В гости к мертвым.

— Никитка, все... — вытащил я его и прижал к себе, вышел из ванной комнаты, а затем боком из квартиры, дабы ребенок не видел то, что осталось от его родных, — сейчас домой поедем, слышишь меня? Все, успокойся.

Григорий провел нас к себе в зал, я усадил Никиту на диван и почувствовал специфический запах.

— Никитка, ты посиди тут, я сейчас, дядя Гриша вот тебя охранять будет, видишь, ружье какое у него?

Мальчик, всхлипывая на каждом вдохе, кивнул и покосился на Григория.

— Была же у бабушки твоя одежда какая-нибудь?

Сказать, что ребенок был перепуган — это ничего не сказать, стресс затормозил его конкретно. Не дождавшись ответа, я вернулся в кварту Сашкиной тещи, и, полазив по ящикам, нашел детскую одежду и сменное белье.

— Ну что, я поехал и этого бедолагу в больницу завезу, хотя он скоро умрет и станет таким же, как эти, — сказал сержант, до этого разговаривавший с кем-то по рации.

— Как поехал? Эм... я не знаю, а следственная группа там, ну, или что должно быть?

— Должно, но не будет, — ответил он и вышел из квартиры, помог подняться перевязанному Григорием слесарю и вызвал лифт.

— Черти что! — сказал я, и, схватив с обувной полки две пары детских сапожек, не поняв, какие из них Никиты, вышел и захлопнул квартиру.

Раздев мальчишку и поставив в ванну, я поливал его из горячего душа и натирал напененной мочалкой... Да уж, я и сам чуть не обделался, что уж о ребенке-то говорить? Никита относительно успокоился, плакать перестал, но все еще продолжал периодически всхлипывать и молчал. На мои вопросы он либо только кивал, либо отрицательно мотал головой. Одев ребенка в чистое, я стал сам собираться.

— Куда же вы, на ночь-то глядя, попретесь? — сказал Григорий, — Оставайтесь.

— Нет, я его лучше домой отвезу, может, и его отец уже дома...

— Звонил ему еще?

— Да, нет доступа все так же.

— Все же, думаю, не стоит на улицу выходить.

— А завтра? Ты вообще понял, что случилось? Завтра в городе таких... эм... зомби будет в разы больше, я лучше в Ростоши, там народа меньше. Сержант говорит, что все покусанные умирают, а потом сами становятся такими же зомби.

— Что еще сказал?

— Сказал, что в голову только стрелять таким надо, по-другому не успокаиваются.

— Слушай, давай телефонами обменяемся... Мало ли, так, на всякий случай.

— Хорошо.

Обменялись телефонами, и Григорий тоже стал обуваться:

— Провожу вас до машины.

— Спасибо, не помешает, — посмотрел я на стоящий у стены 27-й Иж.

— О! Подожди, — Григорий ушел в комнату, погромыхал там с минуту и вернулся, — вот, держи.

— 'Оса'?

— Да, вот патронов десяток, давно лежат.

— Да, из неё попасть, тем более в голову, только в упор можно.

— А хоть и так, все лучше, чем с пустыми руками... И почему, кстати, именно в голову?

— Сержант сказал... Он в обед по такому же психу, то есть зомби, полмагазина, говорит, выпустил, а ему хоть бы хны, в результате, из пистолета в голову угомонил.

— Понятно. Знаешь, как пользоваться-то?

— Знаю, был у меня такой, продал за ненадобностью... Батарейка живая?

— Да, менял на Новый Год.

— Ну что, Никитка, поехали домой? — присел я на корточки перед ребенком.

Он в ответ часто закивал. Я засунул 'Осу' в карман куртки, в другой ссыпал патроны и поднял ребенка на руки.

— Впереди пойду, где машина? — спросил Григорий, взяв ружье и застегнув патронташ поверх пальто.

— У садика, со стороны ворот.

— Идем.

На лифте не поехали по вполне определенной причине, и, спускаясь по лестнице, на пролете между вторым и первым этажами, рядом с почтовыми ящиками, увидели трех мужиков, которые что-то обсуждали. Один из них был с 'Сайгой' за спиной.

