Истинный маг

Оставьте дорогу мертвых, идите тропой живых...

Для тех, кто идет сквозь пламя, сквозь бури, туман и лед -

Не станет стена из камня преградой в края щедрот.

Не станет стена из камня помехой — наоборот,

Для тех, кто идет сквозь пламя, не надо иных ворот.

Вам, верящим в силу дара, вам, знающим правду лжи -

Ваш мир называли старым, молчаньем копя гроши.

Ваш мир называли старым не властные разрешить

Вам, верящим в силу дара, по-старому в мире жить.

Оставьте дорогу мертвых, ушедшего не вернуть -

И пусть поминают черта избравшие дальний путь,

И пусть поминают черта сменившие лик и суть:

Оставьте дорогу мертвых — и сможете отдохнуть...

Что-что, а отдыхать Кречету особенно не приходилось. Да он и не

хотел — отдыхать, полагая бездействие уделом мертвых, причем та-

ких мертвых, которым уже точно нет дел до мира живых. Стать мерт-

вецом мудрый друид был в принципе согласен, переть против колеса

жизни ничуть не полезнее, чем мочиться против зимнего урагана (и

конечный результат у этих действий, по большому счету, не слишком

различается). Рано или поздно, умирать придется всем.

Многие полагают, что время, место и способ перехода от жизни к

смерти имеют большое значение, что достойная смерть способна чуть

ли не искупить недостойную жизнь... многие полагают так и стремя-

тся своей смертью подвести итоги, причем кое у кого это даже по-

лучается. К сожалению или к счастью, братство друидов знало о та-

ких вещах немного больше этих самых "многих"; в частности, знало

о неспособности преодолевших стену из старых камней и попавших на

Серые Равнины вести подсчеты и проверять какие-либо цифры. Поэто-

му "искупление", "итоги" и прочие действия, связанные с несложной

для посвященных символикой цифр и вычислений, важны только и иск-

лючительно для живых.

Посему Кречета не огорчила бестолковость нынешней смерти.

Разумеется, обличье котенка на нем не удержалось, тем более что

тот был слишком мал и не проходил, как взрослые кошки, дарующего

восемь дополнительных жизней пути Beatt-ochta. Кречет шел в обыч-

ном для себя воплощении пожилого, но покуда еще крепкого странни-

ка. Традиционную празднично-белую накидку, в какой уходили в край

мертвых друиды, он накинуть не удосужился — при жизни Кречет тоже

предпочитал не носить эту яркую тряпку и редко появлялся на пыш-

ных празднествах, где друид без подобной ритуальной одежды выгля-

дел куда более странно, чем безоружный боец в сердце битвы. Для

друида, облаченного по всей форме, вероятно, в стене отворилась

бы специальная калитка, увитая плющом и отмеченная комками омелы,

но Кречет в калитках не нуждался и просто перелез на ту сторону:

нетесаные камни были сложены далеко не по отвесу, а до верхнего

края стены рослый человек мог дотянуться без большого труда. Эта

стена никого не сторожила на Серых Равнинах и никому не препятст-

вовала проникнуть туда, она служила просто символом. Впрочем, как

и калитка, и омела, и плющ.

Приблизительно в тринадцатый раз за свою жизнь он посмотрел на

неровные пустоши цвета остывшего пепла, не торопясь спустился со

стены и пошел туда, куда представлялось правильным. Серые Равнины

не знают верных и неверных направлений, каждый движется туда, ку-

да считает нужным (а те, кто предпочитает покой, рассыпаются пра-

хом и становятся частью этих земель в самом прямом смысле). Около

одной из местных луж, наполненных пылью вместо воды, Кречет при-

метил чью-то искрящуюся свечу и решил взять с собой, вместо факе-

ла, который здесь бесполезен. ЗАЧЕМ оставляют в краю мертвых та-

кие свечи, он знал; если хозяин свечи до сих пор жив — вреда ему

не будет, а если умер до срока — свеча все равно никому не нужна.

