Собачья работа

"Да уж, мальчик мой, тяжело тебе будет становиться Книжником, — грустно покачал головой старик и поправил свой хвостик. — Слишком многие нити придётся обрубать, и ты знаешь это. Потому что от работы Историка нельзя отказаться. А разрыв этой связи, которая уже стала зарождаться, приносит слишком много боли. Но процесс уже, увы, необратим".

Понаблюдав ещё немного, старик отметил ещё несколько деталей: ребята поссорились, хотя причина ссоры явно была просто отговоркой, отсрочкой... чего? Да ничего хорошего! И всё, что может сделать старый Книжник — это выбирать задания, в которых не будет участвовать Канда.

Линали радовалась: она впервые услышала голос Лави после того странного спора, который произошёл у них с Кандой в больничной палате. Весь завтрак она пыталась выпытать у него причину их размолвки, до которой она сама догадаться была просто не в состоянии. Иначе с чего вдруг Канда так рычал на спасшего его Книжника? Но рыжий только отмалчивался, угрюмо глядя в свою тарелку. Девушка и сама не была уверена, что он слышит её: он так невпопад кивал на произнесённые ею слова, что можно было утверждать с почти полной уверенностью — мысли Лави витают где-то очень далеко. Но к обеду прежний Лави всё-таки начал побеждать, и Книжник уже вовсю рассказывал ей какую-то байку, произошедшую с ним и его учителем, лет пять назад. От рассказа про нынешнее задание рыжий ушёл, бросив только скупое "Всё было очень странно", и возвращаться к этой теме не желал. Но Линали не настаивала: ей было достаточно и этой маленькой победы. К середине обеда внезапно подошёл Канда и девушка, отвернувшаяся, чтобы помахать ему и позвать сесть рядом, не увидела, как изменилось лицо Лави.

Канда сел рядом и стал молча есть какой-то очередной шедевр японской кухни.

— Тебе уже лучше? — участливо улыбнулась Линали.

— Меня не так-то просто убить, я говорил это не раз. Просто некоторые не желают верить в это, — ровно ответил он.

Линали непонимающе смотрела на него, но ответ предназначался и не ей. Лави медленно отложил вилку в сторону и тихо прошипел:

— Ты достал меня. Ты же помнишь, что было с жертвами. Ты смог бы восстановиться, если бы тебя там губкой собирали по стенам?!

На скулах Канды заходили желваки. Линали испугалась, как бы эти двое не начали драку, но они были уверены, что до рукоприкладства не дойдёт: к слишком уж непредсказуемым результатам могли привести сейчас любые прикосновения.

Лави резко поднялся со своего места, не в силах выносить этот разговор дальше. Тем более, что какой-то частичкой себя он был уверен, что истинный диалог был совсем не словесным. Поблагодарив расстроенную Линали за общество, он ушёл к себе в комнату. На кровати уже лежали чистые плащ и оранжевый шарф — добросовестные уборщики не оставили ни одного пятнышка крови на ткани, что как-то иррационально раздражало. Хлопнув дверью, он пошёл в ванную и уставился на своё отражение в зеркале: ещё немного, и из-за внешнего вида "пандой" станут звать его; не прикрытый повязкой глаз странно блестел. Каждый раз это взгляд словно спрашивал "Кто ты? Как твоё имя?" и каждый раз Книжнику нечего было ответить. Взгляд человека в зеркале пугал, и Лави протянул руку к отражению...

Пальцы натыкаются на холодную преграду и сжимаются в исступлённом желании смять это лицо, отшвырнуть с поверхности. Безумно расхохотавшись своим мыслям, Книжник открывает кран с холодной водой, мочит рукой волосы и ставит их дыбом...

Стук в дверь оборвал начинавшееся безумие.

— Заходи! — крикнул рыжий и, быстро приведя себя в порядок, вышел в комнату.

Гостьей была Линали. Девушка мялась в дверях, словно не решаясь войти:

— Привет, я не помешала?

— Нет, конечно! С чего ты взяла? — улыбнулся рыжий.

