Ролевик: Ловчий. Глава 2

Убедившись, что Сеяшантери лежит монументально и скатываться никуда не собирается, сбегал до ручья, набрал воды в несколько скорлупок и оставил их рядом с ложем. Очнётся — сама найдёт им применение.

На этом посчитав свою работу выполненной на оценку "удовлетворительно", взялся за рыбу. Минут по пять продержал камушек на каждой из них, но артефакт признаков яда или отравы не показал. Утащив потроха и прочие субпродукты подальше от жилища, попутно срезал несколько прутков под мясо.

Дело за малым — обвалять куски рыбы в соли и перце и поставить на огонь. Всё же хорошо, что догадался костровую ямку оборудовать чуть в стороне от входа, под самым кончиком навеса, иначе пришлось бы снова бегать по побережью и собирать камни.

Эльфийка в себя так и не пришла, её не пробудил даже умопомрачительно аппетитный аромат готового мяса. Пощупал пульс — сердцебиение замедленное по сравнению с человеком, но ровное и без сбоев. Лицо расслабленное, дыхание спокойное. Похоже, просто крепко спит.

Быстренько пообедав, вооружился ножом и отправился на разведку. Возникла у меня идейка одна, если получится реализовать — будет весьма и весьма неплохо. Но сначала — проверить сохранность кабинки уединения. Нужник выжил, и не то, что не развалился, а даже листьев не потерял. Видимо, ручьи, лившие поверху, в эту сторону не заворачивают.

Ещё раз похвалив себя за удачно выбранное место, отправился в другую сторону, к подъёму наверх. По пути снова заглянул на стоянку — Сеяшантери, обняв куртку, свернулась вокруг неё и сладко посапывала. Милой картинке даже не мешали бурые кровоподтёки на совершенном лице эльфийки.

Подъём не размыт — да и сложно размыть разнокалиберные каменные ступеньки, наслоениями выпирающие из скальной основы. Взобравшись наверх, осмотрелся. Впереди начинается лес, деревья незнакомые, толстоствольные, с густой раскидистой кроной на последней трети своей высоты. Местами встречаются пальмы, кустарники. Трава — густая, плотная, ярко-зелёная. На дальнем плане слева направо топорщатся гористые возвышенности, справа — там, где ловил рыбу, кверху задирается мощный хребет.

Прогулявшись в ту сторону, наткнулся на источник водопада. Как и предполагалось — заводь шириной метров в пятьдесят, неглубокая — едва выше колена воды, дно — чистое, каменное, идеально ровное. Что удивительно — никаких водорослей и прочей слизи. Камень тёмный, довольно гладкий. Берега густо заросли травой и мелкими плодовыми кустарниками.

В принципе, можно предложить эльфе тут поплескаться — вода тёплая, чем не королевская ванна?

Оставив позади заводь, двинулся вверх по руслу крупного ручья. Под кронами светло, просторно, мелкая живность иногда проскакивает. Частью — весьма знакомых видов. Те же зайцы, к примеру. Из явных отличий — совсем уж лопатообразные уши и массивные задние лапы — обе в сумме с лихвой по объёму перекрывают тушку. Заметив меня, косой шевельнул носом, чихнул — и с места прыгнул метров на десять в сторону.

Хренассе, хомячок-мутант!

Отбросив в сторону всякие поползновения на корону Паустовского, принялся искать нужное мне дерево. Увы, хвойных не нашлось. Зато заметил интересную вещь: незнакомые деревья частенько сбрасывали целые пласты коры, обнажая бледную, но заметно более прочную свежую поросль.

С подобрав один такой кусок, с интересом осмотрел находку. Толстая кора, сантиметров десять, не меньше, материал пружинящий, упругий, местами ноздреватый. Упругость — как у силиконовых вакуумных вкладышей, если не больше — пробковое дерево униженно курит в сторонке на фоне таких свойств.

Кажется, то, что доктор прописал.

Прихватив с собой ещё парочку небольших пластов, вернулся к спуску и, усевшись на кромке верхней ступеньки, принялся за дело.

