| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Утвердившись во Франции, Бедфорд окружил себя клириками-коллаборационистами. Прелаты входили в состав правительственного совета при регенте, занимали важные посты — канцлера королевства, государственных секретарей-министров, докладчиков регентского совета и т. д. Они выполняли ответственные дипломатические поручения. Их служба вознаграждалась высокими окладами, щедрыми пенсиями и богатыми земельными пожалованиями, оплаченными страданиями и кровью их соотечественников. Значительные привилегии имели также жители территорий, чьё население уже успело доказать свою лояльность англичанам. Прежде всего это касалось торговли с островом. Так, жители Гиени настолько были заинтересованы в торговле с Англией, что приход французских войск в 1450х годах восприняли крайне негативно и попытались поднять мятеж против Карла Седьмого.
Жестокость властей привела не к всеобщей покорности, а, напротив, к нарастающему сопротивлению. Оно началось сразу после вторжения англичан в Нормандию. Первоначально оно носило характер стихийной самообороны населения от солдатских грабежей и ограничивалось единичными выступлениями крестьян и горожан, возмущенных бесчинствами захватчиков. В начале 1420-х годов, когда в завоеванных районах был установлен оккупационный режим, это сопротивление превратилось в массовое народно-освободительное движение. Его участники сознавали общую политическую цель — изгнание англичан. Предполагалось, что место оккупантов займут люди, преданные дофину Карлу. В нём французы, замордованные интервентами, видели своего будущего освободителя. Борцы против захватчиков старались не замечать пороки будущего короля — не только по своей наивности, но прежде всего от безвыходности. Среди участников сопротивления были разные люди, в том числе дворяне, чьи конфискованные земли попали к английским феодалам, купцы, ограбленные тяжелыми налогами и контрибуциями, ремесленники, лишившиеся заработков в разграбленных и обезлюдевших городах, и даже бедные священники, стоявшие близко к народу и разделявшие его страдания. И всё же главную силу этой народной войны составило крестьянство, которое грабили как разбойничьи шайки солдат, так и налоговые чиновники, а также новые сеньоры-англичане.
В лесах Нормандии действовали сотни отрядов партизан — "лесных стрелков". Они были малочисленны, подвижны, трудноуловимы. Они держали англичан в постоянной тревоге. Их тактика была обычной для народной войны во вражеском тылу — засады на дорогах, перехват курьеров, нападения на финансовых чиновников, обозы и мелкие отряды, налеты на гарнизоны в небольших городах и слабо укрепленных замках. Во многих таких отрядах бойцы присягали, что будут до последнего воевать с англичанами. История Робин Гуда повторялась в укрупнённом масштабе, только теперь англичане и франко-нормандцы поменялись местами.
Английские власти устраивали карательные экспедиции, прочесывали леса и проводили массовые казни участников сопротивления. За головы партизан и людей, помогавших им, назначалась награда. Однако невыносимые условия оккупационного режима приводили в леса всё новых бойцов. Помимо прямого военного и экономического урона англичанам, партизаны французского Севера также оттягивали на себя часть английских сил, которые, в противном случае, могли бы действовать против тех районов, которые ещё не покорились власти Бедфорда. Оккупационные власти были вынуждены держать многочисленные гарнизоны в тыловых крепостях, а тем более в крупных городах, охранять коммуникации. Темпы продвижения англичан к югу всё более замедлялись, а в 1425 г. наступило затишье в боевых действиях.
Осенью 1428 г., англичане занимали Нормандию, Иль-де-Франс (район Парижа) и земли на юго-западе, между побережьем Бискайского залива и Гаронной. Союз с герцогом Бургундским передал под их косвенный контроль восточные и северо-восточные районы страны. Зона англо-бургундской оккупации не была сплошной, внутри неё сохранялись небольшие "островки" свободных территорий, жители пока не признавали власть захватчиков. Одним из таких островков была крепость Вокулёр с близлежащими деревнями, расположенная в Шампани, на левом берегу Мааса. Этот район и был малой родиной Орлеанской Девы.
Рис. 1.3. Владения англичан во Франции в 1428 г.
При взгляде на карту, может показаться, что в руках дофина Карла находилась большая территория. Однако почти вся она была раздроблена, и власть на местах контролировалась феодалами, которые чисто номинально признавали над собой власть дофина — ровно постольку, поскольку им не было выгодно покориться англичанам. Так что реально власть дофина распространялась на несколько районов вблизи Орлеана и Пуатье, хотя и там была неустойчива.
