— Говори и уходи, — опомнилась Василиса. Как бы там ни было, а к Ивану у нее были большие претензии. Ведь она верила ему, а он отказался ее спасать тогда, когда она так нуждалась в его помощи.

— Василиса, Нав был частью меня, ты все правильно поняла, — заговорил Иван. — Я многого не могу тебе сказать и объяснить, но он снова здесь, — парень приложил руку к сердцу. — Ты тогда сказала правильные слова, и я решил дать ему еще один шанс, — он грустно улыбнулся, став опять похожим на ангела с фрески, только волосы были не рыжие, а серые с серебряной прядью, да крыльев за спиной тоже не было видно.

— А он как, вроде как твое второе "я", или как-то еще? — пытливо спросила у него Лиса. — Я могу с ним поговорить?

Иван покачал головой.

— У меня нет ни вторых, ни третьих "я". У меня только одна душа. Нав был ее частью, теперь он — это часть меня, неотделимая ото всего остального. И я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты ее мне вернула.

— Я? — удивилась Лиса.

— Ты, — кивнул Иван. — Если бы не твои слова, я бы, наверное, так и не решился вернуть то, что было скрыто в Наве.

— Он мечтал увидеть небо и траву, — прошептала Василиса, вспомнив своего верного друга.

— Он их увидел, — улыбнулся Иван. — И спасибо тебе за это.

Лесной царевич посмотрел на оторопевшего Димку, на удивленного его словами Ваньку и на взволнованную Лису.

— Что ж, я сказал все, что хотел, желаю приятного вечера, — Иван, сделал шаг назад и словно растворился в лестной темноте.

Димка, оправившись от удивления, с раздражением бросил свою палку в костер.

— Этот тип мне не понравился, — заявил он.

— Почему? — спросил Ваня.

— Он какой-то... странный, — пояснил мальчик. — Как будто есть, а, вроде как и нет. Неживой он, вот. Как тот скелет. В нем чего-то не хватает. А объяснить не могу.

— А во мне хватает? — неожиданно поинтересовался Ваня. Димка посмотрел на него и широко улыбнулся.

— Конечно, хватает! В тебе всего даже чересчур много! Ну что, продолжаем рассказывать страшные истории? Ванька, твоя очередь, а то наша Лиса совсем нас покинула, вся в мечтах, мечтах... Небось о прекрасных Сашках... эээ... принцах на белом коне сейчас мечтает.

Василиса при упоминании о Сашках, вздрогнула, словно от пощечины, и сердито уставилась на Димку. Вредный брат ее постоянно подкалывал дружбой с одноклассником, но совсем непонятно почему. К тому же именно сейчас это было и вовсе лишнее, потому что ни о каких Сашках она не думала.

— Хорошо, — кивнул Ваня и, подобрав сухую веточку, бросил ее в костер. — Я вам расскажу сказку про людей, потерявших свою душу... — мальчик задумался.

Треснула, перегорев, толстая ветка. Рой огненных искорок взметнулся ввысь. Ваня проводил их взглядом и продолжил:

— У всех от рождения есть душа, но никто не знает, что это такое. Она просто есть. Когда мы смеемся — это радуется наша душа, когда мы плачем — это она грустит. Но когда нам бывает все равно, вот тогда душа начинает отмирать. По кусочку, по капельке. Ведь в Пустоте нет души, — Василиса вздрогнула, услышав такое знакомое и страшное слово "Пустота". — А равнодушие — это и есть Пустота. Тем не менее, есть такие люди, у кого Пустота полностью заменяет душу. Это случается не сразу. Сначала они просто ставят свои интересы прежде интересов всех остальных, потом, уступая своим желаниям, нарушают законы, принятые в обществе, сперва по мелочам, потом все больше и больше... Сначала им может быть стыдно. Потом — становится все равно. И вот с этого момента их душу начинает поглощать Пустота. Она пробирается все дальше и дальше. Обидел человека? — Подумаешь. Взял чужое? — Плевать. Намусорил в лесу? — Все само сгниет, а если и не сгниет, все равно без разницы — лес большой.