— О! вот и Иваныч тоже... Прочувствовал важность момента, — сказал тот, что с 'Сайгой', — Далеко собрался?

— Да вот, — кивнул он на нас с Никиткой, которого я нес на руках, — до машины проводить, а то мало ли.

— Подожди, там у мусорных баков этот... ну, псих, дворника, эм-м... доедает.

— Так, а что вы тут? — спросил Григорий, — Валить его надо.

— Валить? — возмутился небольшого роста пузатый очкарик в дорогом домашнем халате поверх не менее дорогого костюма и в тапочках, — а кто вам, позвольте, дал право? Вот милиция приедет и решит.

— Дурак ты, Семен, — сказал Григорий, — хоть и образованный. А образованный дурак вдвойне страшен, для себя самого в первую очередь!

— Да что вы себе...

— Ладно, — перебил его перехвативший поудобнее ружье Григорий и открыл клапан патронташа, — не до тебя... Идем, Влад.

Из подъезда вышли, словно ожидая нападения, оглядываясь по сторонам и медленно ступая по дорожке к садику, которая проходила как раз мимо мусорных баков. Фонари горят у дома и вдоль дворовой дороги, натоптанная дорожка к садику не освещена и затенена деревьями.

— Может, по дороге? — спросил я.

— Долго, и неизвестно, сколько еще таких шляется, — ответил Григорий и вскинул ружье, — погодь...

Он медленно пошел к бакам, у которых можно было разглядеть стоящего на четвереньках человека в испачканной грязью короткой дубленке. И да, было похоже, что он, словно дикий зверь, поедает несчастного дворника, отрывая от него куски плоти зубами.

'Ба-бах' — саданул громкий выстрел, Никитка вздрогнул и еще сильнее прижался ко мне.

— Не бойся, — погладил я его по спине.

Григорий подошел ближе к бакам и, опустив ствол, выстрелил еще раз, похоже, уже в дворника, переломил стволы, и зарядив оружие, махнул мне рукой.

До забора садика шли быстро, практически бежали. По дороге проезжали редкие машины, а прохожих как-то было не много, хотя всего девять вечера. Те немногие, кто находился на улице, очень спешили добраться быстрей до дома... и крики, с разных сторон доносились крики.

Усадив Никитку на переднее сиденье и пристегнув его, завел машину.

— Ну, спасибо тебе Григорий Иваныч, — протянул я ему руку.

— Доберешься в Ростоши, позвони обязательно.

— Хорошо, — кивнул я ему и достал 'Осу'.

— Оставь.

— Спасибо.

— Все, с богом, — постучал он по крыше.

Количество ДТП явно превышало среднестатистическое, а на перекрестке Гагарина и Алтайской так вообще 'пожарка' перевернулась, собрав в кучу несколько машин. Благо в каждую сторону на проспекте по три полосы, я кое-как втиснулся в поток, благодарно кивнув какому-то мужику на 'Ниве', который меня пропустил перед собой. До развязки загородного шоссе доехал без проблем, да и до Ростошей тоже. В микрорайоне, где был Сашкин дом, почему-то не было уличного освещения, но причину я узнал чуть позже, повернув на повороте и увидев упершийся в бетонный фонарный столб джип 'чероки'. Не вписался... и только я об этом подумал, как с темной обочины на свет фар на нас шагнул этакий классический 'браток', в короткой кожаной куртке, спортивных штанах и кроссовках. И он был уже не живой... бледный, глаза эти жуткие...

— Никитка, не бойся, зажмурься и просто не смотри.

