Прода

Глава 6

Минуло католическое Рождество Христово одна тысяча восемьсот девяносто девятого года; следом отпраздновали Рождество и православные, продолжив святочными гуляниям и — встречей нового, тысяча девятисотого года! Про который уже успели насочинять всякого-разного, от "начала новой эпохи процветания" и вплоть до "неминуемого Конца Света", который был как линия горизонта: вроде бы и виден вдалеке, но постоянно отодвигался по мере приближения очередной знаковой даты... Так что пока простые люди, не обремененные большими капиталами или дорогой недвижимостью, спокойно праздновали святочную неделю и готовились вскоре окунаться в крещенские проруби — более состоятельные персоны испытывали смутную тревогу и неуверенность. Нет, Страшного суда пока не предвиделось, но вот в Европе случилась вторая волна экономического кризиса: причем она так бодро пошла распространяться по странам Старого Света, что даже самые хладнокровные финансисты начали нервничать и суетиться.

На сей раз зачинщиком проблем выступили не легкомысленные биржевые дельцы и небогатые рантье ля бэлль Франс, а солидные банкирские дома Бельгии и Англии — да и то, поначалу лишь косвенно, ибо источник их неприятностей находилась за Атлантическим океаном, в Североамериканских соединенных штатах. Не имея своего Госбанка, американцы были весьма зависимы от тех капиталов, что из года в год стабильно приходили из Европы в американскую экономику на оплату зерна и различных промышленных товаров. Опять же, Великобритания за последний десяток лет солидно вложилась в быстро растущую экономику своей бывшей колонии... Все было хорошо, пока в Европе не начался экономический кризис, нарушивший привычный круговорот денежных масс между Старым и Новым светом — и спровоцировавший в Североамериканских штатах сначала перепроизводство различных товаров, а затем и резкое сокращение внешней торговли. За этим закономерно последовали увольнения рабочих: и начала расти безработица, термины "кассовый разрыв" и "взаимные неплатежи" прочно укоренились на станицах американских газет, а ближе к середине осени к ним добавилось и такое понятие как "банкротство". Поначалу сыпались исключительно торговые компании и мелкие банки, но довольно быстро к ним начали присоединятся и промышленные предприятия; а увенчала все это "черная пятница". Как говорится, ничего не предвещало, когда утром позднего ноября почти одновременно упали до минимума котировки акций сразу семи крупных нефтяных компаний в Оклахоме и Пенсильвании. Пока брокеры и маклеры пытались выяснить хоть какие-то подробности, подоспели известия о заявлениях на банкротство от чертовой дюжины инвестиционных фондов по всей Америке! Следом пришли новости о разорении еще трех десятков различных компаний и трестов, и после этого паники и биржевого обвала было уже не избежать. Торги на Нью-Йоркской бирже быстро остановили, а затем и вовсе "подморозили" на выходные дни: возможно, правительство президента Мак-Кинли и смогло бы успокоить финансовый рынок САСШ, но тут заокеанским коллегам пришли на помощь бельгийские и английские банкиры. Сами испытывающие изрядные проблемы с оборотным капиталом, они начали сбрасывать на биржах американские ценные бумаги и долговые обязательства: далеко не все европейские финансисты так делали, да и объем торгов в каждом отдельном случае был не так уж велик — но общий эффект все равно был похож на сход лавины. К тому же, как оказалось, ряд лопнувших компаний был откровенными пустышками, подделывающими свою отчетность ради привлечения все новых и новых акционеров — настоящие финансовые пирамиды, поглотившие и бесследно растворившие многие миллионы долларов! После таких известий спасением своих капиталов озаботились уже и мелкие держатели акций, всем резко перестало хватать наличности — и в итоге старушку-Европу заштормило в очередной раз. В бушующих водах неожиданно острого кризиса начали захлебываться и тонуть те компании и банки, что кое-как остались на плаву в прошлый экономический шторм; биржи разом залихорадило, а списки банкротств своими размерами начали напоминать военные сводки о потерях...

На второй план разом отошли новости из Африки, где доблестные буры уверенно теснили англичан к крупным городам-портам Кейптауну и Дурбану; и даже выход из печати второй части скандально известного романа "Цветы Содома и Гоморры" за авторством трагически погибшего английского литератора Оскара Уайльда, не отвлек европейскую публику от экономических проблем. Да что там, он и самих англичан не особенно расстроил: что им до пасквилей разных неудачников-ирландцев, когда у них в Лондонском Сити многие солидные банки и компании с вековой репутацией балансируют на грани банкротства?!? Континентальных европейцев личное благосостояние тоже волновало куда больше новостей политики или скандальных разоблачений. А уж криминальные хроники вообще перестали пользоваться заметным интересом: самым обычным делом стали некрологи покончивших с жизнью разорившихся дельцов и финансистов средней руки. Впрочем, и тут были свои исключения: на новости о успешном покушении русских социалистов на одного из Великих князей Дома Романовых многие газеты смогли сделать неплохую выручку. А кое-кто — так даже удвоить тиражи!.. Увы, всего на один-два дня, но и это было неплохо: жаль только, что русская полиция и жандармы не расщедрились на какие-либо интересные подробности... Однако таковые имелись у князя Агренева, приехавшего в Швейцарию ради поправления своего пошатнувшегося здоровья.

Особенно хорошо оно восстанавливалось в Женеве, изобильной различными банками, производством качественных часов и представительствами международных компаний. Помимо этого, на берегу Женевского озера располагалась вилла "Татиана", принадлежащая дружественному семейству Юсуповых — и гостившая там княжна Надежда Николаевна действовала на своего жениха лучше любого лекарства: особенно хорошо помогали ее мимолетные, но очень сладкие поцелуи, после которых князь Александр чувствовал прилив сил... В определенных местах своего израненного организма. Неплохо подействовал женевский воздух и знаменитый швейцарский молочный шоколад и на его почтенную тетушку: легкий румянец почти не покидал лица Татьяны Львовны, а ее настоящий возраст выдавали разве что чуточку старомодные наряды: впрочем, известный консерватизм не мешал простой рязанской помещице использовать в качестве повседневных украшений ОЧЕНЬ дорогую брошь и серьги — а так же на равных обсуждать с рафинированной аристократкой мельчайшие детали приданного ее младшей сестры. Удовольствие от процесса завуалированных торгов получали обе женщины: и хотя фамильное состояние потомков Юсуфа-мурзы ныне изрядно уменьшилось, последний природный князь Юсупов еще при жизни самолично расписал все положенное для обзаведения своей младшенькой — а старшая дочь-наследница исполнила родительский завет без тени сомнений и сожалений. Деньги тлен, родная кровь важнее! Впрочем, майорат все же ограничивал известную юсуповскую щедрость, так что приходилось радоваться предусмотрительности покойного папеньки, незадолго до своей кончины положившего на имя Наденьки в Волжско-Камский банк триста пятьдесят тысяч рублей. Это оказалось так кстати, в нынешних-то стесненных условиях! Ну и, безусловно, княгине очень повезло с личностью жениха: уж князю Александру точно было плевать на размер приданного своей невесты — его тетушка даже пошутила в том плане, что ради такой жены ее племянник мог бы и сам заплатить калым по обычаям достославных юсуповских предков... Такая приятная в общении дама оказалась! Ничуть не меньше, чем сам уже практически родственник и зять, доставивший с далекой Родины целый ворох интереснейших великосветских историй, слухов и новостей — которых так не хватало в добровольном изгнании княгине и князю Юсуповым:

— ...общеизвестно, что Великий князь Кирилл был неравнодушен к обществу молоденьких купчих: это конечно не совсем то, что следовало бы ожидать от персоны его положения, но все мы помним о некоей эксцентричности покойного Кирилла Владимировича. Посещал он своих пассий инкогнито, хотя их мужья, разумеется, были в курсе: им устраивались выгодные подряды от казны, а они закрывали глаза на... Ну, как это все обычно и бывает в таких случаях.

