— Ну вот, видишь — живой! Сейчас придёт в себя и домой пойдёт — совершенно не о чем беспокоиться, я же говорила! — голос был женский и смутно знакомый. В поле зрения наблюдалось жизнерадостно улыбающееся размытое чёрное пятно.

— Коля, ты как? В порядке? — в поле зрения вплыло встревоженное и такое же размытое белое пятно.

— Жить буду плохо, но, к счастью, недолго, — процитировал я легендарное и крепко зажмурился. Поморгал. Помогло. Я сидел на лавочке на родной станции, справа передо мной стояла эффектная негритянка в длинном бежевом пальто, но без шапки — ещё бы, с такой-то своей гривой! — и что-то убирала в красную сумочку (почему-то глаз резануло — совершенно не сочетающуюся с сапогами, хоть и тоже красными), не иначе как ту дрянь, что дала мне понюхать. Слева стояла Маша, бледнее обычного, в тех же джинсах, полусапожках и кожаной куртке. Хм. А рукав-то цел! И сам я вполне себе нормально одетый... Но...

— Ладно, я побежала, дальше вы сами разберётесь! — негритянка явно была в великолепном настроении, казалось, ещё капельку — и прямо тут в пляс пустится. — А это вам на память! — она легко и стремительно поцеловала в щёку сначала Машу, безуспешно дёрнувшуюся в сторону, а потом — меня, вложив нам в руки каждому что-то небольшое, и убежала к выходу.

Некоторое время я смотрел ей вслед, бездумно вертя в руках тяжёлый — золотой, наверное — перстень. Шапка волос была совершенно потрясающая, огромный шар кудряшек, едва ли не шире плеч — я такие вживе отродясь не видал, только на плакатах советских ещё времён "свободу Анджеле Дэвис" — но если знать куда смотреть, всё равно можно было заметить маленькие, слегка изогнутые чёрные рожки, чуть-чуть отливающие красным. И полы пальто шевелил вовсе не ветер, нет.

* * *

Я так и не понял, как перстень очутился на большом пальце левой руки, но сниматься он не хотел никак... Впрочем, несмотря на солидный размер, он почти не мешал и не привлекал внимание окружающих, что важнее. Рисунок на большом — чуть не с пятирублёвую монету — плоском кругляше был простым: кольцо из узких пересекающихся ромбов, вытянутых от центра. Вот только стоило начать их считать — и сразу оказывалось, что это не совсем ромбы, а такой хитрый меандр... и количество петель при каждом подсчёте получалось разным. За неделю попыток я насчитал их от девятнадцати до примерно сорока — сбился. В центре кольца был маленький красный камушек, но не огранённый, как сейчас делают, а отполированный овал — помнится, когда-то давно я читал, что до появления современных школ огранки драгоценные камни обрабатывали именно так. Сколько лет этому камню в таком случае — даже думать не хотелось, но сам перстень не выглядел старым или потёртым. Впрочем, последнее объяснялось просто — поцарапать его не удалось даже алмазным стеклорезом, ни сам перстень, ни камень в центре. А учитывая, что перстень не замечала даже жена и даже в такие моменты, когда не заметить его было ну совсем невозможно, вывод напрашивался только один: сказки про магию — не совсем сказки. Не то чтобы я был сильно против магии... только против моего в ней участия, точнее — использования, ибо "участие" подразумевает хоть какую-то свободу воли.

Вообще, я люблю метро — да и прочие подземные сооружения. Есть в них некая таинственность, эдакая первобытная мрачная уверенность, что не всякий секрет стоит вытаскивать на свет... Видимо, в этом и дело — я и сам не люблю делиться секретами, предпочитаю коллекционировать их исключительно для себя. Так что увидев во сне — и я совершенно точно знал, что это именно сон — уже знакомую тёмную пещеру, я не очень-то расстроился. Пройдя по уже знакомому маршруту до закоулка с нишами, я обнаружил четверых мелких бесовок очень занятыми... эм... старшая таки отрастила второй хвост, и теперь старательно демонстрировала младшим... скажем так, свежеприобретённое понимание... короче — трахались они, если без экивоков. И мелкие, хоть и с одним хвостом (что бы это ни значило в их табели о рангах), отдавались процессу с тем же пылом и удовольствием, что и старшая из сестёр. То, что они действительно сёстры и дочери той самой виденной мной раньше взрослой бесовки — я теперь совершенно отчётливо видел. Перстень на левой руке не то чтобы светил... просто в радиусе пары метров тьма была для меня абсолютно прозрачна... причём во многих смыслах — взять те же родственные связи малознакомых лю... существ.

