Дикий Запад

— Юу, ты чего? — подобной отповеди Лави не ожидал и теперь удивлённо смотрел на отвернувшегося Канду.

Тот в ответ на своё имя только фыркнул:

— Скрытным полагается быть мне. Я просто блюду свои интересы.

— То, что сказал Кросс... — Лави поморщился, подбирая слова. — Мне дико было это слышать. Мы, Кинжники, живём как бы вне времени. Только отсчитываем войны и собственные имена, хотя и это скоро забывается. Маршал же сказал, что жить нужно сегодняшним днём, словно...

— Завтра не существует, — продолжил его мысль Канда и ухмыльнулся: — Старая японская мудрость. Я всегда так живу. Какой смысл думать о завтра, если его может не наступить? Во всяком случае, для тебя.

Книжник молча смотрел на экзорциста, тщетно пытаясь собрать расплывающиеся мысли. Уж кому, как не ему знать, что Канда может быть не только замкнутой сволочью! Но эти моменты были так редки, что слишком просто отходили на второй план, оставляя только образ, в котором экзорцист пребывал почти постоянно. Ну, или как сегодня днём.

— А что было днём? — спросил Канда, повернувшись к нему.

— Ой, я это вслух сказал, — растерянно пробормотал Лави и нахмурился: неизвестно, что такое там пьёт маршал, но самоконтроль оно ослабляет, и очень сильно. — Ну, ты, как обычно, хамил. Не то, чтобы это было событием из ряда вон...

— А что, я тебе на шею с воплями радости броситься должен? — перебил его экзорцист. — Ты слишком много времени провёл со Стручком, это не пошло тебе на пользу.

— Ты хотя бы мог поздороваться, — обиженно буркнул Лави.

Канда даже не стал ничего говорить — он просто посмотрел на него таким взглядом, от которого у Книжника отбило желание болтать на ближайшие часа четыре. А то и больше. Впрочем, тот быстро взял себя в руки:

— Никак не можешь облегчить мне задачу?

— Последней твоей задачей было не дать мне сражаться с Ноем. Впредь старайся ставить перед собой более реальные цели.

— Просто тогда мне стало страшно за тебя. Разве это плохо — бояться за человека, который тебе дорог? — конец фразы прозвучал почти шёпотом: впервые за долгие месяцы он поднял тему, которую сам решил считать для себя запретной. Но то ли здесь сыграло роль более-менее спокойное задание (хотя какое спокойствие, когда за стеной сидит безумный учёный, капризом небес ставший маршалом), то ли выпитое — но слова уже лились сами собой: — Я ведь обещал, что найду тебя. Обещал, что вернусь. А получилось, что тогда я просто снова ушёл.

— Тогда ты не мог не уйти — я бы не потерпел присутствия кого-то, кто помешает моей битве.

Повисла пауза, в которой слишком явно чувствовался незаданный вопрос: "А теперь?" Ситуация осложнялась тем, что его мог задать каждый, но и Канда и Книжник не хотели слышать на него ответ.

— Но ты... — осторожно, будто подбирая слова, начал Лави. — Ты ждал меня? Или этого "завтра" для тебя тоже не существует?

Канда молчал, глядя на него. С усилием сглотнув, Книжник сделал неуверенный шаг навстречу, почувствовав, как чужое дыхание обжигает лицо:

— Или ты ждёшь меня?

Забытый, а теперь снова яркий вкус чужих губ, поцелуй вышел недолгим — большего просто никто бы не выдержал, но каким-то странным. Будто скреплял невидимой печатью молчаливый договор. Канда чуть отклонился и посмотрел на Книжника:

— Что за гадость ты пил? — даже в шёпоте явно слышались нотки неудовольствия.

Но свалить всю вину на Кросса Лави не удалось: дверцы салуна вновь распахнулись, и оттуда с протяжным воплем вылетел Аллен. Следом за ним, довольно поправляя полы плаща, показался Кросс:

— Простите, мальчики, но дальше я терпеть этого олуха уже не мог, — Мариан бутылкой указал на ученика, который пытался подняться с обиженным "учитель!".

— Это не удивляет, — вполголоса пробормотал Канда, поворачиваясь к маршалу.

