Мы были солдатами

-Сними. Пожалуйста.

Он подозревал, что Ян не послушает, но тот только вздохнул. Что-то скрипнуло, стукнуло. Прозвучали легкие шаги — хозяин дома ходил почти беззвучно, — скрипнула койка, когда он присел рядом. От него пахло солнцем и землей, а еще травяным соком: Рене в последнее время стал особенно остро ощущать запахи.

Чужие руки — ловкие, но неласковые, это Рене тоже запомнил за столько перевязок, — коснулись его головы, начали разматывать бинт. Вокруг будто бы светлело.

-Не открывай сразу, — предупредил Ян. — Я прикрыл ставни, но...

-Знаю... — Рене не спешил поднимать ресницы. Потом все-таки решился.

-Ну что? — голос Яна. Темный силуэт рядом.

-Всё как в тумане... — Рене повернул голову, сощурился. — Там окно?

-Дверь приоткрыта. Ты что-то видишь?

Рене помолчал. По полу процокали когти, шумно дыша, вошел пес. Привычно подсунул голову под руку Рене. Тот машинально запустил пальцы в шерсть, сжал так, что пес недовольно отпрянул. Тут же вернулся — с человеком что-то было неладно. Примерно как с хозяином, когда приехали те, вонючие, но куда хуже.

-Цветные пятна, — ответил, наконец, Рене. — Пёс... серый. Там — что-то красное и зеленое...

-Герань цветет.

-Ты в чем-то белом и коричневом, — Рене перевел взгляд на Яна. — Лица не различаю. Вижу только, что волосы темные.

"Врач опасается, что совсем парень ослепнет. Жаль," — вспомнил тот слова капитана Дегре.

-Последствия контузии, — сказал он. — Пройдет.

-Хотелось бы верить... — Рене опустил голову.

Ян промолчал. Утешать он не умел. И подозревал, что от утешений Рене станет только хуже.

-Лучше бы я остался безногим, чем слепым... — проронил вдруг тот. Не дождался ответа и сильнее прижал к себе пса. Тот сочувственно лизнул руку Рене.

А вот Ян, кажется, ничего подобного не испытывал. Встал и ушел на двор. Видно, работы было много...

4.

И снова шли дни, один как две капли воды похожий на другой.

Через неделю Ян застал Рене врасплох.

-Куда ты собрался?

-Не могу больше лежать, — ответил тот, вглядываясь в светлое пятно, что было лицом Яна.

-У тебя еще кости не срослись.

-Дай палку какую-нибудь, я так...

-Еще раз переломаешься — будет хуже, — равнодушно произнес Ян и принес самодельный костыль.

Весна была в самом разгаре. Солнце припекало почти по-летнему, и Рене, с трудом доковылявший до двери, был счастлив уже тем, что мог сидеть на крыльце и ловить запахи, вместо того, чтобы пялиться в потолок.

Рядом кружило серое пятно — пёс, обрадовавшись, заигрывал с человеком. Он ему нравился. Меньше, чем хозяин, но всё же... И хозяин к нему относился не так, как к другим, заметил пёс. Не как к чужим собакам, а будто к члену своей стаи. Может, и правда так было? Кто их разберет, этих людей...

Ян — Рене различал его силуэт — что-то делал с большими зелеными пятнами. Должно быть, подрезал кусты. Из-за забора доносились голоса — соседки о чем-то спорили, тянуло дымком и жареной рыбой — кому-то повезло с уловом.

Рене осторожно вытянул больную ногу. Если не повезет, он будет хромать всю оставшуюся жизнь. Впрочем, ему уже не повезло, и в свете этого какая-то хромота занимала его мало.

-Ян, — негромко окликнул он.

-Что? — отозвался тот. — Хотел выйти? Теперь сиди. Мне тебя туда-сюда таскать некогда.

-Я не об этом... — Рене поднял голову. Солнечный луч ласково коснулся изуродованного едва затянувшимся рубцом лба, длинных ресниц. — Могу я задать вопрос?

-Ну? — кажется, Яну это пришлось не по нраву.

-Почему ты не на фронте?

-А почему я должен быть там? — в его голосе прозвучало... не раздражение даже, недоумение.