Снова испугавшийся ребенок послушался, коротко вскрикнув, сильно зажмурился и закрыл глаза ладошками в вязаных варежках, а я включил заднюю скорость... Подвывая коробкой передач, машина отъехала метров на десять, теперь первую, газу, сразу третью... На! Уродливый оскал и безжизненные, но жаждущие плоти глаза, уставились на меня через лобовое стекло. Когда живой покойник улегся грудью на капот, я смог увидеть наборную рукоятку ножа, торчащую у него под левой лопаткой по самую эту рукоять. Попытался отъехать снова назад, но этот 'браток', похоже, зацепился чем-то за бампер и руками ерзал по стеклу с противным скрипом... Я осторожно вышел из машины, открыл багажник в надежде найти там походящий инструмент и нашел — нормальный молоток... Подошел к капоту, наклонился и убедился, что Никита так и сидит, закрыв глаза, от души приложил 'братка' по голове, он еще пару раз дернулся и сник. Не выпуская молотка из рук, готовый снова его использовать для рихтовки мертвячьих мозгов, схватил теперь вроде бы действительно мертвую тушу за куртку и, матерясь, снял с капота и оттащил на обочину. Осмотрелся и сел в машину, сунув молоток под сиденье.

— Все, Никита, я прогнал плохого дядю.

Мальчик убрал от лица руки, осторожно открыл глаза и, опять вздрогнув, закрыл. Я повернулся и увидел, как из уже открытой двери 'чероки' к нам семенит в туфлях на шпильке, в дорогой шубке нараспашку и в коротком платьице этакая 'снегурочка', правда, с хорошей шишкой на лбу...

— Подождите! Подождите, пожалуйста!

— Ну, разговаривает, значит, живая, — подумал я вслух и вышел, нащупав в кармане 'Осу'.

— Пожалуйста, меня... подвезите меня до дома, тут не далеко, в конце улицы, — как говориться, 'мотая сопли на кулак', начала умолять она, и, кивнув на мертвяка на обочине, сказала, — я перепугалась, когда его на дороге увидела... и в столб.

— Понятно, назад садись.

— Спасибо... спасибо большое... Я покажу, куда ехать.

— Ну, позвонила бы кому-нибудь, что, так и сидела бы? — спросил я, когда мы поехали.

— Я сумочку оставила, когда из офиса все выбегали, там такое было... такое...

— Ясно. — ответил я, внимательно глядя на Сашкин дом, проезжая мимо ворот; наверху свет не горит, а что внизу — не видно, забор два с лишним метра, — Куда дальше?

— Вот, где над воротами фонари... такие, м-м... такие...

— Кованые? — пригляделся я к воротам серьезного такого коттеджа, который находился через два дома от Сашкиного. В окнах горел свет, и во дворе была полная иллюминация.

— Спасибо, — просунула голову между спинками сидений 'снегурочка' и, чмокнув меня в щеку, вышла из машины.

Подождал, пока ей не открыли после того, как она, притопывая своими вполне ничего себе ножками, около минуты давила на звонок.

— Ну и славненько, — сказал я, когда она бросилась на шею открывшему ей мужику лет пятидесяти.

Включил заднюю скорость, и, сдав до Сашкиного дома метров сто, вышел из машины, открыл калитку и включил кнопкой механизм ворот.

— Все, Никитка, приехали, пошли в дом, — сказал я, когда мы вышли и дождались, чтобы ворота закрылись.

Сашки дома не было, а я так надеялся, что он вернулся... Думал, может, аккумулятор у него на телефоне сдох, но предчувствия какие-то нехорошие. Ещё раз убедился, что закрыл на замок входную дверь, помог Никите раздеться, потом в ванну — руки мыть и умываться.

— Ну что, брат, перекусим? Что-то я проголодался, — спросил Никиту, параллельно набирая СМС Григорию Иванычу: 'Добрались, Влад'.

Уже более-менее успокоившись в стенах родного дома, Никитка сидел за кухонным столом, и, поглядывая на меня, теребил пуговицу на рубашке, на мой вопрос он кивнул утвердительно.

— А что ты обычно кушаешь на ужин?

В ответ он пожал плечами.

— Ладно, — я открыл холодильник, — о, пельмешки есть, сварить?

Никитка отрицательно помотал головой.

— Так, а это что? — потянул я кастрюлю с полки, — ммм... борщ, красненький, будешь? Все, все, убираю...

Я стоял и смотрел на полки. Не пустые, к слову, полки, колбаска, балычок... готовился Сашка к празднику. Много чего, в общем, но все как-то не вызывало аппетита, а даже наоборот. Блин, и борщ, его ведь Анна, похоже, с утра сварила...

— О, а омлет будешь?

