— Я-то живой, — стал храбриться танкист, обрадовавшись, что его хозяин невредим, — что мне сделается? А вот он, — Криволапов показал головой на бездыханное тело русского бойца, — добегался. Пусть там знают, что я не сдамся живым энкавэдэшникам, — Степан оскалился и сплюнул через зубы. Затем вытер о маскхалат разведчика финку и засунул в правый сапог. — А нас ищут, слышите? — он вновь обратился к Францу, чтобы не думать об убитом бойце. Саднило сердце, было прескверно на душе. — Откликнитесь, господин капитан.

Франц и сам услышал немецкую речь. Их искали. Капитан Грейвиц послал на помощь взвод гренадеров.

— Мы здесь! Сюда, — выкрикнул он, выглянув из ямы.

Санитары появились первыми. Без лишних расспросов они подхватили Франца и Криволапова и быстро вынесли к передовой траншее. Далее немецкая группа по извилистым переходам вышла наружу, затем по тропинке — к лесополосе. У полевой дороги их ждала легковая машина. Здесь же стоял грузовик с охраной и бронетранспортер связи.

Франц приподнялся на носилках, огляделся. Своих людей из разведбатальона он не увидел. Не встречал его и адъютант старший лейтенант Риккерт. Это показалось странным. Возле 'Опель-капитан' его ждал сотрудник армейской разведки Грейвиц.

Когда Францу помогли подняться у машины, он еще раз огляделся вокруг и, не увидев людей из своего батальона, бросил сердито Грейвицу:

— Где адъютант Риккерт? Куда вы меня повезете?

Грейвиц поздоровался наклоном головы и вежливо, спокойно ответил:

— Не беспокойтесь, Ольбрихт, все в порядке. Вашу безопасность мы обеспечим своими силами. Приказано доставить вас в штаб армии. После краткой встречи с подполковником Кляйстом вам будет оказана основательная медицинская помощь, предоставлен отдых.

— Грейвиц, — продолжал возмущаться Ольбрихт, — немедленно предоставьте мне связь с генералом Вейдлингом. Никуда я не поеду.

— Ольбрихт, не надо глупить. Вас срочно ждет командующий армией. С генералом Вейдлингом вы свяжетесь в штабе. Садитесь в машину, пожалуйста, не упрямьтесь, — Грейвиц услужливо открыл заднюю дверь.

Криволапов, как верный Санчо Панса, держался возле Франца, единственного немца, которого он знал и который мог за него заступиться. Ситуация была сложная. Оружие у него отняли еще на передовой. Ольбрихт не сопротивлялся этому. Впереди их ждал заслуженный отдых. Здесь же конвой косо смотрел на оборванного русского солдата, не понимая, что он делает возле офицера.

— Ефрейтор, — обратился к нему унтер-офицер, — следуйте за мной к грузовой машине. Криволапов понял, что хочет от него младший офицер, отдельные команды и фразы он уже знал и жалобно посмотрел на Франца. 'Господин капитан, возьмите меня с собой. Без вас я пропаду', — говорили умоляюще глаза. Ольбрихту передалось волнение русского танкиста. 'Сейчас нам лучше держаться вместе, — подумал Франц. — Такого верного товарища оставлять в одиночестве нельзя, тем более что он плохо говорит по-немецки'.

— Стоять! Не трогать! — отдал Франц команду унтерофицеру и так убийственно посмотрел на него, что тот, вытянувшись в струну, испуганно пролепетал: — Слушаюсь, господин капитан.

— Оставьте русского солдата в покое, Вайбер. Пусть едет рядом с капитаном, — вмешался Грейвиц. Затем вновь обратился к Ольбрихту: — Пожалуйста, капитан, садитесь в машину. Все будет в порядке.

Когда Франц и Криволапов уселись на заднем сиденье, Грейвиц удовлетворенно махнул перчаткой: 'Вперед', — и захлопнул дверь легковушки.

Ослабленный Франц не видел в действиях армейского эскорта опасности, но внутренняя настороженность и волнение не покидали его. Он не так представлял себе встречу после разведывательной операции, немыслимой по трудности и важности добытых сведений. Он не видел своих людей из батальона во главе с его заместителем Мельцером. Они должны были вместе с ротой 86-го полка создавать коридор выхода. Он хотел есть, у него пересохло в горле, он чувствовал страшную усталость, у него не проходил жар. И самое главное, его не соединили с командиром корпуса. Что это? Почему такая немилость?

