Он указал на двух мужчин, расположившихся у дальней стены. Один, рослый и коренастый, с красным обветренным лицом и обрамлявшей лицо золотистой бородой, тоже был в фартуке и с неожиданной для огромных ладоней сноровкой протирал стаканы. Второй, худой, жилистый, в чёрном жилете и полосатой рубашке просто сидел, откинувшись к стене и сложив руки на груди. Больше всего в его недвижной фигуре Гая впечатлили выцветшие серые глаза под кустистыми бровями и револьвер на боку.

Кроме них в зале было довольно пусто, что слегка удивило Гая, ожидавшего вечером несколько большего оживления. По углам сидело около дюжины посетителей, которых он не смог толком разглядеть. Рядом с большим лакированным полихордом дремал щуплый человек в рубашке с закатанными рукавами, видимо музыкант. У ведущей наверх лестницы перешёптывались две смуглые девушки, завёрнутые в расшитые магнолиями и гибискусами шали. Близ задней двери возилась с вёдрами массивная коренастая фигура в неказистом платье и с очень тщательно и замысловато выплетенной маслянисто чёрной косой вокруг головы.

Осмотревшись, Гай отрицательно покачал головой, в ответ на вопросительное лицо кабатчика.

— Зря, — отечески заметил Тават ван-Дуэрфа, приглаживая тщательно зачёсанную и напомаженную волнистую чёрную шевелюру, — у Костлявого Пима лучшая выпивка минимум на пятьсот миль вокруг, уж поверьте. Нам, коммерсантам, частенько доводится путешествовать.

— Ну, может быть, если только совсем немного... — нерешительно пробормотал Гай.

Тават кивнул, и Пим за ручку вытащил из-под прилавка зелёную стеклянную бутыль.

— Фирменное.

Вино оказалось и вправду довольно приличным. В забегаловке рядом с академией поили хуже.

— Вам, как человеку здесь новому, — начал ван-Дуэрфа, — безо всяких сомнений, в первую очередь необходимо будет завести ценные знакомства.

Гай согласно кивнул, разглядывая густую тёмную жидкость в стакане.

— И я, и досто... хм... досточтимый дон Пим будем рады всемерно... Верно, досточтимый дон?

Тот молча кивнул. Девицы у лестницы дружно захихикали, прикрываясь одним на двоих веером.

— Я здесь владею универсальным магазином...

Кабатчик едва заметно хмыкнул, на что коммерсант ответил ему гневным взглядом.

— ...магазином, — с напором повторил Дуэрфа, — и складом.

— Складом? — удивился Гай, подумав, что вино определённо было лучше, чем показалось ему вначале.

— Именно. Я сдаю его всем желающим. А их много. Зимой, особенно. Поэтому если вы, вдруг, решите заняться каким-нибудь бизнесом, то я с огромной радостью предоставлю вам необходимые помещения...

— Бизнесом? Нет, нет... Я телеграфист.

Гай попытался собрать мысли, но они явно начинали как-то неуправляемо расползаться.

— Конечно. Но вот вашему предшественнику, мир его праху, это совершенно не помеша...

— Предшественнику? — часть мыслей Гая смогла приобрести единое направление, — да, я вот что хотел спросить... Говорят, его убили?

Стало очень тихо.

Ван-Дуэрфа нервно пожевал нижнюю губу. Костлявый Пим невозмутимо протирал очередной стакан.

— Как это случилось? — не замечая тишины, поинтересовался Гай.

— Ну... это... — коммерсант почесал затылок, — его застрелили когда он выходил из таверны. Только не придавайте этому излишнего значения. Подобные инциденты не должны омрачить вам картины нашего города. Подобные случаи у нас крайне редки. Крайне... Правда, Пим?

— Исключительно редки, — заверил худой кабатчик.

Гай с некоторым удивлением осмотрел пустой стакан.

Ван-Дуэрфа кивнул. Пим Сильвей снова достал бутыль.

— Но я... — робко запротестовал телеграфист.

— За счёт заведения, — Пим наполнил стакан до краёв.