Осада Орлеана
Чтобы полностью подчинить себе непокорную страну, англичанам из Северной Франции требовалось перейти Луару, занять западные провинции и соединиться с той частью их сил, которая находилась в Гиени. Именно в этом состоял стратегический план Бедфорда, к осуществлению которого оккупанты приступили осенью 1428 г. Ключевое место в этом плане занимала будущая операция против Орлеана. Расположенный на правом берегу Луары, в центре ее плавной и обращенной в сторону Парижа излучины, Орлеан занимал важнейшую стратегическую позицию — контролировал дороги, которые связывали Северную Францию с Пуату и Гиенью. В случае его захвата, англичане получали возможность нанести завершающий удар, так как к югу от этого города у французов не было крепостей, способных остановить наступление противника. Таким образом, от исхода сражения на берегах Луары зависела судьба Франции. В конце июня 1428 года, сэр Томас Монтегю, граф Солсбери высадился в Кале с армией до 6000 человек и сильной артиллерией. В течение августа его войско было переброшено на Луару, и началось наступление на район Орлеана. На первом этапе, были захвачены крепости на правом берегу Луары — Рошфор-ен-Ивелин, Ножан-ле-Руа и некоторые другие. К концу августа были взяты Шартр и четыре близлежащих города, после чего Солсбери взял Жанвиль и еще несколько небольших населённых пунктов. Достигнув Луары, Солсбери прошел на запад от Орлеана, 8 сентября взял Менг, а затем, после 5 дней осады, также Божанси (26 сентября). После этого, оставив гарнизоны, он отправил Вильяма де Ла Поль вверх по течению, чтобы атаковать Жаржо. Эта крепость пала после трёх дней осады, как и другой город, Шатенеф, после чего оба войска соединились в городке Оливье, южном пригороде Орлеана 12 октября 1428г.
Английские силы насчитывали к тому времени от 4 000 до 5000 солдат. Сокращение численности английской армии было вызвано не так потерями, как необходимостью оставлять гарнизоны в многочисленных захваченных городах.
Обороной Орлеана командовал опытный ветеран, капитан Руаль де Гокур. Хотя гарнизон насчитывал не более 500 человек, горожане выставили 34 отряда милиции, по числу башен, которые им предстояло удерживать. Были заготовлены большие запасы продовольствия и боеприпасов, у стен размещена сильная артиллерия. Перед приходом англичан предместья города были сожжены, и жители укрылись за стенами. Итак, город был хорошо подготовлен к предстоящей осаде. Однако орлеанцам противостоял сильный и опытный противник.
Первоначальное нападение англичане предприняли с южной стороны, против крепости Турель, прикрывавшей мост и ворота Дю Понт. После трех дней непрерывного обстрела, французы были вынуждены оставить крепость. Это произошло 23 октября 1428г.
На следующий день, при осмотре взятой крепости, Солсбери был тяжело ранен в голову. По одним данным, в него попал шальной снаряд, пущенный одной из пушек на крепостной стене Орлеана. По другим сведениям, снаряд ударил в стену рядом с графом и отбил от неё кусок, который поразил Солсбери в голову. Так или иначе, этот полководец, блестяще проведший несколько кампаний, погиб при странных обстоятельствах. Если бы этого не случилось, вполне возможно, что англичане уже тогда взяли бы Орлеан, а затем оккупировали южные области Франции. Вот и ещё одно мистическое событие, сильно повлиявшее на ход Столетней войны.
Не желая более нести потери, англичане отказались от новых попыток штурма. Вместо этого, они создали вокруг города систему укреплений, которая позволяла блокировать подвоз продовольствия и даже обстреливать тех жителей, которые удили рыбу в Луаре. Таким образом, Орлеан оказался обречён на голод, следствием которого неизбежно стала бы капитуляция. Заметим, что подобная тактика нередко использовалась ранее англичанами — например, при осаде Руана. Тогда англичане одержали победу, которая стоила жизни многим тысячам горожан — как бедняков, умерших от голода, так и тех, кого убили озверевшие захватчики, когда перед ними открыли ворота. Не было никаких оснований полагать, что эта тактика не сработает под Орлеаном.
Впрочем, в какой-то момент шансы англичан вызвали сомнение. Не только осаждённые, но и осаждающие нуждались в продовольствии. Английское командование не могло позволить себе отправлять солдат на ловлю рыбы и грабежи окрестных деревень — как из-за угрозы дисциплине, так и потому, что район уже был разорён. Вместо этого к Орлеану периодически направлялись большие отряды с продовольствием. Один из таких отрядов, которым командовал сэр Джон Фастольф, был перехвачен французами 12 февраля 1429 г. Последовал бой, вошедший в историю как "Селёдочная битва". Французы были разбиты и понесли большие потери. С этого момента падение Орлеана представлялось вопросом ближайшего времени. Итак, история Столетней войны была полна удивительных загадок ещё до того, как в неё вмешалась Орлеанская Дева. Но, пожалуй, самой удивительной из них оказалась загадка, которую мы ещё не упоминали:
Пророчество Мерлина
После того, как королева Изабелла Баварская и герцог Филипп Бургундский навязали Франции зловещий договор в Труа, получило распространение некое пророчество, которое приписывалось легендарному британскому магу и мудрецу Мерлину, другу и покровителю короля Артура, правителя Камелота, и рыцарей его Круглого Стола. Версии этого пророчества различны, но суть такова: Францию погубит злая королева, а спасёт простая, чистая, невинная девушка, пришедшая из дубовых лесов Лотарингии. Как только договор в Труа был подписан, французы уверились, что первая часть пророчества сбылась, значит, вот-вот осуществится и вторая. Со дня на день из Лотарингии придёт таинственная девушка, которая исправит свершившееся зло и спасёт Францию от поработителей. Поэтому, когда Жанна заявила о том, что на неё возложена миссия по изгнанию англичан от Орлеана и коронации дофина Карла, многие сторонники последнего поверили, что она и есть девушка из пророчества Мерлина. Пророчество Мерлина сыграло значительную роль в успехе миссии Орлеанской Девы. Оно не только привлекло к девушке симпатии народа, но и побудило многих знатных арманьяков забыть о простом происхождении Жанны: ведь на него указал великий Мерлин! Очень возможно, что и сама Жанна вдохновилась этим пророчеством.
