Невиновный

— Ну говорю как маленькому: криминал, убийство... несчастный случай, — Светочка выпустила первый пар и чуть сбавила тон, набирая сил для второго захода. — Какой-то мужик твою куртку стыздил, его сегодня нашли, мужика, труп. Труп мужика! Мёртвый! А у него в куртке твой кошелёк, мобильник! Все дела! Идиоооот...

— Какой мужик, чего мужик, кто мёртвый? — не понял Саша.

Он повернулся на локте и посмотрел на жену. Сонные глаза отказывались складывать картинку — лицо супруги плыло и двоилось. Тогда он перевёл взгляд на подоконник, где пучилась бутонами огромная примула. Цветы Светку любили — росли как сумасшедшие и цвели круглый год.

— Ты глухой?! Мужик труп! В твоей куртке! — рявкнула Света. — В твоей! Уметь надо так влететь! Ты вообще понимаешь, во что вляпался?!

— Пожалуйста, Светочка, только не кричи, я не выспался, у меня голова болит, — Саша потёр лоб: что-то важное не давало покоя, стучало в висок: вспомни, вспомни. — Что-то я забыл... Мама звонила, что-ли?

Светка поперхнулась. Свекровь она терпеть не могла, несмотря на то, что та поначалу относилась к ней по-доброму и даже вылечила невестку от плохой болезни своими средствами. Но где-то за год до рождения дочки они поссорились, и с тех самых год — уже шестнадцать лет — не общались лично. Благо, сашина мама как раз отошла от своих дел и перебралась на постоянное жительство в деревенский дом под Обнинском. При этом в денежных вопросах она Светке почему-то продолжала доверять: во всяком случае, Светка продолжала заниматься бухгалтерией свекрови, в том числе переводила в деревню какие-то непонятные платежи за дом. Но это было и всё. Саша много раз пытался уговорить её помириться, Светка только отлаивалась. Вообще, после появления ребёнка она сильно изменилась — расплылась, подурнела и очень испортилась в смысле характера. А ведь женился когда-то на милой, улыбчивой девушке, польстившись на покой и тишину. Ну просто как подменили...

— Папа Фиттих! на ходу! вдруг схватил! сковороду! — донеслось из ванной. — И на Шлиха, блин!.. блин горячий! Мама, где пемза? Я пемзу потеряла!

— Да замолчи же ты наконец! — завизжала мать.

— Пемзу дай, — потребовала дочь. Светка-младшая отличалась редкостной непробиваемостью. Мамашин ор, от которого Саша не знал куда деваться, с дочки скатывался, как с гуся вода. Светка-старшая, впрочем, это знала, и в отношениях с дочкой на глотку не особенно полагалась.

— На третьей полке пемза, — сказала она громко, но беззлобно, после чего снова вцепилась в беззащитного мужа. — Ты хоть понял, что натворил, горе луковое?

— Что натворил-то, я не понял? — Саша потряс головой, пытаясь врубиться. — Вообще-то у меня куртку украли, я-то в чём виноват... — он вспомнил, что забыл её сам, и это, наверное, не такая уж и кража — взять бесхозное. Или всё-таки кража? "Плохо у нас с правосознанием" — подумалось ему по инерции.

— Виноват, не виноват, — Светка всплеснула полными руками, — ну ты чё, глупый совсем, идиотик дебильный? Кого волнует? Всё равно будут в милицию таскать, показания снимут. Потом ешё чего-нибудь повесят на тебя, висяк какой-нибудь.

— Какой висяк? — не понял Цыпин.

— Господи, как маленький, с горшка вчера слез! Виноват, не виноват! У нас страна такая, виноватая! Делал, не делал — пофиг, главное — замешан! Может, посадят. С работы точно выпрут, второй раз не устроишься, жить не на что будет, ты о семье хоть иногда думаешь? — запричитала она снова.

— Ладно, — сказал Саша, осторожно двигаясь под одеялом. — Делать-то что?

— Не знаю, — Светка шумно выдохнула. — Кто тут в доме мужчина?

Саша тихо застонал. Он отлично знал, что означает эта фраза.

По коридору простучали голые ножки. Потом дверь с треском распахнулась и появилась пятнадцатилетняя Светка-младшая, завёрнутая в махровое полотенце.

