арктура, прежде чем подобрали код. Оказалось, достаточно было ввести условные нули в код сигнала.

А ещё к их возвращению к Арктуру вернулся и один из зондов-разведчиков, отправлявшихся в системы, куда вели Катапульты Арктур-Бета и Арктур-Гамма. Прибыл не случайно — возврат был запланирован либо по окончанию обследования, либо с очень важными вестями. И весть действительно была важной — в системе, куда вела Арктур-Гамма, нашлась планета, очень многим напомнившая Землю.

Терра-Нова, как её окрестили почти сразу же, завладела мыслями очень многих. Вторая Земля. Без признаков разумной жизни, чистая и пригожая.

Неудивительно, что после этого открытия программа строительства новых пилотируемых разведчиков была свёрнута в пользу “Ковчега” — огромного корабля, способного донести до Терра-Новы несколько десятков тысяч колонистов в анабиозе и всё необходимое им для жизни. Разведка же на время была полностью возложена на беспилотные автоматы, регулярно слетающие с конвейера окололунных верфей — чем были изрядно недовольны промышленники и горнодобытчики — их мобильные фабрики и астероидные добывающие комплексы имели меньший приоритет. Но Терра-Нову нужно было разведать, и разведать быстро — и Флойд лично участвовал в переговорах. А ведь от Земли до Терра-Новы почти семь лет полёта — четыре с половиной от Земли до “Харона”, полгода — между близко расположенными Катапультами Арктура, и ещё два года нужно было на полёт в относительно компактной системе Асгард, как назвали солнце Терра-Новы. Разведку нужно было начинать как можно раньше!

“Ковчег”, несущий на борту тридцать тысяч переселенцев в анабиозе и десяток астронавтов в гипобиозе, стартовал с окололунной орбиты в две тысячи сороковом. Чёрт, да ради того, что просто вывести на орбиту тридцать тысяч человек за несколько лет — а это даже без анабиозных камер три тысячи тонн, — пришлось практически построить заново транспортную систему на линии “Земля-космос”. Старые ракеты и ракетопланы не вытягивали ещё и это. Но сверхдорогая правительственная программа, сравнимая разве что с “Аполлоном” и базой Клавий, должна была привести к появлению анклава человечества у другой звезды и многим другим полезным штукам.

Жаль, Флойда не привлекали ни как эксперта, ни как чиновника, никак. Даже его прошение в переселенцы не было рассмотрено. Так что проект по заселению Терра-Новы прошёл мимо него.

Хотя, конечно, его уже довольно старое тело могло и не пережить колонистского анабиоза. В отличие от мягкого гипобиоза астронавтов, который уже научились проводить легко, быстро, и практически без последствий — лёгкое замедление старения не в счёт — анабиоз, превращение в замороженную ледышку, был куда более сложным, серьёзным, долгим, и, нет, не опасным, но серьёзно бьющим по организму процессом. Молодые люди, колонисты, пережили такую встряску и восстановились довольно быстро — а ему, старику, было уже противопоказано даже спускаться на планеты.

Тем более что Терра-Нова при ближайшем рассмотрении оказалась не такой уж обетованной планетой — на экваторе и в тропиках планеты было слишком жарко, жить можно было только недалеко от полюсов, а ресурсы, как назло, залегали в экваториальных зонах. Но информация в достаточном количестве была собрана только после старта “Ковчега”, так что колонисты уже были там, и шансов поменять глобус ещё раз у них не было. По крайней мере, у всех сразу. Всё-таки строящиеся на освобожденных верфях корабли типа “Юниверс” должны были стать межзвездными курьерами. А ещё транспортами, разведчиками, исследователями — “Юниверс” были действительно универсальны.

Да и использовать свежепостроенную систему вывода в космос нужно было с полной отдачей, чтобы окупить затраты — или хотя б не дать пропасть им впустую. И расплодившиеся в системах Плутона и Арктура автоматические заправочные станции тоже не должны простаивать. И нужно дать заработать промышленникам и добытчикам. И ещё сотни дел.

