"Пронесло?" — с радостью подумал я. — "Меня пронесло?" — Уж от кого от кого, а от отца такого подарка я никак не мог ожидать. Если отец решит, что моя помощь ему нужна, то никакими оправданиями и отговорками мне не отделаться. Сражаться с ним, все равно, что пытаться пальцами раскрошить булыжник — ни толку, ни удовольствия, так еще и пальцы в кровь расцарапаешь. Нет, поспорить с отцом конечно можно. Но обычно такие споры заканчивались занудным нравоучением о том, что, мол, раз я таких простых истин понять не могу, то нечего мне и рта раззевать. А тут — ни спора, ни ссоры. Чудеса.

— Хм, ну раз ты так считаешь, — озадаченно протянула мать.

— Считаю, — строго ответил отец. — Мать, может тебе он станет в надобности?

— Пока нет, — покачала головою она. — Лукреция, а тебе?

— Этот недотепа? Да он не в жизни мне не сгодится! — фыркнула сестра.

На другой ответ от сестры я и не рассчитывал. И поэтому выходит, выходит что...

— Тогда раз ни в поле, ни в доме для меня работы нет, выходит, я могу пойти на речку?

Все правильно — действуй, пока есть для этого благоприятная обстановка. Куй железо, пока горячо, лови рыбешку, пока светло, собирай виноград, пока в поле трудиться рад. Или как там еще?

Отец кивнул. Я перевел взгляд на мать. Та стояла, глубоко над чем-то задумавшись.

— Раз для тебя на сегодня нет работы ни в поле, ни дому, то может, тогда ты поможешь мне с работой старосты? — спросила она меня с некоторой надеждой.

В ответ на ее предложение я неистово зарычал. Мысленно, конечно же. Ни отцу, ни ей, ни сестре моя помощь не надо. Так ишь чего удумала — чтобы я помогал деревне. И что на нее нашло — ума не приложу.

— А с чем именно я, извиняюсь, могу, м-м-м, помочь? — без особого интереса, поинтересовался я, демонстративно скрещивая руки на груди.

— Да есть одно небольшое дельце. Легкое и не сложное. Как раз для такого случая.

— Легкое и не сложное? Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался я. Все легкое и несложное я люблю. Просто обожаю.

— У нашей соседки, старушки Кофры, беда с земляными червями. Точнее, с одним — с банжаном, — тут же взялась пояснять она. — Завелся один такой на ее огороде. Кофра этой весной посадила на огороде тыквы. А тыквы и банжаны, это как кошки и мыши. Словом, если мы не поможем нашей старой соседке, то плакали ее тыквы мелкими мышиными слезами.

— Тыквы и банжан? Это понятно. Но чем я смогу ей помочь?

— Все просто. Вскопай несколько тыквенных грядок на ее огороде, да посмотри, под которой из них завелся банжан, — тут же объяснила мою задачу мать. — Найдешь банжана — хорошо. Не найдешь — завтра пойдешь еще раз.

— Вскопать пару тыквенных грядок? — Я прикинул объем работ и замахал руками. — Да это займет у меня времени никак не меньше чем до полудня!

— Вот видишь, это не много. Зато потом ты будешь совершенно свободен и сможешь пойти на речку к друзьям.

Мое понятие "немного" сильно отличалась от материнского.

Я попробовал зайти с другой стороны.

— А почему копать для нее должен я? У нее же есть дети. Вот пусть они и копают! — попытался откреститься я от этой забот.

— Дети ее, Урник и Пок, с утра до вечера трудятся в полях, дабы прокормить свои семьи. У них просто не хватает сил, чтобы работать еще и на огороде матери.

— Но почему помогать ей я должен именно я? — Моему возмущению не было предела. — Что, у нас в деревне других помощников мало?

— Помощников много, да только все заняты на своих работах, — терпеливо объяснила моя родительница. — Да и вообще, что это за вопросы такие — с чего да почему? А ты помнишь, как три года наш знахарь, дед Инвар, сильно заболел, и для тебя некому было приготовить целебную настойку? А матушка Кофра взяла да и приготовила. И не задавалась тогда вопросом, зачем да почему.

Эту историю я отлично помнил.

