И стать настоящим Наместником Тьмы. Не Темным, а Черным. Существом с абсолютно черной душой, для которого нет ничего святого. У которого, ежели вдуматься, и души-то, наверное, нет...
И откуда-то из глубин поднимается потаенный страх. Берет свое злорадное упрямство — а вот шиш вам с маслом, хренушки, господа хорошие. И большо-ой такой, пушистый зверь писец в подарочной клетке — золотой упаковке. Вы сами его на свободу выпустите. А мы здесь и вовсе ни при чем... Мы так, мимо пробегали. Соревнование по бегу у нас, изволите ли знать.
Никогда не станет он Черным. Пусть никогда не бывать и Светлым, зато нас устраивает наше нынешнее состояние — в меру Темного существа. Темного по духу — а дух, как известно, самая сильная в мире вещь. Для духа не может быть поражений.
Что есть самое страшное в мире? Для некоторых — бой. Круговорот жизни и смерти, дождь из свинца и стали и огненные всплески, которые с извращенным эстетизмом можно счесть похожими на диковинные цветы. Бурление жизни. Накал страстей. Накал чувств, из которых главное — страх. Страх, который заставляет встать и идти вперед, а не бежать назад, страх, который надо перебороть, а после с гордостью сказать самому себе: я сумел, я выжил, я смог. Тогда смысл жизни заключается в вечном преодолении страха, и получении удовольствия от осознания собственной силы. Люди, которые так думают — из породы вечных, прирожденных воинов. Они живут только в битве, и самым позорным считают умереть от водки в собственной постели, или, хуже того — под каким-нибудь забором. Это сильные, но страшные люди. И ущербные. Забудем о них.
Иные считают — не бой, а война. Голод, ковровые бомбардировки, уходящие на фронт отцы, мужья и братья, уходящие, чтоб никогда не вернуться домой. Осознание того, что ты жив, и будешь жить, а их больше нет. Извещение, мимоходом подписанное "похоронным маршалом", где говорится — такой-то пал смертью храбрых где-нибудь на Черном Поле, или за храм Гроба Господня, или за город Трех Дождей, подходящее подчеркнуть... Ужасает все — и бездушный, казенный слог, и плохого качества желтая бумага, скрипящая между пальцами, и первое в жизни осознание смерти. Ты жив, а его больше нет. Или есть, но где? Где, где, где?.. Нет ответа. И не будет, пока вы с ним в разных мирах.
Люди, которые так считают, добры по природе своей. Они чувствительны, умны, понимающи. Но они зачастую слабы, и не умеют принимать жестокость этого мира. Они склонны быть идеалистами, верить в справедливость и защиту кого-то свыше... Это хорошие люди. Но с ними нам не по пути, поэтому забудем о них тоже.
Третьи полагают — одиночество. Это те, кто хорошо знает, о чем речь. Слишком хорошо даже, быть может... Они в чем-то наивны. Полагают, что их должны принимать такими, какие они есть, не желая меняться и втайне упиваясь собственной уникальностью. В чем-то они несчастны — им не хватает понимания. В чем-то счастливы — они сами по себе, уникумы, и им хватает силы, дерзости, храбрости держать дистанцию и быть белыми воронами! Как правило, в них есть высокомерие. И определенное благородство, ибо в глубине души такие люди считают себя рыцарями, стоящими выше примитивной толпы. Иногда они становятся профессиональными воинами, а иногда — врачами... Это сложные люди. Не будем тревожить их тонкую душевную организацию и оставим их в покое.
А четвертые скажут — долг. Долг, который надо выполнять во что бы то ни стало. Долг, который не спрашивает твоего желания, зато наказывает за бездействие. Долг быть воином, долг быть врачом, долг казаться и тем, и другим сразу. Долг быть преступником, долг быть отверженным, долг быть убийцей и сестрой милосердия... Долг, долг, долг, черт возьми!!!
В ту же ночь.
— О-ох... — Вздохнули тяжко, как вздыхает очнувшийся от тяжелого сна человек.