— Да-да, как же! Его папенька в свои молодые годы тоже был известен своими... Кхм.

Под ласковым взглядом Зинаиды Николаевны ее супруг внезапно вспомнил, что он, вообще-то, тоже ранен в нескольких местах, и посему ему надобно беречь силы — и уж во всяком случае не перебивать будущего зятя:

— Так вот: в тот вечер я как раз принимал у себя Витте, и пока мы с ним сидели у камина и обсуждали разные мелочи — на другом конце Санкт-Петербурга в купеческий особнячок ворвались четверо неизвестных мужчин, застав Великого князя в обществе его пассии. Вытащив Кирилла Владимировича из спальни, они с криками "прелюбодей!" и "развратник!" учинили над ним жестокую расправу при помощи имевшихся при себе дубинок. С вашего позволения, Зинаида Николаевна, я воздержусь от ненужных подробностей: трагедии редко бывают красивыми... Когда все закончилось, небрежно связанный дворник сумел освободиться и добежал до ближайшего постового: тот вызвал околоточного, ну а там дело завертелось. Министр фон Плеве поднял на ноги всю столичную полицию и жандармов, и ближе к утру злоумышленников схватили: и знаете, я даже не особо удивился, когда вся четверка душегубов оказалась...

До гостиной, где на банкетках возле столика расположились хозяева и их дорогой гость, внезапно донесся звон и грохот разбитой вазы, а затем и пронзительный вопль юного Феликсона-младшего:

— А я не хочу-у!!!

Увы, но желания мальчика ныне мало кого интересовали: княжна Надежда Николаевна весьма настойчиво попросила старшую сестру оградить своего жениха и его тетушку от близкого общения с двенадцатилетним племянником. Наособицу предупредив, что ее Сашенька свою тетушку действительно любит, и не станет терпеть милых шалостей Феликсона с киданием мороженого либо сладостей на платья дамы; а домашнего любимца-бульдога, в случае его науськивания на пожилую родственницу, и вовсе может прибить своей тяжелой тростью. Про себя княжна говорить ничего не стала, но Зинаида Николаевна была женщиной умной и сама прекрасно понимала, какую невыносимую атмосферу в доме может устроить ее младшая сестра. Так что двенадцатилетний княжич был обречен на регулярные экскурсии с гувернером по Женеве и ее окрестностям, массу уроков, игры на свежем воздухе — и прочий отдельный от семьи досуг.

— Так кем же оказались убийцы, князь?

Сделав вид, что не слышал вопля юной души, измученной плотным надзором и массой строгих запретов, Александр продолжил изложение свежайших столичных сплетен:

— Чухонцами, Зинаида Николаевна.

— Как, опять?!?

Скорбно покивав, будущий зять согласился с недоумевающей хозяйкой виллы и ее сурово хмурящимся супругом в том, что у жителей Великого княжества Финляндского какое-то нездоровое пристрастие к убийствам членов Дома Романовых.

— Незадолго до моего отъезда из Санкт-Петербурга одно очень осведомленное лицо сказало мне, что государь отправил в отставку без права ношения мундира командира отдельного корпуса жандармов и его заместителя, и подписал Указ о создании некоей Коллегии государственной безопасности. К слову, в главы нового ведомства прочат начальника московской Охранки господина Зубатова: возможно вы о нем слышали, Феликс Феликсович?

Измученный долгим молчанием, бывший адъютант погибшего на боевом посту московского генерал-губернатора охотно подтвердил личное знакомство с этим чиновником.

— Ну как же? Покойный Сергей Александрович... Царствие ему Небесное...

Супруги дружно-благочестиво перекрестились, отдавая память высоким моральным качествам Его императорского Высочества и его кроткой супруги.

— Оказывал ему определенное доверие и покровительство. У господина Зубатова весьма ловко выходило предупреждать недовольство среди московской мастеровщины и прочего быдла... Да-с! Помню, он на каждом совещании твердил, что куда проще предупредить волнения, нежели разгонять толпы рабочих и давить их открытые бунты... Все эти его читальные комнаты, насаждение грамотности, фабричные инспектора и Советы работников... Сомнительные методы, но определенный результат они давали — а большего и не требовалось.

— Похоже, что именно из этих соображений Зубатова и назначили на столь ответственный пост. Помимо этого, государь решил созвать Совет Фамилии.

— О? Впрочем, повод действительно... Весомый.

Внимательно слушающая и запоминающая каждое слово и даже отдельные интонации, княгиня негромко предположила иное:

— Дальнейшая судьба Великого княжества Финляндского?

Снисходительно улыбнувшись, муж авторитетным тоном опытного царедворца пояснил супруге:

— Думаю, дорогая, основной причиной собрания Дома Романовых будут сложные отношения между Великими князьями-Михайловичами и дядюшкой царя Владимиром Александровичем. Оные и прежде не отличались особым радушием, а уж после трагической гибели Кирилла Владимировича, в которой безутешный родитель наверняка винит... Гхм.

Многозначительно поиграв бровями и огладив пышные усы, подполковник в отставке на несколько мгновений прикрыл ладонью свой глаз, весьма толсто намекая на главу Императорского военно-воздушного флота.

— Но и эта особа, в свою очередь, подозревает родственника в постоянных злонамеренных интригах, и даже прямом злоумышлении на свою жизнь. Государю-императору не позавидуешь! Такой гордиев узел никаким клинком не разрубить: мне мыслится, что...

Вежливо переждав приступ словоизвержения графа Сумарокова-Эльстон, явно истосковавшегося без привычной компании собеседников-собутыльников, гость продолжил с того места, на котором его прервали:

— Мне кажется, Зинаида Николаевна, что государь уже принял решение насчет Великого княжества Финляндского: тамошние законы приводятся в соответствие с имперскими, хождение финской марки сильно ограничили и вот-вот вообще ее упразднят. Ну разве что внутренние налоги пока остаются в ведении финляндского сейма, но и это временно: господин Витте ни за что не упустит такой возможности пополнить отощавший бюджет. Так что Феликс Феликсович прав: на Совете Фамилии будут мирить Великих князей-Михайловичей и Владимировичей. Правда, сегодняшним утром у меня появились сильные сомнения в успехе этой затеи...

Положив ладонь на руку мужа и тем оборвав нарождающуюся фразу, хозяйка виллы с большим интересом полюбопытствовала:

— А что такого примечательного произошло нынешним утром?

Откинувшись на спинку банкетки, Александр изобразил легкое удивление — причем исключительно в сторону князя-консорта княгини Юсуповой:

— Вы разве не читаете свежую прессу? Гм-гм... Вчерашним поздним вечером, прямо возле своей виллы в Каннах трагически погиб Великий князь Михаил Михайлович — старший брат Сандро и Серго. Некие темные личности прервали его жизнь... Использовав для этого простые дубинки.

— Боже мой...

Бравый отставной подполковник успокаивающе поцеловал ладонь супруги и грозно встопорщил усы:

— Гнусных убийц, разумеется, схватили?