И душа разрушается, рассыпается на части, а в глазах поселяется равнодушие.

Таких людей очень легко узнать по глазам, в которых нет чувств, кроме самых простых, нет ума, нет жизни... И с каждым годом таких все больше и больше. Им нет конца, нет края. Иногда у них появляются дети, но как могут устоять маленькие души, перед Пустотой, владеющей их родителями? Пустота может породить только Пустоту. Мудрые люди говорят, будто когда-нибудь, и этот час все ближе и ближе, в мире не останется больше живых душ. И вот тогда наш мир перестанет существовать, ведь все здесь создано только для живых, но никак не для мертвых. Люди же без души мертвы...

— Ты говоришь, что таких все больше и больше, а вот я, например, ни одного такого не знаю, — нахохлился Димка. История, рассказанная Ванькой, оставила гнетущее ощущение, и при этом была немного похожа на нотацию.

— Дима, ты живешь в городе, — сурово ответил Ваня. — Скажи, кем работают твои родители?

— У папы своя фирма, которую они с братом создали, а мама тоже с ними работает. Они технику для нефтезаводов делают, — неуверенно сказал Димка.

— А в какую школу ты ходишь?

— В лицей, — ответил Димка, смутившись.

— А с кем ты после школы общаешься? У тебя есть друзья? — продолжил задавать вопросы Ваня.

— Василиса... Ты... И все...

— Вот видишь, ты живешь в маленьком, красивом, изолированном мире. Да, у тебя все хорошо и тебя окружают живые люди. Но это вовсе не значит, что это — все люди этого мира. Позже я покажу тебе тех, о ком я говорил. И ты увидишь... — Ваня раскраснелся, объясняя другу такие важные для него самого вещи. Василиса даже залюбовалась. Он был похож на кого-то... волшебного, нездешнего. Ванька был совсем другим, чем все, кого она знала. И его волновали, похоже, совсем другие вещи, от чего он казался ей старше своих лет.

— Но ведь мы все же есть, — сказала Василиса. — Есть ты, есть Димка, есть я. Наши папа и мама — они тоже живые. И мы живые. А, значит, когда мы вырастем, у нас будут живые дети и их дети тоже будут живыми. И поэтому, мне кажется, Пустота никогда не победит.

— Увы, — покачал головой Ваня. — Все так, да не совсем. Родители очень важны, я не спорю, но... Василиса, я знаю тех, кто так же как ты был живым и веселым, и у них были живые души. Но сейчас в их глазах плещется все та же Пустота. Разница лишь в том, что живые родители могут помочь детям выиграть этот бой, но ведь дети легко могут от нее отказаться и проиграть. Все возможно. Просто если у родителей в душе Пустота, то их детям намного труднее победить в этом сражении — потому что нет тех, кто может помочь.

— А я... А я... — Василиса хотела что-нибудь ему возразить, но ничего не могла придумать. В голову лезли всякие бредовые мысли, вроде того, что она-то своих детей воспитает правильно, а если они будут равнодушными, то придется взять ремень и... Короче, все эти выдумки были, скорее, из области фантастики.

Ваня мягко улыбнулся, понимая ее затруднение.

— Ну что, примемся за картошку, — подчеркнуто весело сказал он, раскидывая костер и вороша угли, в которые были зарыты душистые и вкусные клубни.

— Я сейчас, — Димка встал со своего бревнышка и направился в лес.

Ванька с Василисой понимающе переглянулись. Димка почти в одиночку выпил всю бутылку с газировкой, которую они взяли.

Воспользовавшись моментом, Лиса притянула к себе сумку. Ей показалось, что Ваня мерзнет, так что захваченный шарфик очень даже мог ему пригодиться. Девочка наощупь нашла мягкий сверток среди пустых пакетов и россыпи яблок.

— Ваня, — Василиса смущенно протянула мальчишке свой подарок. От волнения у нее задрожали руки — вдруг ему не понравится, вдруг он ее засмеет или Димке расскажет...