Царил мрак.
— Кто ты?
— Я Наместник.
— Зачем ты меня пробудил?
— Не знаю... От нечего делать, наверное. Чтоб было с кем поговорить.
Тихий скрежет трущихся друг о друга камней. Еще один тяжкий вздох, но уже немного другой: человека, несущего тяжелую ношу.
— Какая тяжесть... Ты жесток, Наместник! Зачем ты разбудил меня? Я так сладко спал с моими братьями и сестрами, и вот ты заставил меня осознать себя, ощутить вес на моих плечах, ощутить скованные ноги и сросшиеся с камнем руки, почувствовать невозможность двигаться... Зачем?! О чем ты хотел со мной говорить? Что может поведать обыкновенный камень, из которого я высечен?
— Скажи, жить — хорошо?
— Что?! О древние боги, меня пробудили из предвечного сна, чтоб задать дурацкий вопрос о смысле жизни! Неужели вас, существ из крови, созданных Творцом по доброте душевной, больше ничего не интересует? Ох... Хорошо. Я отвечу, но обещай, что после ты отпустишь меня. Сделаешь снова обычным камнем, заберешь свой разум.
— То есть жить — плохо?
— Ты обещаешь?
— Обещаю.
— Жить — хорошо. Но хорошо жить, когда живешь полнокровной жизнью, когда ходишь, улыбаешься, любишь, борешься... Когда ты не скован по рукам и ногам, когда на тебе не висит тяжкий груз, который невозможно снять и невозможно от него отказаться. Жить хорошо, когда ты — свободен!!! Я ответил на твой вопрос?
— Вполне. Что ж, атлант, спи...
Боевое планирование.
Френсис отбыла на рассвете. Лукаво улыбнулась, кокетливо стрельнула глазками, послала воздушный поцелуй и даже сумела увернуться от напутственного шлепка по положенному месту. Убрав материализованную специально для нахальной вампирочки мухобойку, Наместник сказал непечатное слово, посмотрел на закрывающийся портал и неожиданно расхохотался. Озорная вампир на ура справлялась с одной из своих обязанностей — поднимать ему настроение. Посмотрим, как она справится с остальными... Во всяком случае, день начался неплохо.
Наместник погулял по саду, решая, чем сейчас заняться, и пришел к мысли, что неплохо бы получше обследовать свои владения. А то, смех сказать, сотворил чего-то, а чего, и сам не знает. Ему еще не выдавалось случая обследовать собственный замок, как полагается. Так почему не сейчас? Раз делать все равно нечего...
Он решил забраться на самый верх самой высокой башни замка. Все башни имели разную высоту и даже форму, и появившуюся мысль как-нибудь их назвать Наместник принял к сведению как весьма дельную. Недолго думая, башни были наречены по восходящей — Айн, Цвай, Драй, Фир, Фюнф. А что? По его, Наместника, мнению, очень даже свежо и оригинально!
Стоя на верхней площадке Фюнфа, держась за край зубца, обдуваемый ветром, который взъерошивал ему волосы, Наместник... Нет, он не смотрел в будущее. Он читал первоначальный отчет Френ — предварительную, но достаточно емкую характеристику объекта под кодовым названием "Черный Менестрель".
"Очень обедневший, но гордый дворянин. Ушел из поместья вслед за бродячей актерской труппой, влюбившись в актрисочку. Она ему авансы-то раздавала, пока в одном из городов не выскочила удачно замуж за впечатлившегося ею вдовца — милорда повыше титулом и потолще карманом. После чего наш герой почувствовал, что душа у него выжжена, а к знати проникся неистребимым презрением..."
Неплохо.
