|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 3. Мы врага предупреждали: уходи, покуда цел
Поутру позволил себе подрыхнуть подольше — вчера вечером Сеяшантери, используя свой Талант, намагичила что-то с остатками рыбы, заверив, что ещё сутки по такой жаре с ней ничего не случится. Так что вершу вечером поставлю, если до этого, конечно, что-нибудь ещё из памяти не выужу.
Окончательно проснулся от неуловимо ритмичного шелеста песка и травы, басовитого гудения воздуха. Опрокинув в лицо скорлупку с водой, выбрался из расщелины, посмотреть, что же создаёт столь мелодичную музыку природы. Как вышел, так и залип.
По свободному от габаритной зелени пятачку перед разломом летала стремительная тень. Движения были настолько быстры, что детально разобрать картинку было невозможным в принципе: вот размазанный росчерк крутится у дальнего конца полянки, а вот — молнией преодолев всё свободное пространство, оставляя за собой медленно опускающиеся фонтанчики песка — уже вертится с противоположного края. Иногда тень замедлялась на сотые доли мгновения, замирала, застывала в простой с виду стойке, но настолько хитрой по части возможных вариантов дальнейшего действия, что становилось ясно — передо мной — настоящий Мастер.
Эльфийка использовала длинный шест, со стороны боевой части расщеплённый на метёлку из несколько длинных полос — совсем как бамбуковые шесты в китайских боевиках. Замерев на миг, Сеяшантери вновь срывалась в бой-танец, иногда всё же удавалось рассмотреть некоторые связки ударов, и в такие моменты приходило понимание: ничего подобного на Земле я не видел. Плавность движений, удары из самых невозможных положений, и всё это люто замешано на совершенно нечеловеческой пластике эльфийского тела.
Сколько любовался на её разминку, не знаю. Просто в какой-то момент осознал, что мельтешение тени на полянке прекратилось, а Сеяшантери, раскрасневшаяся, тяжело дышащая, но невообразимо довольная, стоит, опираясь на шест, и счастливо улыбается. Длинная коса, едва-едва не достающая до щиколоток, выглядит так, словно её только что заплели: волосок к волоску в сложном узоре плетения, и ни одного выбившегося, растрепавшегося.
Вчера я ей оставил обе рубашки — на выбор. Дивная предпочла чёрную, и во время её разминки я искренне считал, что она именно в неё и одета. Но нет, ошибался. С кожи Сеяшантери словно бы испарялась настоящая тень, со всеми сопутствующими эффектами: марево, струйки дыма, постепенно истончающиеся и теряющиеся в воздухе. Спустя несколько секунд эльфийка полностью избавилась от теневого дыма, оставшись в тугой узкой повязке на груди и чём-то, похожем на обтягивающие шортики, длинной на полпальца ниже промежности. И та, и другая часть туалета совершенно не отражали солнечный свет, разделяя бледное тело Сеяшантери на три фрагмента: ноги, живот, плечевой пояс с головой и руками.
Толкнув шест ногой, девушка обернулась вокруг оси, закручивая по спирали оружие, и, уместив его на плечах, подмигнула. Издевается, егоза! Знает ведь, что эстет во мне начисто давит всё половое влечение и просто исходится слюной по великолепию действительно совершенного, всесторонне развитого тела.
— А что это был за дым?
— Да так, — отмахнулась, словно от чего-то несущественного, Сеяшантери, — вторая боевая Печать, ранг два-тренировочный. Ничего особенного.
Угу, совсем ничего.
— А почему лицо не было укрыто?
— И это заметил? — удивлённо задрала бровку девушка. — Глазастый ты, Никас. Или я слишком медленная.
Ловко подхватив трепанированный кокос, эльфийка в пару глотков осушила его.
— Лицо открыто, потому что второго тренировочного ранга. На третьем и выше оно закрыто.
— Хм... А что даёт первая Печать? А есть третья?
— Любопытному гоблину в песках Шэннэнстали добрые дэвы нос обглодали, — хитро улыбнулась эльфа и вновь подмигнула. Потом уже серьёзным тоном добавила: — Надеюсь, тебе не придётся видеть использование три-тренировочной, и уж тем более — полноценной активации Печати.
Я пожал плечами:
— Хозяин барин, а мне просто интересно. А там, на корабле?..
Сеяшантери только покачала головой:
— Застали врасплох. Пока стабилизировала твои поля после Слияния, выложилась по полной, да и хватанула от какого-то твоего защитного механизма уйму сырой энергии, вот и пришлось срочно уходить в глубокую медитацию, упорядочивать свои собственные структуры, пока вразнос не пошли. Так и скрутили...
— А можешь просветить, что за чудной материал используется в твоём белье?
— Никас, ты порой так говоришь и спрашиваешь о таких общеизвестных вещах, словно из Леса только сегодня утром вышел. Как можно не узнать единственный в своём роде паучий шёлк, производимый исключительно кланами тирэльнаров и семейными мануфактурами ореад Срединных гор?
Я почесал в затылке и беспомощно улыбнулся:
— Кто все эти слова?
Сеяшантери, отправившаяся было вглубь микропещеры, споткнулась и едва не влетела внутрь головой вперёд — от этого действия её спас шест, уткнувшийся в скалу по обе стороны расщелины.
— Никас, а тебе точно ядром по голове не прилетало?
— Ну а что я могу ответить? Ведь действительно либо не знаю, либо не помню. Вообще, может, это эхо Слияния так шалит?
Сеяшантери задумчиво закусила губу.
— А ведь вполне может быть, Никас.
— Кстати, а ты о нём вчера так и не рассказала, — подловил я эльфийку. — Хотя и обещала.
— Минуту, — эльфа ненадолго скрылась в пещере, вернувшись уже в рубашке, наброшенной на плечи. Кивнула на кострище: — Пока готовим завтрак, расскажу.
И рассказала.
Говорила девушка долго, пересыпала речь множеством отсылок на труды каких-то древних и уберископаемых учёных, забивала промежутки просто цитатами из книг и буквально по памяти зачитанными здоровенными кусками текстов из различных философских, религиозных, изыскательных и публицистических трактатов, так что к концу её повествования спать хотелось неимоверно, а информация спокойно протекала промеж ушей, не оседая посерёдке.