— Что это? — спросил Ваня.

— Это я... для тебя... ну... ты, может быть, замерз... сейчас прохладно... и... — Лиса готова была сквозь землю провалиться и успела трижды пожалеть о своей задумке. Девочка уже хотела бросить сверток в костер, когда Ваня протянул руку и взял подарок.

— Это мне? — спросил он.

Лиса покачала головой.

— Ты не подумай... Просто... — она чуть не расплакалась — вовсе не так она себе это представляла — ну, точно, сейчас рассмеется и скажет, что-нибудь обидное. Он же мальчишка, такой же, как и все остальные...

Ваня развернул, наконец, оберточную бумагу, расправив шарфик, провел над ним рукой, а потом с каким-то странным выражением на лице — одновременно с ужасом и надеждой — спросил:

— Ты его сама связала? Для меня?

— Дда... Нравится? — только и смогла сказать Лиса.

Мальчик побледнел. Это было видно даже при свете костра. Он судорожно сжал в руках этот злосчастный шарфик.

— Нет, — беззвучно вымолвили его губы.

— Не нравится? — замерла Василиса.

— Спасибо... — тихо сказал Ваня и подошел к девочке. — Я скоро вернусь...

Он медленно повернулся и тут же бросился в лес, не разбирая дороги, словно за ним гналась целая стая оголодавших собак.

Вернувшись, Димка обнаружил на полянке только испуганную и дрожащую сестру, которая так и не смогла ему внятно объяснить, куда пропал Ванька.

Ваня бунтует

— Развеются чары, сольются осколки навечно, когда будет принят подарок, что сделали руки ушедшей, с мыслью о том, кто остался, разбитый на части. Ангел осыплется мелкою звездною пылью, перешагнет через страх тот, в ком его не бывает. Битву выиграть сможет лишь тот, для кого это важно, — Иван оглянулся, услышав слова пророчества. В дверном проеме стоял Ваня, сжимая в руках серый шарфик.

— Ты о чем? — спросил он мальчишку.

— Ты помнишь эти слова?.. — Ваня был бледен как смерть.

— Помню, и что?

— Василиса мне сделала подарок. Я его принял...

Иван нарочито лениво потянулся и подошел к окну, словно стараясь оказаться как можно дальше от мальчика.

— Ну и что? — спросил он, наконец.

— Не делай вид, что не понимаешь... Подарок, что сделали руки ушедшей...

— У них с "ушедшей" слишком мало общего. Даже зовут по-разному... в некотором роде, — ехидно улыбнулся Иван, но Ваня заметил в его глазах тщательно скрытую тревогу.

— Ты уверен? Давай проверим? — мальчик склонил голову на бок. — Если это точно не она, то ты ничем не рискуешь.

— Ты так хочешь умереть? — неожиданно спросил Иван и посмотрел в глаза своему собеседнику.

— Я не хочу умирать, я просто устал быть вечным ребенком, — Ваня выдержал его взгляд.

— Но быть вечным ребенком все же лучше, чем исчезнуть навсегда.

— Я не исчезну, — твердо сказал мальчик.

— Уверен? — Иван лукаво прищурился. — Скажи, что во мне осталось от Нава?

Ваня не ответил.

— Молчишь? Правильно, потому что Нав растворился во мне. Я — основа, а вы — мои части, и, не обольщайся тем, что ты более самостоятелен, чем этот наивный ангел. Да, я отдал тебе очень многое, но это не делает тебя сильнее, чем я сам. А знаешь, что случится, если она окажется той, о ком говорится в пророчестве? Знаешь, что с тобой будет, если это... — Иван бросил презрительный взгляд на шарфик. — Если это и есть тот самый подарок?

— Что же? — спросил Ваня.

— Две части неделимого станут целым, но... Сколько тебе сейчас?.. По меркам людей?

— Тринадцать.

