Выражение лица ученого выглядит забавно. Не ожидал профессор, ох, не ожидал! Ну, да, когда стоит перед тобой такое рыло, поперек себя шире, да еще и оружием с ног до головы увешанное и в 'броню' упакованное, то первая мысль на тему его образования и уровня умственного развития: 'три класса церковно-приходского и младшие командирские курсы'. А тут — аспирантура! Есть от чего слегка обалдеть. Но перейти к выяснению подробностей мое биографии профессор не успевает — в моих руках оживает и начинает пиликать 'Иридиум'. Вот тебе и пять-семь минут... Нет, точно этот человек кому-то сильно нужен!

Нажимаю на кнопку приема вызова и подношу трубку к уху.

— Игорь Иванович?

Голос точно принадлежит не генералу.

— Секунду, — я передаю трубку Скуратовичу.

— Алло, слушаю вас...

Некоторое время ученый внимательно прислушивается и морщит лоб, что-то вспоминая.

— А, Роман! — морщинки на переносице разглаживаются. — Конечно помню, конференция на биофаке МГУ в прошлом году, мы с вами еще обсуждали проблему...

Все! Дальше и для меня, и для капитана начинается 'непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений' минут на двадцать. Ей-богу, не вру, натуральный 'цигель-цигель, ай-лю-лю'. Причем, если в 'Бриллиантовой руке' актеры несли полную абракадабру, но смысл сказанного угадывался совершенно без проблем, интуитивно, то тут — строго наоборот. Вроде, по-русски человек говорит, и даже отдельные понятные слова проскальзывают, но хотя бы общий смысл уловить — нереально.

— Даже так? Чистый 'исходник' вируса? Это откуда же, позвольте полюбопытствовать? — профессор явно взволнован, даже рука, держащая трубку, слегка подрагивать начала.

Видно, собеседник рассказывает Скуратовичу что-то весьма захватывающее. Профессор смотрит сквозь нас с капитаном круглыми от удивления глазами и едва не садится мимо табурета.

— Не может этого быть! И кто же это умудрился? А, понимаю, закрытая информация...

После этого ученый переходит на обсуждение каких-то, как я понимаю, имеющихся, или, наоборот, отсутствующих в 'Пламени' приборов и я снова начисто перестаю понимать, о чем вообще идет речь.

— Да, Роман, прекрасно вас понял и согласен. Скажите вашему старшему, пусть немедленно выходит на руководство 'Вакцины'. Думаю, согласовывать подобные вещи нужно не на нашем с вами уровне... Да, конечно, сам я выезжаю, как только соберу всех оставшихся тут специалистов и отдам распоряжения по поводу сборов и упаковки всего необходимого. До встречи!

Скуратович жмет на кнопку сброса вызова и, резко поднявшись с табурета и направляясь к входной двери, смотрит на капитана.

— Арсений, мне необходимо срочно переговорить с полковником Кожевниковым. Это чрезвычайно важно!

— Хорошо, Игорь Иванович, — капитан, похоже, как и я, понял только самое главное — происходит что-то весьма серьезное. — Только, может, хотя бы оденетесь. На улице опять подморозило, а вы в тапках...

Ярославское шоссе — Ленинградское шоссе — учебный центр 'Пламя'. 29 марта, четверг, день.