Гай обхватил тёплый глиняный цилиндр и отхлебнул.

— Редки, говорите?

— Исключительно — с крайней выразительностью даже не выговорил, а скорее продекламировал ван-Дуэрфа, — жители нашего славного города Острога крайне редко становятся жертвами перестрелок.

— Если только не вздумают начать подкатываться к дочке Демизы, — донеслось из-за спины, — старик хватается за пушку, как только ему померещится, что у кого-то есть планы на его девчонку...

Гай удивлённо обернулся. Он и не заметил, как зал таверны начал заполняться. Людей стало больше, полихордист очнулся от дремоты и начал тихонько наигрывать что-то мелодичное. Девицы покинули свой пост у лестницы, и неспешно фланировали по залу, покачивая бёдрами, и постреливая глазами в сторону Гая. Тот подумал, что глаза у девушек красивые, большие, тёмно-карие с пышными густыми ресницами.

Стакан выскользнул из пальцев, ударился в доски пола, выплеснул тягучую красноватую жидкость на солому и расселся на две половины.

— Ох, какая неудача... — покачал головой коммерсант.

— Извините, — пробормотал Гай и икнул.

— Ничего страшного, — отмахнулся кабатчик, и повернулся к золотоволосому детине позади, — Регинхари, позови Швабру.

Тот кивнул, оставил протираемый стакан и пошёл к задней двери.

Гай обеими локтями навалился на прилавок. Мысли в голове путались, а таверна явно пыталась начать медленно вращаться.

— По новой? — ван-Дуэрфа придвинул ему ещё один стакан.

— Я н-не пью... — пробормотал Гай, пытаясь собраться с мыслями.

— Да что тут пить-то? — удивился тот.

Гай машинально отхлебнул и поставил стакан.

— Г-гы...

Он покосился в сторону. Рядом стояла коренастая женщина, которую он раньше видел у задней двери. В руках она держала тряпку.

Ван-Дуэрфа мягко отодвинул его вместе со стулом. Служанка нагнулась и стала вытирать пол. Её движения показались Гаю какими-то непривычными, не то чтобы неуклюжими, но странными. Она подобрала осколки стакана и выпрямилась. У неё было некрасивое, даже уродливое лицо. С землистой кожей, мясистыми губами и большим носом. И глаза. Огромные, совиные глаза, с красновато-карей радужкой и чёрными как ночь, пульсирующими на свету зрачками, утопающие под тяжёлыми мохнатыми бровями, почти сливавшимися с маслянисто-чёрной жёсткой причёской.

— Можешь идти, Швабра, — сказал Пим, — служанка развернулась и чуть вразвалку зашагала обратно к задней двери.

Гай отёр лоб и задумчиво оглядел полупустой стакан.

— Почему Швабра? — спросил он, — странное прозвище.

— Она убирается в таверне, — пожал плечами кабатчик, — потому и Швабра.

— А она не обижается?

— С чего ей обижаться? — искренне удивился Пим.

Гай ещё раз внимательно посмотрел на стакан. Тут до него дошло.

— Но... она же... вы же... вам не страшно?

— Ну что вы, дон Коналла, — всплеснул руками ван-Дуэрфа.

— Гай, — машинально поправил он торговца.

— ...дон Гай. Она же женщина. К тому же воспитывалась среди людей практически с детства. Поверьте. Она совершенно безобидна.

— И позволяет мне экономить на освещении при ночной уборке, — мимоходом заметил Пим.

— А вот это совершенно необязательно, дон Пим, — встрепенулся ван-Дуэрфа, — мои свечи весьма дешёвы и ваша мелочная экономия...

— Ну, я думал... — начал Гай.

— Выбросьте из головы, — махнул рукой коммерсант, — лучше обратите внимание на кого-нибудь из девушек. Вот, например, очаровательная Табилита.

Он подозвал одну из фланировавших девиц.

Та подошла ближе и улыбнулась. Гай улыбнулся в ответ. В начале девушки не показались ему красивыми или очаровательными, но сейчас его мнение определённо изменилось.