— Просто ты сегодня очень странно себя вёл... — казалось, что слова даются ей с трудом. — Это из-за утренней ссоры с Кандой?

— Нет, что ты, — Лави рассмеялся. — Я просто не выспался. Разве можно расстраиваться из-за ссор с Кандой?

— Да, конечно, — она улыбнулась и добавила: — И всё-таки не переживай так из-за него. Сам знаешь, что характер у Канды отвратительный. А он ещё не до конца оправился от ранений, вот и пытается сорвать свою злость на ком-либо.

— Почему ты мне это говоришь? — рыжий нахмурился. — Со мной всё в порядке, правда.

— Прости... — она помолчала. — Просто все мы тут — одна семья. И мне бы не хотелось, чтобы ты подумал...

— Всё нормально, — Лави потрепал Линали по плечу и оглянулся на голос, звучавший из дверного проёма:

— Смотритель вызывает вас обоих, — Канда даже не повернул головы. — Немедленно.

Лави наскоро обмотал шарф вокруг шеи и схватил плащ:

— Идём, — подхватив Линали под руку, он вышел из комнаты. Шагах в десяти перед ними шёл Канда, явно в том же направлении, и Книжник в очередной раз поразился скорости, с которой экзорцист восстановил свои силы. Ничто уже в его походке не выдавало — ещё утром он лежал без сознания в больничном крыле.

Судя по тому, что берет съехал куда-то на затылок, Комуи был чем-то сильно обеспокоен. Перед ним уже сидели экзорцисты и два Книжника, но этих сил было мало. Слишком много сильных служителей Ордена сейчас были далеко, и смотрителю оставалось только надеяться, что с его сестрой всё будет в порядке. Откашлявшись и глотнув кофе, он начал рассказывать:

— Наши аналитики просчитали маршрут акумы. С вероятностью в 0.7 тварь будет в Азбруке где-то через неделю. Необходимо эвакуировать всех жителей из города и устроить засаду. Если вы выйдете в ближайшие полчаса, ещё успеете на вечерний паром в Дувре. От Кале до Азбрука вы доберётесь где-то за два дня. Суман, Барри, Канда — вы должны отвлечь внимание акумы от Линали, иначе наше преимущество в скорости не станет для неё сюрпризом. Помните, что от вашего страха тварь становится сильнее. Не дайте ей почувствовать, что вы испугались. Все готовы?

Экзорцисты молча кивнули. Тут смотритель, не выдержав, кинулся к сестре и зарыдал, уткнувшись ей в плечо:

— Линали-и-и!!! Береги себя!!!

Девушка с улыбкой обняла брата и попыталась оторвать его от себя, но хватка Комуи была поистине мёртвой. Остальные терпеливо пережидали приступ братской любви на безопасном расстоянии. Наконец, Комуи выплакал все слёзы, выдал сестре все распоряжения и ЦУ, и ударная группа отправилась в путь.

Во Францию они добрались без задержек и приключений, что вселило во всех уверенность в благополучном исходе всего дела. Даже Канда умудрился ни с кем не поссориться, что было уж совсем на грани идеального путешествия. Оставался лишь двухдневный переход до Азбрука по болотам, которыми север страны мод просто изобиловал. На заходе солнца голосованием было решено устроить привал и дождаться утра: мало кому улыбалось идти по чавкающей грязи по тёмному лесу. Выбрав место посуше, Суман и Барри развели костёр, решив пожарить выданные поваром сосиски (Лави и Канда, не сговариваясь, от мяса отказались, ограничив свой рацион сыром и овощами). Но идея понравилась многим, и вот уже вспомнившие детство экзорцисты вовсю насаживали еду на палочки и рассаживались вокруг костра, предвкушая полночи разговоров.

О задании не говорили — всё-таки все присутствующие видели жуткие картинки с голема Канды — так что каждый старался как-то развеять мысли о встрече с монстром какой-нибудь смешной историей. То и дело раздавались взрывы хохота.

— ...И вот тут оно выходит, видит меня и, шамкая челюстями, просит топор, мол, целиком ему неудобно, — закончил свою повесть Лави, за которой последовал новый шквал смеха.

