Некромант-самоучка, или смертьнесущая оказия

— Почему ты на меня орешь?!

— Да я сглупила, да подписалась зря, но твоего имени там не было! Тебя это никаким боком не касается

— Что? Никаким?! — Какое очаровательное заблуждение, Герберт Дао-дво и сам бы желал претвориться непрошибаемым дураком, к которому вся эта история не имеет отношения. Но... жаль, слюнопускание, подергивание конечностей и безостановочное повторение фразы 'я ни при чем!' званию тарга не способствуют.

— Тебя замкнули на мне... — первую вспышку гнева не получается погасить, зато он почти сразу же получает повод для второй.

— Извини, — отвечает безобразие, — но никто не виноват в том, что с тобой стряслась такая... оказия.

Оказия!?

Он внутренне вспыхивает, едва удерживая оборот. С трудом сглатывает, приводя дыхание в порядок, и крепко сжимает кулаки. Дао-дво зол настолько, что воздух трещит разрядами молний, беззаботная теневая скрывается под лежаком, а треклятая Сумеречная уверенно добавляет:

— Все вопросы к Тиши.

— Не переживай, с ним я так же обстоятельно поговорю, — глубинный рык прорывается сквозь сдавленный шепот, и она слышит его. Настораживается.

— Гер, я все обдумала и... Ты не обязан ведь... Да?

— Прекрасная формулировка, — не похвалить не возможно: — Имеется ссылка на мыслительный процесс, его результат и неуверенное утверждение, более всего похожее на вопрос. Сумеречная, ты в своем уме?

— Конечно!

К сожалению, во время этого разговора метаморф был в лагере и чуть-чуть не в себе. Неосознанный порыв добраться до идиотки и хорошенько ее высечь, привел к тому, что взбешенный Дао-дво снес свою и все соседние палатки. Будь ночь тиха и спокойна, заметили бы единицы, а так как над поляной шел град с голубиное яйцо...

— Таррах!

— Что случилось? — вопрошает поганка встревожено, но он не собирается ей отвечать, с трудом убирает огромные стальные крылья, снимает с лица оборот и минуту удаляет последствия своего гнева. Разведчики группы смотрят с интересом, а командир взвода слишком пристально, злость Герберта стихает, но в каждом слове все еще слышится рык.

— А скажи-ка мне, оказия ты смертьнесущая, кто в случае ранения на играх будет бинтовать тебя? — в ответ раздается удивленное 'Ой': — Я вернусь через три дня. Договорим.

Он отключает браслет и ловит взгляд Могучего. Нет, через три дня его никуда не отпустят, пока не остынет ему Сумеречной не видать... Так и вышло. То ли в назидание за вспышку гнева, то ли в наказание за бабулю едва не усопшую в чужом гробу, командир взвода отдал приказ отбыть на новое место учений, в глубинах пещер Тульрейгга. Вернее сказать: новых мучений, ибо участок располагался под живительными озерами природных слез на территории вечно голодных кравгов, а само задание предписывало Графитовым найти тайное убежище таргов. Можно было бы подумать, что Ульям Нагс желает отомстить вторым, но необходимость незаметно обползать смердящие пещеры явственно намекала на возмездие первым.

Что ж перебрав все подходящие варианты разведки, Графитовые разделились по двое и поползли, простукивая каждый камень, сканируя каждую расщелину. И все бы ничего, но чем дальше вглубь, тем больше кравгов и как следствие плодов их жизнедеятельности. В пещерах жарко, зловоние стоит страшное, а хуже всего то, что маскировочный состав в таких условиях теряет свои свойства. Не будь с Дао-дво теневой он бы так и не заметил, в какой момент стал 'видим' для плотоядных тварей.

— Нонь-няин, снати! — разобрать ее голосок сквозь шум в гудящей голове и два слоя ушей, коими она прикрывала свой рот и нос, ему не удалось, но интонация была понятной. Многоликий успел влезть в расщелину таящуюся впереди, зависнуть над тропой меж каменных обломков и замереть, не дыша. Первые минуты пряток дались ему легко и просто, последующие привели к появлению Сумеречной перед глазами, а затем и неожиданно острому уколу. Он не вдохнул и не выдохнул, всего лишь внутренне сжался и почти сразу же сорвался вниз от мощного удара кравга.

