Диссертация доктора Майзена

Примак встал, выглянул в окно, снова потянулся и вернувшись к столу, позвонил в арестный кабинет. Ему сообщили, что Шулюпин до сих пор находится в неустойчивом состоянии, ревёт, ничего не ест, ждут врача, вызвали из тюремной больницы психиатра, чтоб успокоил.

— Ну тогда ладно, — немного разочаровался Примак, уже настроившийся на беседу. — Как очухается, мне звякнете.

— Конечно, — заверили его.

Только начальник уголовного розыска положил трубку, как телефон зазвонил. На связи был начальник областного управления полиции Алданцев. Поинтересовавшись, не занят ли Примак, и если ли у него время, он пригласил его зайти к себе. Конечно, генерал мог бы просто приказать, но такая вежливая манера поведения импонировала подчиненным и добавляла ему авторитета.

В коридоре Примак увидел шагавшего к нему Аркадия Томута. От него узнал, что эксперт уже отработал свой кусок работы. На кинжале следы только от крови девушки.

— Он бедняга так переволновался в субботу на убийстве, что напился вдребезги! — засмеялся Аркадий. — Его наши патрульные из пельменной домой забрали.

— Бывает, — ответил Александр, не особенно интересуясь похождениями эксперта. — Я к генералу пошёл. Потом зайду, обговорим ещё по этому делу, что как делать.

В кабинете Алданцева, кроме генерала, сидел невысокий худенький мужик в белом костюме. Примак, поздоровавшись с начальником, отметил про себя, что гость нервничает, крутится на стуле, барабанит пальцами по столу. Хотя и пытается вести себя сдержанно. Что-то случилось у гражданина, решил Примак, наверно, знакомый генерала, надо помочь из какой-то ситуации выпутаться, скорее всего. Лицо знакомое у него, где-то видел.

— Знакомьтесь, — Алданцев легко поднялся, высокий, подтянутый. — Это Тарас Валерьянович Майзен, психолог высшей категории, проводит по заказу МВД исследования среди осужденных "заменщиков". Александр Романович Примак, начальник уголовного розыска.

Генерал пояснил, что психолог Майзен докопался до некой твёрдой породы в своих изысканиях, пробить её не может, и пришёл в полицию за помощью.

— Понимаете, Александр Романович, — Майзен вновь простучал пальцами по столешнице. — Я работаю с теми, кто осужден по тюремной лотерее. Ваше министерство поручило мне разработать рекомендации для их последующей реабилитации, а также создать схему общения, отношения с теми, кто ещё находится в заключении. Они должны чувствовать себя виновными, хотя и не совершали преступления, за которое сидят.

Примак молча смотрел на Майзена. Пальцы рук он сплёл и положил перед собой. Получилось некое замкнутое кольцо. Психолог без труда разгадал неосознанно-стандартное поведение оперативника, он полностью замкнут в себе. А если и разомкнёт руки, то тут же положит ногу на ногу. Закрытость главная черта полицейских, особенно из уголовного розыска, он уже не раз сталкивался с этим. Надо заинтересовать его, расположить к себе, чтоб он искренне помог, а не отделался пустяшными услугами. Для этого надо быть открытым, показать своё доверие, даже некую зависимость. Оперативники ценят таких людей, и не прочь использовать в своих целях.

— Видите ли, эти люди, "заменщики", они чувствуют некую обиду, расстроены, — продолжил Майзен. — И выйдя на свободу, могут предпринять меры по своей реабилитации, восстановлению своего реноме, другими словами, отомстить кому либо, выместить свою злобу. И вы знаете, что такие случаи были, хотя их не афишируют. И моя задача сделать так, чтобы убедить их в том, что они осуждены справедливо, так как они сами и их окружение не приняли нужных мер, не оказали помощи вам в поиске преступников, не предотвратили преступление. И хоть осуждены они случайно, по лотерее, но виновны постоянно, пока совершаются преступные деяния.

