Ты мне не пара

— Илья Николаевич, я согласен. Чем скорее, тем для меня лучше.

— Вот и хорошо, — обрадовался Мельник. По-видимому, с добровольцами, согласными стать подопытными кроликами, у него не густо — кто же без особой нужды захочет рисковать своей психикой и разумом! А потом продолжил: — Затягивать с экспериментом не будем, приступим через два дня. Сейчас оформим с тобой бумаги, после предупредишь на работе и дома, что неделю тебя не будет — будешь наблюдаться в нашей клинике.

Эти два дня прошли в волнении — Мельник дал мне тоненькую ниточку надежды, которая бы помогла выбраться из омута отчаяния. Старался не строить заранее утешительных прогнозов и каких-то планов на будущее — может быть, у ученого со мной ничего путного не выйдет, если вообще не стану идиотом. Но все равно, посеянные им семена веры в лучшее прорастали в отчаявшейся душе, целительным бальзамом снимали ее страдания. Мне даже стало легче, хоть немножко почувствовал вкус жизни, позабытый за этот месяц. Мама заметила перемену во мне, стала расспрашивать — что со мной предпринял врач. Не стал скрывать, рассказал ей о принятом предложении, о прогнозируемом эффекте и возможном риске. Мама выслушала меня, не перебивая, а потом поддержала: — Сережа, делай, как считаешь нужным. Но чтобы ни случилось, я буду рядом и помогу всем, чем смогу. Верю, что у тебя наладится и ты найдешь свое счастье.

В институте меня принял в своем кабинете Мельник. Он заведует лабораторией клинической психологии и психотерапии, кандидат медицинских наук. Начал разговор со вступления, о предмете своих исследований:

— Сергей, тебе, как будущему врачу, будет полезным знать, чем мы с тобой будем заниматься. На четвертом курсе в своем институте пройдешь подробнее по предмету психиатрии, а сейчас постараюсь объяснить кратко, для сведения. Психическая материя как особый вид психической энергии пока еще слабо изучена, да и отношение у многих ученых скептическое. Считают теорию о ней едва ли не псевдонаукой, эзотеризмом. Хотя с ее помощью сделаны открытия, переворачивающие обычные представления о психике человека. Как раз одним из аспектов этой прорывной теории — влиянии пси-поля на эмоциональные и логические центры головного мозга, — я занимаюсь.

Дальше ученый с увлечением стал рассказывать о собственных открытиях и результатах своей работы. Старался слушать внимательно и понять, о чем же он ведет речь, но большая часть из сказанного осталась для меня китайской грамотой. Главное, на мой взгляд, я усвоил — за счет перестройки структуры особых центров мозга можно оперировать этой пресловутой материей, а через нее — и своими способностями и чувствами. Что мне и нужно. А остальную науку можно освоить со временем, она пригодится для лучшего применения на практике. Так и сказал Мельнику, когда он закончил свою речь и спросил, что я понял из нее. В этом выводе мы нашли согласие, ученый обмолвился, что поможет с изучением нужных мне сведений из его теории.

Прошли в его лабораторию, здесь застали молодого парня, возившегося с приборами. Мельник познакомил нас, назвал его Юрой, научным сотрудником. Он и будет в основном заниматься со мной, за собой руководитель оставил общий контроль и обработку данных эксперимента. Юра велел мне пройти в кабинку и лечь на кушетку. Как только устроился поудобнее на ней, тот принялся ставить на мою голову датчики, а после вышел и закрыл дверь. Вскоре небольшой светильник надо мной погас, я остался в полной темноте. Через минуту включилась иллюминация — перед глазами загорались и гасли разноцветные огоньки. Вначале медленно, а затем все чаще, пока не слились в сплошной поток проблесков. В какой-то момент я впал в прострацию — свет огоньков поглотил мое сознание, не мог пошевелиться, даже закрыть глаза. Потерял счет времени, даже примерно не представлял, как долго идет сеанс.

