Прода. 26 апреля

Несколько раз срабатывала охрана. Тобирама потрудился на славу — дубль-сапёр быстро уставал и начинал косячить. Приноровился я не сразу, но благодаря Джирайе, ничего серьёзного мы не потеряли. Приборы и мебель не в счёт.

А однажды в череде подземных будней случился приятный сюрприз. Среди многочисленных железных коробок нашлась одна незапертая и незапечатанная. Радости полные штаны! В несколько приёмов я перетаскал хранившиеся там бумаги наружу и занялся самим ящиком. Раскурочил петли, снял дверь и выпилил замок для дальнейшего изучения.

Сестре хватило пары минут, чтобы сказать, о чём эти записи — Тобираму интересовало наследование признаков связанных с кеккей генкай. Большую часть добычи забрала довольная Тсунаде. Из всей кучи мне перепала только пара тетрадей и широченный свиток.

— Дедушка описывал и родовые способности Сенджу тоже. Думаю, тебе стоит прочесть о них.

— А свиток?

— Фамильная роспись. Просто для наглядности.

Наглядность мне нравилась, поэтому свиток я раскатал в первую очередь. Все двенадцать метров.

Родословием увлекалась мама. Сберегая её время, я купил программу, способную создавать базы данных и строить генеалогическое древо любого человека за пару секунд. Очень удобная штука была, но сейчас придётся обойтись карандашом и блокнотом.

Фамильная схема Тысячеруких выглядела как нисходящее древо с кучей непонятных пометок. Прародителем Сенджу считался некий Оотсутсуки Хагоромо. А дальше всё шло как в известной книжке: Хагоромо родил Асуру. Асура родил Варуну и Кодзуки. Варуна родил...

Я посчитал количество поколений между Хагоромо и Тобирамой. Ровно тридцать.

Забавное совпадение. В прошлой жизни от родоначальника нашей фамилии меня отделяло двадцать девять имён. Вот только на Земле тридцать колен уложились в шесть веков с хвостиком, а здесь растянулись на девять с лишним. И что может значить такая медленная смена генераций? Догадки есть, но лучше спросить у Катсую.

А вообще, для старого семейства крона древа Сенджу выглядела удивительно узкой. В самые тучные годы клан насчитывал полторы сотни человек максимум. К тому же, проследив линию Хагоромо-Тобирама, я нашёл целых четыре случая нарушения патрилинейности — за неимением сыновей отцам наследовали дочери.

Компьютер не понадобился. Полчаса работы и лёгкое подозрение перешло в стойкую уверенность — предки Тобирамы накосячили. Мне бы не хотелось использовать слово "идиотическая", но слово "странная" не описывало политику размножения Сенджу адекватно. Там царило кровосмешение. Первый случай близкородственного брака обнаружился через семь поколений после Хагоромо и понеслась — двоюродные и троюродные кузены, дяди и племянницы, связи между родителями и детьми...

Причина нашлась в записях Тобирамы, даже спрашивать никого не пришлось. Винить следовало пресловутое наследие Мудреца. К инцесту Сенджу прибегли не от хорошей жизни. Они не пытались вывести улучшенный сорт человека или подражать божественной чете Изанаги и Изанами. Межродственные браки были попыткой сохранить кеккей генкай: необычайную жизненную энергию и выдающуюся силу воли. Сенджу просто не повезло — какие-то важные гены оказались рецессивными. Каждое следующее поколение рождалось слабее предыдущего. Поразмыслив, Тысячерукие занялись селекцией себя.

Нельзя сказать, что клан полностью окуклился. На древе нередко появлялись другие фамилии. Главная и побочные ветви достаточно продуманно обменивались потомками, старались не допускать браков между родными братьями и сёстрами. И такой подход работал. До тех пор, пока не случилась Эпоха Воюющих Стран. Столетие непрерывной резни стало для клана типичным "бутылочным горлышком". Из семи младших ветвей уцелели три. Численность клана сократилась до предела.

Хаширама создал деревню, как заповедник для маленьких Сенджу (и прочих охраняемых видов), но двадцать поколений кровосмесительных браков никуда не делись. Свиток заканчивался на Тсунаде, а дальше я легко мог восстановить картину по косвенным данным. Клан оказался в положении земных гепардов. К проблеме уменьшения численности добавились последствия сокращения предков. Вместе с положительными качествами Сенджу волокли кучу генетического мусора. При удачном стечении обстоятельств семья могла бы выжить и восстановить изменчивость, пусть даже утратив некоторые свойства кеккей генкай. При неудаче Тысячерукие вымирали от любого чиха. И согласно законам исторического развития, чих случился.

Три мировые войны.

Сенджу хватило двух. По сути, это была агония.

Мне говорили, что в деревне есть наши дальние родственники, но думаю, что кеккей генкай они утратили. Больше того! В тетради я нашёл значение пометок, сделанных на древе. Судя по ним, у Хаширамы и Мито был один-единственный ребёнок. Сын, который не мог использовать чакру. То есть, вообще, не мог. Абсолютно. Отец Тсунаде так и не стал шиноби.

Скверная генетика налицо.

Кстати, и на моё лицо тоже.

Я ведь уродец. Альбинос и всё такое...

В прошлом мире такая мутация сулила бы мне проблемы с кожей, хреновое зрение и слабоумие на сдачу. Здесь? Ничего подобного. Здоров как бык! А значит — у меня есть что-то, позволяющее обдурить болезнь. Полагаю, это что-то начинается на "ча" и заканчивается на "ра". К сожалению, действует оно не идеально.

