Прода

Где-то там, вне теплого салона, требовательно и зычно загудел клаксон, после чего лимузин заметно вильнул, скрипя закрепленными на шинах тонкими цепями по заиндевелой брусчатке мостовой: мимо окна со сдвинутой в сторону бархатной занавеской проплыла пролетка с поднятым верхом, которую неспешно тащил усталый мерин.

— Н-да, в точности как я...

В последнее время кем-то похожим ощущал себя сам Витте: вал проблем никак не желал уменьшаться, и разрешив одно неприятное дело, минфин частенько обнаруживал сразу два новых. И что хуже всего, доставляли ему работы не враги-недоброжелатели, а те, кого он вроде бы числил в союзниках! Опять то самое худо, приходящее вместе с добром. На следующий день после того, как желтые издания торопливо раструбили о трагической гибели князя Агренева, мастеровые почти всех его предприятий устроили митинги и крестные ходы — на которых требовали. Требовали!!! От властей найти и примерно покарать всех злокозненных бомбистов-террористов и прочих злоумышляющих на основы империи. Полиция против таких народных выступлений оказалась бессильна, потому как все демонстрации в первых рядах несли транспаранты с пожеланиями здоровья пострадавшим Великим князьям, славословия всему Дому Романовых вообще, и его главе в частности. И наособицу — здравницы Великому князю Михаилу Александровичу и Великой княжне Ольге Александровне. Ну вот как ТАКОЕ останавливать и разгонять?!? Хорошо, что через два дня ситуация прояснилась, и все солидные издания напечатали небольшое интервью израненного князя и его же изображение. Пусть в бинтах и полулежа, но промышленный магнат определенно был жив, так что волнения среди его рабочих тут же пошли на спад... И опять случилось то самое худо, чтоб его! Порожденное упертостью и глупостью крупного московского заводчика Гужона: работники его Московского металлического завода пожелали присоединиться к большому крестному ходу во здравие Их императорских высочеств, а этот упертый баран не просто запретил мастеровым это делать, а еще и оштрафовал! Когда же мастеровые-металлисты все равно ушли куда хотели, заводчик привычно обратился к прикормленным чинам в полиции, дабы примерно наказать обнаглевших работников — для чего так же привычно наплел три короба вранья про некие политические требования, которые якобы выкрикивали в толпе разгоряченной мастеровщины. Полиция не менее привычно вызвала для наведения порядка пару эскадронов казаков, но те опоздали перехватить гужоновских рабочих, зато без тени сомнений налетели на мирное собрание работников Мытищенского машиностроительного и Коломенского паровозостроительного заводов. Мастеровые собирались пройтись до кафедрального собора и помолиться там во здравие царской семьи, воспринимая внезапный выходной день как своеобразный праздник — и потому многие были с женами и детьми. И они, и отдыхающие вместе с ними заводские сторожа... Без раздумий начавшие стрелять из служебных револьверов по коням, когда казачье налетело с нагайками на мирно отдыхающих людей. К счастью, непосредственно смертоубийства удалось избежать, но переломанных и избитых хватало с обоих сторон — причем казачкам досталось заметно больше, и особенно пострадала их гордость потомственных воинов, которых едва не затоптала, а затем крепко избила простая мастеровщина. Желтые газетные листки тут же вышли с заголовками о том, что французский фабрикант приказал стрелять по православному люду, идущему молиться за здравие царя... Слава богу что московская охранка быстро арестовала весь тираж дешевых газетенок, и распространила через свою агентуру опровержение!

Московский обер-полицмейстер Трепов после произошедшего имел очень бледный вид, и немедленно сделал представление министру МВД о высылке французского подданного Гужона из пределов Империи. Стараниями Витте этот вопрос пока удалось заволокитить, но чувствовалось — что только пока, потому как этот... Чертов идиот успел досадить не только обер-полицейскому, но и главе Московской охранки Зубатову, наладившему неплохую профилактику революционной пропаганды среди пролетариата старой столицы. Везде отметился и всем нагадил! В таких делах каждое лыко бывает в строку, а тут как раз случился общий доклад министра Внудел Сипягина и командира отдельного корпуса жандармов генерал-лейтенанта Пантелеева — в ходе которого, порядком измученный семейными и фамильными дрязгами государь-император в какой-то момент устал выслушивать привычно-размытые словеса, и выказал докладчикам свое Высочайшее неудовольствие. Причем сделал это в очень резкой форме: не просто повысил голос под воздействием возобладавших над ним эмоций и сложного момента — а обматерил в лучших традициях своего недоброй памяти прадедушки, императора Николая первого!.. После чего внятно намекнул охранителям благочиния и законности, что ежели те не найдут в кратчайшие сроки всех виновных и причастных к покушению на членов Дома Романовых, то простой отставкой не отделаются, и могут рассчитывать на персональные тюремные апартаменты в Шлиссельбургском "отеле". На этом самодержец не остановился, через день распорядившись о запрете привлекать полицию, и особенно казаков, к разгону любых волнений среди мастеровых — если только среди их требований не звучат какие-либо политические. Да и тогда действовать с большим разбором и осторожностью! Такие изменения еще только предстояло правильно оценить и уложить в голове, но Сергей Юльевич уже заранее морщился при мысли о длинной череде заводчиков-просителей... Прошедшая неделя вообще была богатой на неприятные либо неоднозначные события — сегодняшняя же пятница по своей паскудности вообще стоила всех предыдущих дней разом. Да еще это нерешенное дело с Рафаловичами саднило и зудело, словно больной зуб!