Но, в целом, если отбросить пафос, достойный алогичного превозмогалища уровня сракотонника, кое-что становилось ясным. Имеются в Хинан-Дере некоторые разумные, способные хотя бы раз в жизни, но удачно пробудить свой Талант и использовать его по максимуму. Зачастую это выражается в известных даже на Земле деяниях, проходящих под общим шифром "скрытые возможности человеческого тела в экстремальных ситуациях": с дырой в груди, оставленной ядром, боец люто бьётся, не обращая внимания на вылетающие из него ошмётки внутренних органов, путешественница, ранее не державшая в руках ничего, кроме походного ножа, встретив медведя-людоеда или королевского червя Песков, умудряется сбежать от них либо, того веселее, ещё с живых спустить шкуру; нищенка из самых захудалых кварталов свободных городов, защищая детей от изъятия на эксперименты чёрным магам, голыми руками рвёт отлично вооружённый, готовый ко всему на свете отряд матёрых наёмников; брошенный посреди океана — доплывает до материка, попутно отбиваясь от морских хищников, и так далее.
Но, в целом, помимо таких относительно распространённых явлений, есть ещё уникумы, способные в краткий миг своей смерти Талант обратить в Чудо. Например, силой воли и желанием жить обратить вспять даже самые смертельные раны, срастить разорванное тело или же — удержаться в уже мёртвом теле. Из последних, кстати, и сформировались первые представители школы личей. Один такой, как рассказала Сеяшантери, преподаёт в её родном Храме основы биомантии и лекарское дело.
И даже среди уникумов есть свои редкие экземпляры особо отличившихся. Они не пробуждают на краткое время сверхмощный Талант, не совершают чудес, даже умирают без превозмогания и сложенных штабелями у ног тел поверженных врагов. Они просто передают свою Силу и память тому, кто сможет её воспринять. И без разницы, близко или за тридевять земель находится тот, чей конгломерат тела, души и иных тонких состояний и полей войдёт в резонанс с последним даром — передача мгновенная и охватывает весь изученный мир. Это и называется — Великое слияние.
Сила — не есть Талант, но Сила, объединившаяся с Силой, создаёт среду, благоприятную для его зарождения.
— То есть, — резюмировала Сеяшантери, — я могу уже сейчас начинать гордиться, что довелось общаться с будущим великим магом или воином. Слабых-то после такого слияния никогда не бывает. А в тебе целых три личности, Никас. Да, наверно, именно из-за этого у тебя и проблемы с памятью. Но ничего, — эльфийка ободряюще похлопала меня по плечу. — Пройдёт время, и всё встанет на свои места.
— Ага. Потом догонит и ещё раз встанет, — хмыкнул я, совершенно отказываясь верить в тройное совпадение.
Эльфийка, принюхавшись к рыбе, с довольной моськой облизалась и сняла с распорок прутики.
— Зря ёрничаешь, Никас, — серьёзно сказала девушка, тщательно прожевав первую порцию мяса. — Великое слияние — вещь настолько редкая, что практически все случаи тщательно описаны и задокументированы. По крайней мере, так делается последние десять тысяч лет. И на всю эту уйму времени — всего неполных два десятка таких событий. И среди подвергшихся Слиянию нет ни одного, — заметь — ни одного! — простого разумного. И тут уж без вариантов — ты рано или поздно либо пробудишь Талант, либо подчинишь себе Силу. Третьего не дано, смирись.
Ну и ладно. Как-нибудь потом из эльфийки вытяну нужные подробности. Или из кого-нибудь другого. Сейчас продолжать расспрашивать — только палиться ещё больше.
Лес оказался вовсе даже не лесом — так, узким пролеском метров на триста между срезом скалы и каменистыми холмами. Сеяшантери вновь удивила, парой метких бросков ножа завалив двух ушанов. Что ж, рыбное меню, значит, подразбавим диетическим, легкоусвояемым мясом.
Перевалив за невысокую, пологую гряду, узрели округлую долину, со всех сторон огороженную аналогичными холмами. Поверхность не впечатлила: тут и там земля топорщилась курганами, местами разливались широкие лужи, и везде, насколько хватало глаз, раскинулось море фиолетово-чёрных цветов. Густой, удушающий запах висел над долиной, и даже здесь — практически на самой вершине холма, — он вкручивался в ноздри, острыми коготками царапал мозг и гортань, вызывая головную боль и головокружение.
Эльфийка, потирая виски, со стоном опустилась на землю.
— Сеяшантери, сильно плохо?
— Пока — не то, чтобы сильно, — тихо ответила девушка, — но по органам чувств бьёт основательно. Не уверена, что не потеряю сознание уже на половине спуска.
— Аналогично, — кивнул я. — Сюда бы противогаз или дыхательную маску.
— Да, было бы неплохо, — согласилась Сеяшантери. Она сложила ладони лодочкой и накрыла ими рот и нос, отчего голос её звучал глухо и слаборазличимо. — Видимо, с обследованием долины придётся повременить до прибытия галеона, там в арсенале есть комплекты защитных костюмов и оснащённые фильтрами дыхательные аппараты.
— Предлагаешь пока совершить обход по периметру острова?
Сеяшантери, продышавшись, отняла руки от лица и улыбнулась:
— Есть другие варианты?
— Ни одного. Ну, только если заалхимичить какую-нибудь огнесмесь, горящую в очень влажном воздухе и дающую температуру, достаточную для выжигания этой славной поляны.
Эльфийка, сморщив носик, почесала его кончик ноготком.
— Увы, нет у меня таких познаний, всегда с боевой алхимией были проблемы.
А у меня есть. Точнее, у гвардейца, которым был один из тех, кто теперь я. Была в его жизни пара заданий в схожих условиях, и были рецепты в памяти, как из подножного хлама собрать добротный магический напалм. Одно плохо — там, где мы прошли, ничего необходимого из ингредиентов не найти.
В принципе, вместо загустителя вполне пойдёт рыбий клей и мыло, но без алхимического котла одну только эту часть буду делать не меньше месяца.
— У меня чуть получше, — признался я. — Но не настолько, чтобы на ровном месте из ничего сделать более-менее приличную огнесмесь. А ведь её мало сделать, надо ещё и распылитель собрать.
Эльфийка встала, ловко вскарабкалась на макушку холма и потянулась, сладко зевнув:
— И Бездна с этой долиной, никуда за две декады не денется. Пойдём вокруг?
— Пойдём, — согласился я, и, поудобнее перехватив заячьи тушки, связанные за задние лапы, поспешил наверх.
