Паук

ело двулапого лежащего неподалёку, издало звуки. Я перебрался к нему. Как удачно. И перекусил и двулапого поймал. Я потихоньку ткнул лапой в грудь двулапого. Панцирь на нем состоял из блестящих чешуек и отдавал кислым запахом по волоскам. Я нажал ещё раз, панцирь прогибался — ненадёжная штука. Двулапый после моего нажатия издал ещё один звук. Я перевернул его. Панцирь с головы надо снять, а то кто его знает что ожидать. За время, проведённое с рабами, я уже привык контролировать их мысли. Общение с хозяином, мысли которого были мне не доступны, было слегка неприятным. Провозившись с панцирем, понял, что не даёт его сдёрнуть верёвка под головой. Когтем срезал. Получилось немного неаккуратно, по шее двулапого потекла красная жидкость, зато снял панцирь. Гнать его своим ходом не получится. Я встал над ним, и задними лапами стал тянуть паутину от брюшка, обматывая тело. Дальше встала проблема в перетаскивании двулапого от этого места. Оставаться здесь было безрассудно. Рано или поздно двулапые придут сюда. Прикрепить к головогруди, я как то не решался. Там и так болтался эликсир, да и опасно, я не имел обзор снизу. Попытался тащить его следом за собой. Неудобно, да и он ещё больше звуков стал издавать. По земле раздалась вибрация от стука лап лошадей. Некогда думать, — я подхватил двулапого на передние лапы и побежал в лес.

4. Двулапый.

Остановился я, прилично отбежав. Положил двулапого на землю. Солнце уже клонилось к закату. Голод я толком не утолил, но есть всё же не так хотелось. Я замер, отдыхая. Двулапый, вроде, мелкий — чуть больше молоди, но лапы устали. Я вообще раньше столько не двигался и последнее время лапы слегка поднывали, видимо привыкая к новой жизни. После частичного утоления голода, мысли потекли более масштабные. До наступления темноты я обдумал своё создавшееся положение, ожидая, пока двулапый очнётся.

Мне нравилась новая жизнь, не смотря на отсутствие уюта родной норы. К тому же исчезла какая-то тяжесть в голове, мысли стали яснее. Конечно, были трудности. С эликсиром — не держать же постоянно двулапого. С норой — в сезон холодов, возможно в анабиоз придётся впадать. Я ни разу не впадал, как это? Но всё перекрывала какая-то непонятная радость.

Двулапый очнулся ночью. Сначала он начал ворочаться, я уже знал по примеру рабов после ментального удара — скоро очнётся.

— "Деревья, — промелькнула мысль двулапого. — Где я? Мать паука, да нас же корцы догнали! Но я жив. Может, в плену? Конечно, в плену — связан. Ни чего не видно. Нога болит, жуть. На шее тоже рана..."

Вообще, двулапые мыслят зачастую бессвязно, сколько раз замечал. Особенно, если слегка надавить ментально. Я столько мыслей от них запомнил. Смысл некоторых пришлось потом узнавать у них. Двулапые странно относятся к потомству. Вернее, не к потомству, а к оплодотворению самки. У них одни и те же мысли, абсолютно не связанные с происходящим, но определённо связанные с оплодотворением, могут означать как радость, так и испуг. Я, если честно, не до конца понимал, как этот вид вообще может выжить. Они боятся показать самке щупальце (а оно у них отдельное), для оплодотворения. Единственное что говорило в пользу их размножения, самки были безопасны. Тоже загадка! Как с такой манерой размножения, они вообще не заселили всё вокруг? Откладывали бы яйца и откладывали.

Мысли двулапого были однообразны и неинтересны. Большей частью он пытался найти способ выбраться из паутины. Но когда приблизился рассвет, улучшая видимость, и двулапый заметил меня, мысли стали интересней.

"Арахнид! Они решили меня скормить арахниду! Паучьи яйца! Обязательно поиздеваться надо! Так, что там дядька говорил? Надо язык перекусить. Хрен паучий! Это ж больно. Может он меня быстро убьет? Лишь бы в паука не пересадили. Мама! Ну, за что мне это? Говорил же, мало воинов, и спасти не смогли, и сами погибли..."

