Три ириски для Золушки

— Спасибо, — вежливо поблагодарила Люська, прижимая к себе конфеты и глядя на то, как он разувается.

А потом неожиданно для Лешки подошла и попыталась его обнять. Он чуть равновесие не потерял, ведь и так балансировал на одной ноге.

— Ты чего это? — спросил он удивленно.

— Я, когда тебя не было, всегда так папу приветствовала. Ты ведь тоже мой папа, поэтому я... — запрокинув голову и заглядывая ему в глаза, пробормотала смущенная и раскрасневшаяся девчонка.

— Понятно, — Лешка хмыкнул, подумал, потом все же протянул руку и потрепал её по волосам.

Люська зажмурилась.

— Клевые у тебя волосы, — просто не зная, что сказать, объявил Лешка, — кудрявые. Мне нравятся.

Бесхитростная Люська просияла и помчалась на кухню. Лешка потопал вслед за ней. Девчонка возилась со спичками у плиты.

— Ты что? — перепугавшись, воскликнул Лешка, но отобрать у нее опасную игрушку не успел, Люська поднесла зажженную спичку к конфорке, на которой стоял чайник, та вспыхнула. Девочка обернулась к нему. Лешка смутился. — И давно ты у нас тут сама хозяйничаешь?

— Ну, я же единственная женщина в семье, — растерянно отозвалась та. Детским голосочком это прозвучало забавно.

— Это да, — Лешка улыбнулся. Все-таки самостоятельность этого ребенка его смущала. Вопрос пришел в голову сам собой, и он озвучил его до того, как успел проанализировать, как некорректно в случае с Люськой это может прозвучать.

— Это тебя мама научила?

— Нет, — девочка только на секунду запнулась, но опустила глаза и принялась объяснять. — Я сама. Мама, она... только ругалась. Но, если я успевала хотя бы чайник вскипятить, не трогала.

Лешка уже и сам пожалел, что спросил. Но останавливаться не посчитал нужным. Раз уж Сергей все равно ничего ему не рассказывает. Он сам узнает. А Люське, наверное, все же выговориться надо. Хотя это и жестоко с его стороны, но ничего, переживет.

— Она била тебя?

— Не очень часто, — не поднимая глаз, ответила девочка.

Лешка вздохнул. Приземлился на табуретку и похлопал себя по колену.

— Иди сюда.

Люська подошла. Он подхватил её и усадил себе на колени, обнял. Люська, замерев поначалу, посидела немного, а потом все же прижалась щекой к его плечу.

— Мы с Сережей бить тебя не будем, честно, — произнес он в порыве. — Только за дело. И не со зла.

— Я знаю. Папа Сережа мне уже говорил.

— Значит, он меня опередил.

— Ага, — Лешка зарылся носом в кучерявую макушку и подозрительно счастливо вздохнул. Все же было что-то в этом ребенке родное, теплое.

Наверное, он зря сопротивлялся. Хотя, не уйди он тогда, у них бы не было такого охрененского секса. Они ведь снова, как в самом начале, трахались как кролики. И сам факт того, что приходилось теперь скрываться от малолетней дочери, возбуждал, как бы кощунственно это ни выглядело. Правда, своими соображениями Лешка предпочитал ни с кем не делиться, даже с Сержем. Ведь тот непременно поднял бы его на смех. Хотя, с другой стороны, у каждого ведь свой фетиш, так?

И тут, когда Лешка уже собирался спустить девочку на пол и заняться приготовлением ужина для них обоих, Люську неожиданно прорвало. Просто Сережа все равно вел себя с ней более сдержано. То ли еще просто не привык, что у него теперь есть дочь, то ли сам по себе был человеком хоть и мягкого нрава, но недостаточно контактным, хотя, скорей всего, ему просто было нужно чуть больше времени. А Лешка легко шел на контакт. Он даже на руки её взял. И это показалось ей таким правильным. Как в кино, которое они когда-то смотрели с Настькой, где папа плачущую дочку непременно на колени сажал и утешал. И она заплакала, не специально, само вырвалось, поднялось откуда-то изнутри и выплеснулось слезами. Она вцепилась в Лешкину рубашку, с силой до треска ткани, и начала говорить, быстро-быстро, сбиваясь, судорожно глотая всхлипы. И Лешка, прижимающий её к груди, просто не знал, как её остановить.

— Она пьяная приходила... всегда-всегда-всегда... и кушать было нечего... только водка её... но её есть нельзя, только пить... а еще она, когда выпивала, била иногда, не очень сильно, не до крови... но мне так обидно было. За что? Я плохая? Или она просто не рада была, что я у нее родилась?