Так и прошли три недели: неторопливый обход острова, проверка каждой выемки, расщелины, распадка, пещеры, холма — с маниакальным тщанием съехавшего с катушек проктолога. Кажется, Сеяшантери не смогла заглянуть только в микротрещины, и то лишь благодаря отсутствию микроскопа. Эльфийка оказалась феноменально деятельной натурой в отношении всего, что касалось наследия эльнаров. Любая найденная безделушка — а таких оказалось весьма приличное количество — приводила её в неописуемый восторг, заставляла счастливо взвизгивать и скакать от радости, а в особо тяжёлых случаях и вовсе прыгать и повисать на моей шее, и, захлёбываясь эмоциями, щебетать прямо в ухо на не менее чем двадцати языках и диалектах. Штук восемь все те, которые я, худо-бедно знали или могли распознать, а вот об остальных приходилось догадываться, исходя из произношения, структуры слов и слогов, фонетического многообразия. В любом случае, впадающая в позитив девушка демонстрировала огромный словарный запас и непринуждённость поведения.
Иногда, во время очередного приступа взвизгиваний и повисаний на шее, у меня появлялось смутное предположение о том, что Сеяшантери хоть немного, но эмпатка. Или телепат. Ничем иным объяснить то, что её настроение во время таких всплесков передаётся и мне, я не могу.
А находили мы разное. В основном — действительно безделушки: запонки, пуговицы, ложки и трезубые вилки, какие-то сферы из прозрачного минерала всевозможных оттенков, прочую ерунду. Этого добра оказалось навалом в пещерах и пещерках, щедро усеявших все возвышенности острова. Очевидно, какое-то время после затопления континента тут ещё были выжившие, они-то и понаоставляли после себя богатые следы.
Казалось бы — сорок тысяч лет — за это время всё должно быть занесено пылью и пожрано землёй. Но — нет. Сеяшантери была права — многие артефакты исправно работали до сих пор. Аборигены когда-то давно вырезали себе кельи и анфилады комнат прямо в скалах, защищая каждый вход, каждую арку скрытыми механизмами. А может, эти механизмы в самом деле встраивались прямо в структуру камня, становясь принципиально неизвлекаемыми. В любом случае, жилища эльнаров, уцелевшие после обвалов, сходов породы и прочего, произошедшего за непредставимый временной промежуток, сохранились в первозданном виде вместе со всем своим содержимым.
Иногда попадались кости. Причём — отдельными фрагментами. Словно кто-то просто позабыл забрать их с собой.
Но вскоре выяснили: на самом деле скелеты настолько истлели и высохли, что порой хватало просто пройти мимо них, чтобы они рассыпались в пыль.
Эльфийка тщательно собирала рассыпанные по кельям кости и костяную пыль, заворачивала в широкие листья похожего на лопух растения — и сжигала по вечерам, на закате солнца. После этого она приходила в расщелину или, если за день обернуться не успевали, к месту временной стоянки, и, отказываясь от пищи и воды, засыпала мёртвым сном.
Я же выискивал описанную Арагорном хреновину под названием "След Создателя". В том, что это не сон, убедился ещё наутро после разговора с ним — на дне рюкзака нашлась та самая шкатулка.
За время, оставшееся до прибытия галеона храма Разума, с эльфийкой если и не сдружились, то весьма основательно пропитались взаимной симпатией. Характер у красавицы оказался на редкость уживчивым, покладистым, а уж количество историй и легенд, хранящееся в её памяти, зашкаливало за все возможные пределы. Так и жили: с утра совместная разминка, но уже без тренировочной Печати — чтобы выровнять скорость, завтрак, обследование очередного сектора острова с перерывом на обед, сортировка найденного, купание, ужин, сон. Иногда — кремирование останков.
Особо порадовал арсенал. Впрочем, Сеяшантери пыталась убедить меня, что это всего лишь кухня, но как-то ей не верилось. Ну вот что можно делать двуручным разделочным топором или не менее сурового вида копьём с очень широким, листовидным коротким лезвием? И хоть сия утварь и оказалась сверх меры легка и удобно лежала в руках, но на орудия приготовления пищи совершенно не тянула.
Тем не менее, с разрешения эльфы, озаботился личным вооружением. Тот самый разделочный топор закрепил в ножнах из коры и повесил на спину. И рюкзак сверху не давит, и нести удобно. Вытаскивать, правда, проблематично, но тут и хищников соответствующих нет, чтобы возникла острая необходимость мгновенного расчехления оружия. Ну и для комплекта прихватил ещё пару коротких ножей: прямой и когтевидный. Всё это богатство сохранило отменную остроту, а топором оказалось крайне удобно рубить пальмы и пробиваться через особо густые заросли кустарников.
Эльфийка ограничилась кинжалом.
Я как раз заканчивал вырезать ножны для неё, когда сидящая рядом девушка встрепенулась, жадно втянула носом воздух и расплылась в радостной улыбке:
— Галеон на подходе.
— Прости за нескромный вопрос, Сеяшантери, но — что у него за груз на борту, если ты его отсюда чувствуешь?
Эльфийка прыснула звонким, переливчатым смехом:
— Не то, о чём ты наверняка подумал. Система защиты галеона включает в себя искусных летунов различных классов, глашатаи — самые маленькие и скоростные из них, они несут с собой контейнеры с пыльцой камнецвета, растущего только в садах Храма. Я всего лишь чувствую её.
Я всмотрелся в чистое, бездонное небо, стараясь рассмотреть корабль, за что немедленно удостоился новой порции смеха.
— Никас, галеоны Храма не летают, — бросила через плечо эльфийка, неторопливо двигаясь к берегу. — Ты со мной?
Чтобы я, да отказался посмотреть на нелетающий галеон? Нет уж, дудки!
Спеша на побережье, я рассчитывал увидеть красавца, родственного земным кораблям эпох неуместного открытия Америки и Ренессанса — с мачтами, огромными парусами, вперёдсмотрящим, сидящим в своём гнезде на самой высокой жердине.
Но нет. Облом-с.
Акватория острова оказалась пустой. Только птицы кружили над волнами, да шуршал песок под накатываемой водой.
— Уже близко, — радостно улыбнулась девушка и села на песок.
Я же остался стоять, вглядываясь в горизонт. Так бы и стоял, как сурикат посреди степей, если бы не прыснувшие в стороны птицы. Место, от которого они с противным слуху гагаканьем разлетелись, забурлило белыми пузырями, вздулось на миг — и вода скатилась тяжёлыми волнами с округлых бортов настоящей подводной лодки. Сосископодобное тело, построенное по технологии тримарана — соединённые короткими толстыми трубами с центральной лодкой, по краям находились дополнительные баллоны. Башни по центру не было, зато на боковых поплавках они имелись — высотой чуть ниже основного тела, узкие, похожие на плавники.
