Вселенная Метро 2033: к далекому синему морю

Что кот, что человек, бредущие по раскисшей земле, обдуваемой со всех сторон постоянно меняющимся ветром, могли вызвать одновременно и хохот и сострадание. Еле-еле переставляя лапы с ногами, останавливающиеся каждые триста-пятьсот метров, мокрые и порой с трудом вылезающие из грязи.

И если кот справлялся с дорогой относительно грациозно, как и положено любому хищнику, то вот Морхольду приходилось туговато. На одной из постоянных остановок, невесело усмехнувшись и отряхнув с штанины жирные бурые потеки, ему пришло в голову сравнение. Так себе сравнение, если честно. С пресловутой коровой на льду. С килограммами мяса и сала, танцующими на хрустящей и скользкой зеркальной поверхности. Выплясывающими что угодно, кроме чего-то красивого.

— Эй, котозавр! — Морхольд выдохнул, тяжело опёрся на острогу. — Мы хоть верно идём-то?

Кот, что вполне логично, не ответил.

— Да и ладно. Двинули.

Двигать получалось не особо, но они шли. Медленно, но верно. Чуть ли не по километру в час, если судить по собственным внутренним часам Морхольда. Великолепная скорость, ага.

До ночи оставалось не так и мало, когда кот неожиданно громко мяукнул и задал такого дра-ла-ла, что оставалось только поражаться. Ну, тому, как может нестись вперед животина, не так давно почти помершая.

Причину рыка Морхольд увидел чуть позже. Увидел и вздохнул. Было с чего.

Вряд ли на реке туда-сюда шныряли суда, похожие на это, наполовину выброшенное на берег. Довольно большой корпус из стали, с торчащими по бортам металлическими штырями. С трубой паровой машины и даже мачтой. Яхта, ёпта. Натурально, самая настоящая. Даже с именем. Ага. "Арго".

А раз так, то... то как бы путешествие не закончилось только начавшись. В смысле его, Морхольда, путешествие. Хреновастые дела получаются.

Он сжал зубы и пошел быстрее. Чавк-чавк, ноги месили кашу под ногами. Чоп-чоп-чоп, чавкая месивом, соглашалась с ними острога, превратившаяся в посошок. Подошвы заслуженных ботинок разъезжались, совершенно несогласные с желаниями владельца переть вперед аки УАЗ. Кот, мелькающий впереди, одним прыжком оказался на борту, завис на секунду и спрыгнул вниз. Морхольд выругался и решительно поднажал. Спина отозвалась мгновенной вспышкой тепла, горячо разлившегося по мышцам.

Он доковылял в аккурат к тому моменту, когда морда кота показалась над сталью борта. Усатый мявкнул, зовя за собой.

— Да иду, — Морхольд остановился, противореча собственным словам.

Остановиться стоило. Хотя бы для того, чтобы понять — каким макаром этот вот бороздящий волны корабль оказался здесь. Выброшенный на берег аки Иона. Хотя, если память не изменяла, кит, проглотивший Иону, никуда его не выбрасывал. А кого тогда выбрасывал и кто? Капитана Ахава Моби Дик? Капитана, что играл Ричард Харрис, и за которым гонялась косатка?

Морхольд вздохнул. Судя по всему, удар сказался не только на мышцах и позвоночнике. Если мысли мечутся и подкидывают совсем глупые вещи, то что? Всё верно, контузия. Едрит Мадрид, как говаривала медсестра Люба из давно и прочно померших "Интернов".

Так, что здесь?

Он обошёл "Арго" с кормы, взглянуть на левый борт. Как и стоило ожидать: выгнутый винт, полузатопленная часть корпуса и пробоина. Небольшая, но и ее хватило. Хотя винт заинтересовал куда больше.

Ублюдка, намотанного на острые лопасти, Морхольд ранее не встречал. Мерзопакостный гад отдавал чем-то совсем нехорошим. Напоминал рыбочудов, живших под Самарой и каким-то образом выходящих даже через туманную границу, опоясывающую город. Откуда-то повелось звать тех мэргами. С ними Морхольду довелось повоевать не так и давно. Точно перед тем, как во снах стала являться дева в облике Дарьи Дармовой. Но таких, как сдохший гад, видеть не доводилось.