Сборы на 'Вакцине' вышли долгие. И это при том, что личных вещей у Скуратовича набралось ровно насредних размеров спортивную сумку. Впрочем, а что ему в 'Пламя' тащить? Смену белья, костюм спортивный с тапками, мыльно-рыльные... Ну, ноутбук еще. Как он сам сказал, на мой удивленный взгляд отвечая: 'Меня заверили, что всем необходимым на месте обеспечат, нечего лишними вещами обрастать'. Силен мужик, без шуток — силен. Уважаю! Так что, если бы процесс сборов в дорогу только в упаковке личных вещей ученого заключался, мы уже минут через двадцать в сторону 'Пламени' на всех парусах летели. Но дело было совсем не в этом. Сначала мы с капитаном проводили все же решившего переодеться по сезону вирусолога к начальнику 'Вакцины'. И там застряли часа на полтора. Полковник Кожевников, одолжив у меня казенный 'Иридиум', долго что-то согласовывал с руководством 'Пламени' и Скуратовичем, разрываясь между трубкой спутникового телефона и ученым, как та хрестоматийная обезьяна из анекдота. В конце концов, все участвующие в переговорах стороны 'нашли консенсус' и Игорь Иванович двинулся ставить задачи и раздавать ценные указания подчиненным и коллегам. Там мы еще почти на два часа зависли. Видели б вы тот безумный 'консилиум', когда они список всего потребного к отправке в 'Пламя' оборудования составляли! Песня, с припевом... Вроде бы ученые, образованные люди. А гвалт подняли — куда там павианам в обезьяннике. Никакой дисциплины! Ей-богу, пару раз даже подумал о том, что еще чуть-чуть, и пора будет мне вмешаться и навести порядок (ну, или хоть какое-то его подобие) при помощи магических подзатыльников и громкого мата. Обошлось... Но, как было написано на одном известном колечке некоего не менее известного древнего самодержца: 'Все пройдет, и это — тоже пройдет!'

По итогам дебатов, как я понял, для перевозки всего записанного в перечень, что занял несколько стандартных листов офисной бумаги для принтера, исписанных мелким и корявым почерком, понадобится несколько грузовиков. Десяток, не меньше. Да еще и грузчики не помешают. Кстати, это да! Своими, что ли, силами работники умственного труда будут свои многочисленные 'цитомеры' грузить? Это вряд ли... Ума-то им бог дал — остальным на зависть, а вот с физическими данными у всех — так себе. Или тощие как щепки, или, наоборот, излишне упитанные. Таскать-грузить не обученные, да и не готовые. Стоит ли рисковать? Ведь и спины посрывают, к чертям собачьим, и ценное оборудование порасколотят. А главное, уйдет у них на это не меньше недели. Нет, без грузчиков — никак! И плюс — какой-нибудь автобус, для вывоза научного персонала и их семей.

На вопрос Скуратовича, сможет ли Отряд в нашем лице представить все необходимое для транспортировки, я только руками виновато развел. Откуда? У нас сейчас вовсю вывоз 'Таблетки' идет, да плюс — стену вокруг центральной части Пересвета уже начали ставить. Пока — силами ниихиммашевского СМУ, из имеющихся у них бетонных блоков и плит. Завтра первые группы пойдут за защитными экранами на Ярославку, в район Королева и Мытищ. Словом, и рады бы — да никак. Снова пришлось выходить на 'Пламя'. В конце концов, это все-таки в их интересах. Коротко обрисовываю сложившуюся ситуацию. Генерал Лаптев, внимательно, не перебивая меня выслушав, замолкает на несколько секунд, обдумывая.

— Хорошо, Грошев. Передай 'Парацельсу' — будут и грузовики, и грузчики, и автобус для его 'белых халатов'. И разместим мы их на месте со всеми возможными по нашим временам удобствами, и под лабораторию помещение выделим... Лишь бы толк был от этих 'профессоров Нимнулов'*!

От неожиданности я не смог сдержаться и изумленно хрюкнул в трубку, в последний момент попытавшись замаскировать не совсем подходящий в разговоре с генералом звук за покашливание. Неудачно, Лаптев явно все расслышал и понял правильно, а потому, после секундного молчания продолжил вполне нормальным, человеческим и даже слегка извиняющимся тоном:

— У генералов тоже есть дети, Грошев, и эти дети тоже когда-то были маленькими и смотрели мультфильмы... — хмыкнув и снова секунду помолчав он продолжил командным тоном. — Так, последнее, про Нимнулов — не передавай, а то еще обидятся. У них же душевная организация тонкая... Понял меня?

— Так точно, тащ генерал-майор!

— Вот и молодец, раз 'так точно'. Сам же в кратчайший срок доставь 'Парацельса' сюда. Без этих его 'цитомеров' мы какое-то время обойдемся. Понадобится — другие отыщем, благо, Москва под боком и разных биологических институтов и прочих профильных 'контор' в ней хватает... А вот без 'Парацельса' — никак. Выполняй, Грошев!

