Золотая саламандра. Общий файл.

— А что теперь будем делать? Когда же мы все-таки его лечить начнем? — не унималась разошедшаяся не на шутку Габриэлль. — Посмотрите, какой он бледный и дышит еле-еле. Бедненький!

Молодой человек действительно не производил впечатление здорового. Лицо его все еще было белым, под глазами залегли черные тени, а лоб покрывала испарина. Мы в волнении склонились над ним.

— А, знаю, ему нужен свежий воздух! — воскликнула вдруг Эфир, после некоторого раздумья вылезая из шкафа. Она подошла к кровати и слегка подула на нашего пациента. Веселый ветерок растрепал ему волосы, потрепал по щекам и унесся в окно. Мужчина глубоко вздохнул и слегка пошевелился. Было видно, что ему действительно стало немного легче. Во всяком случае, щеки приобрели нормальный цвет, и дыхание выровнялось.

— Вот видите! — торжествующе воскликнула ореада, — Я же говорила, что нужно сделать искусственное дыхание! — и она опять плюхнулась на кровать рядом с хозяином дома.

Услышав опять упоминание о предлагаемом способе лечения, мы переглянулись и попытались сделать серьезные лица, но все-таки не удержались и наши нервные смешки постепенно переросли в громкий неприличный гогот. Наконец сжалившись над ничего не понимающей подругой и немного успокоившись, сильфида наклонилась к ней, и что-то прошептала на ухо.

Габриэлль от этого известия сначала покраснела, потом резко побледнела и вдруг зарыдала в голос, — Какая же я дура-а-а! Я ведь этот способ лечения предлагала своему преподавателю-ю-ю, когда он в пещерах ногу подверн-у-у-ул и головой так сильно ударился, что даже сознание на некоторое время потеря-я-ял! А когда пришел в себя был такой бледный и все время стонал, вот я тот случай с братом и вспомнила. Ну и решила помочь. Он на меня тогда так странно смотре-е-ел и руками отмахивался-я-я! А потом, когда подмога пришла, они со своим другом так громко в лазарете смея-я-ялись! Это они надо мно-о-ой! Как я теперь им в глаза смотреть буду-у-у?!

Нет, так нельзя! Только мы успокоились, как она добавила этих милых подробностей! Смеялись мы долго, но, увидев искренние слезы Габриэлль, все-таки сжалились и постарались взять себя в руки. Как могли мы успокоили свою незадачливую подругу, объяснив, что с того случая прошло слишком много времени и все произошедшее уже давно забыто.

Все случившееся за последнее время разбудило в нас зверский аппетит. Поэтому мы дружно уселись вокруг столика с едой и приступили к разработке дальнейшего плана действий. Пока мы планировали, еда незаметно исчезла с тарелок, и нам очень сильно захотелось пить.

— Это я пить не буду! — показывая на графин, категорически отказалась Аквамарин, — Я его уже попробовала недавно. Оно горькое, щиплется и ударяет в голову. По-моему, это какое-то вино, только гораздо крепче.

Мы тут же заинтересованно сунули любопытные носы в графин с отвергнутым напитком. Дело в том, что поскольку мы все несовершеннолетние, то пить алкоголь нам категорически запрещено. За этим следят настолько строго, что смогли пробовать вино мы всего один раз, да и то украдкой на дне рождения старшего брата Эфир. Причем оно было очень сильно разбавлено. Вот поэтому три пары глаз хищно уставились на вожделенный графин, а три пары рук одновременно потянулись к запретному напитку. Какое-то время мы, сосредоточенно пыхтя, тянули графин каждый в свою сторону. Наконец до нас дошло, что хотим мы все одного и того же, и одновременно отпустили хрупкую тару из рук, уступая ее друг другу. Графин упал и покатился по ковру, щедро орошая его своим содержимым.

— Ну вот! Разлили! — разочарованно констатировала Габриэлль, поднимая его и заглядывая внутрь. Графин был пуст, а в воздухе резко запахло пролитой коричневой жидкостью. Мы одновременно сморщили носы, запах был еще тот!