— М-да. Сколько не оттягивай неизбежное, а решать-то надо! Или уедет князь в швейцарские Альпы горным воздухом дышать, а мне тут...

Мысль про авгиевы конюшни министр озвучивать не стал, но представил очень ярко — в плане тех персон, которых лучше бы было бы смыть в ватерклозет и навсегда забыть. Вроде приснопамятного заводчика Гужона, который своим поведением напоминал Витте клопа, который — ага, прямо как по еще одной поговорке "мал, да вонюч!". Ежели бы не его французские покровители, и влиятельные совладельцы Московского металлургического завода... Торговый дом Вогау, Арманд, Торнтон, Алексеев — солидные и вполне благонадежные партнеры, которых французскоподданный делец изрядно подставил. Впрочем, Гужону уже ничто не поможет, раз дело получило такую огласку — но нервы минфину они немного помотают, да. В какой уже раз за вечер глубоко вздохнув, главный финансист империи решительно нагнулся вперед и сдвинул в сторону окошечко меж салоном и водительским местом:

— Голубчик, вези-ка ты меня на Невский сто.

Обрадованно взрыкнув мотором, "Волга" тут же сменила курс, наконец-то обретя конкретную цель своего передвижения — и всего через десяток минут плавно подкатила к дому-резиденции князя Агренева. Расторопный шоффэр в щегольской "авиаторской" курточке и шлеме шустро оббежал лимузин, выпуская работодателя из теплого салона в холод позднего декабря; сквозящий вдоль проспекта ветер тут же швырнул в лицо вельможи добрую пригорошню влажных снежинок и попытался пролезть холодными порывами под полы шубы... Напрасные старания: подняв бобровый воротник, Витте быстро добрался до входной двери в дом и миновал ее без малейшей задержки. Слугам князя определенно не хватало дворцового лоска и выучки, но принять верхнюю одежду им оказалось вполне посильно: оставшись в сшитом по последней парижской моде однобортном сюртучном костюме радикально-графитового цвета, (ну да, недолюбливал он служебный виц-мундир), Сергей Юльевич с удовольствием проследовал за улыбчивой горничной-кореянкой. Изящной как статуэтка, и столь же экзотически-красивой: пока они поднимались по лестнице в хозяйский кабинет, нестарый еще мужчина несколько раз втянул в себя нежный и свежий запах ее духов, и даже успел мысленно прикинуть, каково это... С такой-то восточной красавицей? И будет ли увольнять столь эффектных горничных будущая княгиня Агренева — или же предпочтет известное зло неизвестной любовнице? Правда не факт, что та появится в обозримом будущем: младшая Юсупова была весьма хороша собой. Даже очень: многие светские повесы с большой радостью узнали о ее помолвке — ведь грядущее замужество открывало перед ними определенные любовные перспективы! Или короткий путь на тот свет, если князь Александр окажется ревнивцем, тираном и деспотом в отношении своей очаровательной жены. Правда, в великосветском обществе тихо поговаривали, что за прекрасным обликом Снежной Королевы скрывался сложный (а ежели говорить прямо, то стервозный) характер, проистекающий из излишней образованности, но к сему слуху относиться стоило с осторожностью, ибо источником его был граф Сумароков-Эльстон. Ранее к его грубоватым шуткам и как бы случайным обмолвкам о свояченнице прислушивались, но теперь, пожалуй, сочувствовали уже самой княжне...

— Прошу.

За время короткого путешествия в обществе молоденькой прелестницы, прескверное настроение гостя как-то незаметно сменилось на хорошее с легкими игривыми нотками — и только вид хозяина дома, сидящего в кресле возле горящего камина, вернул Витте привычный деловой настрой. Глянув на прислоненную к боковине кресла трость-фриц с массивной рукоятью из оленьего рога (неявное свидетельство германофильства князя) он поторопился подойти и первым протянуть руку — стараясь незаметно оценить состояние единственного на всю Россию-матушку архимиллионера Агренева.

— Вечер добрый, Александр Яковлевич. Как ваше драгоценное?

Несмотря на небольшой тюрбан из бинтов на голове, уложенную в перевязь-косынку руку и краешек плотных повязок, выглядывающий из небрежно запахнутого на груди домашнего халата — в общем и целом сиятельный аристократ выглядел неплохо. Особенно для того, кого увозили с Крестовского острова на карете скорой медицинской помощи с залитой кровью головой.

— Добрый, Сергей Юльевич. Благодарствую, понемногу иду на поправку.