-Потому что там все. Все, кто может держать оружие, — собственная фраза показалась невозможно выспренной и пошлой. — А ты ведь не инвалид.

-Откуда тебе знать? — это уже было сказано с насмешкой.

-Правда, неоткуда, — усмехнулся Рене. — И всё же...

-И всё же это — не твое дело, — оборвал Ян. — Я не француз. Ты верно догадался. С какой стати мне идти воевать?

-Я тоже не француз. Ты верно догадался, — повторил Рене. — Но я...

-У тебя, очевидно, были веские причины для этого, — судя по тону, продолжать Ян не желал, и Рене замолчал.

Хорошо, что он умолк. Бесконечные вопросы грозили свести с ума — Ян давно так много ни с кем не говорил. Даже и не слушал никого так долго. Вот так привыкнешь к тишине и одиночеству, а потом...

Ян через плечо покосился на Рене. Тот сидел на нагретом крыльце, бледный, исхудавший, начавшие отрастать волосы золотились на солнце.

"Воевать, значит..." Он хмыкнул и срезал еще одну ветку. Хватит, пожалуй. И подрезать розы, и воевать. Тем более, за чужих. Своих-то у него нет. Да, наверно, и не было никогда.

Он снова взглянул на Рене. Тот подставил лицо солнцу, и...

-Ты свихнулся, что ли?..

Стриженая голова мотнулась, когда Ян встряхнул Рене за плечи. Мокрые ресницы слиплись стрелками, по щеке струились слезы.

-Во всём этом есть один несомненный плюс, — со смешком выговорил он. — Я могу смотреть на солнце и мне ничего...

Его голова снова мотнулась, на этот раз от сильной пощечины, и Рене осекся.

-Пошёл в дом, — сквозь зубы приказал Ян, легко поднимая его на ноги. — Пошёл, пошёл!

Высвободиться из его хватки Рене даже не пытался — не в его состоянии было совершать подобные подвиги.

-Тебя контузило сильнее, чем я думал, — сказал ему Ян, дотащив до койки, и ушел, забрав костыль.

После этого они не говорили дня три. Вернее, Рене пытался заговаривать, но всякий раз натыкался на стену отчужденного молчания. Зато было время поразмыслить. Свободного времени теперь вообще стало неожиданно много...

-Ян, — в очередной раз позвал Рене как-то вечером. Неприязнь хозяина была почти физически ощутима, Рене чувствовал — ему даже подходить близко не хочется, но приходилось, перевязки никто не отменял.

Тот не ответил. Судя по тем движениям, что различал Рене, он что-то сматывал. Бинт. Точно, бинт...

-Что у тебя в руках? — спросил он напряженно и, видимо, таким тоном, что Ян отозвался:

-Бинт. — Помолчал, спросил настороженно: — Ты что, разглядел?

Рене напряг зрение, тщась рассмотреть лицо Яна. Не получалось. Снова всё расплылось цветными пятнами с дрожащей каймой.

-На секунду... — Рене запнулся. — Увидел. А потом опять...

-Я же говорил, что пройдет, — после паузы произнес Ян, возвращаясь к своему занятию...

Рене окончательно поднялся на ноги еще через две недели. Передвигаться он по-прежнему мог только с костылем, да еще придерживаясь рукой за стену: он не различал ничего, кроме смутных очертаний предметов, тот проблеск был единственным и больше на повторялся. Правда, Рене запретил себе предаваться отчаянию: было однажды, может и повториться. Терпение, вот что ему было нужно, а этого ему не занимать.

Он медленно обходил комнату, ведя рукой по стене, по полкам, чем-то уставленным. Наткнулся на знакомый предмет, остановился.

-Книги? — он ощупал корешки, вытянул одну, взвесил на ладони. — Откуда?

-Спроси что-нибудь поумнее, — посоветовал Ян. Он разбирал на столе какие-то травы, оглушительно пахло мятой и чем-то незнакомым. — Я умею читать, как ни странно.

-Извини... — Рене провел кончиками пальцев по обложке, нащупывая вытисненное название. Это оказалось не так уж сложно. — Ты интересуешься Римской империей?