— Не беда, — утешила нас Эфир, — Вон в том шкафчике полно самых разных графинчиков, я думаю их содержимое можно пить.

Мы хором взвизгнули от избытка чувств и радостной стайкой бросились к шкафу, стоящему в углу комнаты, одновременно добежали до него и распахнули резную дверку. Ого, сколько тут всего! Мы в восемь рук кинулись вынимать прозрачные емкости с разноцветными напитками.

— Ой, — обрадовалась Аквамарин, — Смотрите, тут под цвет моих глаз вино есть — зелененькое! А на дне бутылки какая-то травка плавает! — она быстро откупорила бутылку и подозрительно принюхалась к содержимому, — Как приятно пахнет! — поделилась ундина своей радостью с нами.

— Тащите бутылки на стол! — распорядилась Габриэлль, — Сейчас мы все попробуем!

— А ты уверена, что пробовать нужно все? — в сомнении окинув испуганным взглядом, огромное количество выставленных на стол бутылок, спросила Эфир.

— Конечно! — убежденно закивала та, — Такой шанс в кои-то веки выпал, будет что рассказать, когда вернемся домой!

Мы откупорили все бутылки, привлекшие наше внимание, и разлили разноцветные жидкости по бокалам. Затем, подбадривая друг друга шутками и подначиваниями, с опаской пригубили запретные напитки. После того как наши бокалы опустели, Габриэлль налила в них вина из других бутылок. Так мы дегустировали разнообразные жидкости, пока не перепробовали все. То, что нам понравилось, мы оставили на столе, а то, что вызвало активное неприятие, убрали под стол, и пирушка продолжилась.

— Эх, девчонки! — спустя какое-то время пьяно улыбаясь, закричала Габриэлль, — Хорошо сидим! А давайте чего-нибудь колданем!

— А давайте! — поддержали ее мы. Но, поскольку языки у нас отчего-то заплетались, а пальцы не хотели слушаться, то задуманное колдовство никак не получалось. Мы пробовали и так и этак, но волшебство отказывалось подчиняться нам.

— Ну и боги с ним, с колдовством этим! — махнула рукой на наши бесплодные попытки ореада, — Давайте я лучше вам спою! — и она прикрыла глаза, готовясь выдать нам нечто!

— Нет! — дружно закричали мы, но Габриэлль нас уже не слышала. Она с шумом вдохнула побольше воздуха и самозабвенно затянула песню о несчастной любви бедного юноши к сделанной им своими собственными руками из камня статуе девушки, которая все никак не хотела ожить и одарить его своей каменной любовью.

У Габриэлль не было слуха, голос отсутствовал тоже, но петь она любила. Когда у ореады наступало лирическое настроение, и глаза ее подергивались дымкой, близкие понимали — сейчас начнется! Они тут же лихорадочно начинали искать любой предлог, чтобы отвлечь юную певицу от этого жестокого для их ушей действа. Но если будущие жертвы ореады не успевали, то наслаждение пением ждало их по-полной! Поскольку мы отвлечь подругу не успели, то теперь вынуждены были внимать ее оригинальному исполнению этой милой в сущности песни. Мы закрыли глаза и приготовились к длительной пытке. Но очевидно количество выпитого алкоголя, каким-то образом притупило наш музыкальный слух, потому что звуки, издаваемые Габриэлль, на этот раз нас почему-то не пугали.

— А что, девочки! Может и хорошо, что эта статуя не ожила! — стала вдруг развивать идею песни Эфир, — Представьте только, что он плохой скульптор и бедной девушке потом пришлось бы всю жизнь хромой или кривой жить!

— Ты не права, — поддержала разговор я, — Если он ее полюбил, значит, статуя была красива!

— А может, это ему только казалось? — не сдавалась сильфида.

— О! Придумала! — оборвала свой вой Габриэлль. Она подняла вверх указательный палец и произнесла по слогам, — Пойдемте в ванну и оживим статуи, чего они там одни мучаются? Заодно проверим, кривые они или нет!

— Какие статуи? В какой ванной? — удивленно спросила Эфир.