— Вы слишком хорошего мнения о французской полиции...

— Да-с, Франция уже не та! Эта нация лавочников и вольнодумцев уже давно не питает должного почтения к тем, кто выше их по положению!.. Недаром мы выбрали для проживания тихую Швейцарию, а не сняли виллу где-нибудь на французской Ривьере.

Судя по едва заметному вздоху Зинаиды Николаевны, именно она и предлагала морское побережье. Нет, она стойко переносила пребывание в женевской глуши, вдали от родовых дворцов, любимого поместья Архангельское и привычного с детства общения с равными в великосветском обществе. Но на Ривьере отдыхать было бы куда приятней. Увы, но там был выше и шанс встретить очередного недоброжелателя ее бедного супруга — а он только-только начал приходить в себя после настоящего вала злобы и вздорных претензий от бывших приятелей и сослуживцев.

— Да-с. Хотя Великий князь Михаил Михайлович последние года пребывал в известной опале из-за своего не совсем удачного брака, но ее на него наложили еще при прошлом царствовании — и все признаки определенно указывали на то, что государь-император Николай Александрович вскорости отменит решение своего покойного батюшки... Н-да. Братья-Михайловичи наверняка в ярости. Даже не берусь предполагать, во что все это выльется в итоге?..

Милейший Феликс-Феликсович немного лукавил: было видно, что он с превеликой охотой вывалит в свежие уши все свои измышления на тему сложных родственных отношений меж членами правящего Дома. Увы, но его будущий зять, задумчиво прокрутив на пальце тонкий золотой ободок помолвочного кольца, предпочел сменить тему:

— В феврале меня ждет путешествие по Южной Сибири и Дальнему Востоку в составе небольшой инспекционной комиссии. Будем осматривать местные арсеналы, проверять состояние казачьей и береговой артиллерии, а так же вершить прочие скучные дела. Но места там весьма живописные, и узнав от нашего общего друга о намечающейся поездке, княжич Николай очень...

— Вздор! Кхм, простите, князь, что я невольно вас перебил: но наш сын только-только поступил в университет, и приступил к планомерному изучению весьма непростой юридической науки. Какие могут быть поездки во время, предназначенное для усердных занятий? Важное для закладки самого фундамента его будущности? Нет, нет, и еще раз нет!

Вновь машинально повертев кольцо, к которому никак не мог привыкнуть, Александр едва заметно кивнул, принимая родительский отказ. Однако Зинаида Николаевна, в отличие от мужа никогда не упускавшая даже незначительных деталей, не дала ему в очередной раз перевести тему на что-либо иное.

— Александр Яковлевич, а общий друг у вас с Николенькой, это?..

— Поручик артиллерии Романов, Михаил Александрович.

— О?!

Покосившись на супруга, осекшегося в самом начале очередной "запретительной" фразы, великосветская львица мягким тоном удивилась:

— Разве его тоже включили в инспекционную комиссию? Николенька нам много рассказывал о важных разработках для русской артиллерии — и о том, какую важную роль играет в них ваш общий друг.

— Увы, но некоторые приказы вынужден принимать к безусловному исполнению даже младший брат царя.

Медленно и с явным пониманием кивнув, ничуть не утратившая за время швейцарского затворничества своего обаяния аристократка все так же женственно и мягко обратилась к супругу, сидевшему на своей банкетке наподобие нахохлившегося сыча.

— Дорогой, думаю небольшое путешествие будет весьма полезно Николеньке.

В серых глазах княгини было очень сложно прочитать что-либо помимо любви к супругу, но князь-консорт все же справился — так как по-военному коротко кивнул. А затем и вовсе предпочел удалиться из гостиной, примерно на пятом шаге вспомнив о необходимости мужественно хромать.

— Друг мой, надеюсь, вас не сильно огорчила некоторая... Резкость, звучавшая в разговоре: Феликс Феликсович еще не полностью оправился после обрушившихся на нас невзгод, и мы очень переживаем за сына.

— Ну что вы, Зинаида Николаевна, какие же тут могут быть обиды? Прекрасно понимаю ваши чувства: быть вдали от близких нелегкое испытание...

Проследив за взглядом будущего зятя, княгиня Юсупова без труда разглядела в окне быстро приближающийся автомобиль князя — на котором его тетушка и ее младшая сестра сразу после обеда отправились в очередной большой набег на мебельные салоны и прочие респектабельные магазины Женевы. Ибо в ходе осмотра холостяцкой берлоги племянника, которую тот выдавал за свою виллу, почтенная Татьяна Львовна осталась недовольна и старой обстановкой, и блеклыми шелковыми обоями на стенах, и давно вышедшими из моды люстрами, и вздувшимся в нескольких местах паркетом, и... Много еще чем. Любящий племянник, устав слушать критические замечания о своей вилле, в которой с момента ее покупки успел прожить едва ли неделю — со всем почтением предложил тете и будущей супруге совместно исправить отдельные недостатки его швейцарской недвижимости. Чем рязанская дворянка-помещица и рафинированная аристократка-княжна с удовольствием и занялись, к зависти (исключительно белой) Зинаиды Николаевны. Такие приятные и интересных хлопоты! Не ограничивающиеся, к слову, одной лишь виллой: внимания будущей княгини Агреневой уже ожидал недавно отстроенный большой особняк в Санкт-Петербурге, большой дом в Москве, и родовое поместье князей Агреневых.

— С вашего позволения.

Приложившись к ручке понимающе улыбнувшейся хозяйки дома, гость отправился встречать тетушку и княжну. Ан нет: плавно и слегка тяжеловесно развернувшись боком к крыльцу, лимузин выпустил из салона всего лишь одну девичью фигурку, следом за которой на свежий воздух выбралась и дуэнья молодой княжны. Внушительного вида шоффэр передал показавшемуся слуге стопку рекламных буклетов и коробку знакомого вида и расцветки — именно в таких Юсуповым регулярно привозили из Женевы свежайшие профитроли, пирожные и безе. Нежно улыбнувшись вышедшему навстречу князю Александру, молодая и весьма красивая блондинка едва ли не демонстративно повернулась спиной к окнам фамильной виллы и едва заметно потянула жениха на прогулочную дорожку: наблюдавшая это из-за легкой тюли старшая сестра огорченно вздохнула и нахмурилась. Чем старше становилась Наденька, тем сильнее разрасталась неприязнь меж ней и супругом Зинаиды Николаевны — которая уже отчаялась помирить двух близких людей, и теперь лишь следила, чтобы их редкое общение не перерастало в очередной семейный скандал. От всего этого у нее так ужасно болела голова! Еще и муж отчего-то начал ревновать старшего сына к давнему другу семьи — дескать, тот неправильно влияет на юного Николя...

Меж тем, влюбленная парочка под удаленным присмотром пожилой дуэньи сделала почти полный круг по прогулочной дорожке вокруг виллы, и вновь подошла к развернувшемуся для обратной дороги лимузину. Замедлившись возле поджидавшего его шоффэра, князь Агренев неохотно принял из его рук небольшой конверт; прочитал, недовольно поморщился и убрал в карман одинокий листок бумаги, вновь предложив руку невесте. Вот только вместо прогулочной дорожки повел Надю к парадному крыльцу виллы, явно собираясь завершить нынешний свой визит — что не помешало влюбленным немного задержаться по пути в гостиную ради нескольких нежных поцелуев. Ну ладно, трех... Или пяти? В любом случае, их было не более десятка, ибо строгая дуэнья бдила, как никогда.

