— Он вирм, и я Вирм, — отсмеявшись, объяснил он. — Меня все так кличут, привыкай. Можешь его змеем звать, чтоб не путаться. Ему все равно, а меня уже по-другому не окрестишь, и я привык, и люди привыкли.

Кажется, это случилось после второго графина. Или после третьего? Наверное, после второго. Графины подавали большие, как бы ни ноль семьдесят пять...

В обед, когда в беседке стало жарко так, что никакой сауны не надо, хворец оттаял и зашевелился. Вирм отодвинул в сторону стопку, отцепил брелок от ключей, предложил:

— Выйди на обрыв, попробуй. Попроси, чтобы заморозил. Я его придержу. Он сейчас злой, давно не охотился. Но на тебя не кидается, заметил? Чует, что свой.

Яр положил ладонь на монету, так и не зная, что делать. Получилось само собой — похоже, водка помогла. Он оказался на обрыве легко, не прилагая усилий. Захотел и вот уже сидит не на стуле, а на каменной лавке, теперь покрытой деревянным сиденьем. А стальная башка едва не в лицо ему тычется.

— Приветствую еще раз. Благоустроилось тут маленько...

Змей что-то прошипел, не меняя выражения морды.

— Я с просьбой, — Яр переждал приступ тянущей боли, осторожно указал себе на грудь. — Он опять царапаться начал. Можешь на него подышать и вырубить? А то ни пить, ни жить невмоготу.

Во взгляде — злом, синем — таился какой-то вопрос. Яр подумал и наобум ответил:

— Я постараюсь. Вирм сказал, что тебе надо охотиться. Что-нибудь придумаем. Как-нибудь устроим.

Змей склонил голову, принимая обещание. Одарил Яра морозным облаком — не поскупился, даже зубы занемели, и толкнул хвостом, возвращая за стол. Вирм потянулся к графину, усмехнулся:

— Ты ему сам пообещал. Я тебя за язык не тянул.

— Пообещал — сделаю. Давай хоть сейчас начнем.

— Домой ко мне вначале надо доехать. Тут его выпускать нельзя, мало ли на кого кинется. Дома он в горы улетит, в парке лесную нечисть погоняет, или скальника поймает и сожрет.

— А чего мы тогда сидим? — удивился Яр и взял наполненную стопку. — Поехали к тебе.

Они чокнулись, выпили, разбудили спящего Петю — не получилось подраться с морпехом, какой-то он квелый — пошли искать машину, заблудились, сделали круг и снова вышли к фонтану с мельничным колесом. Вирм сказал, что это судьба, и с криком: "За ВДВ!" пополз по мелкому пруду на четвереньках, вороша лотосы и распугивая черепашек. Яр, недолго думая, присоединился — тем более что любезные официантки уже принесли большие банные полотенца.

Купание взбодрило. Вирм предложил никуда не торопиться — чего в ночь ехать-то? — а достойно завершить праздник. То есть, сходить по бабам. Проголосовали, постановили, что так тому и быть, пошли искать баб, но почему-то вернулись в беседку и снова выпили.

Как к Яру в руку попала та самая монета — непонятно. Вроде же Вирм ее обратно на ключи прицепил. И вдруг кругляш лежит на ладони, просит: "Погладь меня". Как отказать? Яр проследил лапу якоря, замирая от боязливого предвкушения — сейчас привычный мир исчезнет, а он окажется на знакомом обрыве.

Надо ли говорить, что вышло все не так, а совсем наоборот?

Вирм обмяк, ткнулся лицом в стол, а змей вынырнул ниоткуда, помял железным брюхом верхушки деревьев. Гостиничный парк засыпали листья и обломки веток, раздались испуганные крики. Яр бы и сам заорал, но в горле пересохло, а в глазах задвоилось: Вирм тут, рядом, руку протяни — коснешься, и Вирм на обрыве, пьяный, хохочущий, балансирующий на краю бездны. Где настоящий? Змей всего один и точно тут — вот, круг сделал, снижается... уж ни беседку ли он утюжить надумал?

Положение спасла телохранительница. Возникла как из-под земли, неожиданно, словно у змея уроки брала, встряхнула Яра за шиворот, потребовала:

— Возвращай Вирма, живо!