Светка-младшая выглядела как породистая лошадка: тоненькая, длинноногая, с короткой стрижечкой каре. Кончики каштановых прядок чуть темнее от воды, волосики слиплись — не влезли под купальную шапочку. Саша невольно отметил, что у дочки под тканью виднеются грудки, маленькие, но настоящие. В памяти почему-то всплыло слово "формы". Надо будет, рассеянно подумал он, как-нибудь при случае поговорить с дочкой о вопросах пола. Хотя она наверняка давно всё знает — время теперь такое, свободное... даже слишком.

— Англичанин! мистер Хоп! Длинный-блинный телескоп! Видит горы и леса! Облака и не... — девочка осеклась. — Мама, чего не видит?

— Ну замолчи же ты наконец! От твоих криков у отца голова болит, вон видишь, лежит, встать не может, — подразвела Света-старшая.

— Мама, так не видит он чего? — дочка не соизволила замечать мамино настроение.

— Них... ни черта! У всех дети нормальные, а у меня чокнутая! Вся в папашину семейку!

— Ни черта и ни беса! И того-того-того, что под носом у него! — дочка запрыгала на одной ножке, вытрясая из ушка капельку. Полотенце сползло, формы выскочили. Девочка томно ойкнула и принялась возиться с тряпкой, пытаясь пристроить её так, чтобы прикрыть все места. Потом бросила это занятие и убежала на кухню, сверкнув голой попкой.

Светка тем временем собралась с силами и продолжила пилить мужа:

— Ты вообще в себе? Может, пил? Вроде не пахнешь? Или хрень какую пробовал? Ученицы травкой угощали?

— Света, ну перестань, ладно? — Саша сделал над собой усилие и сел на кровати. — Ну какая тебя какая муха укусила на этот раз?

— Кто муха? Кто укусила? Я муха? Почему ты со мной так разговариваешь?! — рявкнула жена.

— Извини, Света, я не очень понимаю... — промямлил Саша, пытаясь почесать себе спину.

— Чего Света? Чего извини? Да посмотри на себя, на себя ты посмотри, кто ты есть?! Всё Света да Света, всегда у тебя Света! А потом — извини, дорогая, извини-извини! Одно слово знаешь — извини! Я всю жизнь только делаю, что всех извиняю, может, хватит? — супруга, видимо, решила, что скандальчику не хватает десерта.

— Ну Светочка, ну чего ты, я же ничего... — Саша почувствовал, что жена насытилась и утихает, и боялся случайно раздуть угасающее пламя.

— Ну да, ты всегда ничего. Для семьи хоть чего бы сделал, только проблемы одни с тобой. Ладно, чего с тебя взять, ты у нас неприспособленный, — Светка шумно, по-бабьи, вздохнула и сменила регистр со скандалёзного на озабоченно-утомлённый. — В общем, иди в милицию, разбирайся с курткой и всеми делами. Денег только им не предлагай, даже не заикайся, если чего, я сама, ты же с ними разговаривать не умеешь.

— Света... может, вместе сходим, а? — попросил Саша. Он и в самом деле не умел делать всего того, что надо уметь, чтобы жить в России, а Светка умела, и всегда тыкала его носом в этот малоприятный факт.

— Совсем ку-ку, — Светка покрутила пальцем у виска. — Кто меня туда с тобой пустит, это ж милиция, ми-ли-ци-я! Тебя вызывали — ты иди. Обратно пойдёшь — зайди в магазин, возьми масло, молока два пакета...

— Манго сок! Папа, купи сок! — закричала дочка с кухни. — Прям сейчас купи, спустись! В магазе под домом!

— Я вчера купил, — вспомнил Саша. — В холодильнике стоит.

— А старый апельсиновый ты не выбрасывал? — тут же прицепилась Светка-старшая. — Я его пью. Или сам выпил?

— Ничего я не трогал, — машинально соврал Цыпин, чтобы ненароком не вызвать нового взрыва. — Купить чего?

— Ну я ж сказала! Молока, сыра двести грамм, туалетную бумагу, колбасы посмотри какой-нибудь хорошей, хлеб не забудь, только нарезку не бери, ветчины нормальной, незаветренной, мои "Олвейс", мои, не забудь, с крылышками, губку и порошок для ванной, только нормальный, а не как в прошлый раз. Понятно?