Эльфийка проснулась только к вечеру. Глаза бодренько блестят, а вот всё остальное... Впервые вижу настолько разбитое, физически ощутимое состояние крайней усталости. Поначалу вообще думал, что придётся самому её кормить, но нет, справилась. Поклевала, правда, совсем немножко, зато воды выхлестала столько, что пришлось пару раз за добавкой бегать.

Перекусив, девушка прислонилась спиной к скале и расслабленно затихла, разглядывая огонь костра.

— Расскажешь, что с тобой произошло?

Сеяшантери криво улыбнулась:

— Ничего страшного, обычный слуховой шок, — говорила она тихо, почти шептала. — Слишком громкие звуки перегружают сознание, вплоть до его потери. В самых тяжёлых случаях можно и в кому впасть. Спасают беруши, но мои, видимо, соскочили с ремешка, когда сняла его, чтобы зацепиться за тебя.

Вытащив из кармана свои поделки, протянул их эльфе:

— Я примерно то же самое подумал, попробовал сделать. Примерить сейчас можешь?

Сеяшантери с любопытством осмотрела вкладыши: вырезая их из коры, я ориентировался на вакуумные наушники. Такая же жёлудевидная форма, а благодаря упругости материала — вещь вполне способная без каких-либо неудобств прикрыть собой ушную раковину в широком диапазоне габаритов. Чтобы не потерялись и не застряли в ушах, сделал во вкладышах глубокие ямки, вложив в них камушки, соединённые нитью, и закрепил место разреза капельками быстросохнущей смолы. Получилось что-то навроде верхней половинки стетоскопа, только с абсолютно противоположным предназначением.

Девушка осторожно подёргала нить, и, убедившись, что из вкладышей она не вываливается, вставила девайс.

Эльфийка щёлкнула пальцами, держа руку перед лицом, покачала головой, несколько раз щёлкнула уже рядом с ушками — звук получился хлёсткий, громкий, неприятно отдающийся где-то в затылке.

Вопросительно посмотрела на меня, ткнула пальчиком в камни.

Понял, не дурак, дурак бы не понял.

Подхватив два самых здоровых камня, с силой ударил их друг об друга. Не дождавшись реакции эльфы, сыграл уже какую-то морзянку, отложившуюся в памяти из детства. Потом положил один камень на место и, ухватив второй, с силой жахнул им по первому. Сыпанули искры, руки враз онемели до самых подмышек, а в голове знатно загудело, словно влез под колокол, а кто-то добрый и заботливый шарахнул по нему массивной кувалдой.

Сеяшантери же даже не шевельнулась. С любопытной мордашкой только наблюдала за моими муками.

Наконец, девушка вынула вкладыши. В свете низко висящего над горизонтом солнца глаза её подозрительно блестели.

— Никас... Ты не представляешь, насколько я тебе благодарна за такой подарок, — голос её дрожал, казалось, вот-вот расплачется. — Это... это настоящее сокровище, Ник! Те беруши, что были у меня, даже удары пальцами не всегда гасили как следует, не говоря уж о более громких звуках. Эти же надеваю, и словно окунаюсь в воды, полные начальной Тишины, и слышу только своё тело.

Эльфа неуловимо быстрым движением отлипла от стенки, мигом перетекла в коленопреклонённую позу, и низко-низко поклонилась:

— Это великий дар. Я, — голос её дрогнул, запнулся на миг, — я обязана тебе до конца моей жизни.

— Хей, — подскочив к ней, приподнял за плечи. — Ты чего тут мне кланяешься? Тем более из-за обычных ушных затычек. Если хочешь, я таких наделаю ещё хоть сотню — мне не сложно.

— Ты не понимаешь, — ответила Сеяшантери. — Хумансы просто не знают, каково это — иметь настолько чувствительный слух, что иногда можно расслышать, как бьётся сердце мыши-полёвки в сорока сэнах от тебя в ветреную погоду в лесу. Что уж говорить про грозы и иные громкие звуки?

Сев рядом с эльфийкой, аккуратно, без всяких лишних телодвижений, кои можно истолковать неверно, приобнял её, успокаивающе погладил по плечу:

— Ну, не понимаю, с нами, хумансами, такое бывает сплошь и рядом. Да и вообще, сам чувствую себя обязанным. Это ведь ты из меня шрапнель выковыривала?