— Тетушка решила остаться сегодня в Женеве.

Поцеловав запястье сероглазой красавицы, успевшей незаметно погладить его ладонь своими тонкими пальчиками, Александр усадил будущую супругу на ту же самую банкетку, где недавно сидел сам. И с явным огорчением признался:

— Что касается меня, то — тысяча извинений, но я вынужден ненадолго отъехать: несколько хороших людей попали в дурную компанию, и я чувствую себя обязанным принять участие в их судьбе.

Изящно-отработанным жестом подавая руку для прощального свидетельства о почтении, княгиня Юсупова привычно-мягким тоном заверила зятя и друга:

— Мы будем с нетерпением ждать вашего возвращения...

* * *

Потенциального покупателя старший продавец Пауль Эдер приметил сквозь витрину за добрых полчаса до того, как он, собственно, вошел в двери оружейного магазина-салона "Наследники Йохана Шпрингера". Лощеный жандармский оберстлейтенант поначалу просто неспешно прогуливался по улице, затем извлек жилеточные часы и отщелкнул крышку; досадливо смяв снятые перчатки, небрежно подозвал уличного продавца газет, не глядя сунул ему пару монет и придирчиво выбрал свежую прессу. Удивительно, но вкусы охранителя порядка и закона и приказчика Эдера полностью совпали: именно "Венскую газету" он и сам читал не далее, как час назад. Неспешно и вдумчиво, под чашку умеренно горячего кофе со сливками — смакуя каждый глоточек и перечитывая наиболее интересные статейки и заметки. Благодарение богу, в Двуединой монархии все было хорошо: о всеобщем благоденствии, конечно, говорить было нельзя, но на фоне того, что регулярно случалось в соседних странах, подданные императора Франца-Иосифа жили достаточно спокойно. Зато, к примеру, во Франции убили очередного русского принца крови — на что Российская империя отреагировала довольно странно, отправив несколько полков гвардии на учебные маневры в свою полунезависимую провинцию Финляндию. Германский рейхстаг сотрясали бурные споры, перемежаемые громкими заявлениями на публику — кайзер Вильгельм внезапно предложил весьма дорогостоящие поправки в закон о Флоте открытого моря, и уже успел склонить на свою сторону не меньше половины депутатов. Англия ожидаемо-нервно отреагировала на последние немецкие кораблестроительные планы; вот только дальше призывов ограничить растущие аппетиты и предложения международной конференции на тему разумного ограничения морских вооружений дело пока не зашло.

Оно и понятно: Соединенное Королевство было плотно занято англо-бурской войной — где уж тут урезонивать обнаглевших тевтонов? Особенно в свете того, что дела у лайми шли далеко не блестяще: потомки голландских колонистов окончательно прижали основательно потрепанные британские войска к городам-портам Кейптауну и Дурбану, остановив наступление на границе досягаемости тяжелых корабельных орудий Ройял Неви. И пока англичане перевозили и высаживали в осажденных городах все новые и новые полки, готовясь к решительному контрнаступлению — буры старательно превращали порты в руины посредством всей своей сухопутной артиллерии. К слову, подкрепления пребывали не только к красномундирникам: защитники свободной Африки тоже усиливались за счет обильного потока разнообразных добровольцев. Приехавшие за год-два до начала войны мирные германские торговцы и русские любители африканской охоты (с характерной выправкой кадровых офицеров) умудрялись в короткие сроки сколачивать из пестрой людской массы вполне боеспособные батальоны и даже полки: а президент Трансвааля папаша Крюгер творил и вовсе невиданное волшебство! Умудряясь в условиях господства Ройял Неви и организованной британским флотом морской блокады однообразно вооружать и отменно снабжать резко распухшую в численности армию свободолюбивых республик. Русские винтовки и пулеметы, немецкие гаубицы и пушки — и натуральные горы патронов и снарядов.

Мясные консервы из Аргентины и военная амуниция из Североамериканских соединенных штатов; шведский динамит, различная медицина с этикетами французских, немецких и бельгийских компаний... Перечислять можно было долго, словно весь мир ополчился против Туманного Альбиона!

В принципе, было за что: сразу несколько серьезных европейских журналистов провели самостоятельные расследования причин еще того, первого экономического кризиса в прошлом году — и так же независимо друг от друга нашли неявные следы, ведущие сразу к нескольким солидным английским банкам. Конкретных доказательств они, как ни старались, раскопать не смогли — но какую "акулу пера" это останавливало? Им вполне хватило и косвенных улик, чтобы убедительно доказать своим читателям явную рукотворность и несомненную закономерность нового экономического кризиса, накрывшего сразу два континента разом. Более полусотни с виду солидных компаний-"пустышек", годами демонстрировавших хорошую отчетность; под сотню таких же, учрежденных некими мутными личностями во время пресловутой грюндерской лихорадки. Неявное манипулирование общественным мнением, путем размещения явно-заказных хвалебных статей в ведущих европейских газетах; странно-своевременные смерти ряда финансистов и биржевых маклеров, плотно участвовавших в истории с фирмами-"обманками" и мелкими банками, через которые разнообразно обналичивались, либо вовсе уходили в неизвестность ОЧЕНЬ значительные финансовые потоки... Как и говорилось, прямых доказательств было прискорбно мало, но и имевшихся крох более чем хватило, для того, чтобы версия о злонамеренном умысле проклятых лайми зашла в умы европейской публики, словно раскаленный нож в сливочное масло. Разорившиеся буржуа, просевшие в привычном уровне жизни рантье, обанкротившиеся биржевые игроки, разнообразные владельцы дышащих на ладан предприятий — все они наконец-то получили ясное и понятное указание на истинного виновника свалившихся на них бед!

Динь-дилинь...

Стоило дверному колокольчику мелодично звякнуть, пропуская внутрь оружейного магазина плотно сложенного жандармского офицера — старший продавец тут же расцвел профессионально-вежливой улыбкой:

— Рады вас видеть в нашем заведении, господин оберстлейтенант!

Едва заметно кивнув в ответ, слуга закона направился прямиком к выставочным образцам охотничьих ружей. Сняв с переносицы тонкую серебряную оправу аккуратных очков и достав из кармана форменной шинели кусочек замши для протирки стеклышек, потенциальный клиент первым делом уделил внимание новинке от известного австрийского оружейника Отто Шенауэра. Затем на несколько минут замер напротив стойки с изделиями фирмы Зодиа, время от времени близоруко щурясь и подступая поближе к высящим на крюках ружьям. Не избежало его внимания и комбинированное ружье-"тройник" от германских братьев Меркель, но увы — притяжение витрин с пистолетами и револьверами оказались сильнее.

— Могу ли я быть чем-то полезен?

Рассеянно скользя глазами по североамериканским образчикам револьверов, жандарм слегка задумался, машинально огладив щегольские усы и слегка подбриолиненную бородку радикально-черного цвета.

— Да. У меня и моих... Подчиненных, намечается путешествие в одно занимательное местечко. Не самое приятное само по себе, и что хуже — там обитают довольно противные и настойчивые туземцы.

— Ни слова больше, герр оберст, я все понял! Осмелюсь предложить вашему вниманию "Кольт Миротворец" под новые патроны с нитропорохом: проверенная временем надежность и хорошая кучность. Спусковой механизм двойного действия отличается...