Мысли у него вновь пошли по кругу, потеряв оригинальность и, соответственно привлекательность к прослушиванию. Я ушёл в свои, дожидаясь пока станет светло для глаз двулапого.

Когда стало достаточно ярко, я решил что пора. Двулапый уже должен нормально видеть, чтобы смешать эликсир. Но на всякий случай решил проверить:

"Ты хорошо видишь?"

Двулапый замер. В голове у него было пусто как в норе. Ни одной мысли. Потом промелькнуло: "Показалось что ли. С ума схожу?"

"Я тебя спросил. Ты хорошо видишь?" — я подошёл поближе.

"Арахнид! Он со мной разговаривает? Мысленно!?", — стало до него доходить. Чего же они такие ... Медленномыслые.

"Спрашиваю ещё раз: ты хорошо видишь? Не ответишь, лапу оторву", — я взял его хелицерой за лапу.

— Да! Да, конечно! Я хорошо вижу! — затараторил он, пытаясь отдернуть лапу.

Вот так они точно понимают. За лапы боятся до ужаса. Я подошёл и стал снимать с него паутину. "Сейчас жрать будет", — его, словно парализовало, и он зажмурил глаза.

"Вставай, — приказал я ему, когда развязал. — Побежишь — ударю. Пойдём воду искать".

"Он что, не будет меня жрать? — промелькнуло у него, пока вставал. — Или им вода нужна для еды? Да чего ему от меня надо?!"

"Иди вон туда", — указал я ему лапой сторону.

Я где-то в лесу, видел поток воды, вытекающий из-под земли. Он молча поковылял, припадая на одну лапу, в указанную сторону, видимо, в бою повредили. Пока шли, у двулапого проскальзывали мысли о побеге, но настолько несмелые, что я даже не волновался.

Через какое то время по лапам пробежала лёгкая волна влаги: "Где-то рядом". Направляя двулапого, я вывел нас к воде.

— Можно попить? — спросил двулапый.

Из таких выходят превосходные рабы. Рабы, которые никогда не нападают и слушаются. Я считал их более умными, но те, которые пытались изредка броситься на меня, мне нравились почему-то больше. Может, по тому, что не давали скучать.

"Да. Пей".

Раб, то есть двулапый, согнул лапы и стал хелицерами зачерпывать воду и подносить ко рту. Всё-таки какое-то удобство, в их клешнях есть. Я тоже попил, глядя боковыми глазами, как двулапый изредка вертит головой в мою сторону. Того, что он сбежит, я не боялся. Он действительно не притворялся, боль в его лапе не давала скрыться мыслям. Кстати, удивительное свойство, не знаю с чем связано, но, когда двулапые спокойны, их мысли гораздо тяжелее прочитать, они еле уловимы. Бывали случаи, что я, стоя практически вплотную к рабу, не мог прочитать его. Но обычно двулапые при виде меня боялись и неимоверно нервничали, некоторые до такой степени, что их мысли сами врывались в мой мозг. Ну а уж когда собирались напасть на меня... Так нельзя делать когда готовишься биться. Ну ладно, что с эликсиром? Что делать с двулапым, потом решу. Нужен большой чан или бадья. Пусть выдолбит нишу в покрытии.

"Долби".

— Что долбить?

Я ковырнул когтем рядом с ручьём,

"Вот здесь долби".

— Зачем? — в мыслях двулапого, летал страх.

Вот что за привычка у двулапых, усложнять простые задания.

"Мне надо развести эликсир".

— А зачем долбить?

Паутину мне на хелицеры, чего он глупит?

"Мне надо развести эликсир в воде. Выдолбишь нишу, нальёшь воды, разведёшь эликсир".

— Для этого можно просто выкопать, — ковырнул он клешнёй покрытие. — Но ведь вода будет впитываться в землю.

"Это как?"