— Точно, там есть статуи! — обрадовалась Аквамарин, — Я, когда пряталась, их видела. Идем оживлять!

Мы дружно встали и, пошатываясь, отправились в ванную комнату смотреть на предмет будущего оживления. По дороге ореада успела спеть нам еще одну песню, от которой у нас по всему телу забегали мурашки, а с улицы неожиданно раздался тоскливый вой каких-то животных.

— Вот! — удовлетворенно воскликнула Габриэлль, — Даже местные звери оценили мое пение и подпевают. А не спеть ли мне еще чего-нибудь?

— Подожди петь, — поспешно прервали мы ее. — Копи силы, нам они сейчас понадобятся!

Статуи, населяющие ванную комнату, нам не понравились. Во-первых, это были сплошь девушки. А во-вторых, они были с хвостами.

— Нет! — категорически отказалась ореада, — Это мы оживлять не будем! Это даже хуже чем быть кривой или хромой! Чего они с такими хвостами без ног делать будут?

— Предлагаю оживить, — заартачилась Аквамарин. — Оживим и спросим, для чего им хвост!

— Нет, не будем!

— Нет, будем!

Так они перепирались очень долго. Мы с Эфир устали их слушать и уселись на край ванны. По ее бортику были расставлены самые разные баночки и пузыречки.

— А я возьму и оживлю! — упрямо произнесла Габриэлль и, щелкнув пальцами начала читать заклинание, направляя его на одну из хвостатых статуй.

В этот момент мне позарез захотелось встать с края ванны, и я начала приподниматься, а поскольку стены и пол ходили ходуном, то меня очень сильно качало из стороны в сторону. В тот самый момент, когда с пальцев ореады соскользнуло уже готовое заклятье, я чтобы не упасть схватилась за ее руку, и магический поток ушел в сторону, попав на эти самые баночки и скляночки.

— Упс! — только и смогли проговорить мы, наблюдая как один из пузырьков, приподнявшись на тоненьких ножках, удивленно оглядывается по сторонам.

— Так, колдовство на сегодня отменяется, — подвела итог нашим начинаниям сильфида, — Вам не кажется, что пора отдохнуть?

Мы согласно закивали. Отдохнуть это здорово, вот только ноги отчего-то идти отказывались.

— Далеко мы отсюда не уйдем, наверное, сильно устали после телепорта, — предположила ундина, — Где отдыхать-то будем?

В тот момент расположиться рядом с молодым мужчиной, спящим на большой кровати, показалось нам самым разумным. Мы с горем пополам добрались до постели, помогая друг другу снять одежду и бросая ее куда попало по всей комнате, поскольку сил аккуратно сложить ее уже не было.

— Так, рядом с ним ляжет Зара, — распорядилась Эфир, — Все-таки он ей нравится, а с другого бока лягу я.

— Интересно, а почему это с другого бока ляжешь ты? — просто чтобы поспорить, возразила Аквамарин.

— Потому, что я самая близкая подруга Зары! — убила всех своей логикой наповал сильфида. Естественно, что спорить против таких аргументов никто не стал.

— Я вот тут подумала, — робко заметила я, — А что мы будем делать, если он проснется и увидит нас? Мало того, что в его кровати спят незнакомые девушки, так мы еще и не одеты? — махнула я в сторону валяющихся по всей комнате наших вещей.

— М-да-аа, — задумчиво протянула Эфир, — Проблема. О! Придумала! Сейчас наложим на нас заклятье невидимости. Только, чур, во вторую ипостась не обращаться! — она строго посмотрела на Аквамарин и меня.

— Это еще почему? — встала в позу ундина.

— Потому, что я не хочу спать в мокрой постели или тушить пожар, — отрезала сильфида. С этими доводами мы все согласились, устало повалились на кровать и дружно заснули.

* * *

Алекс.

Я проснулся как от толчка, не понимая, что меня разбудило. В спальне было темно, а в воздухе висел стойкий запах перегара. Кто-то навалился на меня с двух сторон и громко сопел в оба уха. Пошарив вокруг себя руками, я нащупал тела двух миниатюрных девушек, доверчиво прижавшихся ко мне. Вот черт! Почему я ничего не помню? Это что же, проводив мать, я откуда-то взял двух прелестниц, потом быстренько напился с ними до потери памяти и уснул? Хотя ощущения того, что я предавался веселью и сладостным утехам всю ночь, у меня не было. Да и похмелье тоже не ощущалось.

