Справившийся с ударом китаец не терял времени даром. Восстановив дыхание, он попытался добраться до обретшего превосходство японца, осуществив подсечку. Но юноша, мгновенно выпустив ногу европейца, болезненно припавшего на нее и тут же споткнувшегося от боли, успел отреагировать. Пытаться предотвратить удар по ногам было поздно, и молодой человек подпрыгнул. Спортивный ботинок китайца едва не коснулся подошв, но прыжок удался. Японец приземлился, сразу же уклоняясь от нового удара. Белый тем временем, держась за ногу, медлил.
Китаец, явно злясь, не оставил попыток повторить с японцем свой начальный успех. Он ударил рукой и ногой, пытаясь пробиться сквозь защиту противника, теперь оказавшуюся на удивление надежной. Не выказывая ни малейших признаков усталости или слабости после пропущенного удара, японец держал оборону, благоразумно отступал и уводил активного врага дальше от европейца. Он не наносил ударов, видимо, понимая, что прекрасно владеющий собственным телом китаец слишком быстр, чтобы прервать его наступление в данный момент. Сам же китаец распалялся все больше. Наглый и проворный оппонент никак не желал ошибиться, не успеть или дать возможность обойти себя. Привыкший за последние годы только побеждать молодой и амбициозный боец сейчас был в шаге от того, чтобы, по-детски пыхтя, упрекнуть врага: "Да поддайся ты уже!" Понимая, что начинает уставать, терять скорость, силу и реакцию, он надеялся поскорее закончить, однако сам допустил ошибку, которой так хотел от японца. В очередной раз неудачно проведя удар, скользнувший мимо прыткого противника, боец, вместо того, чтобы резко дернуться назад и увеличить дистанцию, широко шагнул в сторону, будто желая обойти юношу. Тот, уловив паузу в долю секунды, ушедшую на принятие решения, бросился вперед. Китаец не успел завершить движение, не успел возвести блок, открытый для атаки. Японец бил основанием ладони. Нижнюю челюсть молодого и амбициозного бойца словно раскололи на мириады стеклянных осколков. Прежде, чем первая вспышка в сознании утихла, могучий таран угодил прямиком в место предыдущего удара. Чувствуя, как хрустят ломающиеся ребра, китаец издал болезненный икающий звук. Ориентация была безвозвратно утеряна, и воспользовавшийся шоком противника японец отстранился. Видя, как безвольно шарил руками вокруг себя враг в попытке сохранить защиту, он решился. Развернувшись боком, молодой человек поднял правое колено и крюковым движением нанес удар пяткой из арсенала кикбоксеров. Замешательства наполовину оглушенного китайца хватило, чтобы не самый короткий из ударов достиг цели. Голова бойца дернулась, внутри взорвалась очередная бомба боли, и ослабшие утомленные боем ноги подвели. Китаец беспомощно упал.
Всего доля секунды уберегла японца от нападения европейца с тыла. Завершив удар, он тут же отскочил в сторону. Злобно рычащий белый, заметно прихрамывая, сумел прервать сильную, но медлительную атаку и свел руки в защитной стойке. Теперь лишь двое бойцов стояли друг против друга, оставив поверженного третьего и сместившись к одному из углов дворика, занятому внушительным мусорным контейнером. Неприятный запах застарелого мусора вызывал тошноту у успевших устать и натерпеться боли противников. Особенно неприятно было находиться здесь белому. Сырость, вонь и валяния в грязи проклятого азиатского города никак не походили на чистые приличные соревнования, где он брал медали и награды из года в год с младых ногтей. Вся эта затея, жажда славы и денег, которой его заразил покровитель, сейчас казалась ненужной и глупой. Драться в темном переулке, как какому-то оборванцу, с незнакомыми бойцами, без правил... Он ведь мог навсегда искалечиться, колено до сих пор ощутимо и различимо хрустело. Но отступать и просить пощады было нельзя. Гордость и гонор не позволяли признать поражение, а знание того, что за люди стояли за боем, вселяли страх перед провалом. Стиснув зубы, европеец пошел в наступление. Кулаки, способные гордо ломать доски, никак не могли достать проворного мелкого японца. Юноша был явно моложе, но в сноровке и ловкости не уступал.
— Чертова макака... — выдохнул белый, в очередной раз наткнувшись на блок. Он надеялся разозлить врага, но вместе с тем хотелось хоть немного ослабить напряжение натянутых до предела нервов. Результат оказался совершенно неожиданным. Услышав сдавленное английское ругательство, японец хищно замер, перестав кружить вокруг противника. Обрадованный белый попытался вновь пойти в атаку, но тут молодой человек наклонился, подаваясь вперед, и молча бросился на него подобно запущенной торпеде. Европеец тут же попытался встретить врага ударом. Нога по-прежнему отказывалась безболезненно функционировать, но он все-таки попытался достать надвинувшегося японца коленом. Сустав ошпарило неимоверной болью, когда удар пришелся по телу соперника. Но тот словно не заметил атаки, способной отбросить в сторону. Навалившись телом на вдавливающуюся в плоть конечность, юноша продолжил движение и выбросил вперед обе руки. Удар пришелся в грудь, вышибив из нее воздух, а из головы белого все мысли кроме одной: "Черт!"