— Ну так это когда было-то, — тоскливо заметил я.

— Давно не давно, а быть благодарным надо. Ведь все мы тут как одна большая семья. А бабка Корфа тебе как... бабушка.

Я вздохнул, потому что ответить было нечего.

— Лик, так я могу на тебя рассчитывать? — вновь поинтересовалась мать. — Ты возьмешься за это дело?

— Хорошо-хорошо, я помогу, — с грустью на сердце согласился я. Как не грустить — мой первый беззаботный день с друзьями, словно корова языком слизала. Ну что за невезенье такое!

— Только помни — копай глубоко — банжаны любят прятаться на глубине, — напутствовала она меня мудрым словом.

— Да уж постараюсь не забыть, — с горьким вздохом ответил я, ставая из-за стола и направляясь к выходу из кухни.

— А я пойду и проверю, чтобы твой ненаглядный сынок сдержал свое твердое слово, — насмешливо проворковал псевдо-сладкий девичий голосок. Лукреция, да. Кто же еще.

* * *

Я постарался не мешкать, чтобы без помех первым выскользнуть во двор. Но куда там — проворная Лукреция нагнала меня в сенях, у самого выхода.

— А я тут уже выходить собрался, — попробовал я избежать неприятного разговора.

Ага, размечтался.

— Да ты что? — возмутилась сестра. Я поднял взгляд — ее личико искажала гримаса нескрываемой злобы. Ох, что сейчас будет. — Ты хоть представляешь, как сильно мне не хочется за тебя краснеть?

— А ты что, краснеешь? — попытался отшутиться я, прекрасно понимая, что-что, а краснеть моя сестра не умеет с рождения.

— Да, краснею, — твердо заверила она меня. — И кстати — снова, снова и снова.

Видимо, избежать выволочки мне все же не удастся. Что ж, тогда воспользуюсь своим золотым правилом: лучшая защита это нападение.

— Ага, — мигом окрысился я. — А ты не встревай, куда тебя не просят. Снова, и снова и снова.

— Да? А как я могу не встревать? — Лукреция воинственно уперла свои руки в худющие бока. — Не встревать, когда ты так позоришься на глазах у своих родителей!

— Я? Позорюсь? И чем же? — возмущенно фыркнул я.

— Да тем, как ты себя ведешь, — заявила старшая сестра.

— И как же именно я себя веду? — попытался подразнить ее я.

— Ты ведешь себя как последний... последний... эх, — Лукреция яростно выдохнула, очевидно, едва сдержавшись, дабы не выпалить бранное слово. Правильная, а как же. — Ты ведешь себя не как родной сын — вот как.

— Не как сын? — Такое оскорбление стало для меня откровением. Я сделал шаг назад, чтобы оглядеть ее с ног до головы. Симпатичное личико, как у мамы, шикарные светлые волосы, как и у меня. И наряжается недурно — это светло-зеленое платье, что сейчас на ней, хоть и с чрезмерно закрытым лифом, но очень ей идет. Но характер... О, боги — отчего у этой симпотяжки столь ужасный характер? — А как же я должен себя вести, не подскажешь? — возмущенно всплеснул руками я.

— А на меня что, посмотреть невмоготу? — разозлившись от моего непонимания, вспыхнула она.

— На тебя? — Я сделал круглые глаза.

— Да. На меня, — сказала она. — Тебе с утра дают поручение, а мне нет. Знаешь, почему?

— Почему?

— Да потому что я сама знаю, что необходимо выполнить и когда.

— Вот это да, — съязвил я.

— Да. А еще у меня, у твоей сестры, никогда не проверяют, насколько хорошо я выполнила свою работу.

— Да ну? — усмехнулся я.

— Не нукай, не запряг. Все потому, что в качестве моей работы еще никто никогда не сомневался. Потому как я все делаю на совесть.

— О как, — снова съехидничал я.

— Да, именно так. Я пашу за троих, и никогда не требую для себя никаких привилегий и...

— А все почему? — Я попытался сбить ее с толку. Но Лукреция восприняла вопрос со всей своей серьезностью.

— А все потому что я — старший ребенок. И мои родители мною должны гордиться!