— Мать где? — строго спросил я, заставив девиц с показным испугом отпрянуть друг от друга и, запутавшись в конечностях, повалиться намеренно провокационной эротичной кучей.

Пока они старательно распутывались, не теряя надежды всё же добиться от меня хоть какой-нибудь реакции, я совершенно равнодушно ждал ответа — всё равно сон, чего дёргаться-то? Оставался не вполне ясным вопрос с целью моего визита сюда, но я нисколько не сомневался, что старшая бесовка на мои вопросы ответит... так или иначе. Долго ждать не пришлось — не успели ещё малолетние "шалуньи" окончательно остыть после репетиции шоу (интересно, для кого репетировали? неужто просто так практиковались?), как пришла их мать — в своём нормальном облике... с несколько смущённым выражением лица и старательно прячущая оба хвоста за спину.

— Слушаю тебя очень внимательно, — без лишних предисловий и не самым дружелюбным тоном начал я. Прошлая наша встреча здесь хоть и закончилась сравнительно без урона для меня, тем не менее общее впечатление, несмотря на отдельные моменты, оставила не самое хорошее.

— Я... меня Дара зовут. Я поблагодарить хотела, — несколько неуверенно ответила та. Никакой наигранности я в ней не заметил... впрочем, учитывая, что перстень — её же подарок, это ещё ничего не значит.

— Поблагодарила, — хотелось сказать какую-то гадость, но как-то без души, так что решил воздержаться, просто помахав перстнем. — Это?

— Нет! — она помотала головой и явно задумалась. — Это... подарок... и часть благодарности тоже, но не сам по себе... это... ключ? — неуверенно закончила она и, как будто выслушав неслышный остальным голос, кивнула. — Да, ключ. От... этого места. Ты теперь всегда сможешь попасть сюда, если захочешь... и уйти в любой момент тоже! — она говорила всё быстрее и быстрее, не давая вставить хоть слово, правильно поняв по моему выражению, что это будут за слова. — Только подожди ещё несколько дней, три, может четыре, точно не больше недели! Он к тебе привыкнет и будет тебя слушаться! Только тебя, честно!

Краем глаза заметив, что дарины дочки расползлись совсем уж по углам, я не озвучил первую формулировку вполне ожидаемо возникшего у меня вопроса... и вторую тоже.

— Зачем бы мне сюда приходить? — с третьей попытки удалось убрать все матерные слова... но интонации явно остались, судя по тому, как зябко передёрнула плечами Дара и как ещё дальше в норы забились мелкие.

— Отдохнуть. Набраться сил. Здесь время течёт иначе... вообще всё другое, — она пожала плечами, качнув явно увеличившуюся с начала разговора грудь. — Я... мне... — нужные слова явно не спешили находиться. Она оглянулась на дочек и решительно шагнула ближе. Я столь же решительно выставил вперёд руку однозначно останавливающим жестом. — Мы всегда рады видеть тебя здесь, и сделаем всё, чтобы тебе тут было хорошо! — мелкие бесовки, неизвестно когда выползшие из тёмных закутков чуть ли не к самым ногам матери, энергично закивали — причём, на удивление, без всякого... лишнего подтекста.

Я продолжал молча на неё смотреть, ожидая развития темы. Под моим пристальным и недружелюбным взглядом она снова стушевалась.

— Здесь... очень скучно... без... гостей, — тихо и немного в сторону произнесла она. — В твоём мире гораздо больше... жизни, но нет магии. Здесь много магии, но почти нет жизни, — она вздохнула и обвела руками себя и дочек. — Мы не можем жить без... другой жизни... и без магии не можем...