— Добрый вечер, с-суд... сударыня, — пробормотал он, отодвигая стакан и намереваясь поцеловать девушке руку.

— Привет, — игриво заметила Табилита, улыбаясь в веер, — если благородный дон хочет...

Что именно он должен был хотеть Гай так и не узнал, потому что полированная доска стойки внезапно ударила ему в лоб.

Следующее утро определённо было не самым лучшим в его жизни.

— Ну, разве же можно так, молодой человек, — Сертий Птепс сокрушённо покачал своей бритой головой в чёрной шапочке, — Тават начинал как бродячий торговец с туземцами, его и ведром сильфейной водки с ног не свалишь... А вы. Вот прям так. Уставши. Не закусывая.

Он ещё раз покачал головой.

— Я... не... здесь есть что-нибудь попить? — Гай сполз с кровати и с некоторым удивлением оглядывал небольшую комнату с бревенчатыми стенами, в которой он со второй попытки опознал спальню-кабинет телеграфной конторы.

— Тари, принеси настойку, — распорядился Сертий.

Гай жадно отхлебнул тёплую жидкость. Вкус был ужасный.

— Брр... — он замотал головой.

Однако мысли определённо начали проясняться. Гай протянул стакан и только сейчас обнаружил стоявшую перед ним невысокую и слегка, скажем так, пухленькую, девушку. Гай рассмотрел круглое румяное лицо, пышные тёмные волосы, отливавшие старой медью на пробивавшемся сквозь мутное окно солнце, и глаза цвета лесного ореха. Карие с зелёным ободком.

— Меня зовут Тари, — сказала девушка.

— Просто Тари? — пробормотал Гай, но тут же спохватился, — Гай Нердий Коналла, к вашим услугам, сударыня.

Он судорожно попытался застегнуть ворот рубашки.

— На самом деле полностью Тальстин Демиза, — чуть смутилась девушка, — но на мой вкус Тальстин это слишком официально, а фамилия... фамилия мне не нравится.

— Почем... — начал было Гай и тут же густо покраснел, вопрос был слишком наглым.

— Просто на арругийском "демиза" значит — "тот, кто с гор", — ничуть не смутившись, уточнила девушка, — поэтому кто-то может подумать, что мы какие-то дикие горцы, а не уважаемые люди. Вы даже не представляете себе как это неприятно...

— Представляю, — вздохнул Гай, которого тоже не слишком вдохновляла собственная фамилия.

— Так что зовите меня просто Тари, это сокращение от Тальстин.

— Сокращение, но... вы же арругийка? — с некоторым удивлением начал было Гай, но тут же покраснел ещё гуще.

Путаница "р" и "л" была предметом бесконечных шуток и насмешек над арругийским выговором, как и проблемы с глухими и звонкими..

Девушка кивнула, либо не заметив двусмысленности, либо проигнорировав её.

В голове Гая болтались отрывки воспоминаний о прошедшем вечере. Неожиданно из их мутного водоёма всплыла одна из фраз.

— Вы сказали, Демиза?

— Да, но почему... ах, вам уже, наверное, рассказали...

— М-м-м... я не хотел... на самом дел... я... — Гай покраснел бы ещё больше, если это только было возможно.

— Не вельте, — горячо воскликнула девушка, — это всё неправда. Мой отец действительно очень меня любит, но он совершенно не такое чудовище, как рассказывают. Поферьте. То был просто несчастный случай. Я крянусь! И с тем, вторым, тоже. Спросите префекта Десдерия!

От волнения у неё даже прорезался лёгкий акцент.

— Верю, — пробормотал Гай.

Он вытащил носовой платок и поднёс его к лицу. Голову пронзила острая боль.

— Ух...

— Осторожнее, — предупредила Тари, но поздно.

Судя по всему, коварный удар стола ему в лицо не остался без последствий.

Гай завертел головой, в поисках зеркала. Сертий услужливо протянул ему полированный латунный диск. Молодой человек лишь страдальчески замычал. Из желтоватой поверхности на него смотрела определённо уголовная рожа. Измятая, с подбитым глазом и рассечённым носом.