Эти тревожные мысли он направил Клаусу в правое полушарие. Оттуда, как по телетайпу, пришел краткий нейронный ответ.

'Не волнуйся. Держу ситуацию под контролем. Бывшие абверовцы что-то замыслили против тебя. Но моя интуиция подсказывает, что скоро все прояснится. Мы выиграем этот раунд. Держи возле себя русского танкиста. Парень надежный, проверенный. Твой Клаус'.

Франц, успокоенный полученной информацией, перестал следить за дорогой, но не спал. Машины натружено, километр за километром перемещались по разбитым прифронтовым дорогам в сторону Бобруйска. Там находился штаб 9-й армии вермахта. Капитан Грейвиц ехал молча, вопросов не задавал. У Франца тоже не было желания вести с ним разговор.

Рассвело. День обещал быть теплым, погожим. Косые лучи восходящего солнца игриво заглядывали через лобовое стекло 'Опеля', то и дело на кочках пробегая по воспаленному лицу Франца. Немец щурился, отворачивал лицо, с нетерпением ожидал окончания утомительной поездки. Ему становилось хуже. Несмотря на обезболивающий укол, сделанный санитаром, температура повышалась, нога горела сильнее. Кроме того, к горлу вновь стала подкатывать тошнотворная волна. Криволапов, сидящий рядом, как и шеф, старался не спать, тер себе грязные щеки, щипал за уши, крутил глазами, но через полчаса его укачало, он задремал.

Вскоре лесная дорога закончилась. Впереди показалась гравейка Быхов — Бобруйск.

'Выйдем на главную дорогу, будет легче, не так будет укачивать', — подумал Франц и сомкнул глаза от невероятной усталости.

— Хальт! — раздался вдруг грозный окрик.

Франц встрепенулся и посмотрел вперед через голову Грейвица. Проснулся и Криволапов.

У шлагбаума перед выездом на главную дорогу стоял фельдполицай и держал знак немедленной остановки транспорта. Три военные машины с визгом остановились рядом, обдав патрульный наряд пылью.

— Что за чертовщина? Открывайте! — рявкнул капитан Грейвиц на подошедшего с автоматом унтер-фельдфебеля, одетого в черный плащ. Поверх плаща через шею у того свисал стальной горжет фельджандармерии с номером команды.

— Приказано всех досматривать, господин капитан. Прифронтовая зона. Предъявите ваши документы, — полицейский требовательно смотрел на Грейвица.

— Проклятье, — ругнулся Грейвиц. — У меня пропуск во все зоны армейского подчинения. Немедленно откройте шлагбаум, сержант.

Но полевой жандарм жестко стоял на своем.

— Повторяю, приказано всех досматривать, — твердо, с вызовом чеканил он, — предъявите ваши документы.

— Ну и порядки. Вы пожалеете об этом, — взревел в гневе Грейвиц и полез в нагрудный карман за удостоверением.

Унтер-фельдфебель изучил документ и вернул офицеру через открытое окно. Увидев пассажиров, спросил:

— Кто с вами едет?

— Это не ваше собачье дело, — Грейвиц был в ярости.

— Хорошо! Одну минуту! — ответил холодно фельдполицай и удалился к дежурному домику. Спустя несколько минут к эскорту подошел старший лейтенант и, представившись Грейвицу, повторил тот же вопрос:

— Что за люди сидят в машине?

— С меня довольно, — сдался Грейвиц. — Это капитан Ольбрихт и его солдат. Это люди нашего отдела, — и с нажимом добавил: — Вам понятно это, старший лейтенант?

— Я вас понял, капитан. Дайте одну минуту для уточнения, и вы поедете дальше.

— Быстрее, офицер, — скривился Грейвиц.

Дежурный бросил пристальный взгляд на Ольбрихта, въедливо всмотрелся в Криволапова — те сидели молча, затем, не задавая больше вопросов, быстро удалился к дежурному домику.

— Господин майор, это они. Что прикажете делать? — прорвались наружу через приоткрытую дверь резкие фразы дежурного.