В трубке коротко запикал сигнал отбоя. Довожу итоги разговора до собравшегося вокруг меня кружком 'консилиума'. Новость о том, что период неразберихи и ожидания непонятно чего для них, похоже, закончился, ученых явно взбодрила. Понятное дело! Смотрю я вокруг, и вижу, что народ тут подобрался, может, и не глупый и, допускаю, в своих вопросах очень даже толковый, а то и талантливый. Да вот беда — все их таланты и знания лежат исключительно в научной плоскости. А вот в обычной жизни, как это часто со всевозможными 'вчеными' и бывает, они беспомощны, словно слепые новорожденные кутята. Сейчас же вокруг даже не 'обычная жизнь', а форменный Амбец с большой буквы 'А'. Сначала мертвецы по земле пошли, обуреваемые одним-единственным желанием — человечиной перекусить, потом весь мир как-то уж слишком быстро, почти не пытаясь сопротивляться, в тартарары рухнул, затем какие-то мутные типы чуть ли не 'холерный бунт'* с локальным геноцидом в одном флаконе, в лучших традициях батьки Махно, в отношении ни в чем не виноватых ученых устроить пытаются... А впереди, вместо хоть каких-то перспектив и надежды — 'туман войны' и мрак неизвестности. И полнейшая безнадега. А тут приезжаю я, весь такой из себя фраер в белом, и объявляю, что 'товарищи ученые, доценты с кандидатами' с этой секунды вовсе не никого не интересующий балласт и потенциальный корм для оживших покойников, а очень даже нужные и ценные специалисты, которых готовы вывезти в по-настоящему безопасное, хорошо охраняемое место и обеспечить работой, питанием и жильем... В общем, как мне кажется, ящик халявного мороженого в детсадовской песочнице не смог бы вызвать такого безоблачного счастья.

Обрадовав 'вченых' я приступил наконец к выполнению основной задачи: чуть ли не бегом погнал Скуратовича сначала на квартиру, за его весьма скромными пожитками, а потом — к КПП в машину. Вопреки моим опасениям, 'бригада-ух' ничего не натворила, не упилась дармовым чаем и не отправилась самостоятельно искать приключений. Парни чинно сидели возле стола в караулке и о чем-то беседовали с офицерами из 'бодрянки'*. Уж не знаю, что они местным в мое отсутствие наплели, но вполне взрослые дядьки с капитанскими да майорскими погонами чуть ли не в рот им смотрели. С другой стороны, рассказать моим есть чего, за эти полторы недели такого нагляделись — ни в одном американском фильме ужасов не покажут. Ну, и старое присловье всех рыбаков, охотников и военных: 'Слегка не приврать — хорошую историю испортить' оба Андрея тоже знают очень хорошо. В общем — не скучали они тут. Уже хорошо!

— Все, отцы родные, прощаемся с гостеприимными хозяевами, благодарим их за хлеб-соль и — по машинам. Труба зовет, и все такое.

Парни понятливо подрываются, мы вполне по-приятельски прощаемся с караульными 'Вакцины' и, обменявшись взаимными пожеланиями удачи, рассаживаемся в УАЗ. Андреям на заднем сиденье теперь не так вольготно, чтоб посадить посередине Скуратовича им пришлось немного потесниться. Но Солоха, в общем-то, не толстый, просто, как тот Карлсон, 'в меру упитанный', Буров — так и вообще, можно сказать, худой. Скуратовича тоже крупным не назвать. Так и разместились, по принципу: 'В тесноте, да не в обиде'. УАЗ негромко кашлянул стартером и бодро помчал нас в сторону Ярославского шоссе.