НАСТОЯЩЕЕ

Морская пена окрасила ее волосы сединой, морская вода провела

по гладкой коже несколько морщин. Ничего удивительного, это живым

море возвращает юность и здоровье — мертвые, наоборот, упомянутые

юность и здоровье в море мгновенно утрачивают. Потому полумертвое

племя фоморов некогда рвалось на сушу... а не прорвавшись, стало

мертвым окончательно.

К вечной юности Моргьен не очень стремилась. Такой дар из всех

живущих имеют лишь Эльдар, и ведающие о строгих законах равнове-

сия даже думать не хотят о том, чем Рожденные-под-Звездами расп-

лачиваются за свое нестарение. А точно знающие эту цену и подавно

не желают вечной молодости, если способны видеть хоть на волосок

дальше собственного носа. Нос у Морры был по меркам гэлов и ллог-

ров довольно длинный, но и слабым зрением она не страдала.

Потеря молодости ее не заботила — нельзя потерять то, чего бо-

лее не имеешь. Моргьен свою молодость честно прожила, в час гибе-

ли от рук Ниала О'Доннела ей было около ста двадцати. Так что по-

чувствовать себя живой — этого хватало. А здоровье... здоровье

можно приобрести. У магов, лишенных звездных даров Эльдар, с дав-

них пор налажено изготовление целительных снадобий, которые отог-

нать смерть и старость, конечно, не могут, зато способны скрасить

их ожидание. Это и дает волшебникам возможность жить много дольше

простых смертных. Без Воли и Дара эти снадобья жизнь не продлят,

более того, не имеющего достаточно могучего Дара или утратившего

веру и желание жить волшебное лекарство вмиг отправит в могилу, -

однако, не скрытые снадобьями Воля и Дар, примененные для продле-

ния жизни мага, эту жизнь укорачивают. Не сами по себе, нет — от

ошибок убережет опыт, какой приобретает всякий маг, доживший до

старости. Жизнь волшебника, который пренебрег лекарством, укора-

чивают рвущееся ввысь черное пламя Дара, обвивающее хрустальный

стержень его Воли — и Ловчие, стремящиеся к этому маяку. Истреби-

тели Нечисти, как иногда (незаслуженно) зовут их; борцы со злом,

как иногда (так же незаслуженно) зовут они себя сами; ниспровер-

гатели тьмы — а вот этот последний титул, забытый много лет на-

зад, правдив от и до.

Так было не всегда.

Но с той поры, как Фион Могучерукий расколошматил черную луну и

лишил землю защитного панциря, дело обстоит именно так. Это, а не

упавшие в море обломки, погубило фоморов: старикам не хватило за-

пасов лекарства, ингридиентов для которого не найти в море (да и

на суше трудновато), а молодых, отправившихся в поход на поиски

нужных трав и камней, перехватили на равнинах Лангра древние вра-

ги, кланы Детей Дану — Де Даннан.

"Пусть бушует прибой — под свинцовой волной все навеки и прочно

забыто..."

Под волной — забыто, кивнула Королева Моря, однако кое-кто еще

помнит правду. И не только среди спящих вечным сном под курганом

на границе Лангра и Оверни, на левом берегу Гаронны.

Другой вопрос, что правда эта не нужна ни мертвым, ни живым...

Эта мысль заставила Моргьен остановиться в нескольких шагах от

входа в свой прежний дворец. Коль скоро ни мертвым, ни живым ни к

чему эта правда — нужна ли мертвецам-фоморам живая владычица, чья

власть зиждется именно на знании этой правды?..

Ответ был очевиден.

Повернувшись спиной к несостоявшемуся будущему, Морра двинулась

к стертой коралловой лестнице, ведущей на поверхность. Мимо про-

бежал, не заметив едва бредущую волшебницу, великий герой Ниал;

подмышкой он держал свою подружку, Ивин, освобожденную из плена у

злобной Королевы Моря, каковая королева уже испускала последний

дух. Догонять великого героя или окликать его Моргьен, разумеет-

ся, не стала.