Аллен, наконец, поборол силу притяжения и во все глаза рассматривал коллег:

— Вы всё это время тут стояли?

— Ну, да... — осторожно ответил Книжник.

— И ты жив? — глаза Аллена стали ещё больше.

— Как видишь, — улыбнулся Лави, гадая, чем закончится этот допрос.

— Что же вы тут делали? — определённо, пословица про сдохшую от любопытства кошку была придумала специально для этого случая.

— А это уже не твоё дело, Стручок, — ответил ему Мариан и подмигнул Канде: — Это ведь ты придумал это прозвище для него? Мне нравится, очень ему подходит.

Ненависть в глазах Аллена выглядела настолько забавной, что Лави не удержался и прыснул. Канда тоже ухмыльнулся, но, как всегда, промолчал.

— Ладно, идём, — скомандовал маршал. — Местная гостиница, конечно, лучше ночлега под открытым небом, но вам, ребята, тут вроде как появляться нельзя. Так что не будем злить Катсена. Не знаю, чего вы ему такого наговорили, но у бедного Джимми так разболелся зуб, что он не пришёл сегодня на покер.

Откуда Кросс вызнал про их дела с местным шерифом, оставалось загадкой вечера. Впрочем, неожиданностью ни для кого это тоже не стало.

Ночёвка на улице оказалась довольно приятной, тем более, что рядом с Кроссом можно было ощутить хоть какое-то подобие безопасности, хотя Аллен и утверждал, что маршал может бросить их в любой момент. Правда, спор с Кандой о какой-то очередной глупости быстро выбил из экзорциста желание и дальше трещать о тяготах и невзгодах, которые он терпел, пока ходил у Мариана в учениках. Сам Кросс лишь ухмылялся, слушая ворчливые односложные ответы Канды, которые быстро сменялись пространными монологами обиженного ученика. Один Лави честно пытался заснуть, уже выбирая, кого из спорщиков он треснет Молотом первым. Выбор осложнялся тем, что Канду бить было опасно — тот привык отвечать ударом на удар, а ударить Аллена — значило навлечь на себя очередную надрывную тираду.

— Спите уже, завтра утром мы отправимся дальше, — голос маршала подействовал лучше молота.

— А куда? — спросил прерванный Уокер.

— К Джеронимо! — Мариан смотрел на ученика, как на придурка. — Ведь именно его шейный платок является объектом столь пристального интереса Чёрного ордена? Или я не прав?

— Вы правы, — нехотя кивнул Канда. — Этот платок защищает вождя атабасков от пуль кавалеристов, и мы почти уверены, что именно он и есть — Чистая сила.

— А когда ты собирался сообщить нам о цели твоего похода сюда? — Лави пришлось сесть, чтобы видеть лицо мечника.

Тот пожал плечами:

— А вы не спрашивали.

Аллен чуть слышно застонал, но Кросс снова перебил его:

— Завтра будет праздник Солнца, так что спите и набирайтесь сил. Они вам понадобятся, — он хихикнул и вытряхнул пепел из трубки.

Лави попытался было выудить из своей памяти всё, что он знал об этом празднике, но либо он и правда слишком устал, либо просто не читал об этом, но оказалось, что ничего путного об этом мероприятии он не припоминает. Решив, что утро вечера мудренее, он устроился поудобнее и провалился в сон.

Оказалось, что атабаски не только знали Кросса, но и почитали его своим хорошим другом, а сам вождь вышел навстречу из своего вигвама и объявил на всё поселение, что пришли почётные друзья, которые будут присутствовать на празднике. Может, местные жители и относились с опаской к непонятным бледнолицым, но Джеронимо своей речью отмел все подозрения.

Пока Аллен осматривал вигвамы, а Канда полировал свой меч, Лави попытался было строить глазки какой-то симпатичной девушке, которая сидела возле ручья и чистила рыбу. Девушка в ответ на его взгляд смутилась и что-то крикнула: к Лави тут же подошёл индеец каких-то невероятных размеров и сильно сжал его плечо:

— Я — Орлиное перо, а это, — взмах в сторону женщины. — Моя скво.