— И ты не вмешался? — вкрадчиво поинтересовался Суман.

— Ну, топор я ему, конечно, не дал... — рыжий уже почувствовал надвигающуюся бурю, но честно попытался свести всё к шутке.

— Конечно, — презрительно протянул экзорцист. — Вы, Книжники, как падальщики. Подбираете историю, которую кровью пишут остальные.

Разговоры стихли, пять пар глаз смотрели на раздражённого Сумана. В принципе, ничего удивительно в этом не было: экзорцист был вечно обижен на жизнь в целом и на Орден в частности, но никто не хотел, чтобы посиделки у костра закончились ссорой.

— А что ты хочешь, Суман? — голос Канды был ровным. — У всех есть свои обязанности: экзорцисты делают историю, Книжники записывают. Работа тех и других одинаково важна.

Суман дёрнулся и ехидно ответил:

— Вот уж не думал, что ты будешь кого-то защищать.

— Я не защищал. И вообще, пора спать, — Канда положил сумку в изголовье спального мешка и немедленно перешёл от слов к делу.

Остальные тихо пожелали друг другу спокойной ночи и улеглись спать.

Лави проснулся от того, что замёрз. Протерев глаза, он вылез из импровизированного спальника и огляделся: рассвет наступил недавно, и солнце ещё не успело разогнать туман, белыми клочьями лежавший между стволами деревьев. Неподалёку тихо журчала вода и Книжник осторожно, чтобы не разбудить остальных, пошёл на звук. Ручей обнаружился в двадцати шагах от лагеря и был укрыт от чужих глаз окружавшими его деревьями. Поросшие мхом камни образовывали небольшой водопад, над которыми паутинкой искрились мелкие брызги. Абсолютную картину сказки нарушал только силуэт длинноволосого экзорциста, который наполнял фляжку родниковой водой. При воспоминаниях о фляжке Лави покраснел и развернулся обратно к лесу, решив, что умывание подождёт, но его уже заметили:

— Эй!

Пришлось развернуться и подойти к ручью, плеснуть себе в лицо водой, надеясь, что она смоет предательские красные пятна со щёк.

— Доброе утро, — Книжник выдавил из себя улыбку — почему-то в последние сутки улыбаться Канде было особенно сложно. Да и просто смотреть на него тоже. Гораздо проще было смотреть на свою тень на пожелтевшей траве и видеть, как к ней приближается чужая.

— Я хотел поблагодарить. И извиниться за... — рука замерла в сантиметре от запястья, на котором уже проступили синяки от его пальцев.

— Извинения приняты, — тени не двигались. — Что дальше?

Канда поднял руку и, мягко сжав подбородок Книжника, заставил повернуть голову и посмотреть ему в глаза:

— А дальше мы убьём эту тварь и вернёмся в Орден.

Хватка на подбородке исчезла, и Лави невольно потянулся вслед за рукой, но Канда уже скрылся среди деревьев.

— И всё? — не то прошептал, не то подумал Книжник. Впрочем, ответа всё равно не последовало.

Последний марш-бросок до города был особенно тяжёлым. Экзорцистов одолевали совсем не радужные мысли о планах на вечер, а тишину нарушали только треск веток под ногами и ругань Лави с Кандой ("Не смей называть меня Юу!!!") и с Книжником ("Хватит называть меня пандой!").

Как и следовало ожидать, губернатор Азбрука весьма скептично отнёсся к идее эвакуации, но несколько минут просмотра записи с голема его переубедили. Зазвенел городской колокол, и встревоженные жители высыпали на площадь. По мере того, как губернатор рассказывал им об ужасном монстре, идущем в город, гомон горожан усиливался, начинали плакать дети. Экзорцисты грустно смотрели, как поникшие люди спешно разбредались по своим домам, чтобы уже на рассвете третьего дня покинуть город. Были, конечно, и не поверившие, но губернатор пообещал, что разберётся с ними.

— Уж разберитесь. Иначе я убью их сам, — тихо произнёс Канда. — Нам не нужны лишние доноры страха.

— Канда... — Линали в ужасе смотрела на товарища. — Как ты можешь так говорить? Ведь мы должны защитить их, а не убивать.