СКАЗАНИЕ ШЕСТОЕ. ВПОСЛЕДСТВИИ

Похороны знаменитого по всей Галлии барда Талиесина собрали не

так уж много народу. Сказать по правде, совсем немного. Простой

бродячий менестрель, что зашел в на незнакомый хутор и ночью мир-

но скончался от сердечного приступа, и то мог бы похвастать более

пышным похоронным кортежем.

Была ли причина в том, что некоторые песенки Талиесина достав-

ляли удовольствие лишь ему самому, но не слушателям, что жаждали

веселья и развлечения, а получали издевательски рифмованную лек-

цию о сущности бытия? Или в том, что бард в грош не ставил богат-

ство, звание, положение и прочие общественные заслуги тех, с кем

встречался? А возможно, злую шутку с Талиесином сыграла Сборщица

Душ, "расплатившись" за многочисленные шуточки, которые бард при

жизни отпускал в ее адрес?

Во всяком случае, у погребального костра находились только чет-

веро, и только двое из них ни от кого не скрывались. Нашедший те-

ло парнишка, по обычаю прибравший себе ценности покойного и по

обычаю же снарядивший его в последний путь, и отец парнишки, про-

следивший, чтобы все было сделано как надо. Провести обряд сам он

не мог: преждевременная старость так скрючила Ниала О'Доннела по

прозвищу Длиннорукий, что передвигался бывший великий герой лишь

с помощью клюки и замысловатой ругани.

Когда костер прогорел, две тени скользнули между мгновениями и

заставили двух О'Доннелов замереть на месте. Временно, превращать

их в каменные изваяния навечно не было нужды.

— Прощай, бард. — Голос принадлежал старику, проводившему в мир

иной многих своих знакомых и расстающегося еще с одним из них. -

Да обретешь ты в пути запасные струны для лиры — а все прочее сам

добудешь песнями.

— Прощай, Талиесин. — Пожилая и уставшая женщина говорила так,

как говорят с былым другом, верным недругом и добрым соперником,

когда соперничество, вражда и дружба уже не имеют значения. — Да

не будет тебе в пути иной удачи, кроме удачи твоей музыки и слов,

да не заплатишь ты иным даром, кроме дара быть самим собой.

— Не очень лестное пожелание, Королева, но я принимаю его, — с

насмешкой заявил призрак барда, тонким дымом поднимаясь с оранже-

во-серого ложа из горячих углей. — Встретимся на пиру у Серебря-

ной Руки, Морра.

— Сомневаюсь, — заметила тень старика.

Та, которую призрак назвал Моррой, шагнула сквозь огонь и от-

бросила капюшон, скрывающий лицо старика.

Но под капюшоном темного плаща не было ни лица, ни головы.

В следующее мгновение плащ с шорохом осел наземь и обратился в

лохмотья столетней давности.

БЫВШЕЕ

Девочка очень любила слушать сказки. И еще больше любила сочи-

нять их, дополнять новыми деталями, в каждой сцене воображая себя

главной героиней. А как же иначе? Для этого сказки и существуют,

давая детям возможность ощутить себя на месте великих героев, ма-

гов, риксов, бардов и прочих выдающихся особ, не сталкиваясь при

этом с риском, предательством и разочарованием, неизменными спут-

никами указанных особ.