Двулапый, копнул землю и хелицерами плеснул туда воды. Вода ушла! Вот только была! И ушла. Видимо не только мои когти топнут в земле. Я потрогал лапой место, где была вода. Она уходила как в отвалы на разработке. Идти на скалы? Как носить воду? Налить прямо в горшок? Мало места. Я задумался.

— Тебе надолго нужен эликсир? — спросил двулапый.

"Развести и выпить"

— Можно выложить дно ямы лопухами и пустить через канал воду, какое-то время не убежит. Ты убьешь меня?

"Если поможешь, нет" — я усиленно стал вчитываться в его мысли.

"Помочь? Так ведь всё равно убьёт. Это же арахнид, не человек — животное. Люди то слово не держат. А не помочь, точно убьёт. А может он мои мысли умеет читать? Ведь посылает же мне...", — он настолько испугался своих мыслей, что замер.

Я сделал заметку, не показывать, что я слышу его, заодно и обман будет ясен если что. Хотя за высказывание про животное, очень хотелось наказать.

"Ну, так ты будешь копать", — я щёлкнул хелицерой.

— Да конечно, — двулапый стал неуверенно хелицерами копать ямку рядом с ручьём.

После того как выкопал, нарвал растений с большими листьями, видимо те самые лопухи и наложил их в яму, получилась своеобразная бадья. "Какие жители — такая местность — подумалось мне. — Мерзопакостная во всех отношениях: то вода с неба падает, то вода в землю уходит".

Двулапый, прокопав открытую нору между водой и ямкой, наполнил её водой.

— Так хватит?

"Да", — я снял с головогруди горшок и стал срезать когтем с него кокон.

Двулапый, молча смотрел на это. В его мыслях промелькнуло любопытство. Освободив горшок от паутины, я сковырнул когтем крышку. По лапам пробежал ужасающий запах. Двулапый, отшатнулся от горшка: "Он будет это пить?" — промелькнуло у него. Я метался в догадках. Что за запах? Откуда?

— Это так и должно пахнуть? Я ничего не имею против вкуса, но мне кажется это испорчено. Больно запах характерный.

"Ты умеешь делать эликсиры?"

— Нет, — испуганно пролепетал он, при этом задумался что будет делать, если я его заставлю. — Травница у нас умеет, но я не уверен, что состав этого эликсира знает.

"А кто знает?"

— Думаю, у нас никто, мы не умеем пауков, извини, арахнидов разводить.

"Они нас разводят? Да как он..." — я заглушил гнев, ситуация не в мою пользу. — "А кто может?"

— Не знаю. В паучьей горе может кто..., — в его мыслях стала промелькивать паника, как у рабов, видевших пауков в первый раз.

Так понимаю под паучьей горой, он имеет ввиду мою, хотя, теперь уже не мою нору.

— У них, однозначно, должны быть записаны всякие премудрости касательно арахнидов.

"Что значит записаны?"

Двулапый на время замер, обдумывая ответ.

— Ну, в книгах... Записаны... Как бы объяснить. Буквами.

"Что значит в книгах — буквами".

— Ну, с листами из ткани специальной, — он показал жестом. — А записаны — это значит буквами по ткани.

Странно, но по жесту я его понял. У хозяина была такая, и он её так же, как показал двуногий, перебирал хелицерами. Но книга была далеко и в довольно опасном месте. А эликсир с неприятным запахом рядом.

"Лей", — я решил выпить это. Эффект я знал: будет прохлада в головогруди — хорошо. Не будет — буду думать.

— Весь?

"Нет. Лей немного, я остановлю".

Примерно предположив, сколько надо (обычно это делали черпаком), я остановил двулапого. Потом приказал плеснуть ещё для уверенности. Быстро выпил... Подождав, не ощутил знакомой прохлады, даже наоборот, где то внутри зажгло. В мыслях пробежал страх — безумие!

— Я могу идти, — испуганно произнёс двулапый, явно не уверенный в моих мыслях, а тем более в ответе.

"Нет", — не стал я разочаровывать его ожиданий.

— Ты же обещал? — мысли его стали ярче в сторону страха.

"Я обещал не убивать тебя и держу свою мысль. Ты мне — возможно, будешь нужен"

5. Лайонор

— Э-э-э, — двулапый явно привлекал моё внимание.