Ян не ответил. Рене поставил книжку обратно на полку, взял другую. С этой пришлось повозиться, шрифт оказался мелким. Похоже, Ян питал склонность к истории. Странно. Рене скорее рассчитывал найти какие-нибудь приключенческие романчики. Впрочем, что он знал о хозяине дома? Ничего. Молчун, характер жесткий, нрав суровый. Соседи, правда, неплохо к нему относятся — он слышал, как они заходили к Яну. Работа в руках спорится — Рене уже знал про цветы и про отапливаемые теплицы. Вот, собственно, и все. На вопросы о том, откуда он родом, сколько ему лет, есть ли у него родные, Ян не отвечал. (Рене, впрочем, не отвечал тоже.) И еще он не любил разговоров о войне. Или прерывал, или просто уходил. Может, он все-таки успел побывать на фронте? Нет, он вроде упоминал, что зимовал здесь, а война началась осенью. Не может воевать по какой-то причине? Да вряд ли, сейчас в армию берут и хромых, и близоруких, и горбатых, а Ян явно не калека. Спрашивать Рене уже зарекся.

-Чем так пахнет? — спросил он, устав молчать.

-Гиацинты внёс, — ответил Ян, кивнув в сторону подоконника.

-Поздно для них, — удивился Рене.

-Так я и посадил поздно, — хмыкнул тот. — С тобой провозился.

Рене помолчал. Это тоже был... щекотливый вопрос.

-Ян, — снова сказал он. — Я...

-Ну?

-Я не могу здесь оставаться, — произнес Рене.

-Не оставайся, — согласился Ян, не отвлекаясь от своего занятия. — Я тебя не держу.

Рене усмехнулся. Не пойми он уже, что Ян не умеет шутить, решил бы, что тот издевается.

-Тебе нужно дать знать кому-то? — спросил вдруг тот.

-Нет, — Рене покачал головой. — Мне... некому.

-Командиру, сослуживцам? — вот теперь в голосе Яна звучала нота насмешки. — Ты же солдат.

-Уже нет, — почти беззвучно отозвался Рене. Подошел, тяжело хромая, к столу, сел на табурет, пристроив костыль между колен. Нога противно ныла, видно, из-за перемены погоды. Что творилось в голове, лучше и не описывать.

-Тебе есть, куда податься? — спросил Ян неожиданно.

Рене покачал головой. Хотел пригладить волосы, потом вспомнил, что приглаживать особенно нечего.

-Тогда живи тут, — сказал Ян.

-Не могу, — Рене щурился, пытаясь сфокусировать взгляд, но никак не получалось, не мог он различить лица собеседника. — Я понимаю, что мешаю тебе.

-Переживу, — Ян раскладывал собранные травы по разным кучкам. — Я еще не настолько одичал, чтобы выставить слепого калеку на улицу.

Рене дернулся, как от удара.

-Спасибо, что напомнил, — проговорил он сквозь стиснутые зубы и резко встал.

Злость ударила в голову — злость на себя, действительно беспомощного и бесполезного теперь, на бесчувственного одиночку Яна... Лучше бы он в самом деле остался без ноги — ходить можно и на протезе, а вот искусственных глаз пока не придумали! От этой вспышки — а может, от резкого движения, — перед ним даже потемнело, а потом зрение на мгновение прояснилось...

Придя в себя, он обнаружил, что сидит на табурете, а Ян крепко держит его за плечи.

-Ты что? — спросил он.

-А что?

-Чуть не свалился, — Ян не отпускал его, был совсем рядом, но Рене опять не мог разобрать черт его лица. Ему удалось увидеть, что Ян темноволосый и темноглазый, но... В комнате царил полумрак, не много он разглядел!

Рене протянул руку, быстро, пока Ян не успел отстраниться...

-Это что за новости? — недовольно спросил тот, выпуская Рене и выпрямляясь.

-Ничего. Извини... — тот уронил руку на колени.

Теперь всё на ощупь... Но оно вернее будет, руки не так просто обмануть, как глаза. У Яна короткие темные волосы, теперь он знал хотя бы это. Не такие короткие, как у него самого теперь, обычной длины, какую носят мужчины в этих краях. Очень жесткие. И что? Да ничего. Просто каждая деталь теперь обретала особенное значение. Он не видел, он мог только воображать, но для этого было слишком мало информации...

