Ген мужества

— Это еще зачем?! — не удержался от вопроса Семен.

— Мы возьмем у вас образцы крови, слюны, клеточной ткани... ну, еще кое-что. Не волнуйтесь, это совершенно безболезненно. Но необходимо. Надо провести анализы на предмет обнаружения явных и скрытых заболеваний, чтобы исключить возможность проникновения в наш мир извне какой-либо инфекции.

— А если мы заразные, нас того? — Семен резанул себя по горлу ребром ладони.

— Ну что вы, — улыбнулся Федор, — нет, конечно! Если какие-то отклонения от нормы будут выявлены, вас быстро излечат, — он подозрительно взглянул на Семена, который в этот момент чесал затылок. Семен заметил этот взгляд, и чесаться перестал, — выведут паразитов, в случае их обнаружения, естественно. Короче говоря, вас приведут в норму, и в наш мир вы войдете совершенно здоровыми и чистыми. Вам выдадут новую одежду...

— Я бы хотел оставить эту! — гордо заявил Прохор и щелчком сбил несуществующую пылинку на обшлаге своего ментика.

— Да-да, — поддакнул Семен. — И мне моя гимнастерка дорога как память. И ремень тоже. И сапоги.

— Вашу старую одежду продезинфицируют и вернут. Но, я думаю, что в новой одежде вам будет намного удобней жить и работать.

— Вы нас на себя работать заставите? — спросил Стас. — Мы что, пленные?

— Вы наши гости. Но, тем не менее, думаю, что нашу просьбу вы исполнить должны. Хотя бы из благодарности за воскрешение. А на все вопросы я отвечу, но позже, — напомнил Федор. — Прошу следовать за мной.

Едва они вышли из помещения, дверь с шипением стала закрываться. Она еще не полностью закрылась, а за ней уже стало происходить что-то необычное — раздалось гудение и попискивание.

Заметив недоуменные взгляды своих гостей, Федор пояснил:

— Это помещение было подготовлено специально для вашего прибытия. Сейчас началась его санитарная обработка.

— Паразитов уничтожают, — с видом оскорбленного достоинства изрек Семен.

2. Ни фига себе, змеиный супчик!

После обследования и сдачи анализов, воскрешенных воинов отвели в душ, где они окончательно ожили под тугими струями горячей и холодной воды, смыв с себя вместе с усталостью и тревожными мыслями пот прошлого и засохшую кровь.

Растирая свое молодое тренированное тело жесткой мочалкой, щедро полив ее гелем для душа, Стас искоса поглядывал на обретенных товарищей по несчастью, оценивая их физические особенности.

Сокольский показался ему парнем не слабым — тонкая талия, широкие плечи, развитые мышцы на ногах, особенно на бедрах — сразу можно было признать в Прохоре опытного наездника и рубаку. Роста Прохор был выше среднего. Не верзила, но и не коротышка вроде Дениса Давыдова. Однако мышцы гусара не отличались особой рельефностью — они были покрыты слоем совершенно ненужного, по мнению Стаса, жирка.

"Погонять бы Прошу на кроссах, да на марш-бросках, — подумал Стас, — ему бы такие тренировочки на пользу пошли"

Юру Орлова можно было бы назвать худощавым, но и в его теле ощущалась немалая сила, однако сила эта была какой-то неявной, скрытой, как сила дремлющего ягуара. Вот Юрий лениво трет грудь мочалкой, но вот она вдруг выскользнула из руки. А на пол не упала! Резкое движении руки вниз, как смертельный бросок змеи. Все тело напряглось. На мгновение. Перед Стасом не ленивый слабак, а опасный и сильный боец. Мочалка поймана, тело поручика снова расслаблено. Снова Орлов кажется полусонным, худым и субтильным.