Их повело вперед, и европеец ударился спиной о крышку мусорного контейнера. Спереди все напирал японец. Не выказав ни малейших признаков боли, хотя усугубленный удар ногой должен был сломать хотя бы одну кость, молодой человек, не сокративший дистанции, вскинул руки и принялся по-боксерски бить пойманного в ловушку противника. Челюсть обожгло раскаленной лавой, висок будто сломался надвое, нос вспыхнул кровавым фейерверком. Белый мгновенно потерял способность защищаться. Каждый удар вышибал из него дух все сильнее. Наконец, японец остановился и ухватил впавшего в состояние грогги противника за костюм. Резко отодвинув европейца, юноша схватился за крышку контейнера и приподнял ее. Затем молодой человек толкнул врага вперед. Шатающийся белый навис спиной над кучей мусора, почти не чувствуя, как обдает со всех сторон гнилостный запах помоев. Японец пихнул его ладонью вперед и, когда враг начал заваливаться, резко опустил крышку. Звук удара совместил отвратительный хруст с глухим стуком.
Отвернувшись от слабо дернувшихся ног и половины туловища поверженного противника, придавленного крышкой, японец увидел, как, пошатываясь и пытаясь удержать равновесие, к нему медленно приближается китаец. Лицо его расплылось, превратившись в опухший окровавленный ком. Красные отсветы фонаря делали бойца похожим на чудовище из кинофильмов, смазанные дерганые движения походили на жесты живого мертвеца. Но он все еще пытался продолжать бой. Как только враг оказался на расстоянии удара, китаец неловко взмахнул рукой, пытаясь достичь его. Без проблем перехватив замедлившуюся конечность, японец потянул несчастного на себя и два раза подряд всадил колено ему в живот. Утробно застонав, китаец осел на землю.
Бой был закончен. Отойдя от скорчившегося в позе эмбриона китайца, японец наклонился и, опершись о собственные колени, тяжело и громко задышал. Он старательно сдерживал себя, зная, что нельзя выдавать всего потенциала сил, позволявших справиться с обоими бойцами гораздо быстрее, чем вышло. Однако пожирающий изнутри недуг с новой силой принялся грызть внутренности, в глазах потемнело от боли в левом виске, места залеченных переломов и порезов заныли, как подобает застарелым ранам. Сверху по-прежнему капал мелкий настырный дождь, фонарь все так же беспристрастно освещал импровизированную гладиаторскую арену.
Один их трех наладонников, отброшенных в сторону с началом боя, вновь засветил монитором и начал издавать сигналы входящего звонка. На удивление прочное устройство, не поддавшееся намоканию, звало к себе. Выпрямившись и глубоко вдохнув, молодой человек подошел к наладоннику и, подобрав, нажал сенсорную кнопку ответа.
— На очереди поздравления, господин Оцука, — произнес все тот же искаженный голос. — Ваша репутация вундеркинда под крылом учителя Танаки оправдала себя. Очень приятно, что вы завершили свое затворничество и присоединились к нам. Ваша победа обеспечивает участие в чемпионате и проживание на нашем полном обеспечении на время его проведения. Адрес соответствующего отеля уже выслан вам, как и данные банковского счета, на котором вам предоставлен наш кредит. Мы заботимся о своих подопечных. Приятного вечера, завтра мы свяжемся с вами.
И вновь неизвестный отключился. Смахнув с дисплея капли дождя, молодой человек проверил электронный почтовый ящик. Адрес отеля высветился в только что пришедшем письме. Все шло по плану. Выключив наладонник, юноша отряхнулся и, развернувшись, зашагал к выходу из тупичка. Китаец, оставленный за спиной, слабо стонал, шевелясь. Европеец по-прежнему не подавал признаков жизни. Возможно, он умер. Японец вдруг поймал себя на мысли о том, что никак не поинтересовался судьбой этих людей. Пусть они были его соперниками, но ведь не врагами. Почему он словно забыл о них, как только отпала необходимость делать им больно? И зачем было доводить дело до столь жестокой расправы? Зачем?
Но на сожаления и рефлексии не оставалось ни времени, ни сил. Он вышел из огороженного дворика и завернул за угол. Уже почти добравшись до калитки, юноша почувствовал, как за спиной двигаются неслышные тени. Кто-то проник в тупичок, и в следующие несколько секунд чуткое ухо уловило почти не различимые за приближавшимся рыночным гулом пищащие щелчки. "Пиу, пиу". Звук выстрелов, скрытых глушителем. Не обращая внимания на возникший в животе кусок льда, он не обернулся и зашагал дальше.
Рынок ничуть не изменился, и немудрено — битва заняла минут пять от силы. Он пошел сквозь поредевшую, но все такую же суетливую, толпу. Снова огни рекламы и гул людской массы принялись щипать напряженные истощенные нервы. Снова разболелась голова.