Проклятье!

Будь он менее занят виденьями и болью, быть может, и уцепился бы за выступ, увиливая от когтей шестилапого монстра. Но нет! Падая, он схлопотал вначале по спине, затем по ребрам и голове. Благодаря увесистой оплеухе или же смраду лужи, в которую упал лицом, многоликий пришел в себя, вскочил на ноги и, проведя серию мощной атаки в стиле Могучего, он под вопль куки: 'Нонь-няин, спава!', отсек твари три левые конечности, но попал в кольцо ее хвоста. От осознания неприятности, в которую влип, многоликому захотелось выть не меньше, чем монстру от кратковременной боли. Это был худший из исходов для разведчика, к какой бы расе и одаренности он не относился. Будь он хоть самым сильным из горцев или же наиумнейшим темным искусником ему ни за что и никогда не выпутаться из хвоста кравга. Уж эта мерзость плотоядная вяжет добросовестно так, что ни продохнуть, ни пошевелиться, и перевоплощения ни провернуть. Обездвиженный, придушенный Гер не позволил себе понадеяться на лопоухую нежить, распластавшуюся под потолком, или же Тадэуша, что уполз далеко вперед. Он знал, они не смогут помочь и лишь, за зря погибнут. Поэтому многоликий хладнокровно наблюдал за тем, как кравг съел свои обрубки, отрастил новые конечности, попутно убрав вмятины и раны, полученные в бою, и потянулся к добыче.

Герберт Дао-дво не был готов потерять еще одну свою жизнь слишком много на нее было запланировано, впрочем, он не был готов и к тому, что тварь, принюхавшись к нему, брезгливо сморщится и чихнет, на десятки метров отшвырнув свою добычу. Это был ощутимый удар как моральный, так и физический. Именно поэтому он долгую минуту лежал на камнях, осоловело взирал на потолок пещеры и не реагировал на сбивчивый лепет куки, напрочь забывшей про смрад.

— Хоз-зяин, хозь-зяин, ты жив?! Ответь! — нежить лапами вцепилась в отвороты его куртки, потрясла, привлекая к себе внимание. — С виду цел и невредим, из резерва силы не тянет, значит, не сильно и поранился. — Замолчала на мгновение, мордашку свою потерла, лоб нахмурила и как завизжит: — А если головой стукнулся?! О-о-о-ой, Божечки мои... Неужто его баранье упрямство теперь в дибиловатый кретинизм перейдет с безостановочным слюнопусканием?!

— Хозь-зя-я-я-яин! Не оставль-ляй мень-ня с овощем! Не оставль-ляй!

— Оставишь такую, на том свете найдешь и кормить себя заставишь.

После удара он не успел восстановить птичью аносмию, нюх обострился, а вместе с ним и дурнота от смрада. Сморгнув навернувшиеся слезы, многоликий опять использовал способность частичного оборота и отбил себе обоняние. Как теневая терпит этот ужасный запах, он не знал.

— Вернулсь-ся! Как й-я рада, как й-я рада! Божечки мои! Живой, ехидный, не дибил.

— Сам вне себя от счастья, — произнес Дао-дво, не разжимая зубов. — Кравг не съел, скажи кому, не поверят.

— Пусть не верь-рят, — решительно заявила теневая, воинственно расправила уши, вздернула нос и хвост. — Главное. Ты уже и сам понял, что кравги существа чистоплотные на свое дерь..., на свои отходы не покушаются.

— Что значит уже и сам? — вопросил многоликий и болезненно скривился, высвобождая одну руку из-под себя, вторую из-под камней. Шестилапый монстр скрылся где-то в глубине пещер Тульрейгга, они с лопоухой остались одни.

— То есть сам узнал опытным путем. Без подсказки со стороны точь-в-точь как ты любишь, — пространно отозвалась она.

— Таррах! — Гер резко сел и подтянул дрожащие от перенапряжения ноги. — Нужно срочно парням сказа... — От обжигающей колкой боли в груди его опять повело, с трудом удержался от того, чтобы вновь не растянуться на прохладных и грязных камнях.