Яр не понял, человека или змея нужно возвращать, запаниковал, крикнул тому Вирму, который на обрыве: "Эй, дуй сюда!" Не дозвался, сунул монету телу на столе в ладонь, сжал, за руку дернул... и утер пот со лба — змеюка, почти протаранившая беседку, исчезла. Вирм шевельнулся, сел, обозрел масштаб разрушений, присвистнул. Вызванный змей сломал хвостом вековую березу, и персонал гостиницы перестал быть любезным.

Улаживание проблем возложили на телохранительницу Надежду Алексеевну. Вирм вручил ей золотую банковскую карту, сам сделал пару звонков — Никодиму Афанасьевичу и Самсону Елисеевичу — и предложил валить в машину:

— В тачке подождем, пока Надюха с директором перетрет. Неохота на глазах маячить.

Яр и Петя охотно согласились — в парке стало слишком людно. Возле упавшей березы — слава богу, никого не убила, только провода оборвала, и мельничное колесо в щепки разнесла — суетились мужики в зеленых жилетах, примеривались, как распиливать, поглядывали на виновников с нехорошим интересом. Хозяйственный Петя прихватил с собой недопитый графин и пару бутылок минералки в стекле, включенный на полную мощность кондиционер взбодрил, и Яр, принимая очередную стопку, попытался собрать разбегающиеся мысли. Он видел и заметил что-то важное, но это важное от него ускользало, пряталось под мешаниной впечатлений: бесшумно и неотвратимо надвигающаяся на беседку стальная туша, хруст, дрожь веток и тяжелое падение дерева...

"Завязывай пить, — приказал себе Яр. — А то забудешь все... надо на трезвую голову обдумать".

Мягко чавкнула передняя дверь. Телохранительница уселась на водительское сиденье, передала Вирму карту, проговорила с легким осуждением:

— Хорошо погуляли, Владимир Петрович.

— Наденька... — Вирм кинул карту в бардачок и икнул. — Ты меня распекаешь, как Крупская Ильича за проваленную явку.

— Так вы явку и провалили, Володенька, — хмыкнула та. — Думаю, вас сюда больше не пустят.

— Да и хрен с ними, — махнул рукой Вирм. — Поехали домой.

Телохранительница повернула ключ зажигания. Мотор заурчал, "Фольксваген" выехал за ворота гостиницы. Яр сначала вздернулся: как это, с бухты-барахты, никого не предупредив, в Красногорск? И тут же обмяк, напомнив себе — в детский сад можно позвонить и отпроситься по болезни, паспорт и кредитка на кармане. Не на Северный Полюс едут. Пусть змей снимет хворца — дебош в парке почему-то убедил: сможет, снимет... а потом Яр сбежит, никакая привязь не удержит. Якорь он или не якорь, а от таких мутных дел — разгромов элитных гостиниц — надо держаться подальше.

Сон сморил на трассе, когда за окном автомобиля потянулись подсолнуховые поля. Лента золота слева, лента золота справа, посередине асфальтовая полоса с ограждениями и мелькающей разметкой... как тут не заснуть?

Пробуждение было отвратительным — Яра вернул в реальность жестокий сушняк. Очнулся там же, где отключился, на заднем сиденье автомобиля. Водитель Петя спал рядом, привалившись головой к другой дверце. Владимир храпел на переднем сиденье.

— Пить...

— Минералку под ногами ищи.

В голосе Надюхи — нет-нет, Надежды Алексеевны — которая вела машину, не было ни заботы, ни раздражения.

— Спасибо, — прохрипел Яр.

Он с трудом нашел пластиковую бутылку, свернул крышку и сделал три глотка. Живительная влага попала в организм, утолила нестерпимую жажду.

— Если надумаешь отлить или поблевать, скажи, я остановлюсь.

— Спасибо, пока не надо, — второй ответ вышел более внятным, похожим на человеческую речь, не на воронье карканье.

Измученному алкоголем телу действительно ничего не хотелось. Даже хворец притих — то ли заработал летаргический сон от заморозок, то ли жестоко отравился. Яр вдоволь напился, чувствуя, как минералка наполняет сведенный судорогой желудок, и уставился в темное окно. Где-то вдалеке, как бы ни на горе, светились огни далекого города, а, может, поселка.