В целом... В целом подводный галеон с первого же взгляда ассоциировался с эльфийским. Нет, не было вычурной резьбы и травления по металлу, каких-то ажурных ферм, завитушек и конструкций, но спартанское совершенство форм и законченная эстетичность обводов корпуса отчётливо говорили: своим существованием этот шедевр обязан именно эльфам.
— Впервые слышу о подводном флоте, — гвардеец, который я, и раб, который я, и тот мальчишка, который тоже я, и в самом деле ни о чём подобном не знали. Издревле считалось, что под водой корабль может только лежать, затопленный и совершенно мёртвый. Земная память, естественно, отвергала столь глупые выводы, с другой стороны — я даже не знаю, к какой эпохе Земли здешний уровень развития ближе. Может, большинство верит, что мир круглый и плоский, и покоится на спинах трёх слонов, что несутся по вечным водам Вселенной на спине огромной рыбины?
— А почему галеон?
— Аналогия по классификации надводного флота. Большой запас автономного хода, увеличенная грузоподъёмность, приличное вооружение. На нём не только лаборатории располагаются, галеон ещё используется как торговое судно.
— Но... Разве это не тайна?
— Нет, — улыбнулась Сеяшантери. — Просто идея подводного хода для разумных настолько абсурдна, что в неё не могут поверить. Ну и мощные генераторы динамических иллюзий помогают, конечно.
Сев рядом с остроухой, я задумчиво почесал в затылке.
— После всего, что ты мне рассказала — ты обязана меня убить.
Изящные бровки эльфийки поползли на лоб:
— С чего это ты пришёл к такому алогичному выводу?
— Да вовсе даже логичному. Ведь выходит, что я теперь знаю не только о реальной возможности подводных путешествий, но и часть тактико-технических характеристик.
— А-а-а, вот ты о чём, — О, Бездна, как же восхитительно Сеяшантери смеётся! — Откуда ты знаешь, что сказанное мной — правда? Да даже если и так — кому до нас есть дело? Любой учёный и правитель разумных тебе и скажет, и докажет, что вложение средств в столь сомнительное мероприятие, как постройка подводных кораблей, является крайне неэффективным способом растраты бюджета. Гораздо быстрее, проще, безопаснее и дешевле будет инвестировать в воздушный и, местами, надводный флот.
А ведь вполне логично говорит, есть определённый резон в её словах. Но всё равно — лучше уж подстраховаться.
— Эффективно или нет, это дело десятое. А после того, что вместе пережили, не хотелось бы тебя подставлять. Так что если есть какой-либо способ запечатать эти сведения в моей голове — только скажи, принесу хоть клятву, хоть выпью специальную алхимию, блокирующую воспоминания.
Удивлённый взгляд бездонных глаз эльфийской красавицы — бесценно! На совершенном лице эмоции не находили отражения, и только по глазам можно было хоть что-то понять. Удивление, сомнение, недоверчивость, вновь удивление и, совсем уж внезапно, какая-то странная теплота.
Сеяшантери, качнувшись, обняла меня за руку и заглянула в глаза. Вновь по её радужке пробежала вязь загадочных символов, а зрачки на несколько мгновений превратились в размытое пятно — настолько быстро они расширялись и сужались. Хмыкнув, эльфа вновь улыбнулась:
— Ник, ты ведь и сам убеждён в том, что это необходимо. Странный ты, — несколько долгих мгновений девушка внимательно смотрела мне в глаза, словно ожидая какого-то подвоха, а потом, совершенно внезапно для меня, расслабилась и склонила голову, прижавшись тёплой щекой к бицепсу. — Не надо ни алхимии, ни магии. Не настолько ценны сведения, чтобы вмешиваться в разум и тело того, кто прошёл через Великое слияние.
Чуть помолчав, эльфийка добавила странно подрагивающим голосом:
— Отныне можешь называть меня Шанти.
Я сидел и переваривал внезапное разрешение Сеяшантери, вполглаза наблюдая за подлодкой. И в самом деле — меня больше интересовали причины столь резкого сокращения дозволенного имени, чем серебристый трезубец галеона.
А корабль тем временем менялся. Вокруг него появилось едва уловимое марево, очень быстро переросшее в настоящие клубы и облака тумана, а через несколько секунд вместо подлодки на волнах лениво и грузно покачивался длинный пятимачтовый гигант, словно сошедший с гравюр времён Непобедимой Армады.
Что-то заставило взгляд соскользнуть на миг в сторону, а когда он вернулся на прежнюю траекторию, у крутого бока галеона подпрыгивала, перекатываясь через мелкие волны, вёсельная лодка.
Раз! И вёсла вздымаются прямо в небо.
Два! И вёсла уходят в воду, отправляя лодку вперёд.
И раз, и два, и раз, и два! Вёсла больше не целятся в небеса, лишь синхронно взлетают из-под воды и, описав широкую дугу, погружаются обратно, без всплеска, без шлёпанья, и лёгкий собрат корабля стремительным росчерком летит к берегу, почти не касаясь волн.
Не успела лодка выбраться на мелководье, как с неё десантировался кряжистый мужик в чёрной форме и, загребая руками воду, поспешил на берег.
Не добежав до нас десятка метров, десантник плюхнулся на колено, низко склонив седую голову с внушительной проплешиной:
— Леди Сеяшантерианайя хел'Навианас алмо-ни'Тхэй-и-Шатогалл, вы в порядке?
— Со мной всё хорошо, Созума.
Мужик поднял голову, неодобрительно мазнув взглядом по мне, и с плохо скрываемым беспокойством спросил эльфу:
— Летуны не засекли ни следов приземления корабля, ни сигналов маяка. Что-то пошло не так?
Сеяшантери... Шанти отпустила мою руку.
— На наш неф напали пираты. Атаку первой группы мы смогли отбить, — кивок в мою сторону, — благодаря своевременному вмешательству господина Аулюса. Он получил тяжёлые ранения, а судовой лекарь погиб при абордаже и, соответственно, уже не мог оказать необходимую помощь нашему защитнику, пришлось брать ситуацию в свои руки. В силу сложившихся обстоятельств пришлось уйти в глубокую медитацию, так я и пропустила вторую атаку. Ан-Ифель и Лахт пали, защищая моё бессознательное тело, а потом пираты выбросили меня за борт. Ник..., — ушки эльфы слегка зарделись и она поправилась: — Никас тоже оказался за бортом. Мне повезло, что неф не успел отдрейфовать за время моего падения сильно далеко, и, вновь благодаря помощи со стороны господина Аулюса, нам, всё же, удалось выжить.