— Думаю, нам стоит посетить доктора, — предложила Тари.

Гаю было всё равно. В таком виде появляться в обществе, и особенно обществе юных девушек ему хотелось меньше всего. Куда больше он мечтал куда-нибудь провалиться. Прямо сейчас.

— Думаю, Соларион уже открыл своё заведение, — произнёс тем временем Сертий, деловито посмотрев на часы.

Гай лишь страдальчески промычал в ответ, что было воспринято Тари и Птепсом как согласие.

Приёмная доктора казалась Гаю чрезмерно уж светлой. Две стены почти целиком занимали большие окна. Рамы, хоть и были двойными, света всё равно пропускали много. Тем более что утреннее солнце било точно в них.

Приличную часть комнаты занимали столы. Один узкий и продолговатый, деревянный, с большим аквариумом. Второй — обитый жестью, квадратный. Третий — письменный с тумбочкой-пюпитром сбоку. Свободную от окон часть стен занимали разнообразные стеллажи, узкие высокие шкафы-тумбы, решётки для хранения свитков и этажерки. По ним было аккуратно разложено множество предметов — химическая посуда, склянки с какими-то препаратами, коробочки и ларцы, книги и свитки. Гай обратил внимание, что кроме чеканных олтимских букв на корешках обильно виднелись и изящно-округлые элларские, и ветвисто-угловатые символы восточных алфавитов. Ему даже показалось, что он заметил орнаментальные столбцы клинописных иероглифов. Хинских или староанджанских.

Скрипнула дверь. Гай обернулся. В комнату вошёл худой долговязый человек в узких светлых брюках и малиновом бархатном жилете.

— Соларион Саэнтиос. Терапевт. Хирург. Аптекарь. Иногда патологоанатом. Редко судмедэксперт. Чем могу? — произнёс он отрывисто, без акцента, но со слишком уж академичным выговором.

Лицо у доктора Саэнтиоса было узкое, загорелое, гладко-выбритое. От лба к затылку убегала внушительная лысина, обрамлённая следами коротко-подстриженной шевелюры. Левую скулу пересекал тонкий шрам, а у правой ушной раковины не хватало верхней трети, что придавало ему вид не столько медика, сколько бывалого авантюриста.

— Молодой человек, — указал Сертий на Гая, — ушибся.

Доктор накинул белый фартук и привычным движением натянул полотняные нарукавники. Подошёл и внимательно осмотрел лицо, по-хозяйски повернул его на свет и ощупал нос. Гай пару раз жалобно пискнул, когда тот задевал синяки и ссадины. Пальцы у врача были жёсткие, холодные и неожиданно сильные.

— Плоский твёрдый предмет. С выраженным краем. Скорее всего, не металлический, нет следов острой кромки. Удар почти строго спереди. Реакция зрачков неровная.

Он принюхался.

— Полагаю, молодой человек выпил, потерял сознание и ударился о стол или нечто подобное...

— Вы знали, — простонал Гай, ощущая, как начинают гореть уши.

— Что знал? — не понял Саэнтиос.

— Не обращайте внимания, — вмешался священнослужитель, — вы можете что-нибудь сделать?

— Конечно. Носовой хрящ практически не пострадал, не говоря уже про кость. Гематома. Ссадины. Небольшой порез. Сотрясения мозга определённо нет. Ничего серьёзного. Надо обработать. Рекомендую холод. Начиная с сегодняшнего вечера — лучше тепло.

Он достал какой-то флакон.

— Закройте глаза, молодой человек.

Гай послушно выполнил указание. Хлопнула пробка, запахло чем-то бальзамическим. Ссадины защипало, но он героически выдержал процедуру без единого звука.

— Можете открыть. Впредь будьте осторожнее.

Гай открыл глаза и чуть поморщился.

— Спасибо. Я что-нибудь должен?

— Двенадцать лепт. Полквинара.

— Мы подождём снаружи, — интеллигентно заметил Сертий, и мягко вытолкнул Тари на улицу.