— Нет, ну что ты... — попытался переубедить её Лешка, но Люська его даже не услышала.

— А еще с ней всякие приходили... часто, почти всегда... Я сначала думала, что это папа, потом поняла, что они все разные. Большие и вонючие, от них водкой пахло, так же как и от нее. И я начала сбегать. К Жучке. У нее в будке хотя бы тепло, и не нужно смотреть, как она... как они...

— Ну, тише-тише... Что же ты так, а? Все ведь позади, — Лешку самого передергивало, когда он попытался себе представить, в каком аду жила эта девочка до детдома.

А Люська продолжала лепетать.

— Они доставали свои сосиски и тыкали в нее, тыкали... я поэтому и сбегала, не хотела, чтобы и в меня ткнули... я ненавижу сосиски, а нас в детдоме постоянно ими кормили, а я не могу... не могу это есть, потому что они такие же... такие же только... только...

— Все-все, — укачивая её на руках, бормотал Лешка, у него у самого руки непроизвольно в кулаки сжимались. Хотелось выйти во двор и кого-нибудь придушить. Да, за Люську придушить. А лучше её так называемую мать кастрировать, то есть выдрать там все, чтобы блядствовать больше неповадно было. Сука, какая же она сука, кто бы знал.

Люська все еще тихо всхлипывала, вжимаясь мордашкой ему в плечо, а он, тоже постепенно успокаиваясь, сам себе дал обещание. Что больше никогда. Никогда не обидит этого ребенка, не оскорбит Настьку, её детдомовскую подругу, потому что эти дети прошли через такое, что жутко представить. Теперь понятно, почему Сергей решил их пожалеть. Ведь у них с Лешкой всегда все было. Родители, которые, правда, пока так и не знали, в каких они с ним отношениях. Нормальная школы, хороший институт, друзья, работа, коллеги. У Люськи не было ничего. У Настьки, похоже, тоже. Но последняя, даже если и занимала деньги, всегда возвращала. И Сергей не раз говорил ему, что это стоит определенного уважения. А Лешка лишь посмеивался, считая, что девка просто в доверие втирается, чтобы потом при случае предать. Но нет. Он ошибался и только что это понял. А потом вдруг вспомнил, что кроме конфет принес сегодня домой еще кое-что.

Оставил Люську заваривать им обоим чай, а сам поспешил в прихожую. Вернулся с плюшевым медведем. Не очень большим — как раз уместился в шуршащем пакете — но мягким и пушистым, из, так называемого, мокрого меха. Люська поначалу не поверила, что это ей. А потом, стерев с мордашки слезы, кинулась обниматься. Она была счастлива. Потом они пили чай с конфетами, и Лешка добросовестно, как всамделишный отец слушал её рассказ о том, что Мария Викторовна, её учительница, говорит, что для своих лет, Люська очень даже хорошо читает. И что очень старается. И это хорошо. А еще девчушку очень интересовал вопрос, будут ли они наряжать елку к Новому Году. Лешка честно пообещал, что будут, несмотря на то, что раньше они с Сергеем таким никогда не заморачивались, у них даже игрушек елочных никаких не было. Но теперь, похоже, пришло время приобрести. А перед сном Люська, запинаясь, но очень стараясь, читала вслух сказку "Волшебник из страны Оз". И Лешка, лениво позевывая из кресла, добросовестно слушал и даже в нужных местах кивал. Было просто спокойно и по-домашнему тепло.

Сергей, заявившийся домой во втором часу ночи, застал его на кухне.

— Меня, что ли, ждешь? — спросил он, улыбнувшись.

— Кастрировать их всех надо, — огорошил его любовник.

— Кого? — изумился Сергей.

— Мать ее и всех хахалей. Суки, — с ненавистью прошипел Лешка и разжал стиснутые кулаки.

— Она тебе рассказала? — уточнил Сергей, с толикой ревности в голосе.

Лешка хмыкнул и взъерошил волосы на затылке.

— Рассказала. Расплакалась у меня тут, стоило только на руки её взять. Так что готовь бабки, — куда веселее объявил он.

— На что? — Заинтересовался Сергей.

— На елку, новогодние игрушки и подарок.

— И что мы будем дарить нашей дочери?

— Собаку. Хочу быть уверен, что когда она у нас дорастет до того, чтобы самостоятельно во дворе гулять, с ней был кто-нибудь серьезный.

— Я против.

— Собаки?

— Нет, собаку еще ладно, но ты ведь, небось, себе какого-нибудь волкодава рядом с ней представляешь!

— А почему нет? Отличная, между прочим, порода.