По мере её рассказа от Созумы начало всё сильнее и сильнее веять яростью, глаза налились кровью, а сжатые до хруста кулаки побелели на толстых, мозолистых, сбитых костяшках.
— Найдём, выловим, — выдохнул он. — Пожалеют, что родились.
— Насчёт второй команды можете уже не беспокоиться, — встрял я в разговор. — У их капитана тропическая хворь была в запущенной стадии. Так что я могу даже поклясться, что ни его, ни команды больше нет в этом мире.
Шанти повернулась ко мне:
— Никас, ты не говорил, что у тебя слух хэльнар.
Я пожал плечами:
— Обычный человечий слух. Но когда тебя не слушается тело, слух очень хорошо обостряется. Мне раньше доводилось наблюдать за заражёнными, так что эти звуки я ни за что и ни с чем не спутаю.
Пока мы говорили, команда лодки успела вытащить её на берег и собраться ровной шеренгой за спиной Созумы. Люди, эльфы, пара низкорослых широченных мужиков с аккуратными бородками и выбритыми висками, не удивлюсь, если окажется, что это самые натуральные гномы, цверги или дварфы. Вся эта компания настороженно смотрела на меня и — с обожанием и беспокойством — на Шанти.
Не проста эльфийка, ох, чую, не проста.
Девушка легко поднялась на ноги:
— Созума, выдели нам двух сопровождающих и сообщи на галеон, чтобы подготовили лазарет, — обернувшись ко мне, добавила: — Хоть и низка вероятность подхватить личинки, но обследоваться надо.
На борт нас доставили те самые коротышки. Они оказались молчаливыми малыми, только бросали взгляды, полные ревности, на Шанти, щеголяющую в моей рубашке по причине не успевшего высохнуть платья, да сильно раздражённые — на меня, и шустро загребали вёслами.
Мы поднялись по приваренным скобам наверх, откуда через утопленный в корпусе люк попали уже внутрь галеона. Высокие коридоры, толстые переборки с кремальерами, трубы и кожухи, выныривая из стен, так же плавно в них уходили, не вызывая ощущения грубости и неуместности, наоборот, каждая встреченная деталь, по ощущениям, находилась именно там, где должна быть, и нигде иначе.
Удивительно чистый, напоенный лёгким травяным ароматом воздух сходу загнал меня в состояние, близкое к когнитивному диссонансу.
— Шанти, а почему воздух такой свежий?
Эльфа понятливо улыбнулась, проигнорировав странную реакцию коротышек на произнесённую мной сокращённую вариацию её имени: мужики нахмурились и сжали кулаки, точь-в-точь как чуть ранее Созума, узнавший о смерти помощников Сеяшантери.
— Очищающие воздух оранжереи, Ник, — пояснила она. — Без растений кораблю бы пришлось всплывать хотя бы раз в неделю для пополнения запасов пригодной к дыханию смеси. Но лиэльнары выручили, адаптировав специально для нас ряд неприхотливых к условиям и нетребовательных к наличию солнечного света растений и мхов. Есть ещё оранжереи, в которых выращиваются разнообразные грибы и овощи, что очень помогает во время длительных подводных переходов.
Мы шли по безлюдному коридору, освещённому через каждые пять шагов искусно встроенными в потолок полусферами светильников. Иногда приходилось поворачивать, спускаться по винтовым лестницам и нырять в люки в полу, и вот, наконец, преодолев, как минимум, три палубы, мы оказались в лазарете.
Там нас уже ждали. Эльф и эльфийка в белых защитных комбинезонах, в белых же ботинках на высокой шнуровке, в обтягивающих перчатках, их головы покрывали капюшоны, а лица защищались прозрачными масками из материала, похожего на стекло. От нижней трети масок за спины уходили серые ребристые шланги, состыкованные с необычной формы рюкзачками.
Эльф оказался ростом мне под подбородок, худой, гибкий, с холодным взглядом серых глаз. В руке остроухий держал короткий скипетр, оканчивающийся массивным прозрачным шаром. Физиономия суровая, половина лица расчерчена застарелыми кривыми шрамами.
Его напарница ростом ненамного превосходила Шанти, да и то, скорее всего, исключительно за счёт толстой подошвы ботинок. Внимательные карие глаза, мягкая, спокойная полуулыбка — одним словом, девушка разом располагала к себе.
— Леди Сеяшантерианайя хел'Навианас алмо-ни'Тхэй-и-Шатогалл, — кивнула эльфийка, — рада снова вас видеть. Следуйте за мной. Сопровождающими и вашим... компаньоном займётся Иллказайанар.
Эльф при звуках своего имени коротко кивнул и скупым жестом указал в направлении неприметной дверки, расположившейся в правой стене. Эльфийка увела Шанти за аналогичную дверцу в левой стене.
— Всю одежду сложите в контейнеры, — лекарь ткнул скипетром в большие стеклянные колбы. — Потом по очереди проходите в душевую кабинку, ждёте пять ллэс, выходите.
Ллэс — мера времени, равная пяти ударам сердца. По крайней мере, так объясняла Шанти.
Запихнув всю одежду, что имелась на мне, в колбу, шагнул за матовую перегородку. Круглая труба диаметром метр-метр двадцать, из поблескивающих лакировкой стен и потолка торчат распылители вперемешку с уже знакомыми полусферами светильников. Стоило только встать в специальные выемки для ступней, как щёлкнул замок, а из невидимой ниши опустилась толстая переборка, закрывшая дверь. На миг охватила паника, но парой мгновений позже сообразил, что и переборка бугрится выступами распылителей.
Со всех сторон ударили струи тёплой жидкости. Она имела слабый голубоватый оттенок, пахла солью и ненавязчивой алхимической отдушкой. Распылители работали по странному алгоритму, то непрерывным напором поливая меня, то точечными струйками попадая в отдельные части тела. Через равные промежутки времени под полом что-то всхлипывало, гудело, вызывая слабую вибрацию, шипело пневматикой.
Спустя ровно двадцать пять ударов сердца распылители нырнули в стену, а вместо них показались трубки, с ходу обдавшие меня сухим, тёплым воздухом.