Я уже довольно долго искал выход из создавшейся ситуации. Идти обратно в нору? Глупо. Там наверняка уже готовы к этому, может, в тесноте норы в своём нынешнем панцире я и смогу продержаться сколько-то, но уйти вглубь, в отворотки хозяина?

— А как тебя называть? — задал неожиданный вопрос двулапый.

Я задумался: "Рыжий? Так я уже не рыжий. Красный — мне не очень нравилось, бардовый — тоже не то".

"Зачем тебе?"

— Ну, я не знаю, надо же как-то обращаться.

"Зови — Крепкий"

— Ладно, — двулапый, на некоторое время замолчал.

— Зачем я тебе, Крепкий?

"Пока не знаю, возможно, в нору со мной пойдёшь".

— Куда?

"В Паучью гору".

По мыслям двулапого пробежал холодок.

— Зачем?

"За книгой".

— А я для чего?

"Пауков отвлечь. Пока тебя едят, я уйду вглубь".

Чувствуя нарастающий ужас слизняковотелого, решил успокоить, вдруг убежать попытается. Я как-то пошутил с рабом, что повёл его, чтобы съесть, так он бросился на меня. Потом три дня болел с проткнутой грудью, пока не вынесли.

"Не паникуй, просто нужен", — признаваться, что не смогу открыть ящик, где лежит книга, не хотелось.

"Ну вот, хотел же попасть в гору, теперь окажусь, правда в роли паука", — на грани слышимости, прошла мысль двулапого.

А вот это уже интересно, двулапый — добровольно в нору!

"А что ты здесь делал двулапый?"

Мысли двулапого заметались: "Сказать ему, что хотели напасть?! Сожрёт, даже не задумается, вон какая мерзкая пасть. Что ответить? Оттянуть время..."

— Меня зовут Лайонор.

"Ну и? Ты не ответил на мой вопрос?" — было любопытно смотреть за метаниями разума двулапого.

— К Перленам ехали, свататься, а тут ваши напали.

Забавно. Врать пытается.

"Наши — это кто?"

— Ну, Белёсые, — как-то неуверенно произнёс двулапый.

Спрашивал я его долго, прежде чем понял суть, и то, если бы не читал его мысли, пришлось бы ещё дольше понимать. Мысли иногда становились неслышимыми — двулапый успокаивался. Я щёлкал хелицерой и страх двулапого, прояснял мысли, благо это приходилось делать не столь часто. Двулапый, увлекшись рассказом, начал выдавать более правдивые знания. Но когда становилось непонятно... Щелчок. Немного чтения, в котором выяснялись новые знания, и снова можно было слушать.

Оказывается, двулапые, делятся на семьи или кланы, коих сотни. Я до конца так и не осознал их взаимоотношения внутри, то ли можно биться и выявлять сильнейшего, то ли нельзя. Не в этом суть. Эти кланы в свою очередь, объединяются в наркланье. Двулапый, был один из сыновей кланра — самого сильного в его наркланье. И вот, один из наибольших кланов, соседнего наркланья, называемый кланом Перленов, согласился перейти к ним. Но для этого необходимо было что-то большее, чем желание, поэтому они ехали в этот клан, чтобы двулапый, совокупился с самкой, тем самым укрепив их союз. В общем такая непонятная и нелогичная история. Но я в неё не углублялся. Это было то, что пытался преподнести мне двулапый, реальность же была другой и совсем даже не такой скучной.

Все эти их кланы и наркланья, считались не самыми сильными группами и были не особо интересны соседней особо крупной группе, называемой Белёсые земли, которая объединяла огромное количество двулапых и была явно сильнее всех наркланий вместе взятых. Так вот белёсые двулапые регулярно забирали из клановых земель рабов, из которых делали пауков! Вот тут я слегка задумался, так как это вычитал в мыслях. Путём пощелкивания клешнями и дополнительных вопросов двулапому особо выяснить ничего не удалось. Он очень мало знал в таком важном для меня вопросе, но кое-что...