Без названия

Я мог бы заранее предупредить, чтобы не упоминал обо мне, но не стал. Почему-то уверен, что он не скажет ни слова лишнего. А такое предупреждение его бы оскорбило. Опять-таки уверен в этом.

Прохожу мимо, ни на кого не глядя. Чувствую спиной взгляд. И вдруг слышу неуверенный, но лихой оклик:

-Эй, Юу!..

Медленно оборачиваюсь. Немая сцена: все делают вид, что они не с этим идиотом. Вокруг Лави образуется пустое пространство. Только Линали не отходит, она меня хорошо знает и может предположить, как я отреагирую. Меня никто не называет по имени. Только учитель — ему не запретишь.

А как я могу отреагировать? Сам ведь разрешил. Но и промолчать нельзя. Не поймут.

-Не смей меня так называть!..

По-моему, получается достаточно грозно. Линали делает шаг вперед, готовая защищать новичка. Лави отшатывается, испуг — неподдельный. Но тут же ловит мой взгляд и выдыхает с облегчением. Улыбается — понял. Остальным, наверно, это кажется неуместной лихостью. Только не мне.

Резко отворачиваюсь, ухожу. Спиной по-прежнему чувствую его взгляд...

Снова сталкиваюсь с ним поздно вечером, когда возвращаюсь с тренировки. Второй раз подряд — одинаково. Забавно.

Опять у него кипа книг в руках, такая здоровенная, что за ней едва видно самого Лави.

Кивает мне, чуть не опрокидывает свою ношу — грохоту было бы на все управление. Едва успевает удержать поползшие было верхние тома в стопке.

-Помочь? — спрашиваю насмешливо.

-Не надо, — мотает он головой.

-А два раза сходить — ноги отвалятся?

-Времени жалко, — серьезно отвечает Лави. — Не надо, говорю же!

Отбираю у него половину книг. Тяжеленные.

-Дверь ты как открывать собираешься?

-И правда...

Улыбается виновато.

Молча идем до его комнаты. Увидь меня кто, удивится. Хорошо, никого в коридоре нет. Поздно.

Лави, ловко подпирая свою ношу коленом, отпирает дверь. Входим.

Все по-прежнему. Только книг стало еще больше. Беспорядка — тоже. Вижу, лампа заправлена под завязку. И запас свечей — на всякий случай — тоже вижу. И полную чернильницу. И стопку чистой бумаги. Этого на всю ночь хватит.

-Ты вообще когда-нибудь спишь?

Смеется. По-настоящему смеется, не притворяется.

-Разве только на заданиях... Работы много.

Молчим. Лави раскладывает книги по одной ему понятной системе.

Кто-то будто тянет меня за язык:

-Пойдешь со мной снова?

Вскидывает на меня взгляд. Удивленный, недоверчивый. Улыбается краешком рта:

-А ты возьмешь?..

-Если не будешь спать на ходу.

-Не буду...

И тут он несмело протягивает мне руку. Так протягивает, чтобы в любой момент можно было отдернуть. Или превратить этот жест в другой: за ухом там решил почесать или еще одну бумажку переложить. Это если я сделаю вид, что не заметил.

Но я замечаю.

Не люблю людей с мягкими, влажными, липкими руками. Особенно холодными. Потом хочется вытереть руку об одежду.

У Лави ладонь сухая и горячая. Жесткая — он не белоручка. Пожатие крепкое.

-Договорились.

Он не отпускает мою руку. А я не отнимаю. Так и стоим.

Потом Лави неохотно разжимает пальцы.

-Пойду, — говорю я. Мне отчего-то неловко. — Поздно. А у тебя работы...

-Ага, — Лави снова улыбается. — Ты...

-Что?

-Да нет, ничего... — отводит взгляд.

-Моя комната в конце коридора, — говорю я. Снова меня кто-то тянет за язык. Я такого никому никогда не говорил. Даже не думал, что могу сказать. — Если что, заходи.

-Ты тоже, — Лави поднимает голову, и я понимаю: я сказал то, чего не рискнул произнести он. — Заходи. Просто так.

Я ухожу. Знаю, что за запертой дверью всю ночь будет гореть лампа или свеча. И знаю, что в эту дверь я могу постучать, когда захочу. Просто так. Оказывается, это очень много.

5.

В зале пусто и тихо. Я мог бы заняться этой самой медитацией и у себя в комнате, но тут лучше. Там слишком много людей вокруг, из коридора и соседних комнат доносится шум, голоса, смех. А сюда никто не заходит без нужды. Знают, что меня тревожить не стоит.

