Ролевик: Ловчий. Глава 3

Со всех сторон ударили струи тёплой жидкости. Она имела слабый голубоватый оттенок, пахла солью и ненавязчивой алхимической отдушкой. Распылители работали по странному алгоритму, то непрерывным напором поливая меня, то точечными струйками попадая в отдельные части тела. Через равные промежутки времени под полом что-то всхлипывало, гудело, вызывая слабую вибрацию, шипело пневматикой.

Спустя ровно двадцать пять ударов сердца распылители нырнули в стену, а вместо них показались трубки, с ходу обдавшие меня сухим, тёплым воздухом.

Ещё через полминуты заслонка отползла вверх, вновь щёлкнул замок и я вышел из кабинки. Док протянул мягкий бумажный свёрток, и, пока я разбирался, с какой стороны его открывать, моё место занял первый коротышка. В пакете нашёлся просторный халат-безрукавка, и, пока я облачался в больничную робу, всё ловил на себе странные взгляды второго коротышки.

Вскоре второй занял место первого, а эльф указал на неизвестно откуда появившиеся столик и стул.

— Смывы получены, пока идёт их анализ, нужно взять образцы слюны и крови.

Надо, так надо. Я уселся на стул и положил на стол левую руку.

Первый коротышка, с самого момента моего раздевания бросавший на протез задумчивые взгляды, цокнул языком:

— Меганикканган ххаст. Ихер друёде дворффейншлайн накт исс.

Эльф с непроизносимым именем, видя моё замешательство, снизошёл до перевода:

— Груддон говорит, что не ожидал увидеть на хумансе искусный протез, явно созданный руками грандмастера Старой твердыни дварфов.

Я пожал плечами:

— Империя иногда бывает удивительно щедра к своим воспитанникам.

Ну а что? Скрывать мне особо нечего, если кому приспичит, то без проблем найдёт журнал приобретённых билетов в портовых кассах Рахта с моими именем и фамилией. Арагорн ли так расстарался, или же просто невозможное стечение обстоятельств, но фиктивное удостоверение личности, выданное в Особой канцелярии, во всём, кроме ударений, совпадает с моей игровой квэнтой. Но ударения в бумагах не ставятся, так что бес с ними.

— Какая именно империя?

Я улыбнулся:

— Естественно, Империя Актикар.

Эльф с отсутствующим видом взял кровь и слюну, выложив по несколько капель на прозрачные пластинки с углублениями, и прокапал их жидкостями из внушительного набора пузырьков, обнаружившегося в скрытой полости столешницы.

Удовлетворённо кивнув, док указал на колбы с бельём, заполненные белоснежным дымом:

— Можете одеваться, одежда простерилизована, анализы отрицательные, — доктор задумчиво повертел скипетр, и, резко выдохнув, дрогнувшим голосом прошептал: — Народы эльнаров благодарны Империи Актикар за переставшие существовать вольные города Зуурт, Нгонотенг, Мударак-Бамма, Ибери-Клинт и Нгато Океанический.

Гвардеец, который теперь я, внутренне вздрогнул, но наружу не прорвалось ни одной эмоции, кроме лёгкого удивления и скепсиса:

— Империя тут ни при чём, вы же знаете. Всего лишь череда стихийных бедствий.

Бледные губы дока растянулись в лёгкой понимающей улыбке:

— Совершенно верно, всего лишь буйная стихия. Добрая стихия.

Внутренний гвардеец заёрзал, пытаясь понять, что именно имеет в виду док и что конкретно известно остроухим о его маленькой карательной операции в Мударак-Бамме и Зуурте. Он прекрасно помнил, как под первым городом вырос небольшой вулкан, в считанные секунды поглотивший рабскую вольницу. Да, имперские подданные погибли, равно как и рабы, набранные из иных государств и народов, но операцию по освобождению предпринимать было небезопасно: слишком близки другие вольные города. Одно лишь было ему под силу: рассчитать время кары так, чтобы пострадало как можно меньше разумных. Жертва, увы, необходимая. То же самое случилось и с Зууртом: город провалился под землю, в воды огромного подземного озера, в то время, когда в нём было минимум рабов и максимум местных жителей.