— Ктулху тебя задери... — он присвистнул, разглядывая существо, — ну и урод.

Желтоватая рыбья кожа в крохотных чешуйках. Мощные мышцы рук и плечей, видневшиеся в каше, оставшейся от рубящего удара винта. Перепонки? Куда ж без них. Гребень на башке, прямо как у грёбаного Ихтиандра из золотого фонда фильмов СССР. И вполне себе человеческое лицо, пусть и с признаками вырождения. Вполне себе совсем молодого пацана.

— Беда-а-а... — протянул Морхольд и отмахнулся от снующего по палубе и мявкающего кота. — Да иду, за ногу тебя, иду. Не ори.

На борт пришлось подниматься сильно матерясь и сопя. Иначе не получилось. Когда Морхольд шлепнулся на металлический настил, пот катил с него градом. Не хуже, чем дождь, что стал сильнее.

Кровищи здесь хватало на весьма нескромных размеров мясорубку. Как и гильз, разбросанных по всей палубе. Морхольд оглянулся, удивляясь увиденному. Надо же, сколько он просто не знал о том, что было под боком. Корабль, речной, на ходу. Рыболюди, точь-в-точь как иллюстрации к рассказам Лавкрафта о Дагоне и его детях.

Он прошелся по борту, задержавшись у спаренного пулемета на корме, покачал головой, глядя на крупнокалиберный танковый Владимирова на носу и остановился, наконец, у штурвала. Тот удивил двумя моментами. Что оказался сделан прямо как в книгах Верна, с крохотным рулевым мостиком и самим рулевым. Или шкипером, кто знает. Почему-то подумалось, что именно капитаном, так и не покинувшим свое судно.

Большой крепкий мутант, весь в нездоровых наростах по лицу и со странно сросшимися пальцами на руках. В плотной провощенной куртке и вооруженный пожеванным, и бывает же такое, АКСУ. С левой стороны шея у практически отсутствовала, разодранная в клочья.

Кот остановился рядом, приподнявшись на задних лапах и всматриваясь в хмурое нелюдимое лицо, застывшее в смерти. Смотрел и Морхольд готов был поклясться, что животина знала мутанта и даже переживала из-за него. Он попробовал вытащить того, надеясь спустить вниз, на берег. Зачем? Дурацкая мысль, что и говорить. Морхольд просто хотел его похоронить. По-человечески, как положено. Пусть и потратив на эту дурь время и силы. Именно так.

Не получилось.

Руль оказался практически согнут и вбит в тело погибшего. Металл крепко-накрепко придавил его к металлу мачты за спиной. Не туда, не сюда.

— Прости, друг, — Морхольд протянул руку и закрыл блеклые черные глаза, — чем могу.

Кот отошел и остановился. Поводил носом взад-вперед, будто к чему прислушиваясь. Оно и верно, мутант мутантом, но больше трупов на судне не оказалось. Кровищи — хоть отбавляй, вся палуба в крови, а тел-то нет. Морхольд нахмурился.

Ему верилось в то, что человеческий век здесь, на многострадальной и натерпевшейся от человека Земле не закончился. Да, верилось. Эта вера придавала сил всегда. Без всякого глупого и оставшегося в прошлом пафоса — Морхольд верил.

В страшные бои, ждущие впереди. В тяжелую борьбу, когда медленно, пядь за пядью, придется забирать свое назад. Не надеяться на волшебника в голубом вертолете, морских пехотинцев и воздушную кавалерию из-за океана, а делать все самим. Как уже было и не раз. И больше всего ему хотелось верить в свое собственное участие в этой, по настоящему последней, войне.

И сейчас, не видя тел, ему поневоле становилось страшно. Своих забирают только разумные существа. И погибших "своих" у рыболюдей должно было оказаться немало. Если судить по крови. Слишком уж ее много. А ни одного нет.

Кот мяукнул, незаметно оказавшись на носу. Морхольд подхромал к нему и присоединился к занятию мохнатого: разглядыванию берега.

— Умный ты, зараза, — чуть позже констатировал факт и даже улыбнулся, — повезло мне, что вытащил тебя, лохматый.