Уловив на лице мундирного брюнета намека на недовольную гримасу, Пауль моментально перестроился:

— Хотя, возможно вам стоит обратить внимание на новинку этой же компании — самозарядный пистолет "Кольт Коммандер" под девятимиллиметровый патрон? Дозволен к свободному ношению вне строя, и по заявлениям производителя, его выстрел способен свалить наповал даже быка!

— Если только некрупного... К тому же, это всего лишь копия русского "Орла".

Ничуть не смутившись осведомленности офицера, продавец сместился на пару шагов и повел руками так, будто раскрывал невидимые двери. Ну, или презентовал в меру своего разумения новый товар:

— В нашем заведении представлены и иные новейшие системы с автоматической перезарядкой. Например, вот эти отличные австрийские пистолеты "Вальтер": восемь патронов в магазине и девятый в патроннике, легкий спуск, два предохранителя полностью исключают любую возможность самопроизвольного выстрела, быстрая перезарядка — а также, при желании...

Вытянув с витрины модель "Вальтер-Артиллерист", второй рукой продавец не глядя достал из-под прилавка деревянную лакированную кобуру, и парой движений соединил их в одно целое.

— Пистолет превращается в легкий карабин! Причем у этой модели магазины повышенной емкости, и прицел размечен на целых двести метров!..

Приняв оружейный конструктор "Собери сам", оберст приложился, поводил стволом вправо-влево, щелкнул затвором — и изобразил на лице сомнение пополам с легкой задумчивостью.

— Что-то еще?

Осторожно приняв, разобрав и уложив обратно в бархатное ложе вороненого "Артиллериста", Пауль утвердительно кивнул и достал очередную лакированную коробку.

— Новинка от самого Манлихера! Новейший самозарядный пистолет, начал производиться всего два месяца назад... Пачечное заряжание, шестнадцать восьмимиллиметровых патронов, легкий и плавный спуск...

Слушая вдохновленную оду новому творению известного оружейника, жандарм сначала благосклонно кивал, затем пожелал лично ознакомиться с вороненым красавчиком, у которого, по заверениям продавца, был лишь один незначительный недостаток. Ну весил он чуть менее полутора килограммов, ну и что? Зато и отдача невелика, а уж как хорошо он сидит в руке!

— Беру. К нему пару пачек патронов, хорошую кобуру... Ну и вообще.

Подозвав подчиненного, тут же зашуршавшего плотной упаковочной бумагой, патриот австрийского оружия предупредительно-угодливым жестом указал господину офицеру на следующие две витрины:

— Русские парабеллумы. Например...

Отвернувшись буквально на пяток секунд, обратно Эдер повернулся с немного тяжеловесной и ужасно брутальной на вид "машинкой", вид которой заставлял сердце любого военного биться немножечко сильнее:

— Пистолет-карабин "Кнут" под стандартный девятимиллиметровый "парабеллумовский" патрон — отличный выбор для любого предусмотрительного путешественника! Так же имеются модели под калибр семь-шестьдесят два, и семь-шестьдесят пять?

Слушая сдержанные похвалы русскому оружию, жандарм лишь кивнул, однако интереса не проявил: при всех своих несомненных достоинствах, "ПК Кнут" обладал сразу двумя очень вескими недостатками. Во-первых, не был разрешен к ношению с мундиром; во-вторых, отличался совершенно негуманной ценой. Впрочем, этим отличались почти все новые пистолеты, так что для своих нижних чинов офицер приобрел пару недорогих револьверов Раст-Гессера под устаревший одиннадцатимиллиметровый патрон на дымном порохе. Дешево, привычно-практично и основательно проверено временем — чего, в принципе, и следовало ожидать от жандармского офицера. Про полагающееся к оружию кобуры и принадлежности многоопытный продавец не стал даже и заикаться: уже то, что оберстлейтенант раскошелился для нижних чинов на хоть какое-то оружие, уже проходило на грани... Ну, не анекдота конечно, но веселого рассказа, вполне достойного прозвучать в пивной после первой кружки темного лагера. Пока Эдер упаковывал револьверы и одинокую пачку патронов в плотную оберточную бумагу, колокольчик на входе вновь подал голос: вот только это был не очередной покупатель, а грузный (под стать своему начальству, ага) фельдфебель с пухлым светло-коричневым портфелем в руках, который прямо с порога вытянулся в стойке и рявкнул:

— Осмелюсь доложить: конвой прибыл!

Небрежно указав затянутой в перчатку рукой на свои приобретения, офицер вернул на лицо свои окуляры, отработанным жестом проверил на неуставные складки шинель и не прощаясь покинул заведение "Наследников Йохана Шпрингера". Следом за ним, прижимая к себе портфель и два бумажных свертка, убыл и его бравый подчиненный: сквозь витрину Пауль проследил за тем, как они уселись в светло-серый фаэтон и отъехали — а за ними пристроился экипаж характерного вида, и два конных жандарма. Глухая, траурно-черная, и с толстыми прутьями на маленьких окошечках — карета напоминала своим видом небольшую передвижную тюрьму. И по странному совпадению, именно в таких повозках перевозили-конвоировали опасных заключенных в Двуединой монархии. Так что не удивительно, что законопослушный австриец Пауль Эдер сначала машинально перекрестился, потом переглянулся с помощником, после чего постарался выкинуть офицера-покупателя из головы...

— Вы задержались. Возникли сложности?

Грузный и слегка красномордый фельдфебель, стрельнув глазами по сторонам и в спину кучера, ответил так же тихо, и тоже — на чистейшем русском языке:

— Слишком наблюдательный гауптман.

Кивнув, фальшивый (вернее, почти идентичный натуральному) жандармский офицер чуть пересел, разорвал желтовато-серую плотную бумагу и начал снаряжать купленные "Раст-Гессеры" патронами — пока не менее "идентичный" фельдфебель бдительно поглядывал по сторонам, загораживая своей грузной тушей и портфелем происходящее на соседнем диванчике. Меж тем, скрипучий экипаж на первом же перекрестке свернул к центру города, неумолимо приближаясь к улице Альзерштрассе и стоящему на ней мрачному угловатому зданию старейшей венской тюрьмы. Редко какое заведение подобного рода могло похвастаться красивыми фасадами и прочими архитектурными излишествами: не выделялся этим и "Йозефштадт" — хотя при некотором оптимизме, блекло-розовый цвет его наружных стен можно было назвать веселеньким и даже жизнерадостным. Вблизи оказалось, что краска на стенах попросту выцвела от времени, да и сами они требовали кое-где ремонта: но вот ворота во внутренний дворик были крепкие, и на них денег явно не пожалели — по массивности они напоминали крепостные, и могли запросто пережить таран каким-нибудь экипажем, или подрыв адской машинки. Не самой большой, конечно: впрочем, таких крайностей и не понадобилось. Стоило карете подъехать к воротной арке, как в массивной конструкции тут же открылась не менее основательная калитка, выпустившая наружу охранника. Недолгие переговоры, дополненные шелестом убедительно подделанных бумаг, и черная карета медленно заехала сквозь раскрывшиеся перед ней врата на мощеный камнем тюремный дворик; фаэтону такого гостеприимства не полагалось, так что недовольный жизнью и службой жандармский офицер был вынужден утрудить свои ноги. За ним в верной тенью следовал мордатый фельдфебель, мимоходом рыкнувший подчиненным:

— От кареты не отходить, в разговоры не вступать!