Выбравшись с рынка через центральные ворота, молодой человек вышел на улицу. Раскинувшаяся под фонарями проезжая часть блестела впереди, украшенная отражением светофора в луже на углу. Тротуар серел мокрым камнем, прохожие торопливо сновали в разные стороны, прикрываясь газетами, зонтами, руками. Холодные капли падали с темного затянутого тучами неба, стекая за шиворот, смывая с лица боль и притупляя напряжение, отошедшее, но оставившее после себя усталость. Печень, которой полагалось быть разорванной после мощнейшего удара европейского каратиста, побаливала. Тронув бок, молодой человек зашагал вдоль дороги, слушая гул проезжавших машин.
Все получилось. Как и требовалось — не слишком быстро, чтобы не выдать себя, но и достаточно эффектно, чтобы не разочаровать наблюдателей. Теперь триады, и не только они, уверились в ценности для себя Оцуки Мамору, юного японского гения боевых искусств, воспитанного эксцентричным мастером и скрываемого от мира большого спорта. Сам же Оцука вряд ли был бы доволен полученной репутацией у китайских банд. Но Оцука сейчас по-прежнему находился в японской провинции, еще сильнее спрятанный от мира вместе со своим учителем.
По улицам Гонконга шел в неизвестность юноша по имени Учики Отоко. И он не чувствовал ни радости, ни недовольства. Только боль в теле и на душе.
18 августа
12:10 местного времени
В ресторане Ван Чау кипела суетливая работа. На днях ожидались обширные заказные пиршества и увеселительные мероприятия, на которых должен был присутствовать сам владелец. А потому здание, расположенное в наиболее живописной и наименее грязной части Коулуна, было закрыто для рядовых посетителей и открыто для приезжавших и уезжавших служебных машин. Подвозили продукты, отвозили курьеров, обходили периметр будущие охранники. Окруженный высотными домами двухэтажный ресторан раскинулся у побережья, украшенный маленьким двориком с садом. Крыльцо здания украшали широкие резные ступени и двери с вырезанными золотистыми драконами. Внутри располагались два больших зала, дюжина приватных малых кабинетов, комнаты отдыха и бильярдная. Везде чувствовалось стремление к масштабам: большие открытые пространства соединялись круглыми арочными проходами, перегородки и ширмы из тонкой рисовой бумаги не загромождали помещений, а лишь придавали им объема. Мягкие цвета стен, резко контрастировавших с яркими и темными оттенками мебели, подкрашивались умелым освещением и создавали атмосферу утонченного аристократического уюта. Всю стену одного из двух залов занимал огромный прозрачный аквариум с живыми рыбами. Облик ресторана гордо заявлял о настоящем гонконгском богатстве, соединявшем англосаксонскую горделивость с азиатской величественностью и изяществом.
Помещения для персонала располагались прямиком за кухней. Сейчас в женской раздевалке как раз облачались в форму официанток несколько хорошеньких юных девушек.
— У меня зачем-то опять документы требовали, — пожаловалась подруге молоденькая китаянка, застегивая коротенькое, обрывавшееся на середине бедра платье, выполненное в манере китайских "ципао", придуманных для благородных дам в двадцатых годах двадцатого столетия, с разрезами на боках и высоким воротником, закрывавшим шею. Разгладив облегающую фигуру желтую узорчатую ткань, девушка продолжала: — Копаются чуть ли не в медицинской книжке.
— Так ведь скоро важный праздник, — пояснила уже одетая подруга, закалывая волосы экзотической формы булавкой. — Контроль, учет, все дела.
— Я ведь здесь два года работаю, — недовольно буркнула китаянка, закрывая свой шкафчик. — Лучше бы новеньких проверяли, которых набрали специально.
— А то не проверяют... — протянула подруга, и обе китаянки дружно посмотрели в сторону переодевавшейся новенькой.
В ресторане Ван Чау, рассчитанном на клиентуру не только из китайцев, но и из нередких в Гонконге туристов, не было национального ограничения при наборе сотрудников. Напротив, расовое разнообразие всячески приветствовалось. Некоторые из официантов, барменов и технических сотрудников могли быть корейцами, вьетнамцами, даже европейцами из числа живущих в городе. Вот и в последний месяц, когда для обеспечения будущих мероприятий потребовалось пополнить штат прислуги, кадровик, мотавшийся из стороны в сторону, взял на работу парочку гвай-ло. Самой приметной для новых коллег стала европейская официантка. Эту девушку кадровик подобрал в одном из мелких ресторанов, откуда регулярно переманивал перспективных работников. Сейчас она как раз заканчивала облачаться в обтягивающую форму, на этот раз светло-зеленую. Совсем юная шатенка, довольно высокая по меркам китайцев, девушка была стройна и подтянута как хорошая спортсменка. В ее фигуре не было ничего лишнего, стройные ноги и аппетитной очерченная грудь отлично смотрелись в служебном наряде, ворот выгодно подчеркивал аккуратное красивое личико с большими синими глазами, придавая ему милой серьезности. Не слишком длинные волосы европейка закрутила в два аккуратных "бублика" на макушке, почему-то став больше похожей на азиатку.
Девушка поправила подол и притопнула ножкой в крохотной туфельке.
— Пошли работать? — спросила она у китаянок по-английски и дружелюбно подмигнула.