"Бедная сестра", — с печалью подумал я. — "Как же тяжело быть такой, такой.... Словом — такой".

— Понял-понял. — Я выставил ладони в миролюбивом жесте. — Ты у нас героиня. Спасительница. Слава тебе, слава и слава. Да. А я просто маг. Маг Влаги. Тебе это ни о чем не говорит? — усмехнулся я.

— Да, ты маг, — неожиданно быстро согласилась она. — Но в отношении с родителями это ничего не меняет. Ничего. Совершенно ничего.

— Да ну? — Кажется, сегодня я побил рекорд своей язвительности.

— Будь уверен. Для них ты по-прежнему должен быть идеальным сыном. Послушным и любящим. И исполняющим их волю до тех пор, пока сам не обзаведешься своею семьей. Хотя вряд ли кто позарится на такого оболтуса.

— Оболтуса? — попытался усмехнуться я, дабы утихомирить накаляющиеся страсти. Но проще остановить грозу, чем разбушевавшуюся Лукрецию.

— Думаешь, раз ты стал магом, то все — все лавры твои? А вот нет. — Она снова уперла руки в бока. — А ты забыл, кто оплачивал твою учебу в магической школе и магической академии?

Забудешь тут, как же. Даже такой обеспеченной семье, как наша, такую учебу не потянуть. А потому на мое обучение скидывались всей деревней. Конечно, выгода тут была для всех: маг — отличная помощь при нашествии гоблинских банд. А свой маг это выгода вдвойне — ему-то платить не надо.

— Потому помогать жителям своей деревни это не просто твой долг, а твоя святая обязанность.

— Обязанность? Ничего не знаю, ничего не помню, — попытался отмахнуться я. О том же, чтобы принимать ее поучения всерьез, я даже и не подумывал.

А сестра останавливаться не собиралась.

— Теперь ты маг. Маг Влаги. Светлый, как я понимаю, маг. И где же твоя хваленая "светлость"? Где твоя защита слабых и помощь обездоленным? Только на словах и осталась? Вот как напишу я про это в твою магическую академию — тебя живо оттуда отчислят.

— Пиши, — согласился я. — Только ты забыла о том, что я еще не настоящий маг, — улыбнулся я и развел руками в насмешливом жесте. — Вот отбуду еще четыре года, выучу все заклинания и обрету всю положенную силу. И тогда, пожалуйста — вешайте на меня вместе с силой ваше хваленое ярмо ответственности. А пока... — Я снова лукаво улыбнулся.

— О боги, Ликий! — Кажется, сестра поняла, что все ее речи пропали впустую, и она решила сделать последнюю попытку, чтобы вразумить бестолкового братца. — Неужели ты не понимаешь, что ты должник. Ты должен. Должен всем. Должен деревне, должен родителям. Мне должен, как своей старшей сестре. И даже последнему здешнему нищему ты должен. Ты должник. Кому по крови, кому из-за денег, а кому и из чувства долга и чувства справедливости. Так что берись за ум и кончай ерепениться!

"Я — должен ей и всем? Вот уж нет. Я что — мальчик для битья? Ну уж нет". — Я был полностью в этом уверен и собирался вдолбить эту мысль в голову моей озабоченной сестренки.

— Я. Никому. Ничего. Не должен, — елейно улыбаясь, по словам проговорил я. — Никому. И особенно — тебе. — Я попытался ткнуть ее пальцем в грудь, но сестра предусмотрительно отступила на шаг назад. — А если я кого-то чем-то не устраиваю, то мне об этом скажут. И если скажут, то, я думаю, мне так же найдется что сказать в ответ. — Я сделал еще один шаг вперед. Испуганная Лукреция снова отступила и уперлась спиной в деревянную стену. — Но уж тебе я точно ничего не должен, — заявил я, опьяненный своей уверенностью. — То, что ты родилась на год старше меня, не делает меня тебе обязанным. Ничем.

Этот затянувшийся разговор стал меня утомлять. Хм, как бы побыстрее его закончить? Да так, чтобы последнее слово осталось за мной?

— Тем более что... — Пришедшая в голову мысль развеселила меня не на шутку. — А вдруг ты не моя родня сестра? Вдруг ты подкидыш? А? — весело заявил я своей сопернице.