— Что делать? Задержите эскорт на десять минут. Не пропускайте их, — тут же последовал приказ фельджандарму. — Я уже на подъезде...

Капитан Грейвиц тем временем вышел из машины, закурил. Он не понимал, что происходит. Почему фельджандармерия остановила его и не пропускает дальше ехать при наличии всех проездных документов? Это было чрезвычайным происшествием.

— Черт знает, что происходит! — буркнул взволнованно он и выбросил недокуренную сигарету. Подойдя к связистам, рявкнул: — Немедленно соедините меня с подполковником Кляйстом, — соединили мгновенно.

— Кто посмел вас задержать? — кричал в трубку Кляйст после доклада подчиненного. — У вас предписание доставить Ольбрихта в отдел. Это распоряжение начальника штаба. Позовите дежурного офицера.

— Слушаюсь! Фельдфебель, — обратился Грейвиц к связисту, — бегом за старшим лейтенантом. Подожди. Что все это значит? — лицо Грейвица удивленно вытянулось, глаза вытаращились. К дежурному домику спешно подъехало несколько военных машин. Из вездехода вышел важный майор в общеармейской форме и неторопливо направился к нему. Его сопровождал открытый бронеавтомобиль с гренадерами, готовыми к стрельбе. Крупнокалиберный пулемет был направлен на его эскорт.

Подойдя к Грейвицу, майор Рэмек — это был он — осмотрелся вокруг, глубоко вдохнул чистый освежающий воздух и подставил лицо восходящему солнцу. От полученного заряда бодрости он умиленно расплылся в улыбке и, не глядя на Грейвица, пафосно произнес:

— Красиво как! Не правда ли, господин капитан? Чудесное утро!

— Кто вы? — раздраженно, не поддаваясь на добродушные изречения Рэмека, бросил капитан Грейвиц и сделал угрожающий шаг вперед. Он не узнал адъютанта командира 41-го танкового корпуса. — Я буду...

— Перестаньте фиглярничать, Грейвиц, — будто по носу щелкнул того Рэмек заготовленной фразой, повернув голову. — Вы будете выполнять то, что я сейчас прикажу. Старший лейтенант, — позвал он пальцами через плечо дежурного фельджандарма, — капитана Ольбрихта и ефрейтора Криволапова сопроводите в мою машину.

— Слушаюсь, господин майор.

— Вы не имеете права, майор, — Грейвиц не ослаблял напора. Его серые глаза потемнели, излучали гнев.

— Имею, капитан. Имею!

— Вы ответите за самоуправство. У меня приказ подполковника Кляйста. Лейтенант! Выводите солдат, — махнул головой Грейвиц офицеру сопровождения.

— Не дурите, капитан, — на Грейвица в упор смотрел крупнокалиберный пулемет, и Рэмек поднял перчатку вверх. — Моя отмашка, и вы с вашим эскортом пополните русское кладбище своими крестами. Какая неутешительная смерть. Вы готовы так умереть, капитан?

— Я не понимаю вас, майор, — голос Грейвица дрожал, лицо из возмущенно-красного становилось бледно-серым. — Это провокация...

— Вы опоздали, голубчик, — Рэмек светился. — Многое изменилось за эту ночь. Вчера поздно вечером в главном штабе сухопутных сил подписали приказ о переподчинении 20-й танковой резервной дивизии 41-му корпусу генерала Вейдлинга. Корпус усиливается другими частями для создания на этом участке укрепрайона как противовес возможному русскому наступлению. Ему придан особый статус центрального подчинения. Капитану Ольбрихту тем же приказом присвоено звание майора. Он идет в личное распоряжение командира корпуса. Я адъютант генерала.

— Не может этого быть... — стушевался полностью Грейвиц. — Почему в армии этого не знают?

— Потому что там служат такие тупицы вроде вас, Грейвиц. Старший лейтенант! Выполняйте мой приказ.

Рэмек был в ударе. Он впервые за свою служебную карьеру получил настоящую власть и действовал от имени Вейдлинга, наслаждался этой властью. Его распирало от удовольствия отдавать приказы.