— Да, добрая. Надеюсь, когда-нибудь и остальные вольные города почувствуют на своей шкуре всю её доброту.

— Думаю, Звёзды тоже с нетерпением ждут этот момент, — так же тихо добавил эльф и уже нормальным голосом произнёс: — Всё, не смею вас больше задерживать. По поводу технического обслуживания протеза, если есть такая необходимость, рекомендую обратиться к корабельному артефакт-инженеру Гросслингу или к главному механику Изериатана Мглонг аби-Хаясшур.

Я, скорчив морду пожалостливее, попросил лекаря:

— Доктор, а можно имена на бумажку записать? Боюсь, не запомню или, того хуже, исковеркаю с непривычки.

— Хумансы... — простонал эскулап, но всё же вытащил откуда-то листочек желтоватой бумаги и оставил на нём пару строчек на новом актике.

Шанти встретила меня в общем кабинете, в котором чуть ранее нас и разделили. И вновь из ниоткуда взялись стол и стулья, а на столешнице возвышались блестящий медными боками кувшин и несколько стаканов в массивных подстаканниках, да тарелка с аппетитными булочками. Девушка с удовольствием отщипывала мелкие кусочки сдобы и запивала густой даже на вид ароматной тёмной жидкостью.

— Ник, присоединяйся, — девушка похлопала по стулу рядом с собой. — Азиранайя сейчас подойдёт.

Видимо, это она про эльфийку-медика. Ну что ж, я всеми конечностями только за. Кто ж в здравом уме и твёрдой памяти откажется от общества двух красавиц?

Эльфийка, не дожидаясь моей реакции, шустро разлила жидкость по стаканам и пододвинула тарелку с булочками поближе ко мне:

— Сейчас первый голод поправим, потом быстро обедаем и идём в корабельный арсенал. Если есть трудности с механизмами протеза — не стесняйся, говори, провожу к инженеру или механику.

Я помахал листочком:

— Благодарю, Шанти, мне Эльказаньбрал уже записал имена и звания, чтобы я не ошибся.

Девушка тихонько рассмеялась, деликатно прикрыв рот тыльной стороной ладони:

— Иллказайанар, Ник, — поправила она, — его зовут Иллказайанар. Если сложно запомнить, можешь обращаться по званию, старший корабельный арх-биомант.

— А прозвище у него есть?

— Есть, — вновь засмеялась эльфийка, — но тебе его лучше не знать и в присутствии Иллказайанара не упоминать.

— Понял, постараюсь не облажаться, — вернув улыбку Сеяшантери, уже серьёзно спросил: — Когда планируем выдвигаться?

Девушка задумчиво покрутила кистью, заставив тёмный отвар закрутиться в маленький водоворот.

— Знаешь, я сейчас, если честно, с удовольствием отказалась бы от всего остального только ради ванны с душистой пеной и постели с чистым бельём. Но... Это всё можно наверстать и потом. Ты сам что по этому поводу думаешь?

Я отхлебнул из стакана. Пряный вкус, странный, но — приятный. Определённо, вкусная вещь.

— Если посижу в комфорте, потом придётся долго раскачиваться, чтобы вернуться в уже привычную колею. Так что — готов хоть сейчас идти.

— Никуда вы не пойдёте, — в проём беззвучно открывшейся толстой двери заглянула эльфа-медик. — Сначала — полноценный обед, со всем необходимым количеством витаминов и полезных веществ.

С этими словами Азиранайя втолкнула в кабинет маленький столик на колёсиках, накрытый монолитной полусферой светлого металла. За время своего отсутствия кареглазая успела переодеться, облачившись в чёрный брючный костюм. Одежда сидела на ней, как принято говорить, "в облипочку", и, не смотря на строгость явно официальной формы, смотреть на неё было одно удовольствие. Эльфийка оказалась чуток пухленькой, словно этакий давно не кормленный купидончик женского пола, крупные завитушки чёрных до едва уловимой синевы волос, не убранных ни в косу, ни в иную причёску, мило очерчивали совершенное личико, из-под коротких, с широким, от самого локтя, раструбом, рукавов выглядывали изящные пальчики и запястья, охваченные простыми тонкими браслетами из светлого металла с разноцветными деревянными вставками.