"А поручик-то наш не прост, — подумал Стас. — Реакция отменная. И силенка видимо немалая. Такое впечатление, что о восточных единоборствах он знает не понаслышке"

Но более всего Стаса поразили "святые мощи" старшины-пехотинца Семена Воробьева. Тот был еще худее Орлова, однако силы своей не прятал. Ему просто некуда было ее прятать — ни капли жира — только мышцы и сухожилия. Казалось, что весь он состоит из мышц и сухожилий. Скелет, обтянутый мышцами и сухожилиями. В одежде Семен казался (если не смотреть на лицо и натруженные руки) подростком, теперь же он предстал во всей красе. Такой, подумал Стас, и тяжести таскать сможет, что иным качкам не под силу будут, и марш-бросок побежит — первым на финиш придет. А как врежет кому кулаком по лбу — мало тому не покажется.

"Железный Воробей", — с уважением подумал о нем Стас.

— Чего вылупился? Стремным, небось, тебе кажусь? — спросил Семен, заметив изучающий взгляд парня. — Ну, не гигант. До войны-то я таким худющим не был. Война, брат...

— Да ты что, Семен! Наоборот, ты мне очень сильным человеком кажешься. Я даже позавидовал.

— Да, — согласился Семен, — силенки есть мало-мало. — И, подойдя к Стасу, потрогал его бицепс. — Да и ты тоже не слабак. Где такие банки накачал? На войне своей чеченской что ли?

— На тренажерах, — ответил Стас. — Я до того, как призвали, бодибилдингом занимался.

— Боди... чем?

— Ну... как тебе объяснить, — задумался парень, — физкультурой, в общем.

— Зарядку что ли по утрам делал?

— Вроде того, — улыбнулся Стас. — Только не по утрам, а по вечерам в основном.

В свою очередь он пощупал бицепс Семена. Тот интуитивно напрягся, и у Стаса возникло ощущение, что он проверяет на твердость кусок стальной арматуры.

В душевую заглянул Федор Джонович Скворцов.

— Одежда вам приготовлена, — сказал он. — Все в соответствии с вашими размерами. Не ошибетесь — на комбинезонах у каждого имеется своя эмблема. Специально делали.

— Что за эмблема? — спросил Семен, но Скворцов уже скрылся.

— Сейчас посмотрим, — сказал Стас, смывая с себя остатки пены.

В предбаннике поставили четыре табуретки, на табуретках лежали аккуратно сложенные светло-серые комбинезоны, а внизу стояли высокие мокасины, похожие на военные берцы. Взяв мокасины в руки, Стас поразился их легкости. Не кожаные, определил он, синтетический материал какой-то.

Семен рассмеялся, увидев, что на груди каждого комбеза была изображена птичка. На одном — воробей, на трех других — филин, сокол и орел.

— И где здесь сокол, где орел? — озадачился Сокольский.

— Вот ваша одежда, штаб-ротмистр, — поручик Орлов указал Прохору на изображение сокола. — Я до большевистской смуты соколиной охотой увлекался, у меня в поместье два ловчих сокола-балобана жили. Так что сокола от орла отличить могу.

— Давай уже, одевайся, — буркнул Семен, — орел ты наш... стервятник. Э! — озадачился он вдруг, — а подштанники как же? Что, без исподнего это на себя напяливать?..

— Да есть тут все, — сказал Стас. — Под комбезом плавки и майка лежат, ты посмотри.

— Вот это что ли? — Воробьев с недоуменным видом растянул руками в стороны крошечные плавочки словно хотел их порвать. — Ничего себе труселя! Резиновые, не иначе. Да и не влезу я в них.

— Влезешь, — хохотнул Филин. — Зато ничего болтаться не будет.

Когда все оделись, опять появился Федор.

— Теперь прошу к парикмахеру.

— Налысо стричь будете? — с вызовом спросил Стас.

— Почему налысо? — удивился Федор. — Просто я подумал, вдруг вы пожелаете освежить прическу.

— Я недавно стригся. — Стас провел рукой по короткому влажному ежику волос. — Не успели еще отрасти.

— Тогда побреетесь. — Федор взглянул на недельную щетину Стаса. — Наверное, брились в тот самый день, когда и стриглись?

— Побриться можно, — согласно кивнул Стас.

— Мне тоже вроде бы стричь нечего, — сказал Семен и ворчливо добавил: — Да и... неправильно это как-то — после бани стричься. Все нормальные люди сначала стригутся-бреются, а после в баню идут. Чтобы все волоски мелкие смыть... — и почесал затылок.