— Да знают они! — отмахнулась кука, устраиваясь на его плече. — Я еще час назад всех оповестила, и они уже далеко впереди. Все живы, здоровы, но логово таргов еще не нашли.

— Не понял, — метаморф младшей ветви рода Дао-дво произнес это между приступами боли, поймав нежить в кулак, — а ну повтори.

Осознание только что ляпнутого пришло к ней не сразу, вначале она решилась относительно дибиловатости уточнить:

— Все-таки крепко головой стукнулсь-ся, дя?

— Дя! — рыкнул он. — Удавлю, мерзавка, если не объяснишь все по порядку.

— Какому порь-рядку? — пролепетала тварюшка, делая большие глаза.

— Кука!

— Симпать-тяшка! — обиженно напомнила она о полюбившемся прозвище и, безрезультатно дернувшись пару раз, щелкнула хвостом, засопела: — И чего ты на мень-ня рычишь? Й-я же все сделала, как ты велел!

— Что именно? — грозно уточнил Гер. Уж с этой мелочи станется заговорить и от темы увести.

— Ни разу не вспомнила ни прямо, ни косвенно о На... твоей подопечной! — прошипела теневая. — И про тетрадь ее навеки забыла, и про записи в ней... — и, передернув ушами, свернула их в трубочки, прежде чем заявить: — А что до парней, они не виноваты в том, что капитан Графитовых упертый как ба...

Исповедь нежити он не дослушал, все-таки растянулся на камнях, чтобы успокоить нарастающий пожар в груди. Давненько он такого не испытывал, даже как-то отвык от сжигающих нутро приливов. В области сердца нещадно жгло и кололо, каждую вторую секунду омывая все нервные окончания лавовой волной. Самое время пожалеть о том, что не умер в пасти плотоядной твари. Ведь, судя по ощущениям, Сумеречную сейчас если не убивают, то точно насилуют, причем толпой. Треклятый Эррас Тиши сделал все, чтобы сигнал о покушении на ее честь девичью, Гер чувствовал особенно сильно. Многоликого выгнуло дугой, и теневая забеспокоилась, начала чуть ли не плача виться над ним.

— Божечки мои! Хозь-зяин, прости-и-и-и-и! Прости-и-и-и-и! Й-я знать не знала, что ты так близко к сердцу...

— Кука, — хотел остановить ее поток излияний, объяснить причину, но не успел, получил очередной привет из преисподней. Задохнулся.

— Дя, честное слово! Если бы не знала, чего ради Могучий учений-я продлил, й-я бы никогда!.. — продолжила оправдываться бестия, вытаптывая круг на его и без того пылающей пожаром груди. — Но если уж он сомневалсь-ся в твоей адекватности, то что думать мне...

За уши схватилась и потянула их вниз, застыла с искренним вопрошающим взглядом, в котором не плескалось даже капельки вины.

— Чтоб его, — прохрипел метаморф, мысленно расчленяя и грифона и командира взвода на составные, а потом и куку без стыда и совести. В душе ему стало легче, в теле — нет. Вдохнул-выдохнул и, стараясь не скрипеть зубами, связался через браслет с треклятым безобразием, из-за очередной глупости которого чуть было не лишился жизни. Сквозь треск налаживаемой связи он ожидал услышать крики о помощи, стоны и слезы, просьбы не избивать, готовился отправить на помощь теневую или просить о подмоге Равэсса и Бруга, но различив веселое щебетание: 'Какой ты милый! Ласковый... Хорошенький!', понял, никого посылать не будет, сам... убьет.

— Сумеречная! — взревел Герберт, на собственной шкуре ощутив всю эту 'милоту': — Таррах тебе в глотку!

— Дао-дво? Ты почему орешь? Ночь между прочим.— Поганка! Она еще удивляется, кто это ее тревожит.

— И с кем ты ее проводишь? — он с трудом расцепил зубы, дав знак теневой, проверить девчонку. Но та с места не сдвинулась, продолжая прислушиваться к звукам пещеры.

— Ни с кем, — отрезала поганка.

— Лжешь. Я собственной шкурой чувствую!