— Я...

— Вот. Ты позаботилась обо мне, теперь пришла моя очередь заботиться о тебе.

— Странный ты, — улыбнулась Сеяшантери. — Эльфов многие ненавидят. За долголетие, за совершенство тела, за красоту эльнарских женщин и их неприступность. За многое ещё...

Я пожал плечами:

— У меня нет причин вас ненавидеть. Вот любоваться красивым телом, приятным голосом, плавностью движений — это да. Я, понимаешь ли, местами очень даже эстетствующая сволочь.

— Прямо-таки сволочь? — хитро улыбнулась эльфа.

— Ну, не образцово-показательная, конечно, но не без грешка.

Сеяшантери, плавно качнувшись, прижалась к моему плечу:

— У каждого есть грехи. Но далеко не всякий может взять на себя смелость признаться в этом. Проще ведь прикрыться велением богов, жаждой мести, помутнением разума или иной причиной, — тонкие пальцы эльфийки пробежались по бинтам. — Никас, почему не снимаешь?

— Не знаю, — ответил я. — Как-то совсем про них забыл. Да и рисковать не хочется — вдруг коросты оторву или сепсис заработаю.

Дивная покачала головой:

— Боль ведь не чувствуешь? Значит, всё зажило. Давай помогу снять, — и, не успел я сказать, что и сам справлюсь, как Сеяшантери в несколько неуловимо быстрых движений освободила меня от ставших уже родными бинтов.

Пока я сматывал заскорузлую от крови и соли ленту, эльфийка успела едва ли не обнюхать спину. Твёрдый ноготок пробежался по свежим шрамам, вызвав приятное щекочущее чувство. Странно... Вроде бы вокруг рубцовой ткани чувствительность если и не пропадает совсем, то очень сильно снижается — а я готов поклясться, что чувствую дыхание эльфы и её пальцы шрамами так же хорошо, как и неповреждённой кожей.

— Как я и говорила — всё зажило, — вернулась Сеяшантери на прежнее место. — Шрамы, увы, полностью не рассосались, но это дело времени. Великое слияние, если верить легендам, никогда не проходит без каких-либо положительных эффектов для тела.

— Расскажешь?

Эльфа, смешно подрагивая крыльями аккуратного носа, обнюхивала свои предплечья. Сунулась подмышку, фыркнула, с кислой миной выдохнула.

— А?

— Расскажешь о слиянии?

— Расскажу, — легко согласилась Сеяшантери. — Но сначала надо помыться. От меня смердит, как от выгребной ямы.

Принюхавшись к эльфе, вообще ничего не ощутил и только хмыкнул:

— Если ты это называешь смердением, то от меня, наверно, вообще несёт нечищеной скотобойней.

— Вот ещё, — улыбка открытая, лукавая. — Обычный мужской запах: оружейное масло, соль, кровь и немного пота. Я бы даже сказала — приятный запах.

— Ну уж нет, подруга, — категорически возразил я. — У меня самого еле сдерживаемое желание искупаться. Кстати, над водопадом есть очень уютная мелкая заводь, чистая и очень тёплая.

Сеяшантери грустно покачала головой:

— Не в том я состоянии, чтобы скакать по камням.

— Так не проблема же. Помогу и подняться, и спуститься.

Эльфийка на моё предложение только фыркнула, поднялась и, плавно покачивая бёдрами, отправилась в сторону водопада.

Я же продолжил сидеть у костра, разбираясь в своих ощущениях.