Никитка заинтересованно на меня посмотрел и неуверенно кивнул.

— А вот тут еще есть сыр, майонез... Хочешь, закуску сделаю с сыром и чесноком?

Никита опять кивнул и даже стал раскачивать ногой, наблюдая за моей суетой у плиты. Попутно еще пару раз звонил Сашке — бесполезно.

— Ну, готов к приему пищи? А давай прямо со сковородки вдвоем есть, а?

Никите эта идея понравилась, и он снова закивал, изобразив на лице некое подобие улыбки. Уфф... ну, слава богу, хоть немного отошел ребенок.

Закуска с тертым сыром, майонезом и чесноком Никите тоже очень понравилась, попили чаю, потом я принес из детской одеяло и уложил Никиту в гостиной на диване.

— Тут будешь спать, хорошо? А я вот тут рядом, на кресле...

— П-папа... — попытался сказать Никита, но я понял, о чем он.

— Ложись, малыш, папа на работе... А пока он там, я буду с тобой. Не возражаешь?

Никита кивнул, глубоко вздохнул и лег. Я укрыл его, он закрыл глаза и буквально через пару минут засопел.

Уфф... — выдохнул я, перешел на кухню и снова попытался дозвониться Сашке. Пошли гудки... я 'висел на трубе' пока не запиликало, и мне не сообщили, что 'абонент не может ответить в данный момент'. Но тут вдруг вызов!

— Але, — ответил я, — Саня!

— Это не Александр, — сообщил незнакомый мне голос, какой-то тихий и уставший, — вы кто ему?

— Друг детства... одноклассник... я с его ребенком сейчас...

— Анна?

— Она... это... ну...

— 'Живая' мертвая? — подсказали мне.

— Ну, да, только уже 'мертвая' мертвая, как и дочь, и теща Санина. Они там как-то друг друга съели, а потом милиция... в общем, их нет.

— Саши тоже нет, его тоже съели, а потом он пытался съесть меня... мне пришлось... Понимаете?... И я тоже его друг и коллега.

— Понятно, — покосился я спящего ребенка, теперь уже точно сироту.

— Мне тоже недолго осталось, он меня укусил... Держитесь подальше от искусанных, они умирают минут через сорок или час... А потом через несколько минут поднимаются и уже сами ищут, кого укусить... съесть... Прощайте, я не могу больше разговаривать, боюсь, не успею...

— Подождите, подождите...

Я услышал хлопок на той стороне, это был наверняка выстрел. Бедняга, не желая становиться вечно голодным и мертвым скитальцем, он застрелился. Что теперь? Попробовать улететь домой? А Никитка? Сашкины родители умерли пару лет назад с интервалом в год, он у них был единственным и поздним ребенком. Лететь с Никитой? Ну, а что, сейчас пороюсь, найду, наверное, документы.

Что-то запиликало... мля, домофон! Я подорвался и скользнул по паркету до входной двери, хватанув трубку.

— Слушаю.

— Это сосед, — раздался из трубки низкий с хрипотцой голос, — ты дочь мою подвозил.

— А... и что?

— Пусти, поговорить надо.

Я нажал кнопку электромагнитного замка, влез в ботинки, и, накинув куртку, вышел во двор, засунув руку в карман с травматом — шут его знает, этого папашу.

— Илья, — протянул мне руку с тяжелой золотой печаткой с каким-то черным камнем тот самый мужик, на котором повисла 'снегурка' в дверях, — спасибо, что помог дочке. Я это... спросить, тебе, может, самому помощь какая нужна? Ты обращайся.

— Влад... да я не знаю еще, что мне нужно, мозги нужно в первую очередь в кучу собрать и понять, какого хрена вообще происходит.

— Эпидемия, никто не знает, откуда и какая, я много кому и куда звонил, везде примерно то же самое.

— Везде?

— Да, по всему миру, доигрались, похоже, некоторые... Слушай, а доктор-то где? — кивнул Илья на дом.

— Съели его... И жену с дочкой, только Никиту удалось спасти, перепуган до жути... разговаривать перестал, заикается. Спать уложил пока.

— А ты кто доктору?

— Друг детства, в гости вот приехал на день рожденья.