— Кстати, — сказал Федор. — Пока вы мылись, все анализы сделали. Ни инфекционных заболеваний, ни паразитов у вас нет.

Семен поспешно убрал руку от затылка и зачем-то вытер ее о штанину.

— Так что? — спросил Федор, — идем к парикмахеру?

— Ведите нас, Федор, — сказал за всех поручик.

Спустившись на лифте, кабина которого находилась рядом с выходом из душевой (Стас не заметил, какую кнопку на панели нажал Федор, помешали теснота кабины и длинная спина Юры Орлова, но, глядя на тонкую световую полоску под ногами, то возникающую то исчезающую, он насчитал три уровня), они оказались в неярко освещенном коридоре. Идя вслед за Скворцовым, Прохор брезгливо рассматривал заусенцы на своих пальцах. Семен поглядывал на гусара и хмыкал. Юрий думал о чем-то своем. Стас осматривался.

Собственно, смотреть было особенно не на что. Коридор постоянно изгибался внутрь, по всей вероятности, был кольцевым. В потолке через равные промежутки были установлены точечные светильники, большая часть которых не горела. Как раз в том месте, где они находились, по обеим сторонам коридора располагались дверные проемы с номерами. Рядом с каждым проемом матово серебрилась прямоугольная металлическая пластинка, наподобие считывателя электронной карты, но вместо паза для прогона карты красовалось контурное изображение раскрытой человеческой ладони.

Коридор пустовал, по-видимому, все обитатели подземного мирка были заняты на работах или отдыхали после смены в своих боксах.

Но вдруг Стас услышал звук приближающихся шагов и тихий разговор. Из-за поворота вышли двое. Мужчины. Один — коротко стриженный, гладковыбритый и молодой, второй постарше, с аккуратной, будто нарисованной бородкой-эспаньолкой. Вид такой, словно оба только что от парикмахера. Наверное, так оно и было. Увидев группу "чужаков", ведомою Скворцовым, они посторонились. Федору кивнули, приветливо улыбнувшись, а новоявленных проводили любопытными взглядами. Впрочем, и Стас с компанией пялились на местных жителей с не меньшим интересом и любопытством.

Пройдя еще несколько метров, Стас не удержался от соблазна и, остановившись возле одной из дверей, приложил свою пятерню к изображенной на пластине. Федор, повернувшись, обронил:

— Не откроется.

— Информации о нас еще нет в базе данных компьютера? — сообразил Стас.

— А вы догадливы, молодой человек, — похвалил его Федор. — Однако не только в этом дело. Некоторые боксы не относятся к помещениям общественного назначения.

— Неприкосновенность частной собственности?

— Я бы сказал: право человека на личную жизнь. Но мы уже пришли. После визита к парикмахеру я отведу вас в столовую. Проголодались, наверное?

— А то! — кивнул Филин.

— Я бы сейчас котелок каши зарубал! — выпучив для убедительности глаза, заявил Семен Воробьев, забыв о своем совете не думать про еду. — Триста пятьдесят лет нежрамши.

Поручик Орлов по обыкновению промолчал, а гусар Сокольский со смешком спросил:

— А в честь нашего воскрешения шампанское на ужин подадут?

— Я бы сказал: на обед, — заметил Скворцов, — завтрак уже закончился, а до ужина часа четыре... Нет. Ни шампанского, ни каких иных спиртных напитков мы уже давно не употребляем.

— Давно, это сколько? — спросил Стас. — И почему не употребляете? Сухой закон?

Федор не ответил, прикоснулся рукой к изображению ладони на пластинке двери, у которой они остановились. Дверь с легким шипением поехала в сторону.

— Прошу, господа!

Увидев парикмахера, стоящего у зеркальной стены, Стас невольно улыбнулся — уж больно похож был парень на молодого Ярмольника. Только прическа у него была короткая, а во взгляде отсутствовала характерная хитринка. Вместо нее там вовсю горело любопытство.

Стас шагнул навстречу парикмахеру и, протянув руку, представился:

— Станислав.