Девочка Морра так и не поняла, в какой именно момент черта меж-

ду сказкой и былью растворилась, смытая волнами Узкого моря. Ка-

залось бы, только что нянюшка Маэв рассказывала байку о знамени-

том волшебнике по прозванию Кречет, о его детстве и юности, — и

вот этот самый Кречет вытаскивает промокшую до ресниц шмакодявку

из жадных щупалец прибоя, отмахиваясь от ревущих волн и грозя по-

сохом морской пене. Люди потом говорили, что буря налетела с за-

пада, опустошила округу, погубила почти две сотни человек и оста-

вила без крова тысячу с лишним, — десятилетняя Моргьен ЗНАЛА, за

кем пришла эта буря. Пришла и не получила, потому что Кречет при-

шел за бурей и вырвал у нее добычу. Насколько добыча была закон-

ной, сам волшебник, предпочитавший зваться друидом, не рассказы-

вал, а Морра боялась спросить.

Правда, обо многом другом девочка спрашивать не затруднялась. И

на некоторые вопросы Кречет отвечал сразу, на другие обещал отве-

тить через некоторое время (и выполнял обещание), третьи оставлял

без ответа (мол, сама поймешь, когда вырастешь), а четвертые ак-

куратно собирал, складывал в кипу и прижимал неровным куском неф-

рита, чтобы ответить сразу на несколько. Случайную свою воспитан-

ницу он обучал вещам не совсем обычным, но и не так, как у магов

и друидов заведено наставлять своих учеников-наследников. Моргьен

далеко не сразу поняла, кто она (точнее, ЧТО она такое, на какие

вещи способна), но как только это до нее дошло — пятнадцатилетняя

девушка дала деру, словно за ней гнался сам Рогатый-Кернуннос во

главе Дикой Охоты. Убежать ей удалось на удивление далеко, через

Ллогрис, Гитин и Овернь до самого Лазурного берега, отвоеванного

у гэлов Империей лет за пять до того. На границе Империи Моргьен

и остановилась. Остановилась, почуяв впереди опасность куда более

серьезную, чем та участь, которую, по ее мнению, готовил для вос-

питанницы Кречет. Тем самым Морра сохранила себе жизнь и свободу,

обойдя стороной бешеный отряд Ловчих, что блуждал по землям Сре-

диземноморской Империи со времен кончины Архимеда, величайшего из

Arithmancii.

С Кречетом она свиделась только через два года, уже продвинув-

шись достаточно далеко по тропам Посвященных, чтобы не испугаться

встречи. Но пугаться было нечего: друид просто поинтересовался,

как жизнь и не нужно ли чего, рассказал последнюю байку о Черном

Властелине из Загорья, посмеялся вместе с Моррой над хроническим

невезением очередного кандидата в великие маги — а затем, не про-

щаясь, пошел своей дорогой.

Он всегда, с некоторой обидой думала молодая колдунья, поступа-

ет так, как хочет, не считаясь ни с кем и ни с чем. Обижаться на

это было, пожалуй, бессмысленно, однако охарактеризовала прежнего

наставника Морра абсолютно верно.

Много позднее она поняла, что как раз эта свобода в действиях и

делала Кречета столь грозным в своей непредсказуемости противни-

ком. Пожалуй, даже слишком поздно...

СКАЗАНИЕ СЕДЬМОЕ. КОГДА-НИБУДЬ

Старый маг, прозывавшийся Кречетом, сидел на берегу пруда и ло-

вил рыбу. Самую обычную рыбу, самой обычной удочкой, на самых что

ни на есть обычных червей.

Пруд был весьма обширным, но озером его люди знающие не называ-

ли. Озера обязаны своим возникновением природе, тогда как пруд -

почти всегда рукотворен, ибо где-то создана заПРУДа, что препят-

ствует обычному течению рек или ручьев, те разливаются и образуют

водоем. Запруда, конечно, не дамба или плотина, однако обыкновен-

но нуждается в присмотре, без него — вскоре объявится течь и ру-

котворный водоем исчезнет или сильно обмелеет, оставив заболочен-

ную низину.

Но этот пруд, будучи рукотворным, несколько столетий (или даже

тысячелетий) прекрасно существовал сам по себе. Ну, почти сам по

себе — запруду поддерживали в порядке те, кто ничего о ней не ве-

дал и ведать не желал. Обитатели крошечного замка-храма на остро-