Недолгое общение грозного пузана с охраной закончилось выделением господину оберстлейтенанту проводника до кабинета начальника тюрьмы, куда лощеный брюнет и отправился — с интересом разглядывая местами обшарпанные стены длинных коридоров, окрашенных выцветшим от времени и легкой сырости суриком; расположенные через равные промежутки железные двери тюремных камер — оборудованные помимо замка еще и массивным засовом, ограничителем ширины открывания (на тот случай, если заключенные захотят всем скопом выломиться из камеры), прямоугольным лючком-"кормушкой" и смотровым глазком. Так же к каждой двери была прикреплена планшетка со списком "постояльцев", дабы расхаживающие по коридорам надзиратели не утруждались лишний раз, запоминая фамилии и статьи своих подопечных. И конечно решетки — как в коридорах между постами вооруженной револьверами охраны, так и между этажами. Можно сказать, что "Йозефштадт" являла собой образцовое заведение австрийской системы исправления наказаний... Недолгая экскурсия завершилась в канцелярии тюрьмы: указав на явного делопроизводителя, сидевшего за столом-конторкой в окружении нескольких стопок документов и прошений, сопровождающий почти образцово отдал честь и поспешил обратно. Не успел канцелярист открыть рот для закономерного вопроса, как перед ним возник толстый конверт предельно казенного вида с печатью Эвиденцбюро — вид которой заставил самоходную чернильницу моментально подскочить, разгладить складки на форме и чуточку заискивающе попросить:

— Одну минуту, герр оберст!

Гибко вывернувшись из-за своей конторки, канцелярист бодрой трусцой скрылся за дверью, украшенной табличкой:

"Начальник тюрьмы Юлиус Адрасси"

Откуда вернулся через полминуты, с лихвой перекрыв заявленный срок:

— Прошу вас, герр оберст!..

Делопроизводитель не мог слышать темы разговора между внезапным посетителем и своим начальником, но причина появления конвойной команды во главе с целым оберстлейтенантом сомнений не вызывала: наверняка военной разведке понадобился кто-то из постояльцев столичной тюрьмы. Поэтому работник достал из ящика стола набор бланков на все случаи жизни, внутренне поморщился от бесцеремонности плюхнувшегося на стул наглого фельдфебеля, пузо которого слегка выпирало и даже переваливалось через форменный ремень, и... Да! Услышал приглушенный дверью звон колокольчика, которым герр Адрасси призывал его к себе. Судя по бледноватому и даже отчасти взъерошенному виду начальника тюрьмы, бумаги пришли с самого верха: озвучив фамилии двух арестантов, он предельно сухо распорядился немедленно подготовить и подать на подпись приказ о их передаче прибывшей конвойной команде. Затем чиновник покосился на лощеного жандармского офицера, резко набрал воздуха в грудь, явно собираясь что-то сделать или сказать... Но стоило оберсту едва заметно покачать головой, как герр Юлиус тихо сдулся и медленно положил руки на стол:

— Оскар... Поторопитесь с приказом.

Когда канцелярист вновь зашел с готовым документом, начальник тюрьмы был по-прежнему бледноват, но в остальном выглядел как обычно — разве что ощущалось некое напряжение между ним и жандармским офицером. Завизировав приказ, господин Адрасси процедил указание о его немедленном исполнении, и голосом, полным яда, осведомился у командира конвойной команды:

— Надеюсь, на этом все? Вы же понимаете, что вам это...

Продолжения явно-неприятного разговора делопроизводитель не услышал, торопясь запустить невидимые шестеренки тюремных механизмов: по возвращении в канцелярию там обнаружился и оберстлейтенант, пытающийся воспользоваться висящим на стене телефонным аппаратом. Увы, но ни энергичное вращение ручки, ни потряхивание слухового рожка, ни даже пара возгласов:

— Аллёу?!?

С явным французским прононсом так и не помогли ему добиться взаимности от сложного электромеханического устройства. С силой брякнув рожком о рычажок, жандарм излил недовольство на тюремного канцеляриста:

— Черт знает что! В вашей богадельне никто не желает нормально работать: директор сбежал по каким-то якобы важным делам, телефон сломан, а вы вообще!..

Под тяжелым взглядом очкастого оберста никогда не служивший в армии канцелярист непроизвольно встал по стойке смирно.

— Когда мне выдадут арестантов? Мне тут что, до вечера торчать!? Не тюрьма, а какое-то rassemblement d'ânes !!!

Сравнение с одним из стада ослов, служащих в "Йозефштадте", было обидным, однако возражать лощеному брюнету, в котором за километр можно было разглядеть аристократическое происхождение, мелкий чиновник попросту не рискнул — так же, как проглотил и требование сопровождать господина оберстлейтенанта, дабы всемерно ускорить процедуру передачи парочки подозрительных типов, в которых Эвиденцбюро заподозрило то ли фальшивомонетчиков, то ли кадровых офицеров одной из сопредельных держав.

— Прошу за мной...

Первым во внутренний дворик доставили здорового арестанта: верней сказать, способного передвигаться самостоятельно. Дерзкий взгляд, слегка перекошенная фигура, ссадины на раскрашенном разноцветными синяками отечном лице, и ручные кандалы — неоспоримо свидетельствовали о явной склонности к побегу и оказанию сопротивления. Так что никто не удивился, когда жандармы навесили на конвоируемого дополнительный обвес на руки-ноги и шею, после чего запихнули присмиревшего преступника в карету, где дополнительно пристегнули цепочкой к жесткому сидению. Едва закончили с первым, притащили второго, причем его услышали еще до того, как увидели: крепко побитый арестант благодарил фактически несущих его на руках надзирателей отборной бранью, причем исключительно на французском. Впрочем, вдохнув свежего воздуха и заметив поджидающих его возле черной кареты конвойных жандармов, подстреленный фальшивомонетчик резко замолчал, вытаращившись на подходящего к нему фельдфебеля:

— Или ты заткнешься, или тебе запихают кляп. Ты понял, свинья?

Сморгнув и оценив поднесенный к едва зажившему носу крепкий кулак, матерщинник осторожно кивнул, после чего на него навесили кандальное железо и помогли залезть в карету. Один из конных жандармов подвел своего мерина оберстлейтенанту, который, немного сдвинув вбок кобуру с пистолетом, на диво легко взмахнул в седло; фельдфебель пошел в воротную караулку, где уже готовились выпускать конвой... Все было нормально, пока где-то в глубине "Йозефштадта" не подала свой противный голос тревожная сирена:

У-у-у-у-о-о-о-о!!!

Пока четверка охранников хваталась за поясные кобуры и ждала команд от дежурного старшего надзирателя, а тюремный делопроизводитель растерянно вертел головой — фальшивый оберст одним плавным движением достал из шинели револьвер. Серия странных глухих щелчков, заваливающиеся тела, и вот на ногах остался только обмерший от ужаса канцелярист, до которого словно сквозь вату донеслись деловитые команды оберста на французском языке. Вздрогнув от гулкого выстрела из карабина, которыми были вооружены охранники ворот, Оскар увидел заваливающегося наземь пухлого фельдфебеля — а затем и сам непроизвольно пал на колени от частых близких выстрелов: фальшивые жандармы слаженно разделились, и пока одни стреляли куда-то вглубь приемного помещения тюрьмы, другие изрешетили попаданиями выбежавших из караулки надзирателей. Наверное, это оцепенение его и спасло: налетчики попросту не видели в нем какой-то угрозы, торопясь как можно скорее покинуть внутренний дворик. То ли убитого, то ли серьезно раненого фельдфебеля затащили в карету, причем одним из носильщиков был уже свободный от кандалов арестант с оружием в руке; в коридоре, ведущем в приемник тюрьмы, жарко полыхнуло огнем от брошенной туда бутылки керосина — а дверь не только закрыли, но и подперли телами охранников. Погибших караульных так же небрежно оттянули в стороны, чтобы те не мешали открывать массивные воротные створки: самозванный оберстлейтенант успокаивающе поглаживал нервно похрапывающего мерина, ...