Как бы не бушевала река и небо, льющее дождь, пару следов они так и не уничтожили. Невеликий отпечаток тех самых ботинок, что Морхольд самолично купил Дарье в Кинеле, вел к перелеску. Он довольно оскалился, машинально погладив умную башку кота. А тот даже не зашипел.

— Дай мне тут прошвырнуться, — попросил Морхольд, — вдруг чем разживусь.

И ведь получилось. Не сказать, что они стали сильно богаче, чем утром, но все же.

Спички, два больших коробка самых настоящих охотничьих спичек, найденных в каюте под палубой. Запаянных в пластик и совершенно сухих.

Несколько сухарей, завернутых в чистую тряпку. Один Морхольд немедленно отправил в рот и зажевал, наслаждаясь кисловатым привкусом ржаного хлеба. Мир вокруг него стал еще чуточку больше. Где-то в этом мире кто-то выращивал рожь и пек хлеб, превратившийся вот в эти самые сухари. Красота.

Два магазина "семерки", завалившихся под отстегивающуюся койку порадовали не меньше, чем раскладной кривой нож. Нож Морхольд определил сразу же, как садовый. Таких у его деда, в далеком детстве, было несколько. Этот как раз походил на один, с синей ручкой, как брат-близнец. А патроны? Уж они-то всегда сгодятся.

Куда большим сокровищем оказался совершенно неожиданный предмет. Атлас автомобильных дорог, от ведь. Откуда и для чего он хранился в ящике капитанского стола? А вот, попал в руки тому, кто оценил эту драгоценность по достоинству. И пусть атласу лет в обед чуть больше двадцати и выпущен как раз перед Бедой, не беда.

И плащ. Длинный, чуть не до пят, кожаный, с дополнительными разрезами сзади и по бокам. И даже с капюшоном, державшимся на металлических крючках. Судя по размеру — капитанский. Крепко скроенный, надежный. Хотя пару швов на рукава Морхольд бы положил.

А вот из огнестрельного оружия ему ничего так и не попалось. Но и на том спасибо, подумалось Морхольду, перекинувшему ногу через борт. "Арго" вздрогнул. Сильной, прошедшей по всему стальному корпусу дрожью. Осталось только постараться быстрее оказаться рядом с котом, уже ждавшим внизу.

Летя туда, Морхольд что-то увидел. Что-то, заставившее его вздрогнуть. Но понять — что, вышло позже. Он отковылял к деревьям, косясь на неожиданно поплывшее назад судно. Под килем хлюпало, влажно брызгало водой, корпус скрипел... Но "Арго", по неясной прихоти реки, упорно возвращался в её чёрную глубину.

И Морхольд, стоя на берегу, был готов поклясться в замеченном при прыжке. Что закрытые им самим глаза погибшего шкипера-мутанта, чьего имени он не знал, на какой-то миг вдруг открылись. И посмотрели именно на него.

Черт знает, что за мысли... Но прожив последние пару десятков лет в тени Беды, Морхольд порой сильно и не удивлялся. Стоял и смотрел на тёмный силуэт с трубой и мачтой, прочно вставший на воду. "Арго", чуть проседая на корму, но поднимаясь и поднимаясь, пошёл по чёрной глади. И почему-то на миг показалось, что судно не просто дойдёт до Самарки и приткнется на берегу у Волги, перед Чертой. Подумалось, что ещё услышит странную новость о яхте, шедшей сама по себе против течения.

— Контузия, не иначе, — Морхольд улыбнулся мыслям, — точно тебе говорю, усатый.

Кот муркнул и мягко, покачивая хвостом, скрылся среди деревьев.

— Ну ты и пакость, — проворчал Морхольд, — в следующий раз предупреждай, когда вот так исчезать соберешься.

Заметно темнело и он старался усмотреть хотя бы еще парочку следов. Хотя и так стало ясно, что кошак пер напролом не просто так. Да и повезло.

На самом краю немалых размеров лужи отпечаток ботинок встретился ещё раз. И второй, не Дарьи, попался чуть дальше. А потом всё-таки стемнело окончательно. Почему они не остановились? Потому что впереди явственно мелькнул огонек, да и чуть стихший ветер принес запах дома и еды. Кто-то там, в тепле и уюте, тушил мясо. Судя по запаху — весьма вкусное.