"Не на что любоваться. Вспоминай. Вспоминай то важное, что мелькнуло, процарапало до ссадины. Пока никто мешает, не лезет с разговорами. Вспоминай!"

Стекло приятно охладило висок и щеку. Яр закрыл глаза, начал разматывать клубок происшествий от первого упоминания вирма и крутых паразитов, до треска разваливающегося мельничного колеса. Он перебрал все сказанные слова, — которые сохранились в памяти — и, наконец, нащупал спрятанную в правде ложь. Вирму не требовалась помощь, чтобы выпустить змея. Тот и сам рвался на свободу, и вылетел в здешнее небо, когда пьяный человек ослабил контроль. Якорь был нужен, чтобы вернуться. Вернуться в беспомощное, потерявшее сознание тело. Выпустив змея, Вирм становился уязвим. Для того рядом и маячит бдительная Надюха — присмотреть, не позволить чужаку подобраться к отключившемуся хозяину. Так-то Вирм и сам себя защитит. Конечно, заставить якоря вернуть хозяина она не может — Яра на понт криком взяла. Хотя... кто знает, какие у нее на этот случай инструкции?

Додумался Яр вовремя. Вирм проснулся, напился минеральной воды — ему Надюха выдала прохладную, в стеклянной бутылке — и начал на все корки костерить августовские праздники, алкоголь и утреннее похмелье. Выговорившись, он обеспокоился:

— Наденька, ты хоть останавливалась? Отдыхала? Кофе пила, кушала? Давай, я тебя сменю?

— От вашего выхлопа фары туманит, Владимир Петрович, — непочтительно ответила телохранительница. — Сидите уже, пейте минералку. Сейчас въедем в Ессентуки, найдем какую-нибудь забегаловку, я себе еще кофе куплю, а вам ряженки.

— Ох, грехи мои тяжкие... — вздохнул Вирм. — Яр, ты как? А Петя там живой?

— Я — нормально. Петя спит.

— Пусть спит. Наденька, доберемся, возьми отгул на сутки.

— Позже. Когда все уляжется.

Вот и гадай, что она имеет в виду — ненадежность нового якоря или разгром в "Авторитете"?

В городе Ессентуки, славном своими минеральными источниками, Яру не довелось ни выпить целебной воды, ни осмотреть достопримечательности. Рассвет они с Вирмом встретили на лавочке возле магазина, на обочине трассы. Наденька пила черный кофе, а им достались шесть пол-литровых тетрапаков ряженки и восемьсот грамм сахарного песка в целлофановой упаковке. Вирм откручивал крышечки с узких пластиковых горлышек и подставлял под пакет, а Яр старался насыпать сахар в ускользающее отверстие. Перед вторым кофе Наденька попросила продавца принести еще сахара и ряженки, ловко всыпала белую смерть в тетрапаки, взболтала и вручила им со словами:

— Пейте, страдальцы.

Вирм выхлебал ряженку, блаженно зажмурился. Пообещал Яру:

— Скоро дома будем. Спать ляжем, нормально выспимся, а Фатиме я записку оставлю, чтоб хаш* сварила. Встанем, покушаем и в горы прогуляемся. К вечеру будем как новенькие, вот увидишь. Все похмелье оттянет.

— Это хорошо... — неуверенно отозвался Яр.

Он лихорадочно вспоминал, говорил ли Вирм что-нибудь о своей личной жизни. Кто такая Фатима? Жена? Любовница? Черт, под водку о таком надо расспрашивать, не под ряженку!

Молчать, теряясь в догадках, было еще хуже. Яр решился, задал вопрос и тут же получил ответ.

— Тете Фате уже семьдесят, она моя фрекен Бок. Домоправительница. Старушка бодра, как весенний ветерок, и упаси тебя бог что-то пошутить на тему любовниц. Она и так считает неприличным работать в доме русского мужчины. Видел бы ты, как она своих младших невесток блюдет, когда те ковры выбивают... пылесосы тетя Фатя не признает. Да и зачем ей, с невестками-то?

— А ты женат? — невпопад спросил Яр.

— Нет. Не срослось.