Когда же все это светопреставление закончилась, не сразу пришел в себя. В глазах все еще мелькали огоньки, а после постепенно вернулись какие-то чувства, мог уже думать о чем-то. Пришла слабость во всем теле, кружилась голова, но боли не было. Через минуту включили свет в кабинке, чуть позже появился Мельник, за ним увидел Юру. Оба смотрели на меня с понятным любопытством — как тут наш подопытный?

На вопрос завлаба: — Как себя чувствуешь, что беспокоит? — прислушался, но ничего необычного не обнаружил. Так и ответил: — Вроде все в порядке, только слабость.

После Юра подключил тестовые приборы, проверил мое состояние. Выдал заключение: — Данные в пределах нормы, только давление немного упало.

Мельник проговорил успокаивающе: — Все хорошо, Сергей, на сегодня все. Сейчас переведем тебя в палату, завтра проведем полное обследование твоих характеристик.

Вдвоем с Юрой переложили меня на каталку, дальше тот доставил в клинику. Она размещалась в этом же здании, только ниже этажом. В палате Юра помог перейти на свободную больничную кровать, предупредил, что зайдет проведать вечером и ушел. Кроме меня здесь еще находились двое пациентов пожилого возраста, они с нескрываемым любопытством следили за мной. Поздоровался с ними, они ответили, а затем тот, что лежал на кровати у окна, спросил: — Как тебя зовут, парень?

После моего ответа продолжил: — С чем ты сюда попал, Сергей?

Отделался неопределенным: — Душа болит.

На что тот заявил: — У нас также. Но ты нас не бойся, мы не психи!

Подыграл им: — А вы ночью меня душить не станете?

Оба засмеялись, второй после добавил: — Это в психушке надо бояться. Можешь называть меня дядей Борей, а его — ткнул пальцем в сторону напарника — дядей Васей.

Перед обедом пришел дежурный врач, осмотрел меня, дал назначение — общеукрепляющие таблетки. Дальше день прошел в обычном больничном режиме. Я уже встал — чувствовал себя вполне здоровым, только еще немного кружилась голова. Вечером в приемный час меня проведала мама, принесла куриного бульона и фруктов. На обеспокоенный вопрос о моем состоянии постарался унять ее тревогу, заверил, что со мной все нормально. Спал мертвым сном, без кошмаров, которые преследовали меня каждую ночь. Казалось, только заснул, а уже пора вставать — наступило время завтрака и утреннего обхода. Позже за мной пришел Юра, с волнением и интересом — что же со мной случилось, какой результат эксперимента, — проследовал за ним в лабораторию.

Колдовали со мной долго — несколько часов. Провели кучу замеров, провели разные тесты — на логику, память, внимательность. Проверили реакцию на раздражители — разряд импульсом тока, слуховые и зрительные сигналы, давали нагрузки — поднимал тяжести, крутил педали на велотренажере. К концу обследования устал, не столько физически, сколько эмоционально — до опустошения всех чувств. Мне дали время отдохнуть — Мельник с Юрой занялись обработкой полученных данных. Приговор же их оказался не столь оптимистичным, как рассчитывали. Илья Николаевич выразился осторожно:

— Сергей, эксперимент прошел в целом удовлетворительно, без осложнений. Мы еще понаблюдаем за тобой в течении недели, будешь каждый день проходить тесты. А пока скажу, что по сегодняшним данным заметных сдвигов в психических и интеллектуальных характеристиках не нашли. Возможно, что пока идет адаптация к проведенной перестройке центров, реакция последует позже. Так что подождем, все мы надеемся на лучший исход.