— Уж лучше болонку или пуделя. Она же девочка, а не пацан.

— Ну-ну.

5. Двое в парке не считая собаки

У нее в кошельке три отделения. Одно — для денег, само собой, второе — для всякой ерунды, вроде чеков за оплату мобильного телефона или счета в каком-нибудь кафе. И третье — для резинок, то есть презервативов. Они с Ванькой уже почти год встречаются, но этот легкомысленный придурок в последнее время подозрительно часто стал забывать о такой просто вещи, как предохранение. И Люська даже знает почему. Он позвал её замуж. Серьезно позвал. А она лишь рассмеялась и ответила, что еще не готова. Честно думала, что парень плюнет на все и уйдет к чертям собачьим, но тот нет, оказался упорным. И первую проверку прошел. Осталась вторая, самая главная. Собственно, для этого она и потащила его в парк гулять, прихватив с собой Бобса, любимого и ненаглядного добермана, которого ей когда-то подарили отцы на Новый Год.

Он старый уже. Почти двенадцать лет. Но все равно бойкий. Носится за палкой по лужайке. Счастливый, но по сторонам смотрит зорко. Собственно, потому ей его Лешка и выбрал. Сказал, что будет не только удобнее плюшевого мишки в кровати, но и охранник что надо. Помнится, они тогда с Сережей спорили до хрипоты. Но Лешка на своем настоял. Правда, и Люська помогла. Ткнула пальцем в щенка и сказала "Хочу!". Очень-очень сильно. И ни разу не пожалела. С такой собакой даже зимними вечерами было не страшно гулять. Правда, первые пару лет, когда кончился щеночный период, она его не могла удержать и гуляли они вместе с папами. То с одним, то с другим, а по выходным все вместе. Было здорово.

Сейчас, конечно, тоже неплохо. Но она выросла. Вот, парнем обзавелась, а тот, похоже, не только в постель её затащил, но и всерьез задумал уволочь в объятия Гименея. Хорош гусь! Но Люська не против. Ей просто интересно, готов ли тот принять, что у него на ближайшие годы основной головной болью будет не теща, как у других, а два тестя, просто обожающие свою доченьку? Если не готов, то все, отворот-поворот. Конечно, Ванька Люське очень нравился, она даже любила его. Хороший парень, с одного с ней потока, правда, с другой специальности, у нее вроде как модней. Но не в этом дело. В свои девятнадцать, почти забыв все злоключения, что происходили в ней в раннем детстве, она знала одно. Любовь — это любовь, как полюбил, так и разлюбишь, особенно если изначально нет того безумства, как в той любви, о которой в книгах пишут. А вот семья — это навсегда. Лешка и Сережа были её семьей, любили её. И она это точно знала. Поэтому, еще в седьмом классе сказала себе, что выйдет замуж только за того парня, который адекватно отреагирует на известие об ориентации её отцов. Вот только так.

— А знаешь, Леша ведь не просто его друг, — обронила она, разглядывая Бобса, у паркового пруда устроившего охоту на уток с берега.

— Чей? — в первый момент не понял Ванька, до этого рассказывающий ей, как непросто продвигается у него курсовик по электротехнике.

— Сережи.

Пауза была долгой. Люська ждала. Улыбалась вечернему солнцу и ждала. А чего расстраиваться? Даже если придется порвать с Лешкой, рядом с ней навсегда останутся два самых главных мужчины в её жизни — два отца.

— Да, я, как бы, уже понял.

— Понял? — Люська растерянно моргнула и повернулась к нему, завела за ухо кучерявую прядку, выбившуюся из прически. — Как?

— Ну, — Ванька замялся. — Я их видел.

— Как целовались, что ли?

— Не, — парень непроизвольно скривился, — как смотрели. Я к тебе как раз пришел, топал через двор, а тут они. Выходят из машины и так переглядываются... Ну, я бы на просто друга так никогда смотреть не стал.

— Понятно.

— Ты поэтому сказала "нет"?

— И поэтому тоже.

— Но я ведь не на них собираюсь жениться, а на тебе.

— И как тебе идея с двумя тестями?

— Переживу. И что ты скажешь?

— Ну, раз ты у меня такой толерантный, — она шагнула к нему и положила голову на плечо, — я соглашусь.

А Настька выскочила замуж сразу после третьего курса. Они едва успели с Сережей по её просьбе развестись. И сейчас живет в Америке. Муж её туда утащил. Недавно звонила, сказала, ждет их всех в гости. Сынишками своими похвастаться хочет, они у нее близнецы. Интересно, как она-то отнесется, что её подружка замуж собралась?