— Я пока не вижу, чем могу вам помочь, — Примак откинулся на спинку стула, расцепив руки. Майзен тут же как бы случайно уронил лежавший перед собой блокнот и нагнулся, чтоб поднять. Так и есть, он увидел, как оперативник под столом вытянул ноги, закинув один ботинок на другой. Кольцо закрытости так и не раскрывалось.

— Я понимаю так, что доступ к осужденным Тарасу Валерьяновичу открыт? — Примак повернулся к генералу. Тот кивнул. — Так какая помощь вам нужна?

— Я не могу работать с людьми, если не знаю достоверно, на сто процентов, что те осуждены действительно без вины, — ответил Майзен. — Я уже год занимаюсь этой проблемой и сейчас понял, что мне не хватает уверенности в этом. Если я беседую с человеком, осужденным по лотерее, например, за кражу, то где гарантии, что он её не совершал, или ещё что-то натворил, и это осталось в тайне? Ведь истинная личность преступника так и осталась неизвестна! Может быть, этот "заменщик" что-то украл, а потом угодил в тюремную лотерею и попал в заключение. Ведь он в глубине души чувствует свою вину и потому ведёт себя со мной неискренне. А это ведёт к неверному пониманию ситуацию и неправильным выводам. А на их основании я построю ошибочные рекомендации. Понимаете? Мне нужны люди, которые на самом деле невиновны. И сидят, точно за чужое преступление.

— Такая чистая наука, — усмехнулся Примак. — Эксперимент должен быть прозрачным.

— Да, — кивнул Майзен.

— А где мы возьмём таких? — начальник уголовного розыска снова посмотрел на генерала. — Нам бывает известен преступник, но нет доказательств. И за его деяние осуждают людей. Но такую информацию мы вам предоставить не можем, она секретна, поскольку работа по сбору улик не прекращается. Мы даже не можем вам сообщить, какие это были дела, чтобы избежать утечки информации. Понимаете?

— Хорошо, хорошо, — психолог улыбнулся. Спорить нельзя, это настроит оперативника против него, вызовет неприятие, поскольку он хочет навязать свою точку зрения, а возникающие препятствия в виде контраргументов создадут впечатление противника, а этот Примак должен стать союзником.

— Почему я пришёл именно сегодня? — Майзен решил открыть карты, уйти от спора, сгладить наметившуюся преграду в отношениях. — Позавчера было убийство, погибла молодая девушка, — он заглянул в блокнот: — Элиза Босуорт. Подозреваемый сознался? Это он убил?

— Пока не сознался, — заговорил генерал. — Но это вопрос только времени. Как только арестованный придёт в себя, мы получим от него признание.

Примак искоса быстро глянул на Алданцева. Оперативники не любят, когда рассказывают о делах, находящихся в разработке. Любое сказанное слово в присутствии посторонних может привести к самым нежелательным последствиям. Лучше ничего лишнего не говорить. Как собраны доказательства, что при этом делалось, это не важно. До приговора надо молчать, да и после него тоже. Обычно со стороны расследование выглядело так: преступление, ловля злоумышленника, признание от него, сбор дополнительных улик, выдвижение прокурором обвинения, суд, приговор, тюрьма. А теневая, оперативная сторона оставалась за кулисами процессуальных строгостей. Если же из-за них что-то просачивалось, то уголовное дело могло рассыпаться. Поэтому Примак был недоволен.

Генерал уловил недовольство подчинённого, быстро прокинул в мозгу, чем оно вызвано и решил завершить разговор.

— Впрочем, о деталях дела, естественно, о чём можно говорить, Александр Романович вам расскажет сам, — Алданцев поднялся. — Прошу меня извинить, Тарас Валерьянович, у меня дела.