Ещё через полминуты заслонка отползла вверх, вновь щёлкнул замок и я вышел из кабинки. Док протянул мягкий бумажный свёрток, и, пока я разбирался, с какой стороны его открывать, моё место занял первый коротышка. В пакете нашёлся просторный халат-безрукавка, и, пока я облачался в больничную робу, всё ловил на себе странные взгляды второго коротышки.
Вскоре второй занял место первого, а эльф указал на неизвестно откуда появившиеся столик и стул.
— Смывы получены, пока идёт их анализ, нужно взять образцы слюны и крови.
Надо, так надо. Я уселся на стул и положил на стол левую руку.
Первый коротышка, с самого момента моего раздевания бросавший на протез задумчивые взгляды, цокнул языком:
— Меганикканган ххаст. Ихер друёде дворффейншлайн накт исс.
Эльф с непроизносимым именем, видя моё замешательство, снизошёл до перевода:
— Груддон говорит, что не ожидал увидеть на хумансе искусный протез, явно созданный руками грандмастера Старой твердыни дварфов.
Я пожал плечами:
— Империя иногда бывает удивительно щедра к своим воспитанникам.
Ну а что? Скрывать мне особо нечего, если кому приспичит, то без проблем найдёт журнал приобретённых билетов в портовых кассах Рахта с моими именем и фамилией. Арагорн ли так расстарался, или же просто невозможное стечение обстоятельств, но фиктивное удостоверение личности, выданное в Особой канцелярии, во всём, кроме ударений, совпадает с моей игровой квэнтой. Но ударения в бумагах не ставятся, так что бес с ними.
— Какая именно империя?
Я улыбнулся:
— Естественно, Империя Актикар.
Эльф с отсутствующим видом взял кровь и слюну, выложив по несколько капель на прозрачные пластинки с углублениями, и прокапал их жидкостями из внушительного набора пузырьков, обнаружившегося в скрытой полости столешницы.
Удовлетворённо кивнув, док указал на колбы с бельём, заполненные белоснежным дымом:
— Можете одеваться, одежда простерилизована, анализы отрицательные, — доктор задумчиво повертел скипетр, и, резко выдохнув, дрогнувшим голосом прошептал: — Народы эльнаров благодарны Империи Актикар за переставшие существовать вольные города Зуурт, Нгонотенг, Мударак-Бамма, Ибери-Клинт и Нгато Океанический.
Гвардеец, который теперь я, внутренне вздрогнул, но наружу не прорвалось ни одной эмоции, кроме лёгкого удивления и скепсиса:
— Империя тут ни при чём, вы же знаете. Всего лишь череда стихийных бедствий.
Бледные губы дока растянулись в лёгкой понимающей улыбке:
— Совершенно верно, всего лишь буйная стихия. Добрая стихия.
Внутренний гвардеец заёрзал, пытаясь понять, что именно имеет в виду док и что конкретно известно остроухим о его маленькой карательной операции в Мударак-Бамме и Зуурте. Он прекрасно помнил, как под первым городом вырос небольшой вулкан, в считанные секунды поглотивший рабскую вольницу. Да, имперские подданные погибли, равно как и рабы, набранные из иных государств и народов, но операцию по освобождению предпринимать было небезопасно: слишком близки другие вольные города. Одно лишь было ему под силу: рассчитать время кары так, чтобы пострадало как можно меньше разумных. Жертва, увы, необходимая. То же самое случилось и с Зууртом: город провалился под землю, в воды огромного подземного озера, в то время, когда в нём было минимум рабов и максимум местных жителей.
— Да, добрая. Надеюсь, когда-нибудь и остальные вольные города почувствуют на своей шкуре всю её доброту.
— Думаю, Звёзды тоже с нетерпением ждут этот момент, — так же тихо добавил эльф и уже нормальным голосом произнёс: — Всё, не смею вас больше задерживать. По поводу технического обслуживания протеза, если есть такая необходимость, рекомендую обратиться к корабельному артефакт-инженеру Гросслингу или к главному механику Изериатана Мглонг аби-Хаясшур.
Я, скорчив морду пожалостливее, попросил лекаря:
— Доктор, а можно имена на бумажку записать? Боюсь, не запомню или, того хуже, исковеркаю с непривычки.
— Хумансы... — простонал эскулап, но всё же вытащил откуда-то листочек желтоватой бумаги и оставил на нём пару строчек на новом актике.
Шанти встретила меня в общем кабинете, в котором чуть ранее нас и разделили. И вновь из ниоткуда взялись стол и стулья, а на столешнице возвышались блестящий медными боками кувшин и несколько стаканов в массивных подстаканниках, да тарелка с аппетитными булочками. Девушка с удовольствием отщипывала мелкие кусочки сдобы и запивала густой даже на вид ароматной тёмной жидкостью.
— Ник, присоединяйся, — девушка похлопала по стулу рядом с собой. — Азиранайя сейчас подойдёт.
Видимо, это она про эльфийку-медика. Ну что ж, я всеми конечностями только за. Кто ж в здравом уме и твёрдой памяти откажется от общества двух красавиц?
Эльфийка, не дожидаясь моей реакции, шустро разлила жидкость по стаканам и пододвинула тарелку с булочками поближе ко мне:
— Сейчас первый голод поправим, потом быстро обедаем и идём в корабельный арсенал. Если есть трудности с механизмами протеза — не стесняйся, говори, провожу к инженеру или механику.
Я помахал листочком:
— Благодарю, Шанти, мне Эльказаньбрал уже записал имена и звания, чтобы я не ошибся.
Девушка тихонько рассмеялась, деликатно прикрыв рот тыльной стороной ладони:
— Иллказайанар, Ник, — поправила она, — его зовут Иллказайанар. Если сложно запомнить, можешь обращаться по званию, старший корабельный арх-биомант.
— А прозвище у него есть?
— Есть, — вновь засмеялась эльфийка, — но тебе его лучше не знать и в присутствии Иллказайанара не упоминать.
— Понял, постараюсь не облажаться, — вернув улыбку Сеяшантери, уже серьёзно спросил: — Когда планируем выдвигаться?
Девушка задумчиво покрутила кистью, заставив тёмный отвар закрутиться в маленький водоворот.
— Знаешь, я сейчас, если честно, с удовольствием отказалась бы от всего остального только ради ванны с душистой пеной и постели с чистым бельём. Но... Это всё можно наверстать и потом. Ты сам что по этому поводу думаешь?