— Отлично. Так вот, Ванечка, у тебя будет еще чуть больше трех лет на то, чтобы пожить в свое удовольствие. Тебе больше не придется смотреть, как взрослеют твои друзья, не придется ждать, когда вырастут их дети... Но однажды наступит чудесная для меня августовская ночь. Пробьют часы, и тебе исполнится семнадцать... После чего я вступлю в свое законное право, а ты... ты исчезнешь, растворишься, станешь частью неделимого — частью моей души. Надеюсь, ты понимаешь, что при таком раскладе останется только один из нас, а именно я. Я, а не ты. Ты понимаешь это? — улыбка Ивана сейчас больше напоминала волчий оскал.

— "Битву выиграть сможет лишь тот, для кого это важно", — ответил ему Ваня.

— Что может быть важнее для меня, чем сохранить свое собственное "я"?

— Для тебя — ничего.

— Так ты решился?

Его юный собеседник молчал.

— Вот видишь, ты не уверен. Значит, хочешь жить, правда, Ваня? Жизнь прекрасна. Пусть даже такая. В конце концов, уйдут старые друзья — появятся новые. С этим можно смириться. С этим можно жить... Ступай, мальчик, ступай к своим друзьям, они, наверное, ждут тебя.

Ваня, понурившись, сделал шаг назад. Иван победно улыбнулся.

— Ты не понравился Димке, — звонкий мальчишечий голос заставил старшего царевича вздрогнуть. — Он не будет твоим другом, и он почти все знает.

— Я переживу это, — безмятежно ответил ему Иван.

— Димка и Василиса... Они оба — оборотни Велеса.

— Я знаю. Ты хочешь сказать, что Василиса, когда подрастет, будет мне хорошей парой? Возможно. Я подумаю над этим, если, конечно, все так, как ты думаешь. Сам понимаешь, я помню ту, от которой отказался. Она была прекрасна. А эта... невзрачная девочка. Общего у них мало. В любом случае, я пока не готов проститься со своей свободой, — говоря это, Иван скосил глаза на небольшую картину в новой рамке, висящую в изголовье кровати. Ваня перехватил его взгляд и вздрогнул, увидев девушку, изображенную на ней.

— Не готов, говоришь? А почему над твоей кроватью висит ее портрет? Не потому ли, что даже теперь ты готов на все, чтоб ее вернуть?

— Мальчик, думай над тем, что говоришь, я не умею любить, — улыбка вышла кривой и неуверенной.

— Но тосковать умеешь, — тихо сказал Ваня. — А сам ты не хочешь прекратить весь этот кошмар?

— Кошмар? Какой кошмар? Я спокойно живу многие сотни лет. Без волнений, без забот. Вольный, как ветер. В чем же здесь кошмар?

— В том, что ты не можешь себе простить ее, — кивок в сторону портрета. — Димка сказал, что чувствует в тебе пустоту, словно ты не совсем живой. Он тоже увидел это. Неделимое должно оставаться неделимым. Ты слишком многое отдал мне. Моя жизнь стала вечной пыткой, твоя тоже. Может, хватит? Может, пора все это прекратить?

— Ты уверен, что ты точно желаешь это прекратить такой ценой? — Иван медленно отступал в дальний угол комнаты. — Тебе разве не страшно?

— Я не умею бояться. Страх достался тебе. Хотя, ты прав, мне не по себе, но я справлюсь с этим. Иван, меня ждут друзья, давай закончим все это побыстрее, и будь что будет.

— Не подходи ко мне! — Иван в ужасе отпрянул от приближающегося к нему мальчика.

— Все, что предначертано, сбудется, — лицо Вани было белее мела, но он смело шел навстречу своей судьбе.

Шаг, еще шаг.

— НЕТ! — рука мальчика коснулась руки мужчины, комнату залил нестерпимо-яркий свет, а когда он рассеялся, на ковер мягко опустился Ваня. Ивана нигде не было. Мальчик растерянно оглянулся, поднес к глазам руку с пушистым серым шарфиком, а потом уткнулся в его мягкий ворс... Когда он поднял лицо, глаза были красными.

— Хорошо, что вы меня дождались, — Ванька, как всегда бесшумно, появился из-за деревьев и подошел к костру.