Дерзость неизвестных преступников имела все шансы увенчаться полным успехом, но вмешался Его величество Случай: недалеко от тюрьмы на Альзерштрассе стояли казармы Альсера, где располагались два штаба пехотных полков и квартировали шесть батальонов общей армии — так что когда массивные створки медленно распахнулись, выпуская конвойную карету и двух конных жандармов, снаружи вместо пары-тройки мимопроходящих горожан обнаружилась целая рота солдат, топающих в казармы с загородного стрельбища. Оно бы и ладно, но к усталым и слегка подмерзшим нижним чинам прилагался десяток унтеров и насторожившийся молоденький лейтенант, сходу поднявший руку в останавливающем жесте.

— Стоять! Что происходит?!

Моментально оценив перспективы, Александр бросил поводья и дернул шинель в сторону: правой рукой берясь за удобную рукоять новенького "Кольт Коммандер", а левой "выгребая" сразу два магазина. Чувствуя подступающий холод боевого транса, рявкнул на французском:

— Уходим!!!

И тут же всадил первую пулю в ретивого офицерика, продолжив пожилым фельдфебелем и унтерами: семь секунд быстрой стрельбы, и на мостовую полетел пустой магазин — но еще до того, как он брякнулся на холодную брусчатку, пистолет опять начал сеять смерть среди растерявшихся солдат. Второй магазин за десяток секунд отправил в окончательную отставку два отделения пехотинцев, но когда ему на смену в рукоять уже заходил третий (и последний, к слову), к роте пришло спасение — в виде мерина, у которого окончательно сдали нервы. Визгливо заржав, задергавшийся конь прянул вбок и сделал попытку встать на дыбы, едва не скинув из седла источник пугающих хлопков — хватаясь за его шею, всадник вынужденно отбросил пистолет. Несколько секунд борьбы между человеком и охолощенным жеребцом — и тот, подкинув напоследок крупом, рванул следом за каретой, оставляя позади спиной многоголосый ор солдат, противоречивые команды пары выживших унтеров и редкие пока щелчки винтовочных затворов.

Бах!

Первая пуля пролетела слишком высоко и неприцельно, но следом забухали все новые винтовки: спину тут же начало характерно припекать опасностью, заставляя тело несколько раз заученно качнуться в седле. Набравшая скорость карета уже скрылась за перекрестком, но второй всадник замедлился-развернулся и открыл пальбу из револьвера, прикрывая отход командира — успев высадить полный барабан до приступа панической истерики у своего коня. Удача закончилась, когда до перекрестка оставалось едва с десяток метров: разгоряченный мерин под Александром захрапел, дернулся всем телом от сразу нескольких попавших в него пуль, и на всем скаку завалился на передние бабки — выкинув наездника из седла.

— П-ля!

Полет вышел недолгим, а приземление почти удачным: крепко приложившись бедром о чугунный столб уличного освещения, он перекувыркнулся через плечо и прямо с места рванул к перекрестку. Позади запоздало зашлепали по мостовой винтовочные пули: где-то недалеко раздался звон разбитого стекла, визгливое ржание мерина и панические крики растерянных прохожих... Но все перекрыла растерянная свирель полицейского свистка: завернув за спасительный угол, Александр едва не ткнул ножом подоспевшего на шум охранителя порядка, в которого с переменным успехом целился из разряженного револьвера конный жандарм — насколько ему это позволял беснующийся мерин. Идея использовать постового родилась мгновенно:

— Ефрейтор, отставить! Бросьте коня!

Вытаращивший глаза при виде аж целого жандармского оберста в подранной и грязной шинели, полицейский открыл было рот для вопроса — но ему уже отвечали-приказывали:

— В казармах Альсера нижние чины подняли бунт! Убили офицеров, стреляют в горожан и полицию! Спешите за помощью!!! Да быстрее, болван, они уже близко!!!

Выпучив глаза еще сильнее, постовой отдал честь, зачем-то вытащил из ножен штатную саблю, вид которой заставил раздаться в стороны небольшую толпу порядком встревоженных прохожих — и грузно побежал в направлении ближайшего участка. Что же до самозванца, то он громко гаркнул зевакам:

— Не стойте, быстрее прячьтесь от пьяной солдатни! Ефрейтор, ко мне!

После чего трусцой добрался до стоящего невдалеке фаэтона с поднятым по зимнему времени верхом, к которому подбежал и расставшийся с нервным мерином подчиненный. Бросив извозчику серебряную монету в пять крон, и посулив еще столько же за скорость доставки, пассажир в полный голос озвучил адрес штаб-квартиры Эвиденцбюро — чем снял любые возможные вопросы.

— Быстрее, дьявол тебя подери! Ты что, не слышишь выстрелов?

По правде говоря, никто уже не стрелял, да и солдаты как-то не спешили бежать за метким и дерзким стрелком, устроившим побоище для целой роты Императорской и королевской армии. Но тычок револьверного ствола в спину был куда убедительнее любых слов, так что экипаж не просто поехал — он полетел, обогнав замороченного постового и сразу трех бегущих ему навстречу охранителей общественного порядка. Дома мелькали один за другим, фаэтон обгонял попутные экипажи... Пока примерно на середине пути оберст не осознал, что негоже ему являться к начальству с дурными вестями в таком неприглядном виде — и громко об этом посетовав, решил сначала заехать к себе на квартиру в Ландштрасе переодеться. Однако, несмотря на опасения извозчика — заплатил, как и обещал, подтвердив заслуженно-высокую репутацию офицеров Эвиденцбюро. Увы, но вскоре пара жандармов продемонстрировала и присущую военной разведке скрытность: свернув в арку дорогого доходного дома с меблированными квартирами, недавние пассажиры прошли его двор насквозь, понемногу углубляясь все дальше и дальше в застройку третьего района Вены — пока не добрались до не очень дорогой гостиницы, где апартаменты были представлены всего лишь небольшими комнатами со скудным отоплением. Но тоже меблированными, да. Четверть часа, и гостиницу покинули уже не оберстлейтенант и ефрейтор, а прихрамывающий на обе ноги обрюзгший старик и его искренне-почтительный сын — время от времени проверяющий, не отклеились ли на холодном ветру его щегольские усики. Размеренно переставляя трость и время от времени очень убедительно морщась (ушибленное бедро болело просто зверски), Александр за четверть часа дохромал до ближайшей оживленной улицы, где уже явно что-то слышали про стрельбу в "Йозевштадте" и большой бунт в казармах Альсеры — судя по тому, что "сынку" пришлось добрых пять минут выглядывать свободного извозчика. Неспешная поездка, закончившаяся в самом начале пресловутой венской "улицы знати" Херренгассе, откуда пара родственников прогулочным шагом добралась до небольшого кафе "Шоттеринг", располагающегося в переулке недалеко от дворца Ферсталя... Верней сказать, до заднего входа в это чудесное заведение, среди завсегдатаев которого каждый третий был служащим Банка Австро-Венгрии. На последних метрах почтительный сын опередил престарелого родителя, сначала просто бухнув кулаком в крепкую дверь, а затем отстучав по ней несложный ритм. В ответ почти неслышно сдвинулась заслонка крохотного смотрового окошечка, и тут же залязгал замок: открывший им работник, зримо посветлев лицом при виде опершегося на трость "старика", отступил вбок и предельно тихо выдохнул на чистейшем русском языке:

— Остальные уже здесь.