Я отхлебнул из стакана. Пряный вкус, странный, но — приятный. Определённо, вкусная вещь.
— Если посижу в комфорте, потом придётся долго раскачиваться, чтобы вернуться в уже привычную колею. Так что — готов хоть сейчас идти.
— Никуда вы не пойдёте, — в проём беззвучно открывшейся толстой двери заглянула эльфа-медик. — Сначала — полноценный обед, со всем необходимым количеством витаминов и полезных веществ.
С этими словами Азиранайя втолкнула в кабинет маленький столик на колёсиках, накрытый монолитной полусферой светлого металла. За время своего отсутствия кареглазая успела переодеться, облачившись в чёрный брючный костюм. Одежда сидела на ней, как принято говорить, "в облипочку", и, не смотря на строгость явно официальной формы, смотреть на неё было одно удовольствие. Эльфийка оказалась чуток пухленькой, словно этакий давно не кормленный купидончик женского пола, крупные завитушки чёрных до едва уловимой синевы волос, не убранных ни в косу, ни в иную причёску, мило очерчивали совершенное личико, из-под коротких, с широким, от самого локтя, раструбом, рукавов выглядывали изящные пальчики и запястья, охваченные простыми тонкими браслетами из светлого металла с разноцветными деревянными вставками.
Притягательно и в высшей степени эстетично.
Мягкие, но сильные пальчики уткнулись мне в подбородок, заставив закрыть рот. Напротив лучились весельем глаза Шанти.
— Хоть слюной не накапал?
— Нет, но был близок к этому, — Сеяшантери откровенно веселилась. — Азиранайя, кажется, у тебя появился новый поклонник!
— Вот ещё, — фыркнула медик, — не до сердечных дел мне, пока на свадьбах всех правнуков не погуляю.
— Да их двое осталось, насколько помню, неженатых, — Шанти, пряча широченную улыбку, с аппетитом вгрызлась в булочку.
По мере их разговора я чувствовал, что лицо вытягивается всё больше и больше. Это ж сколько красавице лет? Определённо в районе сотни, как минимум...
Не выдержав, медик звонко рассмеялась, показав милые ямки на щеках:
— Не принимай так близко к сердцу слова Сеяшантерианайи, она любит такие шуточки. Видишь, как глаза слегка прищуривает? Ещё когда за одной партой в Храме юбки протирали, так же щурилась, когда разыгрывала кого-нибудь.
Шанти надула губки:
— Зира, вот вечно ты всё веселье на первых искрах гасишь...
Медик, сняв колпак с подноса, поставила его на нижнюю решётчатую полку, и принялась споро переставлять тарелки, чашки, миски на стол. От обилия ароматов и вкуснейших запахов даже лёгкий дискомфорт, вызванный словами Шанти, мгновенно улетучился.
— У нас, уважаемая Азиранайя, когда говорят о витаминах и полезных веществах, имеют в виду что-то серое, склизкое, безвкусное и совершенно несъедобное.
— Хумансы... — возвела очи долу медик, пододвигая поближе ко мне массивную миску с супом-пюре. — Ты ешь, ешь, всё равно не выпущу из-за стола, пока все тарелки не опустеют.
"Бездна, благослови меня на сей славный подвиг!", — вознёс я краткую молитву и, вооружившись ложкой, приступил к работе.
— Кажется, ещё шаг, и я лопну.
— Ты же съел всего ничего, — удивлённо обернулась эльфийка.
— Суп-пюре, — начал я загибать пальцы, — каша, рагу, мясо, снова мясо, рыбное мясо, салат с овощами, фруктово-овощной салат, три булочки, два стакана отвара. Это, по-твоему, всего ничего?
Шанти, съевшая как бы не в два раза больше моего, только фыркнула и бодрой козочкой устремилась вниз по винтовой лестнице, за раз перепрыгивая по десятку ступенек.
— Есть надо впрок и про запас, — наставительно подняла палец вверх девушка, дождавшись, пока я спущусь. — Тем более, Зира сама готовила, а это многого стоит. Можешь быть уверен, что теперь энергии точно хватит на пару дней бодрствования. Кстати, как она тебе?
— Вкуснятина!
— Ник, ты балда! Я не про еду, а про Зиру.
Я чуть не споткнулся.
— Бесподобна, — признался я, и тут же продолжил, чтобы, упаси Бездна, не вызвать негатива единственного моего друга в этом мире. — Бесподобна, как каждая из вашего народа. Уникальный сплав женственности, совершенства, красоты.
— Так уж и уникальный? — фыркнула Шанти, продолжая вести меня за собой.
— Абсолютно. Я не так уж много различных рас знаю, но среди них — любой из вас соперниц вряд ли удастся найти.
— С чего это? — И хоть в положении плечей, тела идущей девушки ничего не поменялось, даже шаг не изменился, но спина Сеяшантери буквально излучала любопытство.
— Первое — минимум асимметрии тела. Может, из меня и неважный наблюдатель, но такое не заметить сложно. У людей полная симметрия вообще не встречалась ни разу, кого ни возьми, как по заказу будет: глаз чуть шире, чем другой, или немного глубже утоплен в глазнице, одна рука толще и длиннее второй, с ногами то же самое. Пока с вами не встретился, оно и не замечалось, а сейчас есть пример для сравнения, и хумансы, увы, проигрывают.
— Странный ты. Обычно именно это и отталкивает другие расы от нас.
Я пожал плечами, хоть та, кому этот жест предназначался, и не могла его увидеть:
— Их проблемы.
— Ладно... А второе?
— Второе — это ваша непосредственность. Знаешь, в людских книгах, в основном, вы изображены как несоизмеримо гордые, высокомерные расисты. Но, извини, после двух декад в твоём обществе на острове всё, что могу выразить — это сожаление о том, что не могу запихнуть авторам этих книг те самые бумагомарательства в задницу по самые гланды.
Эльфийка, на миг сбавив шаг, обернулась:
— Далеко не все эльнары такие, как Зира, я или Иллказайанар. Храм Разума оставил на нас свой отпечаток. Многие же из эльнар очень консервативны, свято соблюдают древние заветы, зачастую уже не имеющие смысла или утерявшие актуальность, а уж жреческая паства... — Худенькие плечи Сеяшантери вздрогнули. — Ник, мой тебе совет на будущее: держись как можно дальше от жрецов и их послушников.