Притягательно и в высшей степени эстетично.

Мягкие, но сильные пальчики уткнулись мне в подбородок, заставив закрыть рот. Напротив лучились весельем глаза Шанти.

— Хоть слюной не накапал?

— Нет, но был близок к этому, — Сеяшантери откровенно веселилась. — Азиранайя, кажется, у тебя появился новый поклонник!

— Вот ещё, — фыркнула медик, — не до сердечных дел мне, пока на свадьбах всех правнуков не погуляю.

— Да их двое осталось, насколько помню, неженатых, — Шанти, пряча широченную улыбку, с аппетитом вгрызлась в булочку.

По мере их разговора я чувствовал, что лицо вытягивается всё больше и больше. Это ж сколько красавице лет? Определённо в районе сотни, как минимум...

Не выдержав, медик звонко рассмеялась, показав милые ямки на щеках:

— Не принимай так близко к сердцу слова Сеяшантерианайи, она любит такие шуточки. Видишь, как глаза слегка прищуривает? Ещё когда за одной партой в Храме юбки протирали, так же щурилась, когда разыгрывала кого-нибудь.

Шанти надула губки:

— Зира, вот вечно ты всё веселье на первых искрах гасишь...

Медик, сняв колпак с подноса, поставила его на нижнюю решётчатую полку, и принялась споро переставлять тарелки, чашки, миски на стол. От обилия ароматов и вкуснейших запахов даже лёгкий дискомфорт, вызванный словами Шанти, мгновенно улетучился.

— У нас, уважаемая Азиранайя, когда говорят о витаминах и полезных веществах, имеют в виду что-то серое, склизкое, безвкусное и совершенно несъедобное.

— Хумансы... — возвела очи долу медик, пододвигая поближе ко мне массивную миску с супом-пюре. — Ты ешь, ешь, всё равно не выпущу из-за стола, пока все тарелки не опустеют.

"Бездна, благослови меня на сей славный подвиг!", — вознёс я краткую молитву и, вооружившись ложкой, приступил к работе.

— Кажется, ещё шаг, и я лопну.

— Ты же съел всего ничего, — удивлённо обернулась эльфийка.

— Суп-пюре, — начал я загибать пальцы, — каша, рагу, мясо, снова мясо, рыбное мясо, салат с овощами, фруктово-овощной салат, три булочки, два стакана отвара. Это, по-твоему, всего ничего?

Шанти, съевшая как бы не в два раза больше моего, только фыркнула и бодрой козочкой устремилась вниз по винтовой лестнице, за раз перепрыгивая по десятку ступенек.

— Есть надо впрок и про запас, — наставительно подняла палец вверх девушка, дождавшись, пока я спущусь. — Тем более, Зира сама готовила, а это многого стоит. Можешь быть уверен, что теперь энергии точно хватит на пару дней бодрствования. Кстати, как она тебе?

— Вкуснятина!

— Ник, ты балда! Я не про еду, а про Зиру.

Я чуть не споткнулся.

— Бесподобна, — признался я, и тут же продолжил, чтобы, упаси Бездна, не вызвать негатива единственного моего друга в этом мире. — Бесподобна, как каждая из вашего народа. Уникальный сплав женственности, совершенства, красоты.

— Так уж и уникальный? — фыркнула Шанти, продолжая вести меня за собой.

— Абсолютно. Я не так уж много различных рас знаю, но среди них — любой из вас соперниц вряд ли удастся найти.

— С чего это? — И хоть в положении плечей, тела идущей девушки ничего не поменялось, даже шаг не изменился, но спина Сеяшантери буквально излучала любопытство.

— Первое — минимум асимметрии тела. Может, из меня и неважный наблюдатель, но такое не заметить сложно. У людей полная симметрия вообще не встречалась ни разу, кого ни возьми, как по заказу будет: глаз чуть шире, чем другой, или немного глубже утоплен в глазнице, одна рука толще и длиннее второй, с ногами то же самое. Пока с вами не встретился, оно и не замечалось, а сейчас есть пример для сравнения, и хумансы, увы, проигрывают.