— Так вы что, паразиты? Вроде вампиров?

— Нет! — она оскорблённо вскинулась, — мы не отнимаем силой! Мы... мы берём только то, что дали добровольно... или подбираем, что обронили случайно. Не отнимаем!

— А-а-а! — до меня дошло. Ну, то есть, ещё в прошлый визит мелькала такая догадка — надо быть совсем уж далёким от масс-культуры, чтобы не сообразить, но тогда я был занят более насущными вопросами вроде возвращения. — Так вы суккубы! И ваше "добровольно", — я демонстративно изобразил кавычки, не скрывая язвительности, — это морок и искус, да?

— Нет! То есть, да, но не совсем... — она снова смотрела в сторону, явно подбирая формулировку достаточно близкую к правде, но содержащую как можно меньше информации. — Мы... меняемся? Да! Меняемся! Мы берём жизнь... чуть-чуть, совсем немножко! — она говорила страстно, явно пытаясь убедить — хоть кого-нибудь — что есть принципиальная разница, сколько жизни брать, но на "суккубов", однако, ни словом не возразила. — Но взамен мы тоже даём — магию! Ну... — она снова отвела взгляд. — Немножко магии...

— Ага, чтобы "добровольный" донор не помер раньше времени, так? — безжалостно надавил я, снова изобразив кавычки. Ох уж эти бесовы отродья! И ведь понимаешь, что им только и нужно поживиться, но как ведь на жалость-то профессионально давят! Станиславского на них нету...

— Нет! — очень искренне возмутилась Дара, а её дочки с одинаковым выражением ужаса на лицах замотали головами. — Это раньше так было, теперь — нет! Мы совсем немного берём и взамен даём честную цену! Немножко везения, немножко шарма... и здоровье тоже даём! Всё честно! Магия не прощает обмана, — последнюю фразу она как будто даже и не по своей воле сказала, и очень мрачным тоном, как бы намекающим на личный опыт неприятных последствий такого обмана. Ну-ну...

Несколько затянувшуюся паузу прервал неприятный хруст, и одна из двойняшек — на самом деле, скорее погодки, но время здесь текло действительно странно — была отброшена в сторону проткнувшим её насквозь тонким трёхгранным остриём. Я сказал, что перстень позволял видеть метра на два? Это не совсем верно — видимость была несколько больше, просто чем дальше — тем темнее... ниже контраст, наверное. Словом, абсолютно чёрную фигуру на фоне просто очень глубокой темноты я разглядел не без труда... и разглядывал не без интереса.

Выглядело... это как огромный чёрный скорпион, но не живой, а какой-то робот — слишком прямые линии, слишком резкие углы. Плоское вытянутое тело — метр с четвертью, может даже и полтора, темнота скрадывала очертания — шириной поменьше половины длины, опиралось на три пары суставчатых ног. Спереди — пара клешней... не сказать, чтобы огромных — как садовые ножницы у тёщи на даче, по полметра лезвия да пол-локтя лапки. Сзади — куда более внушительный, чем клешни, хвост. Пять мощных сегментов, каждый следующий тоньше и длиннее предыдущего, увенчанные трёхгранным двухметровым копьём, подвешенным примерно в трети длины от пятки, сейчас воткнутым в спину бесовки.

С мерзким чпоканьем тварь вытянула копье из ещё живого тела (перстень любезно подсказал, что рана хоть и тяжёлая, но далеко не смертельная) и неспешно сделала пару шагов в нашу сторону. Несмотря на явно твёрдые когти лап, никакого цоканья слышно не было. Бесовки смотрели на тварь обречённо и даже не пытались убежать, от твари же веяло пренебрежением и полной уверенностью в своих силах. Я подобрал выроненные при ударе вилы, спокойно подошёл к твари и всё так же равнодушно и бесчувственно со всей дури пришпилил её к полу. Мощные лапы упёрлись в гранит, раздался скрежет и спина начала приподниматься. По моему мысленному приказу зубья вил немедленно заглубились в гранит ещё на метр и обросли зазубринами. Скрежет стал громче и дополнился треском и хрустом — тварь пыталась проломить собственный панцирь перемычкой между зубьями вил, но без особого успеха. Меня осенило.