Начальнику областного управления полиции по большому счёту было всё равно, раскроется убийство Босуорт или нет. Общие показатели работы, усреднённые, превышали установленный минимум. Причём, такая ситуация сохранялась уже несколько лет. Поэтому генерал рассчитывал на повышение. Ему уже намекнули в МВД, что возможно, он вскоре займёт должность руководителя службы оперативного контроля в столице. С Майзеном же Алданцев встретился потому, что его исследованиями интересовался лично министр. Сейчас он позвонит его референту и доложит, что ещё раз оказали помощь психологу. А это, как ни крути, ещё один плюсик в глазах руководства. Лишний раз напомнить о себе с положительной стороны не помешает. Здесь Алданцев следовал одному правилу — главное, уметь показать свою работу, свои достижения. Можно много работать, делать много хорошего, но если про это никто не узнает, то и награды проплывут мимо. К тому, кто смог продемонстрировать свои достижения. Генерал взглянул на часы и взял мобильник. Надо докладывать.

В кабинете Примака психолог и оперативник принялись пить чай.

— Я понимаю так, что вас интересует Никодим Шулюпин? — начальник уголовного розыска побренчал ложечкой в кружке, мешая сахарный песок. — Считаю его виновным, и когда у него пройдёт душевное расстройство, начнём с ним работать. Полагаю, что получим от него признание.

— Но пока он считает себя невиновным? — уточнил Майзен.

— Он пока не в себе, — Примак поморщился. — Успокоится, тогда начнём допросы. А вы что хотели от него?

— Видите ли, Александр Романович, — психолог потёр влажные ладони. — Здесь очень интересный момент. Сейчас он считает себя невиновным, а после вашей работы будет полагать, что он убийца. Я бы хотел с ним пообщаться в этих обеих фазах. Это очень ценный материал для моего исследования.

Примак ожидал, что Майзен добавит после слова "исследования", что оно проводится по распоряжению министерства внутренних дел и готовился презрительно сморщиться и своим видом показать, что это его не интересует. Но Майзен ничего не сказал. Начальнику уголовного розыска это понравилось. Не стал давить авторитетами, подумал он, нормальный вроде мужик. И тут вспомнил, где видел его. Лет пять назад он выступал экспертом по какому-то делу в суде. И вёл себя учёный тогда нормально, помог доказать, что убийца симулирует сумасшествие.

— Поможете? — спросил психолог, и взяв кружку, начал попивать чаёк.

— А что вы хотите у него спросить?

— Только как он себя чувствует, и о чём переживает, что вызывает у него волнение, или наоборот, спокойствие.

— Подумаем, — Примак улыбнулся учёному. — Оставьте номер своего мобильника, я вам перезвоню, и скажу, какое решение принято.

Майзен начал расспрашивать его о других делах, как вели себя подозреваемые. Особенно его интересовали случаи, когда арестовали одного, а потом выяснялось, что преступник совсем другой. Оперативник припомнил парочку таких дел. Чтобы не дать даже возможности усомниться в профессионализме себя и своих подчинённых, он сразу сообщил, у них имелись веские основания для арестов. На самом же деле, в оборот брали всех, кто мог иметь отношение к преступлению. Люди обычно не склонны к признаниям, надеясь, что неприятности в виде наказания пройдут мимо. Поэтому все подозреваемые подвергались мощному психологическому давлению. Обычно мало кто его выдерживал. Порой и невиновные признавались, лишь бы избежать "пресса" со стороны оперативников.

— Я вам другой случай сейчас расскажу, забавный, — вдруг заулыбался Примак. — Хотя, смешного в этом мало, убийство есть убийство. Но любопытно с точки зрения поведения участников этих событий.

В одном из пригородных домов, на веранде, обнаружили тело семидесятилетней старушки. Причина смерти — кровоизлияние в мозг, вызванное ударами по голове.

— Её колотили лбом об пол, — пояснил Примак. — Вскоре выяснилось, что она бегала к соседу старику. Тот лечил её от ревматизма какой-то голубой глиной. Ну там любовь у них на склоне лет. Точнее, у неё любовь. И была у старушки соперница, такая же пенсионерка. А дед обеих пользовал, ему-то сплошная выгода.