— Мы должны расправиться с акумой, — только теперь в голосе Канды послышалось раздражение. — И если нам это не удастся по вине нескольких неверящих, тварь уже не остановить. По крайней мере, нашими силами. Или все хотят, чтобы за одним акумой гонялись наши генералы?

Девушка пристыжено замолчала. Барри, Дарк и Книжник о чём-то тихо переговаривались в сторонке, и разговора не слышали, зато, судя по белому, как полотно, лицу губернатора, он всё понял великолепно. Лави даже ухмыльнулся, глядя на трясущиеся руки чиновника. Не то, чтобы у него самого угрозы Канды не вызвали оторопь, но, поразмыслив, он всё-таки согласился с ним. Акума и так убил предостаточно, чтобы экзорцисты могли потакать слабостям простых людей.

Экзорцистам были не рады. Это сквозило и в выражении лица хозяина гостиницы, который принял странных посетителей только потому, что внезапный отъезд требовал больших затрат, и во взглядах добрых выпивох, каждый вечер приходивших в трактир пропустить по кружке пива, а теперь вынужденных уходить домой под надрывные причитания жён и плач маленьких детей. Сами дети, впрочем, вели себя как всегда — не каждая мать решалась рассказать своему ребёнку, что страшные монстры существуют не только в сказках, а один из них даже идёт сюда.

— А ты правда злой волшебник? — маленькая девочка лет пяти, явно испугавшись собственной смелости, огромными голубыми глазищами уставилась на Лави.

Молодой Книжник улыбнулся и присел рядом с ребёнком:

— А с чего ты взяла? Вдруг я добрый?

— Мне мама рассказала. Она сказала, что вы выгоняете нас из города, потому что должны победить здесь своего врага. А разве добрые волшебники сражаются? Они же должны творить добро!

— Иногда приходится, — ответил ей Книжник, жалея, что девочка выбрала своей жертвой именно его, а не Линали — уж та могла бы убедить девочку в чём угодно. С другой стороны, ребёнок мог пристать и к Канде...

— А почему у тебя завязан глаз? — маленький пальчик бесцеремонно указывал на повязку Лави.

"Дался им всем мой глаз!" — недовольно хмыкнул Книжник, но ответить не успел: откуда-то вылетела мать ребёнка и с криком: "Аманда! Немедленно отойди от него!", утащила девчушку.

— Но ма-ам!!! — захныкала Аманда. — Он добрый! Он на меня смотрел по-доброму!

Лави поднялся, покачав головой: ничего иного он и не ожидал. Девочка вырастет и перестанет верить в волшебников, будь они добрыми или злыми. И превратится в такую же горожанку, привыкшую смотреть себе под ноги и никогда не поднимавшую лицо к небу.

Книжник вернулся за общий стол и по глазам товарищей понял, что ни одно слово из их разговора с Амандой не осталось незамеченным: экзорцисты и старик усиленно прятали глаза. И Лави отчего-то хотелось верить, что от стыда. Добрые волшебники — экзорцисты — появляются уже тогда, когда акума кого-нибудь убил. Ну, или Тысячелетний Граф превратил человека в акуму, убив самого близкого ему человека. Это было одной из предпосылок для негласного запрета привязываться к кому-либо: нет близких — никто тебя не вызовет. У Чёрного Ордена, как знал молодой Книжник, были свои методы для того, чтобы избегать подобных ситуаций.

— Западню надо начинать строить тогда, когда в городе не останется ни одного человека, — раздался голос старика. — Так нам удастся избежать помех.

— Но если люди увидят, что пока они уходят, мы бездействуем... Не вызовет ли это подозрений? — попытался возразить Барри.

— Чужие подозрения — не наша забота, — отрезал Канда. — Пусть думают, что хотят.

Наскоро доужинав, экзорцисты отправились спать. Линали было выделено отдельное помещение, остальные же ютились в небольшой комнатёнке, в которую помещалось только четыре кровати да обшарпанная тумбочка. Говорить не хотелось, да и кто будет коротать ночь за разговорами после тяжёлого дня?