— Ээ... Я — Лави! — хихикнул Книжник, понимая, что только чудо позволит ему избежать участия в сцене африканской... то есть американской ревности. — Я всё понял, Птичкин, остынь!

— Как ты меня назвал?! — хватка на плече стала совсем железной, а кулак аборигена уже летел в единственный глаз наглого пришельца.

Лави слишком поздно осознал угрозу и теперь всё, что он бы успел — это только зажмуриться. Однако удара не последовало: Лави открыл глаз и увидел, что руку Орлиного пера поймал Канда. Птичкин был весьма удивлён:

— Никто ещё не мог предотвратить мой удар, бледнолицый...

— Значит, я могу, — ухмыльнулся Канда. — Оставь этого придурка, у него и так мозгов не очень много.

Лави почувствовал, как тиски на его плече разжались, а Орлиное перо рассмеялся и похлопал Канду по плечу. Тот в ответ ухмыльнулся и проводил взглядом удаляющегося в свой вигвам индейца.

— Ты идиот, — бросил он осознавшему своё спасение (а оттого очень радостному) Книжнику.

— А ты очень добр! Жаль, не могу броситься тебе на шею — плечо болит, — притворно пожаловался он.

— Мало болит, раз у тебя хватает наглости дразнить ещё и меня, — Канда уже возвращался к оставленному Мугену. — В следующий раз я тебя спасать не намерен.

Лави гротескно поклонился в спину мечнику и двинулся на разведку дальше.

Обещанный праздник Солнца выглядел именно так, как им с кривой улыбкой и рассказывал вождь. А уж к приезду гостей во главе с Неистовым Конём готовились и вовсе с размахом: бизоны жарились целиком, женщины сбились с ног, готовя еду, шаманы укрылись в своём вигваме, в котором совершалось таинство приготовления особенного напитка, который разрешалось пить только мужчинам. К счастью, Джеронимо и Коню было о чём поговорить, а пришлые воины с опаской смотрели на бледнолицых и близко не подходили, хотя на меч Канды смотрели с уважением. Аллен истекал слюной, глядя на запекавшиеся туши животных, и говорить мог только о еде, Кросс довольно курил что-то своё в компании вождей, хотя было видно, что в самой беседе он почти не участвует. В общем, Лави еле-еле дождался начала праздника. Когда атабаски утолили первый голод, откуда-то послышался рваный ритм обтянутых кожей барабанов, и из своего вигвама торжественно вышел шаман, держа в руках большую чашу с каким-то дымящимся отваром. Возбуждённые воины сели в круг, женщины с детьми скрылись с площадки: дальше праздник проводился только среди мужчин. Шаман расположился на шкуре по правую руку от Джеронимо, осторожно держа перед собой чашу, и сделал глоток. Барабаны стихли, Аллен во все глаза смотрел на обряд, боясь пропустить малейшую деталь. Чаша пошла по кругу: вожди пригубили напиток и передали деревянную ёмкость экзорцистам, как почётным гостям. Кросс глотнул и передал Лави, шепнув ему на ухо:

— Только не пей это...

Но предупреждение запоздало: Книжник уже сделал глоток и передал Уокеру. Тот тоже облизывал губы, отдав чашу Канде. Мечник, впрочем, предупреждение услышал и только изобразил, что пьёт. Сосуд пошёл по рукам дальше. Когда последний воин, совсем юный мальчишка, сделал свой глоток, чаша вернулась к шаману, и тот степенно удалился в свой вигвам. Барабаны зазвучали снова, отбивая какой-то рваный ритм, дикий для уха обычного европейца. Но что-то в этой какофонии заводило, заставляло вслушиваться, двигаться. Лави сам не заметил, как начал дёргаться в такт стуку, рядом уже плясал на месте Аллен.

— Очень весело! — почти выкрикнул Книжник, обращаясь к маршалу. — Что такого страшного в этом напитке?

— Позже узнаете, — пообещал ему Мариан с подозрительно довольной улыбкой на скрытом полумаской лице.

Лави пожал плечами, и тут его дёрнул Аллен:

— Все танцуют! Пошли!