"И вот тогда-то наш дворянин всерьез озадачился вопросом — "А на что жить?". Слуг он отпустил, медленно разрушающийся от ветхости замок продал за бесценок, кое-какие деньги удалось выручить только от продажи строевого леса с охотничьими угодьями. Всех денег могло хватить только на год подобающей дворянину жизни. Путешествия с комедиантами потеряли всякий смысл, ведь с ними больше не было ее, ради которой можно было пойти даже на унижение стать уличным актером. Дворянину — актером! Петь песни в уличном балагане, за жалкие гроши потешать чернь! Немногочисленные друзья, узнав о таком выборе, отвернулись от него. Молодой человек смотрел в будущее с реализмом — оно было нерадостным..."
Надо девочке сделать внушение — меньше красивостей, больше смысла. К чему в отчете такой литературный стиль? Проще надо...
"Запродаться в наемники? Поступить на государственную службу? Может быть, заняться шпионажем? Его герб, пусть захудалый, был не моложе герба прежней королевской династии. И уж точно его Черный Лис древнее Золотого Дракона, скалящегося на гербе этой молоденькой чужеземки, невесть откуда сосватанной и возведенной на трон Таварра самим Эс-Тьери, Наместником и старшим сыном Эссалона. Очередная кукла... Как ей самой не унизительно на этом месте? Значит, она к тому же и, мягко говоря, неумна...
Как уже упоминалось, наш герой был очень гордым. И служить, тем более сильным, глупым и богатым, уж очень не хотел. Наоборот, ему хотелось отомстить..."
Ему хотелось отомстить...
Наместник сложил отчет и спрятал его во внутренний карман.
Он понял главное.
Что толкает на преступление?
Месть!
Что заставляет жить, когда жить незачем?
Месть!!
Что не дает уйти туда, на ту сторону Реки, Берега Которой Укрыты Серым Пеплом? Что держит в этом мире, как неоконченное дело, незавершенная игра, несбывшаяся мечта?
Месть!!!
Что заставляет выкарабкиваться из лап смерти раз за разом, что пробуждает желание жить, любой ценой, но жить, что заставляет рисковать своей жизнью и смеяться над ней же, ее бессмысленностью?
Вам известен ответ, сударь...
Им обоим известен ответ.
И тут размышления Хозяина самым бесцеремонным образом прервали.
В голове пронзительной болью взорвался звонок. Сигнализация, тревожная система — на территорию его участка Границы, его Домена вступил чужак. Один или несколько.
Один очень сильный чужак или несколько средненьких...
"Отряд эссов? Эссалон, местный божок, собственной персоной? Неужели меня обнаружили?" — Хозяин быстро спускался по лестнице, готовый к бою. Тревожный сигнал шел не из дворца — из сада, с противоположной от Пупа Земли стороны. Судя по сигналу, загадочный чужак не двигался с места, он стоял и ждал его. Запишем в плюс — на атакующую группу не похоже...
Хозяин материализовал в руке длинный, черный, слегка изогнутый меч с изящной гардой-чашкой. Пока меч был в ножнах, разумеется, тоже черных. Ножны в левой руке, правая свободна — полная боевая готовность к любой атаке. Хоть рукопашной, хоть магической.
Да, полный ментальный блок, разумеется. От желающих без спросу лазать в чужие головы. Иные любят там шастать, как у себя дома...
"Кто же ты такой, интересно? Знаешь, что тебя засекли, или нет? Похоже, что да, раз стоишь и ждешь..."
Значит ли это, что к нему пришел гость? Парламентер? Или кто-то сам по себе? Тогда кто он есть, что может свободно гулять на скрытых территориях?
Мессир? Или...
Его ждал, спокойно стоя у дерева, кое-кто другой. Стройная фигура небольшого роста, хороший светлый костюм по моде Земли начала 21-го века, безволосое и, быть может, слишком женственное лицо юноши лет двадцати от роду... Улыбчивое, открытое и обезоруживающее. Располагающее к доверию.
"Ага. Так и знал. Сдается мне, где-то я это лицо уже видел..."
Оружия при юноше не было никакого. Не только на виду — Наместник знал, что он просто не нуждается в нем.
Дружелюбный и открытый облик юноши был обманчив. Очень обманчив. Перед Наместником стояла птица того же полета, что и мессир...
— Здравствуйте.