— Странный ты. Обычно именно это и отталкивает другие расы от нас.

Я пожал плечами, хоть та, кому этот жест предназначался, и не могла его увидеть:

— Их проблемы.

— Ладно... А второе?

— Второе — это ваша непосредственность. Знаешь, в людских книгах, в основном, вы изображены как несоизмеримо гордые, высокомерные расисты. Но, извини, после двух декад в твоём обществе на острове всё, что могу выразить — это сожаление о том, что не могу запихнуть авторам этих книг те самые бумагомарательства в задницу по самые гланды.

Эльфийка, на миг сбавив шаг, обернулась:

— Далеко не все эльнары такие, как Зира, я или Иллказайанар. Храм Разума оставил на нас свой отпечаток. Многие же из эльнар очень консервативны, свято соблюдают древние заветы, зачастую уже не имеющие смысла или утерявшие актуальность, а уж жреческая паства... — Худенькие плечи Сеяшантери вздрогнули. — Ник, мой тебе совет на будущее: держись как можно дальше от жрецов и их послушников.

Гвардеец, которым был я, не понимал причины тревожных ноток в голосе эльфийки. Раб, которым был я, разделял его непонимание: эльфийских жрецов ему не попадалось, а хумансовские вызывали скорее презрение, чем чувство опасности. Малец, которым был я, знал угрозу в лицо.

Воспоминание проклюнулось из темноты забвения, раскинуло огненные лепестки в сознании.

Поразительно красивая эльфийка — невероятно прекрасная даже в сравнении с другими эльнар — в одной лишь короткой рубахе-хламиде, босая, с волосами, заплетёнными в ритуальные косы, перевитыми алыми с чёрными письменами лентами. Вооружённая лишь парными кинжалами.

Одна против княжьего отряда.

Между её грудями, туго обтянутыми грубой тканью рубахи, мерцает насыщенно-алым круглый камень. Из её глаз капают красные слёзы.

Там, за отрядом, суетятся жрецы хумансов, прикрывая орочьего шамана. Зелёный клыкастый великан, иссечённый шрамами и побледневшими, расплывшимися от времени татуировками, споро разделывает тела двух молодых эльфов.

Я-малец ещё вчера с ними играл на заливных лугах неподалёку отсюда. Сейчас же тяжёлая рука дядьки ложится на моё плечо, подталкивает внутрь корабля.

— Иди в каюту, племянник. Ты слишком мал, чтобы видеть гнев жрицы Эйоллин.

И я, давя в себе желание вывернуться, выхватить у дядьки короткий меч из ножен и броситься на помощь жрице, спускаюсь внутрь судна. Я знаю, я слышал — жрицам богов, если они в священной ярости, совершенно не важно, правого или виноватого карает их длань, Лодочник потом всех рассудит.

— Ох, зря Норрик принял оркское золото... Быть беде, — голос дядьки глушится толстыми переборками и мерным урчанием готового к работе движителя.

Потом, несколькими часами позже, дядька решит вернуться в княжью столицу, и мне-мальцу разрешат подняться на палубу.

Руины города. Где-то ещё полыхает огонь, где-то просто дымятся искорёженные остовы домов, погода безветренная, и в воздухе до сих пор висят облака извести и каменной крошки. Пламя никто не тушит — некому тушить. У главных городских ворот разбросана груда чего-то красноватого, дымящегося. С трудом зрение различает отдельные фрагменты в красном ковре, и я-малец с ужасом узнаю в них куски людей.

Шаман... Он воет на одной пронзительно высокой ноте, не способный ни умереть, ни замолчать. Его тело висит в воздухе, невозможно растянутое, разобранное — каждая кость отчленена от другой, держится лишь на нитках нервов и лохмотьях связок и сухожилий. Орк словно нанизан на невидимые спицы, распнут на незримой паутине. Его тело распластано от глотки до паха, внутренности вывалились наружу, почернели, облиплись грязью и пылью. То, что делало его мужчиной, безжалостно вырвано и, обмотанное кишкой, висит у него на шее.