Я хорошо помнил, как отпустил слуг, они честно заслужили свой двухнедельный отпуск. Затем принял ванну, налил в бокал коньяку и с комфортом расположился у камина. А дальше? Что было дальше? Нет, не могу вспомнить! Я повернулся к одной из женщин, лежащих справа от меня и попытался ее разбудить, чтобы узнать подробности нашего знакомства. Черт! Моя рука неожиданно нащупала еще одно женское тело! Я подскочил на кровати и стал лихорадочно шарить по постели руками. Вот это да, рядом со мной в одной кровати лежало четыре женщины, причем все они были, мягко говоря, не совсем одеты! Таких провалов в памяти со мной не случалось уже очень давно. В последний раз я просыпался с незнакомой женщиной в чужой постели с диким похмельем и провалами в памяти, будучи студентом коллежа, когда мне было лет семнадцать.

Я озадаченно потер лоб, память о прошедшей ночи не возвращалась. Поэтому, решив сначала привести себя в порядок, выпить чашечку кофе, а уж потом разбудить таинственных незнакомок, я встал с кровати и, не включая света, побрел в ванную комнату. Там приняв контрастный душ, потянулся за пеной для бритья, и оторопело замер с протянутой вперед рукой. На краю ванны, подбоченившись и лихо сдвинув на бок колпачок, стоял пузырек с одеколоном, — Руки убери! — грозно сказал он мне.

— ...ть! — я как стоял, так и сел на дно ванны.

— В общем, так! — наступая на меня, продолжил вдруг ни с того ни с сего оживший одеколон. — Больше я не потерплю твоих поползновений! С этого момента я сам по себе, ты сам по себе! — он гордо отвернулся и стал неуверенно топтаться на краю ванны, опасаясь спрыгнуть вниз.

Все правильно, пол-то кафельный, а флакон стеклянный и подобная смелость дорого обойдется странному одеколону. Он еще какое-то время пытался слезть на пол, но поняв всю тщетность своих попыток, повернулся ко мне. На этот раз его колпачок уже не торчал так вызывающе, — Ну, ты это, прости ежели что не так. Признаю, был не прав — погорячился!

Я сидел на дне пустой ванны и тихо офигевал от всего, что со мной сегодня произошло. А может это сон? Пришедшее на ум такое простое объяснение сразу же все расставило на свои места. Точно! Это сон, немного странный, в чем-то сказочный, но сон. Придя к такому выводу, я сразу же смог мобилизоваться и уже с интересом участвовал в дальнейшем приключении, которое придумывал мой мозг.

— Ты вообще-то кто? — обратился я к одеколону.

— Олд Спайс! — гордо выпятил он свою стеклянную грудь. — Да ты вообще чего? Мы ж с тобой уже два месяца как знакомы? — удивился он.

— Да все как-то времени не было поболтать, — тут же нашелся я.

— А! Ну, давай поболтаем, — милостиво кивнул мне Олд Спайс. — Ты сам-то как, в целом?

— В сущности, неплохо, вот только провалы в памяти беспокоят, — вздохнул я.

— Вот и у меня та же проблема. Пришел в себя — стою здесь, на краю ванны! Кто я и кем был раньше — не помню, ужас! Хорошо вон мыло подсказало, оно оказывается у нас образованное.

Я медленно перевел взгляд на кусочек мыла в виде розового бегемотика, его купила мама перед самым своим отъездом. Бегемот робко вышел вперед и поклонился, — Приветствую!

— Взаимно! — моя крыша уже давно рулила где-то далеко. — Как поживаете?

— Да ничего, но нельзя ли мне попросить вас хозяин, не мылить меня больше? Видите ли, жизнь и так очень коротка, а тут еще вы ее каждый день укорачиваете, — укоризненно произнес бегемот-мыло.