И всё это проходило мимо Хейвуда Флойда, бывшего астронома, бывшего чиновника Госдепа США, 1968 года рождения.

Сигнал вызова в скайпе был неожиданно громок. Флойд поморщился и ответил. С экрана на него смотрел незнакомый чиновник.

— Доктор Флойд, не хотите ли взглянуть поближе на новейший корабль?

“Юниверс Х”, последний построенный на данный момент корабль “звёздной” серии, не слишком отличался от “Дискавери Один”, стартовавшего почти ровно полвека назад. В технологиях постройки космических кораблей не произошло революций — точно такие же, только более совершенные, ядерные реакторы и плазменные двигатели давали кораблю энергию и возможность лететь, и точно так же астронавты весь полёт обитали в барабане центрифуги, дающей им почти нормальную гравитацию.

Правда, имелись и некоторые отличия.

Осью — фюзеляжем или килем, как сказали бы лётчики или корабелы — корабля была, как обычно, тонкая ферменная конструкция. На одном конце оси располагалась коробка реакторно-двигательного блока, на другом — обитаемый отсек в форме тора, и ось корабля лежала в плоскости этого тора, а не была ему перпендикулярна.

Флойд слышал когда-то краем уха, что расположение оси центрифуги параллельно длинной оси “Дискавери Один” привело к неприятным последствиям при манёврах — обитаемый отсек проявил давно известные, но неожиданные свойства гироскопа. Управляющий тогда кораблём Фрэнк Пул блестяще справился с проблемой, остановив вращение и завершив манёвр, и скрупулезно отписал об этом на Землю. В серии “Юниверс” же эта особенность была обращена на пользу кораблю — теперь поворачивать корабль можно было, не тратя топлива, лишь ускоряя, замедляя или отклоняя вращение обитаемого отсека. В дальних космических полётах это было весьма ценным качеством — не тратить такое ценное топливо на постоянно проводимые операции.

Кроме того, как показали разведывательные автоматы, картографирующие планетные системы, доступные через транспортную сеть межзвёздных Катапульт, порой космические лучи могут быть гораздо сильнее обычного, и обычная защита обитаемых отсеков для них что папиросная бумага. Поэтому жилой тор “Юниверс” закрывала невидимая плёнка магнитного поля, отклоняющая космические лучи и безвредно для корабля пропускающая их по сторонам корабля и через центральное отверстие. Расположение тора боком по направлению хода в таком варианте было более выгодным, потому что позволяло уменьшить лобовое сопротивление магнитного поля во время полёта.

“Юниверс Десять” сейчас был не загружен, поэтому меж лепестков радиаторов и посреди цилиндров баков рабочего тела не маячили грузовые контейнеры. Парные штанги выносных приборов, с антеннами и телескопами, одиноко торчали из фюзеляжа корабля — малая цена за отказ от общей сферы “Дискавери”, в которой мирно уживались все эти “глаза” и “уши” корабля.

Челнок, доставивший Флойда от Станции 6 к космическим верфям Ибриума близ Луны, медленно проплывал мимо корабля, давая возможность разглядеть все мелкие подробности. Это вызвало у доктора спонтанный смешок — казалось, будто рыба-попугай проплывает мимо кораллового рифа, высматривая место для убежища.

Когда челнок нырнул к найденному стыковочному узлу, это впечатление только усилилось.

И потому встречающие его на корабле люди, включая того самого чиновника, были сбиты с толку его широкой улыбкой.

— Рассказывайте, — продолжая улыбаться, Хейвуд Флойд кивнул чиновнику. — Зачем же вам понадобился отставной астроном, которому не так много осталось до столетия?

— Доктор Флойд, — нить разговора подхватил проворный узкоглазый мужчина. — Я Лоуренс Тсунг. Вы нам нужны, потому что вы единственный незанятый из тех, кто когда-то контактировал с ЛМА-1.