Стоило гостю занять второе кресло у камина, как неслышно ступающая горничная удивительно ловко всунула в его руку пузатый бокал с чем-то золотистым и тягучим, распространяющим медвяной аромат.

— Алкоголь мне врачи покамест запретили, но по счастливой случайности, недавно в одном из скупаемых Аграрной компанией поместий нашли десяток закопанных в землю бочек. А в них, представьте себе — знаменитый стоялый мед! Клейма на бочках с годом окончания Крымской войны... Какова выдержка, а? Более сорока лет!

— А что же ваши эскулапы?

— Так я специально уточнил, можно ли мне мед. Сказали, не повредит — и даже будет полезным. Вот, лечусь...

Одобрительно фыркнув, усталый чиновник с удовольствием продегустировал очередную экзотику. Затем еще раз, длинно выдохнув в сторону живого огня, потрескивающего угольками в каминной топке — чувствуя, как его постепенно отпускает накопившееся за длинный день напряжение.

— Весьма!

Глотнув еще, Витте вновь оглядел своего союзника:

— Выглядите хорошо... Надеюсь, и чувствуете себя так же? Какие прогнозы дает ваш врач?

Состроив сложное выражение лица, непослушный больной честно признался:

— Ругается. Сначала на то, что не сразу лег на лечение. Затем на то, что нарушаю предписания... Головой шевелить нельзя, ногу беречь, руку держать исключительно на привязи. Спины вообще запретили касаться!

Досадливо вздохнув, блондин в тюрбане сделал мимолетный жест служанке — и подставил опустевший бокал под кувшинчик с жидким янтарем ставленного меда. С некоторым трудом переведя взгляд от мелькнувшей в разрезе восточного платья стройной ножки в белом шелковом чулке, Витте встревоженно уточнил:

— Все настолько серьезно?

— Да кабы мне знать!.. Вот, к примеру, Григорий Дмитрич — когда в первый раз увидел мою спину после операции, лица не удержал. А он ведь из оренбуржских казаков, да и в Пограничной страже послужил немало, видел всякое... Но всякий раз делает каменное лицо и уверяет, что до свадьбы все непременно пройдет.

— Н-да. Впрочем, главное ведь, что вы живы? А целебные источники Альпийских гор быстро поставят вас на ноги. Если хотите, я могу порекомендовать вам несколько чудесных местечек с живительным воздухом и хорошими больницами?..

— Ну, по чести говоря, сам бы я выбрал скорее пляжи французской Ривьеры, или уехал на свою виллу в Геленджике...

— Но поместье Юсуповых стоит возле Женевского озера?

— Увы. Сами понимаете, помолвка с Надеждой Николаевной требует соблюдения всех традиций.

Заглянув в свой бокал и удивившись его пустоте, гость даже не успел толком огорчиться, как вновь ощутил аромат нежных духов и усладил свой взор девичьей красотой. Это порядком сбивало с делового настроя, однако с другой стороны — благотворно действовало на настроение и общее самочувствие министра финансов, так что подобное неудобство он находил вполне терпимым.

— Да-с, традиции. И кто же будет обсуждать с Зинаидой Николаевной приданное княжны?

— До недавних событий мне немного попечительствовала вдовствующая императрица, но ныне я у Гневной в опале — так что вся надежда исключительно на тетю.

Немилость Ее императорского величества Марии Федоровны было явлением достаточно неприятным, но именно для князя Александра всего лишь временным: рано или поздно Дагмара остынет и пожелает примирится с младшим, и самым любимым сыном — и кто же лучше его близкого друга сможет послужить своеобразным голубем мира? Впрочем, опытный царедворец намек понял правильно и сходу перешел к обсуждению действительно важных вопросов:

— Александр Яковлевич, как вам сегодняшние газеты?

— Вы про отставку министра МВД Сипягина? Разве для вас это новость?

— Для меня новостью, и неприятной, было узнать фамилию нового министра! Фон Плеве печально известен своей беспринципностью и любовью к интригам, и ничего хорошего от него нам с вами ждать не приходится.

— Проходная фигура, Сергей Юльевич, не более того.

Вновь обнаружив пустой бокал, государственный муж не на шутку удивился: ну надо же, какой коварный напиток! А разум ему требовался трезвый, поэтому он не без сожаления отставил хрусталь в сторону.

— Вы полагаете?

— Скорее предполагаю. Плеве известен тем, что умеет действовать решительно, а государь-император уже давно желает навести порядок в Великом княжестве Финляндском. Но в процессе умиротворения чухонцев новый глава Внудел обязательно наломает дров, так что его последующая отставка попросту неизбежна.

Уставившись в огонь, большой вельможа, не успевающий в последнее время за сыплющимися на его еже седеющую голову новостями и изменениями, раздумчиво протянул:

— Значит, все же решились?..

Но тут же очнулся, с трудом удержавшись от вопроса об источниках осведомленности Агренева. Ибо не задавай неуместных вопросов, и не получишь невнятных ответов: и без того гостю несколько раз казалось, что в глазах хозяина мелькал легкий холодок...

— Что же, с этим ясно. А что вы скажете насчет дневных новостей?