Всю неделю меня нагружали новыми заданиями, ученые ломали голову над разнообразными опытами. Я послушно выполнял все их указания, терпеливо отвечал на казалось бы абсурдные вопросы вроде такого: что тяжелее — килограмм ваты или килограмм железа? Приходилось изображать заданную фигуру или образ, кричать дурным голосом: — Я великий и всемогущий! Я олух царя небесного! Нес белиберду, а мои мучители все регистрировали, заставляли повторять раз за разом, изощрялись в новых издевательствах надо мной и моими чувствами. Но всему приходит конец, экспериментаторы удовлетворились в своих опытах. Их вывод стал более обнадеживающим, чем в первый день — есть некоторые подвижки, началась стимуляция важных центров.

Глава 2

Перед выпиской из клиники Мельник посоветовал мне заняться аутотренингом, развивать психологическими упражнениями зарождающиеся способности. Подсказал, как входить в нужное состояние, подобное трансу, внушать себе какие-то установки; что делать, если проявятся осложнения или необычные симптомы. Порекомендовал еще учебники по психологии и психотерапии, дал брошюрку со своей статьей о пси-энергии и поле. Расстались мы, можно сказать, дружелюбно, довольные друг другом. За минувшую неделю я как-то успокоился, душа немного оттаяла от постоянного напряжения, даже сердце ныло намного меньше. Надеялся, что улучшение не временное, смогу своими упражнениями и внушениями справляться с собой уже сам.

Уже дома каждый вечер отводил по часу на психологические упражнения — Мельник советовал именно столько времени, предостерег от слишком долгих занятий. Сначала учился полностью расслабляться, чувствовать идущее изнутри тепло, биение сердца, дыхание. Первая проба не удалась. Даже не мог в достаточной степени снять зажатость тела — настолько сказалось внутреннее напряжение. В следующий вечер вновь неудача, так продолжалось почти неделю. Невольно возникли панические мысли — все напрасно, ничего у меня не получится! А потом, когда я, не особо надеясь, повторил очередную попытку, произошел прорыв — почувствовал свое тело, идущее от него тепло. От неожиданности сбился с настроя — возникшее ощущение пропало. Уже более спокойно — коль раз получилось, то должно снова, — продолжил поиск нужного состояния. И нашел — на грани полного отрешения.

После первого успеха перешел к следующему заданию — самовнушению. Учился вызывать чувство покоя или сосредоточенности, управлять своими эмоциями. Каждый шаг давался с трудом, после многих проб. Медленное продвижение по сути в рядовых задачах вызвало беспокойство — первая эйфория прошла, надежда, что дальше пойдет быстрее, не сбылась. Взял себя в руки, заставил продолжать работать над собой. Пусть и уйдет больше времени и усилий, но сдаваться нельзя — такую установку дал себе. Результаты постоянных занятий — не пропускал ни одного вечера, как бы не был занят другими делами, — постепенно стали сказываться. Все реальнее и ближе становилась основная цель всех моих трудов — найти душевный покой, унять боль от потери любимой. Забыть ее не мог, как и предполагал, но мысли о ней, воспоминания о наших встречах уже не вызывали таких мук, как прежде.

Пока еще смутно, только едва заметными наметками, стали проявляться изменения в моем интеллекте и психике, о которых говорил ученый. Не скажу, что я вдруг поумнел или встал каким-то чудодеем с сверхъестественными способностями. Немного улучшилась память, легче давалось усвоение трудного материала — днем, в свободное время, я читал предложенные Мельником книги и статьи. Но не настолько, чтобы делать далеко идущие выводы. Иногда чувствовал эмоциональный фон от окружающих — радость или гнев, симпатию или неприязнь. Но происходило это спонтанно, само по себе. Когда же целенаправленно пытался прислушаться к их чувствам, ничего подобного не замечал. Возможно, что я ошибся — судил о поведении людей через свое восприятие, а оно трансформировало как их эмоции.