— Света, список напиши пожалуйста, я не запомню столько, — попросил Саша. Он ненавидел походы в магазин, и особенно — запоминать, чего купить.

— Ну что ты как маленький, ничего не помнишь, ничего не можешь. Чего я тебе писать буду, всё сказала, тридцать три раза повторила. Позвонишь, если что. Ах ну да, у тебя ж мобильника нет. Как маленький, чесслово, совсем ума нет. Говорю ж тебе — верёвочкой к себе привязывай!

— Может, в милиции отдадут, — без уверенности сказал Саша.

— Ага, конечно, догонят и ещё отдадут, — начала было Светка, но посмотрела на замученное, кроличье лицо мужа и решила, что пока хватит. — Ладно, иди уже. Я из-за тебя вся на нервах. Умойся только сперва. И поешь. Сделай себе чего-нибудь. Тебе не скажешь — ты бутерброда не намажешь... Чего в стенку-то уставился? Там чего умное написано?

Саша с усилием перевёл взгляд на жену. Ощущение было странное — как будто он её видит закрытыми глазами. Ужасно захотелось в ванную, умыться.

"Ну что за день такой несчастный" — подумал он и с усилием разлепил смыкающиеся веки.

Спальня поплыла и исчезла.

Вторник, 15:21

— Всё в порядке? — Винцент озабоченно склонился над Сашей.

Тот поднял голову и недоумённо уставился на собеседника.

— Я где? — только и выдавил из себя он.

— Всё в порядке? — повторил охранник. — Извините, я вас упустил.

— Я того... отключился на секундочку, — признался Саша.

— Нервное, бывает, — успокоил его охранник. — Ураган, давление, коньяк. Вы помните, о чём мы говорили?

— Не очень, — признался Саша. За секунду обморока мысли успели как-то осесть, как чаинки на дно чашки. Картинка сложилась такая: он попал в странную и неприятную ситуацию. И теперь нужно быть собранным и внимательным, чтобы не упустить чего-нибудь. Чего именно — Цыпин не знал, но кожей ощущал какую-то опасность.

— Вы про себя рассказывали, — охранник сделал каменное лицо. — Вы Александр Викентьевич Цыпин, ударение в фамилии на первом слоге. Сорок два года. Преподаёте русский язык и литературу в Первой Городской Гимназии города Москвы. Состоите в браке со Светланой Петровной Цыпиной, имеете единственного ребёнка, дочь, она у вас тоже Света, как мама. Так?

— Ничего я вам не рассказывал. Не морочьте мне голову. — Саша от испуга подзабыл даже свою вечную стеснительность.

— А говорили, что не помните... Ладно, морочить голову и в самом деле нехорошо, я этого терпеть не могу. Будем считать, что я о вас действительно кое-что знаю. Но давайте по порядку, — Винцент привстал и потянулся, оказавшись неожиданно высоким. — Что вас интересует в первую очередь?

— Я здесь не случайно? — спросил Саша. — Как вы меня сюда, э-э, ну, затащили?

— Вы здесь не случайно. Что касается техники — вы-то ведь всякого повидали. Дома. То есть, я имею в виду, в мамином доме. Так?

— Не понял, — договорив последний слог, Саша понял, что он неудачно соврал и это видно. — Я в эту ерунду не верю, — поправился он. Получилось лучше, потому что вранья было меньше.

Винцент усмехнулся.

— Верю — не верю... Ну что за разговоры? Работает — не работает, вот что важно.

— Так, значит, вы меня каким-то образом сюда привели, — утвердительно сказал Саша. — Приманили. Приво... — он осёкся.

— Так, значит, всё-таки немножко верите, — Винцент иронически покачал головой. — И немножко опасаетесь... Александр Игоревич.

— Что вы мне этим "Игоревичем" тыкаете! — сорвался Саша. — Вы сами-то кто?

— Вы всё узнаете, — серьёзно пообещал охранник. — Но сначала скажите одну вещь, это важно. Вы ведь знали, что ваш официальный отец вам не родной. И знали либо догадывались, как зовут настоящего. Откуда?

Цыпин подумал, что запираться поздно и глупо.