В уютный зал с сидящими за столиками редкими завсегдатаями (так-то обед закончился совсем недавно) прибывшие проходить не стали — куда милей им показался одна из кладовых, где перед ними медленно откатилась вбок торцевая стена. Пропустив спутника вперед и прохромав по узкому проходу меж двух стеллажей с плотно заставленными полками, Александр начал спускаться по основательно устроенной лестнице вниз, — оставляя за спиной тихий шорох сдвигающейся обратно перегородки из крепкого десятисантиметрового железобетона. Ровно тридцать ступеней, и он добрался до умеренно освещенного помещения, где его встретили тихими возгласами и радостными лицами недавние фальшивые жандармы и всамделишные арестанты — парочка которых только и могла молча улыбаться, ибо лежала на дощатых топчанах с воткнутыми в руки капельницами.

— Наконец-то!

— Слава те, господи...

— Хотели уже готовиться по второму варианту...

Вообще, несмотря на изрядную толщу земли над головой, собравшаяся в рукотворной пещере компания была весьма немногословна — но радость на лицах была искренней и нешуточной. Кивнув всем сразу и никому конкретно, пожилой австриец начал волшебное преображение, для начала с большим удовольствием содрав с лица бороду и бакенбарды: клеить их по всем правилам не было времени, так что последние полчаса кожа под этими "мочалками" неприятно зудела. Следом пришел черед одежды — а конкретнее штанов, потому как нога ныла все сильнее, да и кальсоны как-то подозрительно прилипли к бедру.

— Ранен, командир?!?

— Нет, с чугунным столбом едва не поцеловался... Что с Мироном?

Недавнего фельдфебеля было не узнать, до того резко он исхудал и изменился — скинув жандармскую форму, пулезащитный жилет, и накладную сумку с лежащим внутри "Кнутом" и десятком магазинов. Но несмотря на бледность, ответил сам, и вполне обнадеживающе:

— Кха, жить буду. Пуля в середку магазина попала... Отлежусь немного, и нормально.

Взрезав кальсоны чуть выше пятна крови и потянув ткань вверх, бывший оберст отодрал пропитавшуюся кровью ткань и вновь поморщился — на сей раз от вида расплывающегося по бедру пятна свежей гематомы, и содранного до мяса лоскутка кожи. Рядом уже стоял с аптечкой наготове один из "коммивояжеров", незамедлительно занявшийся раной начальства — позволив тому уделить время более интересным делам.

— Фальшивомонетчики наши как?

Валяющийся под капельницей арестант виновато дернул головой, предоставив объясняться с начальством своему более здоровому напарнику.

— Жить будем, Ваше... Кха, командир. Отлежимся только маненько, чтобы людей не пугать синими рожами...

— Месяц побудете здесь, потом... Потом видно будет, но в Австро-Венгрию вам теперь путь заказан. И да: с какого перепугу вас арестовали как фальшивомонетчиков?

Осторожно почесывая шишку на голове, "коммивояжер" четко доложил, что их с напарником направили из Франции на разработку одного из служащих Австрийского госбанка. Указанным им клерк был завсегдатаем "Шотеринга", и по косвенным данным, имел доступ в подвальное хранилище государственного запаса золота и депозитарий ценных бумаг — а местным "рестораторам" кровь из носу требовались хоть какие-то планы внутренних помещений. Познакомились с целью, обработали по стандартной схеме: немного угроз, много денег и сладких посулов... Дело вроде сладилось, но на очередной встрече вместо клерка с бумагами их ждал целый отряд полиции. Попытка сбежать провалилась... Под окончание доклада на стене загорелась лампочка, сигнализируя об открытии входа в подземелье: никто не встревожился, но руки к оружию сдвинули почти все — однако это оказался один из помощников владельца кафе, заглянувший известить о последних новостях:

— Полиция устроила облаву, ищут банду французских социалистов-революционеров!

Осторожно натягивая штанину на забинтованное бедро, Александр проворчал:

— Пожелаем им удачи в этом благородном деле... К приезду князя Агренева все готово?

— Да, я лично телеграфировал в Париж: вы с сопровождающими прибываете завтра в полдень, отобедаете на деловой встрече деловой встречи с давним партнером господином Грейтом, и тем же вечером отъедете далее, в Швейцарию.

Замявшись, что для взрослого мужчины выглядело странновато, "ресторатор" в звании старшего экспедитора чуточку неуверенно доложил:

— Командир, вам телеграмма от Григория Дмитриевича. Закрыта его личным коммерческим шифром, но...

Приняв бумажный прямоугольник, Александр поглядел на аккуратные столбики цифр, с попадающимися тут и там вкраплениями восклицательных знаков — неоспоримо свидетельствующих об весьма экспрессивном содержании послания сильно расстроившегося друга.

— Отбейте ему извещение о состоянии дел.

— Уже.

Окинув взглядом собравшихся в помещении мужчин, высокое начальство объявило:

— Выношу всем благодарность: отлично сработали. Так держать!

И без того не шибко грустные, лица сборной команды "коммивояжеров" осветились улыбками и удовольствием: такие слова от князя Агренева стоили дорого! Не только в плане премий (хотя и они ожидались, причем немалые), сколько в ощущении единства и сопричастности к поистине большому делу. Каждый знал, что случись что, и его не оставят с бедой один на один: сегодня же это знание стало абсолютной уверенностью. Не только они рискуют свободой и жизнью — понадобится, и даже САМ придет на помощь, причем так придет, что просто ого-го!!! Тюремной охране еще повезло, что они так поздно подняли тревогу: в портфеле у Мирона были приготовлены четыре связки динамита, с которым никакие стены не помеха...

— Ну что, хвалитесь успехами: судя по отчетам, большая часть работы сделана?

Оставив "коммивояжеров" в своеобразной комнате отдыха, "ресторатор" повел за собой любимое начальство. Ну, может и не любимое, но уважаемое глубоко и искренне. Следующая "пещера" была плотно заставлена мешками с вынутой землей, парой низеньких стопок стального профилированного листа и разложенным на полках стеллажа инструментом: а в дальней стене виднелось что-то вроде тоннеля, стены и верх которого были выстланы теми самыми листами. Подхватив два аккумуляторных фонаря и сумку самоспаса, проводник по венским подземельям первым шагнул в отдающий сыростью мрак: под ногами мужчин время от времени поскрипывали дощатые подмости, а иногда хрустели хитином и насекомые...

— На месте.

Последнее было очевидно и так: подземный тоннель завершался небольшой пещеркой, пол которой был основательно забетонирован, а наверх уходила высокая лесенка из скрученного на болты металла, заканчивающаяся небольшой площадкой. Немного иным металлом поблескивал и невеликий свод пещеры: если присмотреться, то чуть ниже его в свете фонаря можно было заметить слой серого камня, подозрительно похожего на бетон под ногами, и вроде как кирпичную кладку.

— Это одна из бронеплит пола депозитария: мы несколько дней слушали медицинским стетоскопом разговоры казначея со своими помощниками, и звуки открывания-закрывания замков. Сложность в том, что непонятно, где и как складировано золото: если хотя бы один штабель слитков сложен на этой плите, то домкраты не справятся с таким весом...