Атабаски уже отплясывали вокруг костра. Со стороны это никак нельзя было назвать танцем, но как-то получалось, что попадать в этот ритм было совсем несложно. Выпитый настой не пьянил, как недавнее пойло маршала, а наоборот, заставляло двигаться, дышать, жить... Совсем как таинственный бальзам Канды. Канда...

Лави было двинулся, чтобы вытащить и хмурого самурая к костру, но, к счастью, правильно истолковал взгляд, брошенный на него экзорцистом.

— Ну его! — весело проорал Аллен откуда-то справа и чуть-чуть снизу. — Сегодня праздник!

В общем, Книжник был с ним согласен, а потому попыток хоть как-то вовлечь в общее истерическое веселье Канду больше не предпринимал.

Звёзды... Казалось, что на них можно смотреть бесконечно. Они вспыхивали перед глазами так ярко, что ещё чуть-чуть, и наступит полная темнота. Звёзды манили, плясали перед взором, складывались в какие-то абсолютно новые созвездия и снова распадались. Лави любил звёзды, он чувствовал что-то родное в них: они также бесстрастно смотрели на этот мир, записывая где-то на лучах солнца его историю. Лави уважал звёзды за их молчаливое незримое спокойствие. Но после стольких часов созерцания этих белых светлячков, приклеенных к небосклону, он был готов изменить этой своей любви...

— Лави... — голос Уокера доносился до ушей Книжника будто через вату. — Ты головой пошевелить можешь?

— Неа... — собственный голос звучал не лучше.

— И я не могу... — грустно ответил Аллен и затих, видно обдумывая всю безвыходность их положения.

Лави продолжил смотреть на звёзды, которые теперь складывались в какие-то слова, но прочитать он их не мог. Внезапно небо подпрыгнуло перед глазами, перевернулось и сменилось на чёрную, вытоптанную тысячей ног землю.

— Теперь я выгляжу как твоя добыча, — хихикнул Книжник, почувствовав под грудью плечо мечника. Голова болталась и билась о напряжённую спину Канды, но от этого было ещё смешнее.

— Заткнись уже, идиот, — послышалось откуда-то сверху, и Канда понёс свою ношу в специально выделенный для экзорцистов вигвам. У полога, который символизировал вход, сидел маршал и периодически потягивал что-то из бутылки.

— Своего я забрал, — бросил ему на ходу мечник. — А ваш там же валяется.

— Пусть валяется, — кивнул Кросс и отодвинул полог вигвама, помогая Канде войти. Мечник бесцеремонно уронил младшего Книжника на лежанку и развернулся, чтобы уйти, но почувствовал, как Лави вцепился в его предплечье:

— Ты куда? Ложись рядом.

Экзорцист смерил скептическим взглядом беспокойного Книжника и хмыкнул, но рядом всё-таки лёг, кое-как устроив на неудобном ложе длинные конечности:

— Спи.

Лави попытался повернуть голову и даже немного в этом преуспел, подозрительно улыбнувшись, спросил:

— Что, я недостоин даже поцелуя на ночь?

Послышался шорох ткани, и Книжник зажмурился на случай, если всё-таки перегнул палку — почему-то умирать с закрытыми глазами было менее страшно. Но вместо холодного лезвия на своей шее он почувствовал лёгкое прикосновение пряди волос к своему лицу. От неожиданности Лави открыл глаза и прямо перед собой увидел тёмные полуприкрытые глаза мечника. Канда наклонился чуть ближе, коснулся его губ в лёгком, почти целомудренном поцелуе, который тут же прервался. Книжник попытался было поднять руку, чтобы удержать его, но тело всё ещё отказывалось слушаться.

— Доволен? Спи, — Канда пристроил голову на его плече и больше ни на какие словесные подначивания не реагировал.

Утро, как ему и положено, наступило зря. Лави попытался сесть на своеобразной лежанке, больше похожей на сваленные в кучу шкуры, и решил, что этот день официально будет считаться худшим в его жизни: никакие схватки с акума, горы разорванных человеческих тел или чем-то недовольный Канда не могли сравниться с той пляской, которую черти устроили прямо в его голове. Во рту стоял отвратительный привкус желчи, а руки тряслись как у Комуи, увидевшего Линали с чашкой кофе.