— Леонид, — неуверенно ответил на рукопожатие парикмахер.

— Опа! А тебя случайно не в честь пра-пра-прадедушки так нарекли?

— Нет, — смутился Леонид. — Просто... Я не знаю.

— А в далеких предках у тебя знаменитых артистов не было?

— Артистов?.. Я не знаю... — Леонид растерялся окончательно.

— Знакомьтесь, — пришел ему на помощь Федор, вошедший последним, — Леонид — один из самых молодых и перспективных сотрудников нашей биологической лаборатории.

— Лабалатории? — удивился Семен. — А ты ж говорил, что в парикмахерскую нас конвоируешь.

— Да, — поддакнул Сокольский и снова грустно посмотрел на свои заусенцы, — Ты нас, Федор, обещал в цирюльню свести.

— У нас не особенно многочисленный контингент, — пояснил Скворцов. — Приходится совмещать профессии. Леонид не только талантливый ученый, но и...

— Понятно, — брякнул Стас, — Леня здесь подрабатывает.

— Если вы, Станислав, имеете в виду деньги, то в пределах резервации они ни к чему.

— Резервации? — переспросил Орлов. — Так вас что, загнали сюда под землю насильно? Кто загнал?

— Мы сами сюда пришли, — поморщился как от зубной боли Скворцов. — Резервация, колония, убежище... Как хотите, называйте. Это наш дом. Здесь мы живем и работаем. Мы называем наш дом "Островком Надежды".

— Надежды на что?

— На будущее, разумеется, — пожал плечами Федор и, видя недоумение в глазах бойцов, сказал: — Я позже обо всем расскажу, и вам станет понятно. А сейчас с помощью Леонида вы приведете себя в порядок, потом мы сходим в нашу столовую отобедать. А потом... потом мы с вами поговорим подробно.

Федор вышел, кивнув Леониду, чтобы тот приступал к обязанностям парикмахера.

— Я один, так что... — развел руками Леонид. — Кто из вас, господа, будет первым?

— Я, — опередил всех Стас. — Со мной у тебя работы меньше всего, только побрить. А впрочем... ты мне станок и помазок с мылом дай, я сам побреюсь.

— Станок? А, вы имеете в виду бритвенный прибор! — догадался Леня. — Вот. — Он взял с полки какой-то флакончик и протянул Стасу.

— Что это?

— Жидкость для снятия волосяного покрова. Вотрите в те участки лица, которые хотите освободить от щетины, а через пару минут ополосните лицо водой. Вот раковина.

— И все?

— Все. А потом если пожелаете, нанесите на лицо этот крем.

— А одеколона у тебя нет?

— Вы не поняли, Станислав. Есть у меня и одеколоны и туалетная вода. Но этот крем не для смягчения кожи и не для ее освежения, а для того, чтобы уснули волосяные луковицы.

— Вот это да! И что, они уснут, и у меня щетина расти перестанет? А если я решу бороду отпустить?

— Я же сказал: чтобы уснули, — улыбнулся Леонид. — Они будут находиться в спящем состоянии около недели. У всех по-разному — у кого пять дней, у кого семь, а у некоторых целых десять. А потом проснутся и, пожалуйста — отращивайте бороду, усы — что хотите.

— Здорово! — воскликнул Стас. — Однако парикмахерская наука за три, считай, века значительно продвинулась вперед!

— Скорее, биология и химия, — уточнил Леня и похвастался, обведя довольным взглядом всех присутствующих: — Этот крем я лично разработал! — Но тут же поправился: — Вернее, доработал: немного изменил его химическую формулу, ввел кое-какие дополнительные компоненты... Увеличил эффективность, так сказать.

— А ну-ка, ну-ка, дай-ка сюда! — Семен перехватил крем, предназначавшийся Стасу. — Надоела мне эта щетина. Чуть не по два раза на дню бриться надо. А когда тут бриться? Война...

— Твоя война закончилась триста пятьдесят лет назад, — напомнил Прохор Воробьеву и повернулся к Лене. — А нет ли у вас, Леонид, чего-нибудь такого... — И он предъявил парикмахеру-совместителю свои длинные пальцы.