А я, в общем-то, и не медитирую. Просто думаю. Мне не нравятся мои мысли, но от них никуда не деться. А я привык принимать всё, как есть, даже если это неприятно и больно. Иначе нельзя. Нельзя обманывать себя, это добром не кончается.

Я думаю о Лави. О том, что происходит. О том, что было.

Мы два года знакомы. Он знает обо мне больше, чем любой другой. Я о нем... почти ничего. Только то, что рассказывал он сам. А он так рассказывает, что я не могу понять, где правда, а где нет. Я — и не могу. Смешно... Но все равно, даже того, что я узнал, просто наблюдая за ним, вполне достаточно. Я знаю, что на него можно положиться. И знаю, что ему, как и мне, нет большого дела до окружающих.

Его я беру на задания охотнее всего. Сейчас мы почти не ходим поодиночке, но если есть выбор, я иду с Лави. Знаю — он тоже охотно отправляется со мной. Не потому, что у меня самые сложные задания. Вернее, не только поэтому. Просто друг перед другом мы можем не притворяться. Я — не огрызаюсь на каждое слово. Он — не паясничает. Нас — таких — больше никто не видел. И я ему... да, наверно, доверяю. Нас слишком многое связывает.

Помню, как Лави сломал ногу, и я тащил его на себе до управления. Можно было оставить его в ближайшей деревне, но я не стал. Наложить шину я и сам в состоянии, перелом был простой, а бросать Лави я не хотел. Кто другой орал бы в голос от боли, а он только искусал губы в кровь. А когда я дал ему по губам, чтобы не смел так делать, закусывал костяшки пальцев. Но молчал.

Помню, как я провалился в полынью. Лед казался прочным, но то ли течением подмыло, то ли мне просто не повезло, но я провалился. Длинный плащ и сапоги сразу потянули на дно, а еще я не мог выпустить из рук меч. Лед крошился под пальцами, не получалось ухватиться за край полыньи и хоть как-то выползти. И еще течение. Если бы не Лави, меня бы точно утянуло под лед. Но он меня выволок и долго костерил на чем свет стоит, чуть не плача при этом. Пришлось еще убеждать, что от ледяной воды мне ничего не сделается, разве что сосульки из волос выдирать придется.

Много чего было. И не стало. Вдруг, разом. Стоило только появиться новому экзорцисту.

Аллен Уокер, да. Иногда жалею, что не убил его прежде, чем директор меня остановил. Ничего не могу сказать, он хороший экзорцист. Очень сильный. Вряд ли сильнее меня, но это уже немало. Но он выводит меня из себя, чем дальше, тем сильнее. Понимает это и продолжает: я отчего-то не даю ему покоя. Я терплю, долго терплю, не выдерживаю и срываюсь, к его радости. Потом понимаю, что этого-то ему и надо, стараюсь не доставлять удовольствия: рявкну один раз и игнорирую. Не знаю, что ему от меня нужно, но он этого не получит.

Впрочем, он уже получил кое-что другое. То, что, как я думал, будет только моим.

Лави.

Они неразлучны — когда оба в управлении, конечно. Ну и на заданиях, ясное дело. Веселятся: оба языкастые, только Уокер поглупее будет. Оба надо мной подшучивают. И если на Уокера мне плевать, то от шуток Лави становится больно. Не ожидал такого от себя, но отрицать очевидного не могу. Больно. И обидно. Реакцию я выдам ожидаемую — огрызнусь, могу врезать, но внутри все переворачивается.

Сперва думал: Уокер нужен Лави, как Книжнику. Как же, такой экзорцист, паразитический тип, этакая сила. Редкий экспонат, грех не изучить. Потом понял: это другое. Совсем другое, иначе Лави бы так не прилепился к нему.

А со мной говорит все реже. На заданиях вместе не были уже давно: все как-то не складывается. А может, это Лави попросил директора не ставить его в пару со мной, не знаю. У Комуи спрашивать не буду. Мне достаточно того, что Лави все реже говорит со мной. И отводит взгляд при встрече. Ему не хватит смелости поговорить со мной начистоту. А я не буду настаивать. Я все понимаю.

Что-то ушло. Раньше этого не было, и я как-то обходился. Потом появилось, и теперь вот уже не знаю, как без этого жить. Проживу, конечно. И больше уже никого не подпущу к себе. Если уж этот так легко переметнулся к новичку, то другие будут не лучше. Нет. Лучше не будет. А раз так, то и не надо мне такого...