Как предполагали сыщики, одна бабуля пришла к другой выяснять, кому принадлежит старик. Поссорились и в итоге подрались. Способ-то убийства женский, схватить за волосы, да колотить головой по полу. Мужик бы ударил просто по лицу. Когда разъяснили этот любовный треугольник, то задержали обоих — старика и вторую поклонницу лечения голубой глиной.

— Дед одну ночь только провёл в камере, — Примак глянул на психолога. — Мы с ним даже не разговаривали ещё. И на него такое впечатление произвела обстановка, люди, находившиеся там, что он утром сразу признался в убийстве. Но мы стали, конечно, проверять. Поскольку признание признанием, а доказательства? На одном признании в суд не уедешь. И узнали, что во время убийства дед уезжал к сыну, тот ему лопату какую-то особенную сделал, глину копать. И там его видели человек семь. Так что алиби у старика было стальное.

— А вы можете мне номер мобильника этого человека дать? — спросил Майзен. — Любопытно узнать, отчего он сознался. Ведь он не мог не знать, что в случае обвинительного приговора остаток жизни пройдёт в тюрьме. Или очень хитрый дедушка?

— Никакой хитрости нет, — оперативник качнул головой. — Большинство людей привыкают эмоционально к одной и той же обстановке вокруг себя. И когда она резко ломается, это их шокирует. Тем более людей примитивных, без образования, как правило. Они не способны вести себя стойко. И пытаются всеми способами избавиться от этого.

В итоге деда отпустили, а вторая подозреваемая — бабулька, в камере же сошла с ума. Они были люди простые, бесхитростные. Может, будь помоложе, они бы выдержали этот эмоциональный перепад, но возраст, закостенелое бытие, быстрый слом многолетних привычек пробудили в них огромный страх. Психика не выдержала. Пенсионеры ужаснулись, не смогли справиться с новыми условиями жизни. Пусть и кратковременными.

— Так, получается, убийцу не нашли? — Майзен отодвинул пустую кружку. — И дело пошло в лотерею? Кого-то осудили?

— Нет, — Примак вздохнул. — На основании показаний деда и найденных возле убитой биоматериалов судебная коллегия пришла к выводу, признать убийцей старушку и освободить её от наказания, как лишившуюся рассудка.

— Хм, любопытно, — психолог потёр подбородок. — Интересно вы говорите про слом привычек, новую атмосферу, которую не выдерживают люди, привыкшие к однообразной жизни.

— Ну, конечно, — оперативник кашлянул и наклонился над столом, поближе к Майзену. Тот не отпрянул, мгновенно расценив такое движение, как желание поведать что-то не очень афишируемое.

— Ведь арест для этого и нужен, — продолжил начальник уголовного розыска. — То, что там якобы людей задерживают, и в камеру, для того, чтобы они не мешали расследованию, не разглашали тайны, это ерунда!

— А для чего арест? — искренне удивился психолог.

— Чтобы человека вырвать из привычного мира, — откинулся назад, и скривил губы в улыбке Примак. — Он растерян, он поражён, он удивлён, унижен равнодушием окружающих, обществом преступников, таких людей, которые зачастую и не люди вовсе. А так, просто похожи. Это другая жизнь, не похожая на нормальную. И арестованный, если он сам не преступник профессиональный, конечно, хочет вырваться обратно, он на многое готов, чтобы избавиться от этого. Стресс при этом потрясающий. Вот для этого арест и нужен. Чтобы вывести человека из состояния спокойствия, взболтать его эмоции. И стать его другом. Человек, чьё нутро взбаламучено ночёвкой в камере, утром может рассказать оперативнику всё, что тому надо. Он инстинктивно потянется к нему, поскольку тот пообещает свободу и возвращение в привычный мир за признание и рассказ о преступлении.