По тону и сведенным бровям стало ясно — глубже лучше не копать. А Яру и не нужны чужие секреты. Главное, что их не встретят руганью, не впихнут в руки кричащего младенца. Не придется соответчиком в скандале за гулянку выступать.

Хотя можно было сразу сообразить... Яр покосился на Наденьку. Ревнивая жена с младенцем вряд ли бы терпела рядом с мужем телохранительницу.

— Едем?

— Погоди, Надюша. Сейчас солнце из-за горы выйдет. Эй, Яр, смотри! Левее, еще левее... вот сюда!

Россыпь огней города не закрывала темный массив на горизонте. Светлеющее небо подчеркивало плавные контуры силуэтов. Бледную серость сменила желтизна, тут же, на глазах, стыдливо порозовела.

Яр потряс головой — аж закружилась от удивительного ощущения простора, которое не передать никакой фотографией или видеосъемкой. Далекие каменные хребты манили, захотелось побежать вперед, поводя лопатками, выпустить крылья, затекшие от долгого бездействия, разрезать воздух упругим свистом, взмыть в небо и лететь, лететь навстречу восходящему солнцу...

Змей на обрыве затоптался, зашипел. Вирм смял пакет из-под ряженки, бросил в урну. Глухой стук заставил Яра вздрогнуть. Бежать и лететь расхотелось. Отлить бы, а то еще неизвестно сколько ехать.

— Я сейчас вернусь, — сообщил он, поднимаясь с лавки.

Вирм пожал плечами, подобрал с асфальта еще один пакет и тоже отправил в урну. Наденька кивнула, давая высочайшее разрешение. Яр поискал взглядом светящийся прямоугольник указателя с двумя буквами и силуэтами, и пошел к туалету, с трудом удерживаясь от того, чтобы почесать зудевшие лопатки. Что было причиной внезапного свербежа — отголоски желания взлететь или тяжелый взгляд телохранительницы — он предпочел не обдумывать. Так можно увязнуть в мелочах. А ему надо сосредоточиться на главном: избавиться от хворца и вернуться домой без змеиного "хвоста".

____________

*Хаш — жидкое горячее блюдо, суп, получившее распространение по всему Кавказу и Закавказью.

Глава 3

— Я еще два пакета ряженки купила, Владимир Петрович. Хотите?

— Нет, спасибо, Надюша. Уже в ушах плещется.

Вирм откинулся на сиденье, ненадолго прикрыл глаза, в сотый, а, может, в двухсотый раз порадовался, что пошел наперекор общему мнению, и позвал девчонку на себя работать. Петя водитель хороший, и не было бы хозяйского приказа, к рюмке не потянулся. Но чутья на неприятности лишен, при виде змея, бывает, что и столбенеет... и хлопотать, беспокоясь о пьяном или похмельном, не станет. Это Наденька и переодеться после купания в фонтане заставит — "куда вы, ироды, в машину мокрые лезете?" — и сахар в ряженку насыплет, когда руки дрожат, и за новым якорем проследит, чтоб не своевольничал.

Яр Наденьке не понравился, да и самому Вирму по душе не пришелся — нахальный, настороженный, озлобленный, как битый бродячий пес. Вроде оно и неудивительно, не с чего пока доверять незнакомому человеку, но так и хочется ухватить за шкирку, натыкать носом в очевидный факт: никто кроме меня тебе не поможет. Прими реальность — пусть и выбивающуюся из твоих обычных представлений — и начинай делать то, что от тебя требуют. Всего-то и надо: быть рядом, пока змей утюжит здешнее небо, и помочь вернуться.

Вирм ненавидел неведомо кем наложенные ограничения — на время вылета змея он терял контроль над телом, превращался в овощ, и приходил в себя только после окрика или прикосновения якоря. Была и альтернатива, зыбкая, то работающая, то неработающая — боль. За дни поисков Яра Наденька трижды тушила прикуренные сигареты, вдавливая ему в плечо. Помогло. А могло и не помочь. Пока нашел Кристину, ухитрился в больницу загреметь, две недели пролежал в коме. Налетался в змеиной шкуре так, что думал, от высоты тошнить начнет. Обошлось.

Может, оно и правильно — границы должны быть. Неизвестно, что Вирм бы натворил, без рамок-то... на мировое господство, конечно, не замахнулся, но властью над любимым Красногорском не ограничился.