— Да пожалуйста. Папа у меня был. Викентий Абрамов. То есть это я его отцом считал, — Саша спрятал глаза, успев удивиться про себя: оказывается, ему до сих пор стыдно. — Мне восемь лет было, когда он это... ушёл из семьи. Буквально ушёл. В смысле, сказал, что на работу, больше не вернулся. И письмо оставил, а там написал, что я не его ребёнок.

— А, простите, чей? — Виц неожиданно повысил голос. — Какого Игоря вы сын?

— Не ваше дело, — слова вылетели из Саши раньше, чем он успел подумать, испугаться, что-нибудь сочинить и вообще как-то выйти из ситуации.

Виц, однако, посмотрел на Цыпина с интересом.

— Ну что ж, не настаиваю. Важно, что вы знаете. Но вы уверены, что отец написал правду?

— Наверное, — внезапная смелость так же внезапно улетучилась, и Саше стало очень неуютно. — Мама мне потом говорила, что это он специально. Чтобы её оскорбить. Но вообще-то он честный был. Не помню, чтобы он кому-то врал, даже со злости, — Цыпин поймал себя на совсем уж детских интонациях и замолчал.

— Вот как? — заинтересовался собеседник. — А вы не пробовали потом разыскать отца? Наладить общение?

— Ну кто я ему после этого? В сущности говоря, чужой человек, — вздохнул Саша. — А мать о нём и слышать не хотела. Обещала порчу навести. Не знаю, может, и наводила... Я тогда маленький был, не то чтобы во всё это мамино верил, но немножко боялся. Старался про папу не думать, где он, что с ним. Ну, чтобы... не прилетело ему ничего плохого.

— Значит, вы так спасали папу от мамы... А фамилия почему Цыпин?

— Она не спрашивала, просто поменяла обратно. И себе и мне. Была Абрамова Светлана, стала обратно Цыпина Светлана. И меня переписала. Ну как я после этого к нему...

— Светлана-Светлана-Светлана, — процедил Винцент. — Сплошные Светочки. Мама, жена и дочка. Вас это не удивляет?

Тут до Саши, наконец, дошло, что его, по сути дела, допрашивают, причём непонятно по какому праву.

— Вы, кажется, просили один вопрос, — вспомнил он начало разговора, — а задали десять.

— Ну вы же отвечали, — спокойно сказал охранник.

— Вы, кажется, хотели о себе рассказать? — напомнил Саша.

— Не то чтобы хотел, — охранник почесал затылок, — но если вы настаиваете... Моё имя вы знаете. Моя профессия — охрана порядка. На языке Фауста это называется ординатор.

— Неправильно, — Саше захотелось взять хоть маленький реванш, — на немецком это будет унтер... унтер... — длинное слово никак не хотело вылезать из норы в памяти.

— Почему на немецком? — нахмурился Винцент. — Вообще-то рабочим языком Фауста всегда была латынь.

— Не понимаю, — Саша посмотрел на охранника исподлобья.

— Ничего, поймёте, я обещал объяснения, они будут. Только сначала придётся углубиться в историю. Без этого никак.

— Ну давайте, углубляйтесь, чего уж там, — Саша с независимым видом закинул ногу на ногу и тут же её убрал — тощая босая ступня выглядела смешно.

— Ну раз вы разрешаете... Вы слышали что-нибудь о вестфальском тайном судилище?

Саша несколько опешил. Потом задумался.

— Я не очень помню историю Германии, — признал он. — Что-то слышал, а так... Какое-то секретное общество вроде масонов.

— Масоны — это масоны. — Виц устроился поудобнее, явно собираясь говорить долго, — Я говорю про вестфальский, он же свободный или фемский суд. Название — от латинского fama, "народное мнение". Тайные суды возникли в тринадцатом веке, в ситуации примерно такой, как сейчас в России. Власть есть, справедливости нет. Императорское правосудие не работало и работать не желало. Но немцы, в отличие от русских... — тут Виц на секунду замолчал, и Саша успел подумать, до чего же всё-таки неприятное это слово, "русские", — взяли дело в свои руки. Фемская система работала так: любой христианин мог обратиться в тайный суд, и тот вызывал на своё заседание обвиняемого. Если он являлся, его судили по древним законам и выносили приговор. Если не являлся, то считался виновным, и его настигали убийцы.