И снова смотреть по сторонам, несмотря на яркое и теплое, совсем не мартовское солнце и голубое безоблачное небо, мне откровенно тошно. Потому как в первую очередь бросается в глаза не вся эта весенняя природная красота, а пришедшая, скорее всего, по вине самих же людей Катастрофа. Бредут по обочинам трассы, или просто стоят омерзительными, окровавленными и разлагающимися статуями ожившие мертвецы. Уже перестали дымиться, выгорев дотла, дома, по самым разным причинам вспыхнувшие в первые дни эпидемии, а измятое, рваное железо разбившихся тогда же автомобилей уже затянуло ярко-рыжими пятнами свежей ржавчины. Апокалипсис. Конец света. И ни единой живой души вокруг, словно я, Скуратович и мои сослуживцы — последние нормальные люди в этом умершем и восставшем для страшной и отвратительной не-жизни мире. Если честно, от таких мыслей у меня аж мурашки по загривку забегали. Вроде бы знаю, что это не так, что есть наш Отряд и весь Пересвет в целом, есть соседний Краснозаводск, базы Софринской бригады в Ашукино и ОДОНа в Реутове, есть те же самые 'Вакцина' и 'Пламя', в которое мы прямо сейчас направляемся, в конце концов. Но мурашкам на это мое знание, похоже, плевать с высокой колокольни, им доводы разума безразличны. Зато что-то древнее, чуть ли не первобытное, из незнамо каких глубин подсознания выползшее, заставляет дыбом топорщиться волосы на затылке. Очень неприятное ощущение, да еще и на неприглядные пейзажи вокруг помноженное, даже такого толстокожего и непробиваемого гоблина, как я, способно вогнать в глубочайшую депрессию. Поглядываю время от времени в зеркало заднего вида, да на сидящего справа Тимура глаза скашиваю: похоже парни себя чувствуют ничуть не лучше. Плохо дело! С таким настроем мы, случись что, много не навоюем. А чем их можно занять или отвлечь от тягостных дум, я даже не знаю — ни одной даже самой завалящей идеи нет, как назло. Только и остается, что жать на газ, чтоб как можно быстрее добраться до Солнечногорска, благо, ни одной машины кроме нашей на шоссе нет: В Москву сейчас ехать желающих, как я понимаю, не так уж много, а из... В общем, кто мог, из нее уже давно вырвался. Остальные либо уже мертвы, либо скоро умрут. Шансы выбраться из замертвяченной столицы сейчас практически равны нулю. Через миллионные толпы зомби на улицах не проскочить. Не поможет, думаю, уже ни машина, ни оружие. Разве что на танке или бронетранспортере... Да только у многих ли они есть? И я о том же...

— Слушай, Борь, а чего мы не по 'бетонке' через Дмитров и Клин рванули, а через Ярославку и МКАД? — Тимуру тоже явно не по себе от окружающих 'красот' и он, похоже, решил разговором отвлечься, да и меня заодно отвлечь. — Ведь могли бы приличный угол срезать...

— Могли, — согласно киваю я. — А могли и завязнуть наглухо. Потому что 'бетонка' — это всего две полосы, одна — туда, вторая — обратно. Да плюс через два не самых маленьких города протискиваться, в которых тоже максимум по две полосы в каждую сторону. Да плюс мост в Дмитрове... А Ярославка — четыре полосы минимум, пусть и с отбойником посередине. И в населенных пунктах сильно узких мест нет почти. Про кольцевую и говорить нечего. На соблюдение правил, полагаю, всем сейчас наплевать, так что чисто по математике шансы проскочить намного выше.

Гумаров несколько секунд молчит, видимо, прикидывает и припоминает маршрут, а потом одобрительно качает головой.

— Угу, не поспоришь, все верно. Ты это, Борь, если 'баранку' крутить устанешь — только маякни, сразу подменю. Я водитель хороший.

— Это ты-то хороший? — неожиданно фыркает с заднего сиденья Солоха. — Тима, хорош тут бабушку лохматить! Сказки рассказывать будешь в милиции... Водитель он... А у кого в позатом году 'Геленд' поршень на ходу выплюнул?

— Ну, во-первых, — невозмутимо начинает загибать пальцы на правой руке наш татарин, — это когда было, я с тех пор много работал над собой и повышал, понимаешь, профессиональный уровень. Во-вторых, вспомни, сколько тому 'Геленду' годков было? Он же ж ровесник кобылы Семёна Буденного, ему уже по возрасту и сроку службы положено было поршнями плеваться...