Раны, слияние, вопросы пропитания — это, конечно, важно, но не в данный момент. Сейчас мне было интересно понять, что же я чувствую в отношении остроухой красавицы. Нравится? Безусловно. Эстетика великолепного женского тела — вещь бесценная. Вызывает ли сексуальное желание? Однозначно нет. Как минимум, не в том смысле, в каком принято его понимать. Скорее, что-то странное, круто замешанное на эстетическом удовольствии и чётком понимании, что мне в этих полях ничего не светит. То, что я воспринимаю как лёгкий флирт, вполне может оказаться игрой Сеяшантери, а может, и просто её обычным поведением. Но... Хочется ли на неё залезть с вполне понятными всем целями? Нет. Это чувство сродни великолепно исполненному фокусу: пока не лезешь грубыми ручищами разбираться, волшебство момента живёт, но чуть тронешь — и распадётся, разлетится карточным домиком. И вообще — пусть на острове мы одни, и ближайшие три недели никто не помешает — лучше даже самые зачатки подобных мыслей запихнуть куда подальше. Чуйка шепчет, что так будет правильно, интуиция заверяет, что такое решение будет иметь доброе будущее. И той, и той я доверяю. Так что — будь, как будет.

— М-м-мать! — хлопнул я себя по лбу. Правой. Металлической. И закономерно ощутил гудение промеж ушей.

Распотрошив рюкзак, подхватил вещи и скорым шагом двинулся к водопаду.

Я специально хрустел ветками, шумел как слон, танцующий чечётку в посуденной лавке, даже пару раз громко прочистил горло — всё исключительно для того, чтобы оповестить девушку о своём приближении и избежать неловких, двусмысленных ситуаций.

Громко хрустнув напоследок кокосовой скорлупкой, выждал секунду и вышел к скале.

Первое, что бросилось в глаза — мокрое ципао, повешенное на ветках массивного куста с подветренной стороны. Был бы сторонником восточных философских течений, сказал бы — висит по фэн-шую. Чуть сдвинь в сторону, или приподними по выше — и всё, потеряется гармония. А так — самое оно, ни убавить, ни добавить.

Второе, что увидел — молочно-белая спинка эльфийки, заканчивающаяся подтянутыми, округлыми ягодицами, наполовину прикрытыми прозрачной водой. Сеяшантери стояла чуть в стороне от водопада и расплетала отяжелевшую от воды косу. Справившись с задачей, она в пару шагов добралась до падающей со скалы воды и замерла под несущимися сверху струями.

В следующий момент на её спине, руках и ногах проступил странный узор. Пять кругов: два на лопатках, один между ними, один на крестце и один на шее, — они соединялись странно изломанными чередованиями линий: толстыми, прерывистыми, плавно изогнутыми, тонкими, зигзагообразными — они создавали странную, непонятную картину. От них такие же линии уходили вниз, на ноги, и в стороны — уходя на грудь и руки. И — узор светился. Призрачно-голубым светом, скорее, даже лёгким оттенком, едва заметным в лучах пока ещё не закатившегося за горизонт солнца.

Мгновение, и узор пропал, оставив после себя чистую, великолепно гладкую кожу.

Мотнув головой, сгоняя наваждение, с трудом оторвал взгляд от совершенства обнажённого тела и медленно развернулся спиной к водопаду.

— Сеяшантери, отвлекись на минутку? — горло сухое, голос надтреснутый — как после длительного забега.

— Да, Никас?

Присев, я развернул широкий пальмовый лист и сдвинул его чуть в сторонку.

— Совсем забыл, что у меня есть мыло. Дрянное, конечно, но лучше, чем ничего. Тут ещё рубашка и нижнее бельё — посмотри, может, что-нибудь подойдёт тебе.

Из-за шума водопада особо много не услышишь, но её голос я сумел различить на фоне звенящей на камешках и переливах воды:

— Никас, ты — чудо, — эльфийка произнесла это очень тихим голосом, но я услышал. Встав, кивнул сам себе и, довольно улыбаясь и не оглядываясь назад, пошёл в лагерь.

Какой странный сон...

Осознанное сновидение? Дык, вот они — мои руки, не плывут, не дрожат. Одна обычная, вторая металлическая. Мысли не разлетаются, чувствую себя собой, даже шевеление пальцами ноги, обёрнутой в портянку, ощущаю.

Люцидный? Тоже мимо.

Значит, не сон.

Или всё же он, но в каком-то новом качестве.

Вокруг стелется Туман. Именно так, с большой буквы — густой, непрозрачный, он с лёгкостью протекает сквозь тело, не замечая препятствий. Но при этом есть некое ощущение на самой грани сознания, что в нём не потеряюсь, если специально этого не захочу.