— Вот как... — Флойд почувствовал замешательство и, чтобы скрыть его, наугад сказал. — Вы нашли создателей Сферы?

Они переглянулись. До сих пор безымянный чиновник махнул рукой и заговорил:

— Виктор Уиллис, ГосДеп Федерации. Вы почти правы. Мы действительно кое-что нашли.

Информация перемещалась меж звёзд известного человечеству пространства сети Катапульт куда быстрее, чем корабли. Возле Катапульт Плутона, Арктура и Терра-Новы, да и других звёзд, где велись исследования, постоянно дежурили спутники-ретрансляторы и зонды-курьеры, периодически совершающие переход и отправляющие информацию другим ретрансляторам.

Сигнал, поднявший тревогу на Земле, прошёл долгий путь. Сначала он был принят спутником связи у многоцелевой Катапульты в системе с названием Исход-23 — там было, как у Арктура и Терра-Новы, больше одной Катапульты — одна многоцелевая и одна, ведущая куда-то в сторону туманности Конская Голова. Оттуда зонд-курьер доставил его в систему Асгард, где находилась Терра-Нова и, что важнее, Катапульта, ведущая к Арктуру. Сигнал преодолел эту систему, был перевезён в систему Арктура, преодолел и её — и наконец-то был передан на Землю. Всего-то за три дня.

На Земле его приняли, расшифровали и схватились за головы.

Зонд-разведчик, активировавший Катапульту к туманности Конская Голова, сразу же после прибытия к цели обнаружил признаки разумной жизни. Эти признаки, конечно, описывали полные параноики, и уже не раз бывало, что за них принимали близкий астероид или ещё какое отражение радиоволн, но в этот раз компьютер не ошибся.

На снимках отчётливо был виден силуэт космического корабля — странного, но ни капли не похожего на природные камни и самородки. Цельный, аккуратный, красивый силуэт, напоминающий подводную лодку — правда, его несколько портили дыры в обшивке и прочие повреждения. А на нескольких частотах этот артефакт передавал повторяющийся сигнал.

— Очень похоже на “Майские денёчки”, — закончил Уиллис.

— Это всё очень интересно... — протянул Флойд. — Но зачем вам я?

— Мы хотели проверить, нет ли в вашей памяти, среди переданного вам ЛМА-1, чего-нибудь про этот объект.

— Про этот — скорее всего, нет. Нужно попробовать вспомнить, всё ж давно это было. Но ради этого вовсе не нужно было везти меня сюда.

— То, ради чего вы нам нужны здесь — это отправиться туда и посмотреть на объект поближе. Вы действительно сейчас здесь единственный из всех тех, кто шестьдесят лет назад оказался у ЛМА-1 в момент пробуждения артефакта — потому что вы единственный, кто может бросить всё и отправиться в путешествие к туманности Конская Голова.

Они ожидали разного. Но уж точно не того, что произошло. Лёгкой улыбки и слов:

— Я согласен. Когда старт?

И мы тронемся в путь, как когда-то, когда мы умели

[А. Теннисон, “Улисс”, перевод М. Глебовой]

2068: Год, когда мы вступили в контакт

— Просыпайтесь, доктор Флойд! — раздался в окружающей Хейвуда тишине чей-то бодрый голос. — Вы находитесь на борту корабля “Юниверс Десять”, который следует через систему Исход-23 к Катапульте Исход-23-Бета. Сегодня двадцать четвертое июня две тысячи шестьдесят восьмого года, поэтому самое время поздравить вас с сотым днём рождения!

— Благодарю, — учтиво ответил Флойд, пытаясь проморгаться. В глаза будто насыпали песка, шум в ушах изрядно мешал прислушиваться к словам говорившего, но... Но ничего особенно неприятного. Почти обычный отход от наркоза, сопровождающего гибернацию. Никаких почти привычных проблем с суставами и так далее, и вообще почти непривычная лёгкость в теле.