Гвардеец, которым был я, не понимал причины тревожных ноток в голосе эльфийки. Раб, которым был я, разделял его непонимание: эльфийских жрецов ему не попадалось, а хумансовские вызывали скорее презрение, чем чувство опасности. Малец, которым был я, знал угрозу в лицо.
Воспоминание проклюнулось из темноты забвения, раскинуло огненные лепестки в сознании.
Поразительно красивая эльфийка — невероятно прекрасная даже в сравнении с другими эльнар — в одной лишь короткой рубахе-хламиде, босая, с волосами, заплетёнными в ритуальные косы, перевитыми алыми с чёрными письменами лентами. Вооружённая лишь парными кинжалами.
Одна против княжьего отряда.
Между её грудями, туго обтянутыми грубой тканью рубахи, мерцает насыщенно-алым круглый камень. Из её глаз капают красные слёзы.
Там, за отрядом, суетятся жрецы хумансов, прикрывая орочьего шамана. Зелёный клыкастый великан, иссечённый шрамами и побледневшими, расплывшимися от времени татуировками, споро разделывает тела двух молодых эльфов.
Я-малец ещё вчера с ними играл на заливных лугах неподалёку отсюда. Сейчас же тяжёлая рука дядьки ложится на моё плечо, подталкивает внутрь корабля.
— Иди в каюту, племянник. Ты слишком мал, чтобы видеть гнев жрицы Эйоллин.
И я, давя в себе желание вывернуться, выхватить у дядьки короткий меч из ножен и броситься на помощь жрице, спускаюсь внутрь судна. Я знаю, я слышал — жрицам богов, если они в священной ярости, совершенно не важно, правого или виноватого карает их длань, Лодочник потом всех рассудит.
— Ох, зря Норрик принял оркское золото... Быть беде, — голос дядьки глушится толстыми переборками и мерным урчанием готового к работе движителя.
Потом, несколькими часами позже, дядька решит вернуться в княжью столицу, и мне-мальцу разрешат подняться на палубу.
Руины города. Где-то ещё полыхает огонь, где-то просто дымятся искорёженные остовы домов, погода безветренная, и в воздухе до сих пор висят облака извести и каменной крошки. Пламя никто не тушит — некому тушить. У главных городских ворот разбросана груда чего-то красноватого, дымящегося. С трудом зрение различает отдельные фрагменты в красном ковре, и я-малец с ужасом узнаю в них куски людей.
Шаман... Он воет на одной пронзительно высокой ноте, не способный ни умереть, ни замолчать. Его тело висит в воздухе, невозможно растянутое, разобранное — каждая кость отчленена от другой, держится лишь на нитках нервов и лохмотьях связок и сухожилий. Орк словно нанизан на невидимые спицы, распнут на незримой паутине. Его тело распластано от глотки до паха, внутренности вывалились наружу, почернели, облиплись грязью и пылью. То, что делало его мужчиной, безжалостно вырвано и, обмотанное кишкой, висит у него на шее.
А напротив шамана сидит эльфийка. Рядом с ней лежат обезображенные трупы мальчишек, их головы покоятся на её коленях. Окровавленные руки гладят растрёпанные волосы, потемневшие от засохшей крови пальцы ласково скользят по мёртвым лицам.
Жрица поднимает голову и я-малец вижу её глаза. Совершенно пустые, лишённые смысла и жизни.
Чёрная жуть буквально цепляет когтями каждый внутренний орган, заставляя развернуться и бежать, бежать куда глядят и ноги несут — лишь бы подальше от страшной эльфийки.
Но тело действует вопреки желаниям сознания. Пальцы сами находят две монетки в поясном кошеле, руки самостоятельно складываются лодочкой, рот сам дует поверх серебряных кругляшей в сторону жрицы и её печального груза. Миг, и монетки в руках растворяются, лишь несколько ударов сердца ещё можно рассмотреть призрачную лодочку, текущую сквозь воздух в направлении эльфийки.
На секунду в её взгляде что-то меняется, пустота исчезает, сменяясь кратким мгновением... благодарности?
Разбитые губы шевелятся, и хоть я-малец не умею читать по губам, и уж тем более — не знаю ни одного из наречий эльнар, — я понимаю смысл непроизнесённого:
— Уходите.
Рядом приглушённо свистит воздух сквозь сжатые зубы дядьки. Желваки гуляют под грубой кожей, побелевшие пальцы до хруста сжимают дерево перил.
— Ник?..
Я помотал головой, отгоняя чертовски реалистичное, детальное воспоминание.
— Всё в порядке, Шанти. Просто... вспомнил... гнев жрицы...
В горле внезапно сухо, язык липнет к нёбу, словно намагниченный. Эльфийка заглядывает в глаза снизу вверх, пытается поймать взгляд, и выглядит очень обеспокоенной.
Положив ладони на её плечи, стараюсь успокаивающе улыбнуться:
— Дела давно минувших дней. Да и гнев её был заслуженным.
Развернув эльфийку, слегка подтолкнул её вперёд.
— Шанти, слушай, а почему вы старательно отмежёвываетесь от жрецов?
Храмовница, ещё раз бросив на меня задумчивый взгляд, дёрнула плечиком:
— Всё дело в Силе и Таланте. Храм делает упор на саморазвитие, на накопление знаний, опыта, совершенствование заклинаний и сознания, на изучение мира и законов, по которым он живёт. Жрецы же, в основном, изначально ни Таланта, ни Силы не имеют, а если и есть такой Дар, то зачем развивать его, раз за разом ошибаться, страдать, выложившись полностью, и по крупинкам обретать могущество, когда можно просто стать дланью того или иного бога, принять его правила, его Силу — и тогда редкий архимаг сможет быть достойным противником?
Я хмыкнул — в её словах чувствовалась некая недосказанность.
— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Так?
— Именно. Что конкретно делает Сила богов со жрецами, нам пока что не удалось установить, но определённо — ничего хорошего. Как минимум, есть сильное влияние на структуры их души, из-за чего длань бога либо надолго выбывает из Колеса перерождений, либо теряет вообще все возможности и шансы на новую жизнь. Это духовная сторона. Если же жрец пребывает в долгом контакте с Силой своего покровителя, неизбежны мутации, вплоть до полного разрушения тела и души, — слишком велика разница в частотах между живым существом и божественными Силами.
— Вот даже как... И что, все боги такие разрушители?
Эльфийка усмехнулась:
— Вовсе нет. Но большинство эльнарских — именно таковы, — Сеяшантери остановилась перед неприметной переборкой с массивной латунной кремальерой. — Мы пришли.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