— Чего?! Ты в чем меня обвиняешь? — секундное замешательство и возмущенное: — Я не нарушала условия пакта о НЕ раздражении!

— В таком случае прямо скажи, чем ты там занимаешься, — потребовал метаморф, поднимаясь на ноги.

— Пытаюсь уснуть!

— Да? А за милого и ласкового у тебя подушка или одеяло выступает? — сыронизировал Гер. Жар в его теле растворился без следа, покалывание сошло на нет, после лавовой волны остался лишь привкус металла во рту и звон в голове. Все-таки он хорошо ею о камни приложился.

— Нет... — шепчет доморощенная некромантка, — котенок.

— Таррах! Открути голову этому... котенку!

— Зачем? У тебя на них что, аллергия?! — и столько удивленного сожаления в голосе, что дурой назвать язык не поворачивается, а вот жалостливой идиоткой вполне. — Я забыла!

Что именно забыла, она не пояснила тут же начала уверять, что метаморф более не будет потревожен раздражением из-за несчастного животного. Точно дура! Жаль он не может сию секунду явиться, чтобы надраить уши обоим.

— Намина, — прорычал многоликий, — мне плевать, что ты сейчас сделаешь, но чтобы этого кота в комнате не было. Поняла?

— Да.

— Исполняй. — Он отключился, поминая Тарраха и всех его приближенных. — Кука, — рыкнул так, что теневая не посмела напомнить о Симпатяшке, — проверь, что за тварь в ее спальне и изолируй.

— Не могу хозь-зяин, — пролепетала она, не отрывая настороженного взгляда от развилки пещеры. — Й-я тебь-бя сейчас не брошу.

— Это еще почему? — он потянулся, разминая мышцы и замер, едва услышал тихий стрекот и настороженное: 'Сейчас поймешь'. Он и понял, со все возрастающим ужасом перед очередной неизбежной встречей со смертью. — Таррах... Могучий редкостная мразь!

— Еще какай-я, — вздохнула лопоухая тварюшка, — стоило мне похвастать знаниями На... — осеклась и быстро исправилась, — твоей подопечной, как он решил все перепроверить.

— Что? — на мгновение Гер понадеялся что ослышался.

— Дя-дя, точь-в-точь как ты и любишь — опытным путем, правда, на чужой шкуре, — нежить взлетела на его плечо, свернула заблаговременно уши в трубочки и проговорила: — Понь-нять не могу это он за Евласию мстит или за настырность таргов? — Ответить многоликий не успел, да и она не ждала его слов, занятая указанием, откуда на них выползет каменный бородач, справа или слева, коротко инструктировала: — Бей снизу, между третьим и пь-пятым ребром, так чтобы задеть воздушный мешок.

— Это его не убьет, — отозвался Гер, с сожалением вспомнив, что оставил отцовский смертоносный клинок в долине Дельи.

— Зато лишит голоса и отобьет аппетит, — парировала она и уверенно заявила, — молодой слева, старый справа.

Двое?!

2.

В том, что день не задался я должна была уверовать, как только получила приглашение Тиши, но отсрочка встречи с рыжим так меня порадовала, что я рукой махнула рукой на все происходящее. Вредные птицеподобные скакуны, столкновение с Гардом, вынос чужого наследия из дома в долине Дельи, опять скакуны, кузни с неподходящим товаром, злобный щенок и бедняга котенок. Хотя... тут я привираю, последний мне пришелся по душе, в особенности его влияние на птицеподобных. И не знаю, почему остальные столь странно реагировали на беднягу, я была им довольна. Честно, очень довольна. Маленький, с бронзовым отливом шкуры, хорошенький, когда отмоешь, ласковый и очень ранимый. Он фыркал и мяукал каждый раз, стоило мне на шаг отойти, и грозно шипел на всех встречных, опасаясь за мою жизнь. Особенно громко котенок злился на привратников, попытавшихся забрать его у въезда в город Смерти.

Видите ли, игрокам на тренировках запрещены помощники, участвуют только члены команды. На что я со смешком ответила, что он мой фамильяр, ангел хранитель или хранитель снов. Последнее сравнение их весьма позабавило, а кого-то возмутило, но позволило проехать и мне, и моему питомцу.