Меня никогда не беспокоят. Почти никогда. Слышу шаги: кто-то подходит сзади, босиком, почти неслышно. Не таится, и правильно: это бесполезно, я все равно замечу. И шаги знакомые. Лави. Я ошибся? Он все-таки набрался храбрости?

Не поворачиваю головы. Он садится рядом, плечо к плечу, как я когда-то: не прикасаясь, но так, что я чувствую его тепло. Молчит. Долго молчит, потом все-таки произносит:

-Юу...

Смотрю на него. Лицо спокойное, в глаза мне не глядит.

-Я к тебе с просьбой.

Продолжаю смотреть. Лави молчит, потом собирается с духом:

-Помнишь, ты обещал... Если я слишком сильно привяжусь к кому-то, ты мне врежешь.

-Помню.

Значит, я был прав. Что ж... Обещания нужно выполнять.

Поднимаюсь. Лави встает следом. Упорно не поднимает взгляда, смотрит мне в подбородок.

Несильно ударяю его по щеке. По правой, конечно. Не хочу подбить ему зрячий глаз.

-Хватит?

Лави мотает головой. У меня внутри поднимается волна злости. Так, значит?..

Коротко, без замаха, бью в солнечное сплетение. Лави сгибается пополам, хватая ртом воздух. Пощады не просит. А я не собираюсь его щадить. Он сам попросил об этом, а я привык выполнять обещания.

Бью несильно, но болезненно. Следов не останется, это я умею.

Останавливаюсь, когда Лави сворачивается клубком на полу. Вздрагивает, дышит со всхлипом, но молчит. Молчит...

Рывком поднимаю его на ноги, сгребаю за воротник, дергаю на себя.

-Хватит? — шиплю ему в лицо.

Мотает головой. Не смотрит в глаза.

-Настолько сильно привязался?

Кивает.

Не могу удержаться. Хочу сделать ему больно. Не физически. Хочу, чтобы ему было больно так же, как мне.

-К Уокеру?

Взгляд — наконец-то прямой. Изумленный и испуганный.

-При чем тут Уокер?

-А к кому тогда?

Едва слышно:

-К тебе...

Выпускаю его, отступаю на шаг. Чушь какая-то. Или?..

-Я сам не понимал... — Лави говорит быстро, глотает окончания слов, будто боится не успеть сказать что-то важное. — Я только сейчас... Когда ты с ним... Ты ни с кем так не говорил! Никогда! Даже со мной... Я... я пытался понять, что ты в нем увидел, ну должно же быть хоть что-то!.. Заставил себя с ним подружиться... Ничего не понял!

Молчу. Тоже ничего не понимаю. Заставил себя подружиться?..

-Ничего особенного в нем нет! — захлебывается словами Лави. Ему больно, я чувствую. Я добился своего. Только удовлетворения — никакого. — Что в нем такого?! Что?!

Молчу. Это выше моего разумения.

-Ты ему несколько раз жизнь спасал! — бросает мне в лицо Лави. Последнее обвинение, да.

Выхожу из ступора.

-Я вам всем по несколько раз жизнь спасал! — рычу в ответ. — Тебе в том числе!!

Лави отшатывается. Моргает часто-часто. Неровно дышит.

-Но ты с ним... ты с ним говоришь не как с другими!

-Да он меня бесит!! — выплевываю я.

Лави умолкает. Смотрит растерянно.

Я постепенно складываю воедино фрагменты мозаики. Значит, пытался понять, что я нашел в Уокере? Он — пытался?

-Дурак!

Книжник, чтоб ему провалиться... Язык отнялся? Решил узнать сам? Много узнал!

Наотмашь бью его по лицу, на этот раз — уже не сдерживаясь. За то, что молчал так долго. За то, что вообще посмел подумать обо мне такое. За то, что заставил меня...

За то, что я — такой же.

Жалко, нельзя ударить самого себя.

Лави смотрит на меня, растерянно, непонимающе. Кровь из разбитой губы капает на подбородок, на рубашку, а он не пытается унять ее. Значит, останавливать ее мне.

Кровь теплая, солоноватая на вкус. Такая же, как моя: уж своей-то я нахлебался вдоволь. Не выпускаю Лави, пока кровь не перестает идти. А он не сопротивляется. Я могу сделать с ним все, что захочу, я чувствую, и он даже не поднимет руки, чтобы защититься...

-Ну? — спрашиваю, отстранившись. — Еще раз вмазать?

Лави мотает головой. Напрягаюсь.

-Все равно не поможет, — говорит он и улыбается. Виновато и искренне. От этой улыбки рассеченная губа снова начинает кровить, но я уже знаю, как с этим справиться...