— Так вот кому теперь магия разрешает брать без спроса и не отдавать взамен! — я посмотрел на Дару и та всё так же обречённо кивнула.

Тварь, не обращая на наносимые себе же повреждения, продолжала бороться с намертво вросшими в камень вилами. Не знаю, из чего она была сделана, но ни крови, ни чего-то похожего из уже порядком расширившихся ран не текло.

Я задумчиво посмотрел на тварь, на Дару, на тяжело дышащую Рину, рана которой уже начала затягиваться, на остальных мелких... и сосредоточился.

Я, к счастью, не ксенофоб, но всё равно — заставить себя испытывать влечение к чему-то столь... противоестественному было затруднительно. Дара на мои потуги отреагировала очень не сразу — сначала удивлённым, а потом очень испуганным взглядом. Я продолжал концентрироваться. Совершенные в своей убийственной эффективности линии... сила... скорость... прочность... Под моим требовательным взглядом Дара опустилась на четвереньки, голова её втянулась в плечи, долгий миг неопределённости... Не знаю, имели ли эти скорпионы разделение по полам изначально, но теперь передо мной стояла, повернувшись ко мне... эм... задом, самка — вне всякого сомнения, самка — того же чёрного и угловатого вида.

Вообще, в отличие от некоторых, я не любитель быстрого секса. Предпочитаю подходить к процессу вдумчиво — начинать издалека, с искренних и умеренно двусмысленных комплиментов, со всё более прозрачных намёков на предлагаемое дальнейшее развитие событий, плавно переходя ко всё более смелым действиям, и уже после — просто полежать рядом расслабленно, погреться в тепле друг друга, не давая совсем угаснуть уже ослабевшему пылу прогоревшей первой страсти... а всякие "прыг в койку, шмяк-шмяк-пшик и разбежались" — не моё. Тем не менее, выбора здесь и сейчас не было, и я решительно взялся за дело, покрепче ухватив Дару за сегменты хвоста и грубо подтащив к себе.

К этому тварь не смогла остаться равнодушной и издала невнятный возмущённый писк — похоже, вообще первый звук в своей... своём существовании — и стала биться о вилы с утроенной силой. Вросшие в камень, они дрожали и гнулись, но держали, а я продолжал своё дело прямо на виду у обездвиженной твари. В момент нашей с Дарой кульминации скорпион рванулся изо всех сил, пропахав в камне глубокие борозды — и мы наконец-то услышали это сквозь звуковую маскировку, позволившую ему подкрасться столь незаметно — но так и не смог вырваться, и, сдавшись, упал на гранит.

Посетившая меня идея была довольно простой, но изрядно выворачивала наизнанку логику — потому и сработала, надо полагать. Когда-то давно я читал интересную статью некоего натуралиста, наблюдавшего за стаей обезьян. Учёные обнаружили, что у вожака стаи уровень отвечающих за агрессию гормонов гораздо выше, чем у остальных обезьян, и решили, что в вожаки пробиваются самые "отмороженные". В какой-то момент вожак потерял один из клыков, несколько дней очень изобретательно скрывал это от всех остальных, но потом был всё же выведен на чистую воду и с поста вожака немедленно снят. И тут же, к большому огорчению исследователей, стал вести себя тихо и прилично, как все остальные обезьяны, и уровень гормонов у него тоже упал до нормы, а у нового вожака, соответственно, резко подскочил. А теперь — магию в студию! Элементарная симпатическая магия, многажды описанная разными этнографами, когда следствие влияет на причину — и вот скорпион внезапно становится альфа-самцом (уж кто-кто, а суккубы знают, чем завлечь противоположный пол!), и тут же с этого трона падает, ибо, несмотря на все его усилия, достаётся Дара другому.