— Я? Подкидыш? — ошалело вопросила она, продолжая испуганно вжиматься в прохладную стену.

— Ты, ты, — ответил я. — Знаешь, ты так на меня не похожа, что эта мысль напрашивается сама собой.

— Но я не... — попробовал возразить мне она, но я не собирался сдавать на попятную — что посеешь, то пожнешь. Посеяла дождь — пожни бурю, ты, надоедливый кусок дегтярной смолы.

— Что-что? Не слышу. — Я дурашливо приложил ладонь к уху, словно бы и вправду ничего не слышал. — Слышу какой-то писк, но не вижу, от кого он раздается.

— Ликий! Прекрати! — Лукреция требовательно топнула ногой.

— А? Не слышу. В этом доме кроме меня и моих родителей больше никого нет, так что мне это, наверное, чудится. — Все, мне надоело дурачиться. Я отнял ладонь от уха, уверенно развернулся к дверям, и со словами "прощай, подкидыш", вальяжной походкой вышел из дома.

А что? Пусть не забывает, что карась, хоть и малая рыбешка, но тоже зубы имеет.

* * *

Элрик и Лацис уже ждали меня у калитки, одетые в простые легкие рубахи и короткие, до колен, штаны — самое то для речки.

— Чего так долго? — полюбопытствовал после приветствия худышка.

— Да опять Лукреция меня доставала, — усмехнулся я, привычно глядя на беспокойного друга сверху вниз.

— И чего на этот раз хотела твой злобный старший брат? — вопросил Элрик, намекая на не совсем девичью фигуру моей сестры.

— Ф-ф-р, — пренебрежительно фыркнул я. — Представляете, она возомнила, что я ей что-то должен. Я — должен ей. Вот умора! — Я всплеснул руками и сотворил кислую мину, демонстрируя свое отношение к явному перебору с ее стороны.

Крепыш и малыш залились дружным смехом.

Я дал им возможность хорошенько высмеяться, прежде чем сообщить печальную новость.

— Парни, — со вздохом начал я. — На речку я с вами пойти не могу. У меня неожиданно появилось дело.

Смех друзей мгновенно стих.

— Какое? — тут же поинтересовался белобрысый.

— Меня попросили вскопать несколько тыквенных грядок у старушки Кофры, — с унынием признался я.

— А зачем?

— Подозревают, что у нее завелся банжан.

— Банжан это да. Только вот вскопать пару грядок, это ведь работы о-го-го, — быстро прикинул Шкет.

— Это да. Вот потому-то сейчас я с вами никак. А вот как управлюсь, то сразу, — клятвенно заверил я их.

Парни озадаченно переглянулись.

— Хм... А давай-ка я тебе помогу в этой твоей работе с грядками, — вдруг отозвался Эрик. — Вдвоем-то быстрее будет.

Я взглянул на друга с искренней благодарностью. Да, такого предложенья я даже не ожидал. Точнее, ожидал, но очень и очень слабо. Все-таки грядки копать это не на песочке нежится. Вот что значит настоящая дружба.

— Благодаря тебе, Элрик, — с чувством ответил я. — Твоя помощь будет мне как нельзя кстати.

— Вот и отлично, — тут же обрадовался Лацис. — Тогда я пойду на речку и все там хорошенько разведаю. А вы присоединяйтесь... потом, как со всем закончите. — Сказав это, он шустро развернулся и стрелой ринулся в сторону реки.

Глядя на быстро удаляющуюся спину приятеля, я лишь вздохнул, но браниться и жаловать не стал — Лацис это Лацис: ожидать от него другого было бы верхом глупости и наивности.

— Что ж, пойдем, друг Эрик? — бодро скомандовал я, положив руку приятелю на плечо.

— Пойдем, друг Ликий, — в тон мне отозвался крепыш.

До избы старушки мы дошагали споро. Калитку открыла сама хозяйка.

— А, Ликий и Эрик? С чем пожаловали к убогой Кофре?

Объяснив старой женщине, зачем и для чего мы к ней пожаловали, я попросил у нее две лопаты и под благодарные охи и ахи мы с другом двинули на длинное тыквенное поле.