Фигурировало это пророчество и на Руанском процессе осуждения Жанны: судьи, они же обвинители, пытались доказать, что приход девушки на помощь гибнущим французам был запланирован колдовскими, демоническими силами.
Трудно сказать, каково происхождение этого пророчества. Легче всего предположить, что его придумали арманьяки тогда, когда Жанна уже готовилась в свой путь к дофину Карлу, а то и раньше. Примерно этой версии придерживаются ревизионисты биографии Орлеанской Девы. Однако такое объяснение имеет фатальный изъян, лишающий данное предположение смысла, о чём будет сказано ниже. Автор этой книги неоднократно сталкивался с самыми удивительными предсказаниями, которые сбывались совершенно невероятным образом. Подробный анализ их выходит за рамки настоящей книги, однако представляется уместным упомянуть одно, куда более впечатляющее, чем пророчество Мерлина. За несколько лет до катастрофы корабля "Титаник" это событие почти точно было предсказано писателем-фантастом Морганом Робертсоном. Он не только описал столкновение парохода-гиганта с айсбергом, но и привёл технические данные корабля, численность пассажиров и время события, с высокой точностью совпадавшие с тем, что впоследствии произошло в действительности. Даже название корабля было "Титан". И предсказание это не носило характер устного народного творчества, а было опубликовано в виде приключенческого романа. В результате, автору романа пришлось впоследствии оправдываться, доказывать, что он не "накаркал" катастрофу.
Так что автор "пророчества Мерлина" смотрится более чем скромно по сравнению с писателем-фантастом Морганом Робертсоном. А раз так, вполне правомерно предположить, что автор "пророчества Мерлина" был обычным человеком, несколько менее проницательным, чем Морган Робертсон. Однако, возразят мне, прогноз Робертсона всё-таки содержал некоторые неточности, пусть непринципиальные. Тогда как "пророчество Мерлина"...
А "пророчество Мерлина" оказалось куда менее точным, чем прогноз Робертсона. Потому что простая, чистая, невинная девушка, спасшая Францию от иноземных агрессоров, пришла вовсе не из Лотарингии, а из Шампани. Точнее, из того района Шампани, который граничит с Лотарингией — именно там расположена малая родина Жанны, деревня Домреми. Да, очень близко к Лотарингии, совсем вплотную, и всё же не Лотарингия. Да и не из леса пришла Жанна. Как ни мала была деревня Домреми, всё-таки не лес. Но, может быть, не имеет значения, откуда пришла Жанна? Пусть не Лотарингия и не лес, но спасла Францию невинная девушка. Однако в таком случае "пророчество Мерлина" должно звучать так: "Францию погубит злая королева, а спасёт простая, чистая, невинная девушка". Да, это снимает проблему происхождения героини. Вот только формулировка становится расплывчатой и аморфной. Она становится приложима не только к Жанне, но и к некоторым другим женщинам, оказавшим значительное влияние на события Столетней войны — например, Агнес Сорель.
Ко всему прочему, не злая королева погубила Францию. Изабелла Баварская всего лишь вбила очередной гвоздь в крышку гроба Франции — один из многих. Народная молва обвиняла эту женщину прежде всего потому, что королева была иностранного происхождения. Намного правильнее было бы винить не злую королеву, а алчных и недальновидных мужчин-французов, герцогов из Орлеанского и Бургундского домов, затеявших распрю в трудную для страны минуту. А ещё можно было вспомнить алчного короля Филиппа VI, позарившегося на Гиень. И тогда от "Пророчества Мерлина" остаются рожки да ножки.
Для самой Жанны, которая была неграмотна и не знала географии и истории, вполне извинительно допустить подобную ошибку. Для большинства её современников это также не имело значения. А вот великий, мудрый, всеведущий Мерлин едва ли имел право так облажаться — перепутать Шампань и Лотарингию, дубовый лес и деревню, королеву и мужчин из королевского семейства.
Более чем странно также другое: почему враги арманьяков — англичане и бургундцы — не использовали эту важную деталь для дискредитации Жанны, когда она ещё только начинала свой путь? Девушку пытались захватить, устраивали засады на дорогах, где ожидался её отряд, обвиняли её во всех смертных грехах, но при этом забыли козырной туз: "Господа арманьяки, ваша Дева Жанна не может быть той, которую предрекал Мерлин. Она не из лесов Лотарингии, а из деревеньки, что в Шампани." Словно будущее чудо, шедшее вместе с Жанной, лишило способности трезво рассуждать всех, кто был готов ей помешать.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