Время шло своим чередом. Незаметно минуло лето, а с ним и каникулы, у меня начались занятия на третьем курсе. Не без удовольствия встретился со своими одногруппниками. С большинством из них у меня сложились приятельские отношения еще с первого курса. Особо близко сдружился с Ваней Ковалевым, серьезным и отзывчивым парнем, старше меня на три года. Он поступал в институт после службы в армии, до вступительных экзаменов проходил подготовительные курсы. Я тоже занимался на них — вечером, после школьных уроков. Тогда мы и познакомились, а потом и сблизились, приглянулись друг к другу. Ване учеба давалось тяжелее, чем тем, кто поступил после школы. Но он старался не отставать от других, выдержал самый трудный первый курс — не бросил институт, как другие двое ребят из отслуживших. Я помогал ему, нередко занимался с ним — разбирал сложные темы, мы вместе выполняли контрольные и лабораторные работы, готовились к зачетам и экзаменам.

Вот и сейчас, крепко пожали друг другу руки при встрече, а потом стали рассказывать о произошедшем на каникулах. Мне особо и нечего было поведать — все лето провел в городе, работал в больнице. Ваня же объездил пол-страны — отец устроил его экспедитором в транспортную компанию, как и в прошлогоднее лето. Рассказал истории — как собственные, так и от бывалых напарников, о курьезными случаях, разборках на дороге, необычных происшествиях. Поделился впечатлением об интересных местах, где ему довелось побывать. А потом спросил:

— Как ты, Серега, разобрался со своей проблемой? Вроде с виду выглядишь лучше, чем раньше.

Ваня знал о моем разрыве с Кирой, пытался как-то отвлечь от охватившей меня тоски. После помогал справиться с учебными и другими делами, почти водил за руку, а я шел за ним как сомнамбула, погруженный в свои беды. Сейчас смотрел беспокойно в мои глаза, наверное, искал в них прежние отчаяние и боль.

— Знаешь, Ваня, я обратился к психотерапевту, Мельнику. Слышал о нем? — задал свой вопрос другу. Тот призадумался, а потом ответил: — Нет, не помню.

— Хороший врач, заведует лабораторией в институте психологии и психотерапии, — пояснил я. После продолжил: — Он сейчас работает над новой теорией о пси-поле, предложил мне пройти эксперимент на головном мозге с перестройкой эмоциональных и интеллектуальных центров. Я согласился, хотя был риск побочных, возможно даже — опасных, последствий. Но мне в том состоянии терять стало нечего, так что пошел на этот эксперимент. Прошел уже месяц после него, вроде все обошлось. Каждый день занимаюсь по предложенной Мельником методике, результаты неплохие — да ты сам заметил.

Наверное, произошедшая со мной перемена стала заметна не только Ване. Сокурсники смотрели на меня с любопытством, подходили, спрашивали о разном, но не касались моих чувств. Девчата, а их в моей группе большинство, перешептывались между о чем-то, бросая исподволь на меня взгляды. Похоже, что обсуждали мою драму с отвергнутой любовью — о ней им стало известно неизвестно откуда, хотя я ни словом не обмолвился с кем-то, кроме Вани. В нем же был уверен полностью — он умел держать доверенные ему тайны. Думаю, сами насочиняли романтичную историю, когда видели меня в том подавленном состоянии.

Особенно пристально смотрела Наташа Вавилова, ее не скрываемый интерес привлек мое внимание. Еще на первом курсе у меня с ней завязались некие отношения, которые я посчитал обычной интрижкой. Они длились недолго, прервал их, когда потеряли для меня привлекательность. Наташа же еще какое-то время пыталась продолжить связь, отвадил ее без обиняков — между нами все кончено. Казалось, она смирилась с моей отповедью, не приставала больше со своими нежностями. А теперь неизвестно от чего у нее вновь пробудился интерес. Но ни она, ни кто-либо другой мне не нужны, мое сердце, пусть и разбитое, заполнено только Кирой. При мысли о ней вернулась боль, привычным уже внушением унял ее до терпимого уровня.