Нидаймё погиб, когда ему было... сорок три года. Рядом с его именем красуются имена двух жён, но нет никаких детей. Почему? Либо их не было вовсе, либо они умерли до именования.

Интересно знать, как выглядели остальные родичи. Хаширама на своих портретах самый обычный брюнет, но у него с Тобирамой разные матери. Внешность полнородных братьев Итамы и Каварамы неизвестна — оба умерли совсем юным. Как и сестра Сутему.

Зато теперь понятно откуда взялось Теневое Деление. Стремительно теряя родню, Тобирама всеми силами пытался понизить смертность и травматизм среди шиноби. Вроде как уменьшить профессиональные риски. Получилось лишь отчасти.

Я отбросил блокнот с выписками.

— Вырождение.

Звучит довольно дерьмово. И когда сестра собиралась мне об этом сообщить? Лет через пять-шесть? Или хотела подождать, пока я совсем вырасту? Не могу сказать, что сильно расстроен, так... слегка огорчён. Самую малость. Ощущаю себя ограбленным на пару-тройку спиногрызов. Чепуха, конечно.

Если не думать о том, что чувствует Тсунаде. Обнимашки с приёмным братиком — хреновая замена собственной мелюзге.

Наконец, наступил день, когда защита пала. Я смахнул трудовой пот, принял заслуженные поздравления, а потом устроил экскурсию для двойников Какаши и Тсунаде. В стене прорезали проход и натащили дополнительного освещения. Лаборатория выглядела сногсшибательно. Чернели строгие знаки свёрнутых печатей. Нарядно блестели приборы и механизмы. Сахарно сверкал беломраморный зал для фуиндзютсу. Сухим холодом дышали комнаты, полностью одетые в серебристый металл. Моя гордость стояла у стен — солидные несгораемые ящики. Очень много ящиков.

Я смог! Снял защиту и даже не запоганил бесценные артефакты.

И кто молодец? Я молодец!

— Надо поднять их наверх, — Сенджу с намёком покосилась на Какаши.

— Сделаем.

Свободными вечерами мы с отцом чинили подъемник и катали тележки. Ключи от ящиков так и не нашлись. Поэтому печати с них обдирал я, а замками занималась смешливая толстушка из АНБУ. Трудились мы в одной комнате, и мне удалось развести её на несколько уроков взлома.

А потом в дальнем углу лаборатории я нашёл саркофаг.

Надо сказать, что обычай укладывать покойников в деревянные коробки и зарывать их в землю тут не прижился. В Стране Огня мертвецов сжигали, а хоронили только пепел. Гигиенично и экономично. Но этот пузатый и продолговатый ларец с выгнутой крышкой так явственно походил на гроб, что я не сдержался.

— О! Смотрите какой... саркофаг, — правильного слова я не знал и ляпнул по-русски.

Какаши обернулся.

— Что?

— Вот это. Ящик для покойников.

— Хочешь сказать, что в нём тело? — насторожился отец. — Почему вдруг? Ты что-то вспомнил?

— Э-ээ...

Убей — не знаю! Просто уверен, что в деревянной коробке мертвец.

Отец красноглазо сощурился.

— Там барьер. Но если внутри покойник, то наверняка какой-то необычный и ценный.

Мы переглянулись, и загадочный саркофаг уехал наверх следующим рейсом.

Вскрытие коробки производила сестра, мы наблюдали со стороны.

Тсунаде поправила резиновые перчатки и легко сняла крышку. На миг я подумал, что гроб полон воды, но почти сразу понял, что это мерцание прозрачного барьера. Под защитной преградой лежал натуральный "нефритовый принц". В смысле — тело, заключённое в подобие древнекитайского погребального костюма. На каждой парафиново-белой пластинке камня темнел значок.

— Это Учиха, — Тсунаде бесцеремонно запустила руку внутрь гроба. — А вот это большая редкость или... даже огромная. Мангекё шаринган, — она продемонстрировала стеклянный сосуд, залитый медицинским гелем.

Да ну нафиг?!!

Глаз, висящий внутри банки, выглядел непримечательно — тёмная, почти чёрная радужка, белок в паутине капилляров и хвостик зрительного нерва. Даже близко не похоже на шаринган.

— И, кажется, я догадываюсь чьё это тело. Странно только, что глаз один... — отставив банку, сестра поддела край нефритовой маски шпателем. — Неужели второй дедушка отпрепарировал?..

Каменный намордник сопротивлялся недолго. Я ожидал увидеть мумию, но под нефритом и тканью обнаружилось узкое бледное лицо. Серая щетина придавала покойнику неопрятный вид. Наголо обритая голова и чёрная смятая скула тоже его не красили. Веки пустой глазницы были аккуратно заштопаны нитками.

Зомби вульгарис.

— Нет, вы только посмотрите! — Тсунаде бережно приоткрыла уцелевший глаз трупа. Роговицу затягивало мутное бельмо. — Это точно Учиха Мадара. Мой дедушка одолел его, а тело, получается, отдал брату. Интересно, правда?

Угадайте, кто обалдел больше всех?

Post Scriptum

Катсую оказалось больше тысячи лет. И львиную долю этого времени она прожила одна-одинёшенька в Шиккотсурин.

— Вам там не скучно, Катсую-сама?

Слизняк развеселился.

— Тобирама-сама тоже об этом беспокоился.

— Оу... тоже. А каким он был?

— Почти как ты.