-Иди спать, — сказал Ян. — Я еще долго буду сидеть.

Рене молча послушался. Говорить все равно было не о чем...

5.

...Утро как утро. Туман, прохладно. Хорошо, что он вчера тщательно закрыл теплицу: кое-какие цветы тумана не любят, листья пойдут бурыми пятнами, скукожатся... И пусть ему их не на продажу выставлять, самому же будет неприятно смотреть. И думать о том, что ничьей вины тут нет, кроме его собственной, а растение теперь мучается...

Позади послышались неловкие шаги. Рене. Что ему дома не сидится? Впрочем, отчасти Ян его понимал. Ему тоже было бы невмоготу. Он представлял себе, что такое вынужденная беспомощность, и понимал — Рене держится прекрасно. Мало кто на его месте не впал бы в черную меланхолию, а он пока справлялся. И, кажется, ему понемногу становилось лучше. Эти короткие моменты прозрения — раньше их не было вовсе. Рано или поздно он сможет видеть, и тогда... Ян не думал о том, что будет дальше. Что будет, то и будет. Нечего загадывать. Нужно быть осторожнее с желаниями, потому что они, случается, сбываются. Он вот однажды пожелал, давно, очень давно, и желание его исполнилось, но так... страшно, что впору было пожалеть о том, что такое вообще могло прийти ему в голову...

...Спуститься с крыльца — уже подвиг, больная нога подгибается в самый неподходящий момент, и тут уж держись, а перил нет. Потом — не запнись ни обо что, особенно обо пса, он любит развалиться на пути. И — медленно, черепашьим шагом, подволакивая непослушную ногу... Все-таки хорошо — это тебе не лежать, не в силах пошевелиться, повернуться без посторонней помощи, а что болит — нестрашно, если чувствуешь, значит, ты еще жив! Боль можно перетерпеть, намного хуже — беспомощность, но с этим поделать ничего нельзя. Придется привыкать.

Ян, конечно, занят делом. Сидит на корточках (а может, стоит на коленях, Рене не различает) в своей теплице, что-то делает. Оборачивается — Рене готов поклясться, что он давно услышал его неуклюжие шаги, но сделал вид, будто только что заметил, — спрашивает:

-Ты чего пришел?

-Так просто... — Рене придерживается за косяк. — Думал, может, чем помочь...

Он ждет этих слов, он знает, что они прозвучат — "чем ты можешь помочь, ты же не видишь ничего!"

Ян в ответ только хмыкает. Поднимается во весь рост.

-Охота тебе в грязи возиться?

-Я не могу совсем ничего не делать, — криво усмехается Рене. — Тошно.

-Ладно... — Ян поворачивает голову, это движение Рене в силах различить. — Подавай мне вот такую рассаду. Разберешь?

Рене берет у него из рук торфяной горшочек, осторожно касается листьев саженца.

-Разберу. Листья шершавые, в пушке. И пахнут...

-Ну да.

Ян снова присаживается на корточки, Рене устраивается рядом, так, чтобы дотянуться до полок с рассадой.

-Ты так долго не высидишь, — Ян, очевидно, обращает внимание на его болезненную гримасу. — У тебя...

-Если ногу не разрабатывать, она так и будет болеть, — обрывает Рене. — Ничего.

-Не переусердствуй, — бросает Ян. — Давай, не спи. Ты работать пришел или лясы точить?

Конечно, Ян прав, и через четверть часа Рене вынужден встать, потому что боль в ноге становится непереносимой. Но хотя бы эту четверть часа он не чувствует себя вовсе уж бесполезной обузой...

-Предупреждал же, — шипит Ян, когда они медленно ковыляют обратно к дому. Вернее, ковыляет Рене, Ян не дает ему упасть. — Деятель!

-Иди к черту... Стой, дай передохнуть...

-Дыши, — милостиво позволяет Ян, подставляя надежное плечо. — Чтоб я еще раз тебя пустил...

Рене молчит, но так, что любому ясно — придется пустить. Он не отступится.

-Тебе правда некому подать весточку? — вдруг спрашивает Ян, и Рене невольно вздрагивает. Но отвечает почему-то правду. Всю правду...