Морхольд остановился под низким раскидистым орешником. Всмотрелся в темноту, вглядываясь сильнее. Плохо, что один глаз не в строю. Но и имеющегося хватит. А так — пока вроде бы всё ясно.

Небольшой домик, в две-три комнатки. Бревенчатый сруб и досчатые, крашеные зелёным, сени. Пристрой, длинный и приземистый. Из почерневших от времени тех же брёвен. Если судить по запаху, пробивающемуся даже через дождь, со скотиной. Со свиньями уж точно, не спутаешь. Пахло... да что там, воняло знатно. И, вот ведь, ограды практически никакой. И что оно может значить? Да что угодно.

Либо личность, живущая в избушке находится под чьей-то охраной и ни хрена по этой причине не боится ни бога, ни чёрта.

Либо хозяин дома ленивая скотина и даром не хочет обезопасить самого себя крепким частоколом.

Либо человек, живущий здесь, плевать хотел на всё. Как карта ляжет, так и будет.

Либо его просто-напросто боялись. Причем даже зверьё. Верилось слабовато, но мало ли. Про рыболюдов на реке собственного детства Морхольд слыхом не слыхивал. Вдруг и тут также?

Оставалось проверить все догадки опытным путем. Тем более кот явственно намекал всем своим напряженным телом — нам с тобой, человече именно туда. В самое логово местного людоеда, например. Кто ж его знает, что он там за мясо харчит?

Морхольд присмотрелся сильнее, надеясь быстро определить стратегию штурма. Напороться на дуплет из самой обычной двустволки как-то не хотелось. А вряд ли хозяин захочет поприветствовать незваных гостей как-то иначе. Ну, сам Морхольд поступил бы именно так. Причем ружье закреплял бы на ночь прямо напротив двери самострелом. Чего руки марать, когда ворьё само себя пристрелить сможет?

Напряженное выискивание слабого места помогло. Одиноко торчащая коробка у пристроя могла быть чем угодно. Будкой для инвентаря. Ледником для освежёванных трупов. Каморкой для утренних, обеденных и вечерних молитв. Да мало ли?

Но почему-то Морхольд совершенно уверился в мысли о самом обычном сортире. А раз так, то стоило добраться именно до него. И ждать. Тем более, что каких-либо других будок, заполненных мутировавшими собаками, к примеру, не наблюдалось.

Он пригнулся и чуть шипя сквозь зубы от очередного прострела осторожно пошёл вперед. Но пройти вышло недалеко.

Хлопнула дверь. На пороге появился силуэт, мирно попыхивающий самокруткой.

— Хорош прятаться, — голос показался не молодым, но и не дряхлым, — выходите. Оба. И ты, и твоя зверюга.

Вот такие дела.

Свет от керосиновой лампы мягко струился жёлтым янтарем. Фитиль потрескивал как-то особо уютно. Морхольд, облизав и отложив ложку, степенно хлебал чай. По-купечески, из блюдца. Не смог отказать себе в такой дурости.

Травяной сбор из легко угаданных шиповника, смородины, земляники, чуть зверобоя и мелиссы, шёл хорошо. Особенно под медок. Медок удивил особо, оказавшись цветочным. Про пчёл, нормальных и хозяйственных, сто лет не слышно, это верно. Так и мало того! Откуда взялись эти самые нормальные цветы?!

Да и вообще... многое в доме удивляло.

Чистота и уют, давно не свойственные миру вокруг. Одинаковые занавески на окнах, длинные, фабричные, интересного сочетания цветов: лиловые и зеленые. Вместе с ровными белыми стенами гостиной, да-да, именно гостиной, создавали непередаваемый ансамбль. Морхольд сидел и тихонько удивлялся своему удивлению ещё больше.

На полу лежал светлый ламинат. Этот материал он уже и не помнил, а тот лежал. Как новый. Чистый и даже отблёскивающий в свете керосинки. Если бы в доме оказалась хозяйка, Морхольду было бы стыдно за грязные ноги и онучи, оставленные вместе в ботинками в сенях. Тоже, само собой, чистых.