Он поздоровался первым. Как всякий уважающий хозяина гость.
— Приветствую. — Немного холодно, быть может, отозвался Наместник. Этого типа он сюда не приглашал. И, раз уж на то пошло, меньше всего хотел бы здесь его видеть. — Меня вы, скорее всего, знаете. Раз знали, куда шли. Можно поинтересоваться вашим именем?
— Вы не догадались? — Он не усмехнулся, а улыбнулся. По-прежнему открыто и дружески, нимало не смущенный холодным тоном хозяина.
— Предположим, догадался. Но правила этикета требуют, чтоб гость называл себя, приходя, собственно, в гости.
— Ах, правила этикета... Ничего не попишешь, надо соблюдать. Я Велиар.
Слово наконец-то было сказано.
Хозяин посмотрел на протянутую руку и не стал пожимать ее. Один из верховных демонов христианского Ада ничуть не смутился этим фактом. Он просто стоял и смотрел на Наместника — и тот вдруг понял, что не в состоянии прочитать этот взгляд. Не в состоянии узнать, о чем же думает его визави.
Предположим, если по силе в этом конкретном месте они были в общем-то равны, то по опыту новоиспеченный Наместник Тьмы в Эс-Дагаре явно проигрывал. Жизненный опыт второго архидемона, правой руки истинного Князя Тьмы, был действительно колоссален. Сознавать это было неприятно.
Хозяин перевел взгляд на меч в своей руке и, не удержавшись от ухмылки, пристегнул его к появившимся на ремне петлям. Убрать меч означало показать, что поддался доверительному обхождению нежданного и незванного гостя, а держать его в руке — признак агрессивного настроя. Выберем третий вариант. Как наиболее оптимальный. Пусть видит, что он здесь не ко двору, но выслушать иерарха такого ранга все-таки придется...
Положив руку на эфес, он неторопливо прогуливался со своим гостем по парку. Разговор начинался, как обычная беседа двух чопорных английских лордов в парке где-нибудь на Бейкер-стрит...
— У вас хороший вкус, мой друг. В меру — вычурности, в меру — классики, в меру — готичности соборов старого Парижа... А этот нижний зал с колоннами вместо стен — как органично и вместе с тем свежо смотрится! Я вам завидую, мой друг, по-белому...
— А вы так умеете?
— Страж Тьмы нашего с вами ранга должен уметь все. Вы в этом скоро убедитесь.
— Да ну?
— Вы настроены скептически? Зря, должен вам сказать. Если я являюсь... Тем, кто я есть, это не значит, что я не способен на светлые чувства.
— Предположим, хотя слабо верится...
— Но в вас ведь остались эти чувства? Вы не подавили в себе всего? Вы вообще попали на это место, между прочим, из-за любви! Истинной, светлой, чистой...
— О да. Но любовь ушла, она ведь субстанция непрочная. Кому, как не вам, об этом знать.
— Любовь, как любой процесс, требует энергии. И желания его продолжать. Если вы не хотите забыть, вы не забудете. Если вы отдаете свою энергию — вы любите. В принципе, сила и продолжительность любви зависит только от силы самих любящих сердец... Если ее мало — такую любовь легко разрушить. Если много — поверьте опыту, практически невозможно.
— Звучит очень многозначительно. И двусмысленно.
— "Нельзя всю жизнь играть в слова, и в этот миг она права..." Вы ведь это написали?
— Я. А вы по-прежнему интересуетесь поэзией?
— А почему бы и нет, если стихи хорошие...
Прогулка поражала своей бредовостью. Гуляющие в садике, под пение птичек, два высших демона Тьмы, из разных миров, с разной историей и разными, скажем так, моральными принципами, обсуждают писанные на досуге стишки одного из них. Все. Финиш. Дальше ехать некуда.
— И вовсе даже не бред, — обиженно возразил Велиар. — Почему бы нам в самом деле не поговорить о поэзии? Я вам в этом завидую, коллега — вам вот дано, а мне — нет...