— Я не думаю, Грейвиц, что в такое сладкое утро, — продолжил Рэмек, — вы будете тревожить звонком сон командующего армией — кстати, он в курсе, — а тем более фельдмаршала Буша. Вы согласны со мной, капитан?

— Согласен, — процедил сквозь зубы Грейвиц и отдал команду помочь перевести майора Ольбрихта в другую машину.

— Прекрасно! — на самодовольной физиономии Рэмека застыла широкая улыбка. Сердце радостно билось. Он успел перехватить Ольбрихта и выполнить приказ командира корпуса. За это полагалась награда. Адъютант распростер руки и пошел вперед. Навстречу вели ковыляющего, грязного, исхудавшего, с воспаленным лицом Франца Ольбрихта в форме офицера Красной армии. Его поддерживал солдат невысокого роста в ободранной униформе русского танкиста с окровавленной повязкой на голове.

ГЛАВА 3

21 мая 1944 года. Лазарет 41-го танкового корпуса вермахта, район Мозыря.

Восточный фронт. Белоруссия

Генерал Вейдлинг уже несколько дней находился в прекрасном настроении. Еще бы, с того света вернулся живым Франц Ольбрихт, его любимец, настоящий офицер-разведчик, сын лучшего друга Клауса Ольбрихта. Генерал ждал возвращения Франца и готовился к этой встрече. И этот долгожданный день наступил. Даже адъютант Рэмек сейчас ему казался не таким трусливым зайчишкой, мальчиком для битья. После того как он вырвал Франца из рук Кляйста, этого матерого абверовца, мастера хитросплетений, ловушек и интриг, адъютант несказанно вырос в его глазах, удостоился благодарности.

Не все сложилось в операции Glaube удачно, как планировалось, почти все экипажи погибли, но тем не менее основные задачи Франц выполнил. Карты русских раскрыты. По крайней мере для него. И хотя Берлин не поверил шифровкам Арийца, не поменял свое стратегическое видение на летнее наступление русских, в штабе сухопутных войск нашлись генералы, которые поддержали его. Ему удалось выбить дополнительные резервы, тем самым укрепить оборонительные линии корпуса.

Основную скрипку в обороне сыграет переданная 20-я танковая дивизия, а также артиллерийские дивизионы, прибывающие из рейха. Зная дату наступления русских, направления их ударов, можно основательно подготовиться. 41-й корпус будет крепким орешком для танковой армии Батова. Но главное, Франц жив. Его мальчик жив.

Вейдлинг еще раз про себя поблагодарил всевышнего Господа за спасение Франца и прервал свои эйфорические размышления. Штабной вездеход, притормаживая, уверенно подкатил к зданию лазарета, где находился раненый Ольбрихт.

Встречал командира корпуса, стоя у крыльца, полковой врач Ремус. Он был в белом халате с непокрытой головой. Коротко остриженные, с проседью волосы, разделенные на две части четким классическим пробором, подчеркивали педантизм лучшего корпусного эскулапа, его высокую степень внутренней организации. Умные, внимательные глаза выражали доброжелательность и легкую степень любопытства. В руках Ремус держал дорогую трость ручной работы с костяным набалдашником.

— Добрый день, господин генерал! Рад видеть вас в хорошем здравии и прекрасном расположении духа, — подал голос Ремус, когда Вейдлинг подошел к лазарету. — Я выполнил вашу просьбу. Вот, возьмите. Замечу, я потратил уйму времени, чтобы найти эту вещицу.

— Доктор Ремус! Виктор! — тепло приветствовал Вейдлинг друга, пожимая руку. — Спасибо. Я никогда не сомневался в вашем профессионализме и порядочности. Прекрасная работа, — Вейдлинг взял трость и покрутил в руках. — Я доволен. За Франца двойная благодарность. Вы единственный среди нас, военных, делаете на отлично то, что умеете, и то, что знаете, даже больше этого. Уверен, сумеете вырезать аппендицит, если понадобится, через анус, — Вейдлинг попытался сострить. — А нам, в отличие от вас, медиков, при высочайшей военной организации и дисциплине не хватает, порой, самообладания признать свои ошибки и принять верное решение. Особенно этой заразной болезнью, мой уважаемый доктор, страдают те, кто незаслуженно обласкан и приближен к Олимпу.