И Смех, И Грех

— Эй ты, барышня, забери свою рогатую овчарку, а то могут быть неприятности.— И видя, что та не пошевелилась, пригрозил. — Спущу пса, растерзает эту бестию, останешься без молока.

Юродивая, проведя рукавом грязного ватника по лицу, растерев слюни, криво усмехнулась, словно хотела сказать: "Это ещё неизвестно, кто без чего останется". Но, отложив книгу и посадив в травку зачуханого утёнка, поднялась. Прошлёпав мимо, присела у козы. Обняв рогатую за шею и пошептав ей что-то там, в мохнатое ухо, отправила козу гулять. К удивлению Виктора та послушалась. Потом, сделав страшные и без того от усердия глаза, погрозила, топнув обутой в высокую калошу ногой, на пса. Тот, слабо тявкнув, заткнулся, пятясь назад, и чуть не сев своим толстым задом на утёнка, предпочёл спрятаться, юркнув, за спину хозяина и там пару раз, ожидая благодарности от юродивой, тявкнул. Вот, мол, я какой послушный. Но вместо поощрения получил шлепок по неповоротливому заду от хозяина: "Ты меня, глупая псина, подведёшь под монастырь". Парень и сам бы не смог объяснить, почему он, забрав пса, не ушёл сразу, а встал тут, около неё бесформенной и непонятной. Да не просто встал, а втянулся в беседу. Он не задумывался: хорошо делает или нет, просто влез и всё. Виктор, с любопытством посматривая на это чучело и повертев оставленную на бревне книгу, как бы попытался спросить:

— Э-э-э. Ты что читать умеешь?

Юродивая из-под нахлобученного платка скосила глаз в его сторону. Приставучий сосед насторожил. Главное, смотрит так недоверчиво и улыбается.

"Да",— кивнула она головой проявляя вежливость.

"Надо же, я думал, она картинки разглядывает",— удивился он, полистав опять сказки, с красочными картинками, не удержавшись, поинтересовался:

— Какая же любимая?

Это первое, что пришло в голову. О чём с такими ещё говорить. Он даже смотреть на неё не мог— этот вывернутый рот, слюни, пампушками щёки... Его взгляд скользил мимо. А что, очень удобно. Говоришь, а не смотришь. Однако, любопытство перебарывало даже неприятные ощущения.

Юродивая забрала книгу, полистала: "Вот",— ткнула она чёрным пальцем с обломанным ногтём, разыскав "Сказку о золотой рыбке". Улыбчивый сосед, которого так ругали сёстры, ей почему-то нравился. Может быть за добрую душу, собак любит, кошек и вот ведь разговаривает же с ней, не брезгует... Добрые глаза не скрыть даже хмурыми бровями.

— Но почему?— не мог скрыть удивления такому выбору парень, не имеющий до этого опыта общения с юродивыми.

Она насупилась и, опустив голову, принялась чертить пальцем сосиской по коре дерева, на котором сидела, зигзаги и палочки.

— Ты не умеешь говорить?— истолковал он её мимику по-своему.

Она яростно замотала головой, не соглашаясь с ним, и он с изумлением услышал её голос. Очень мягкий и в то же время по-мальчишечьи звонкий.

— Желание.

Виктор покрутил головой. О! Только что боялся, что оторвётся её после крутелок, а сейчас, похоже, ждёт тоже и его голову.

— Понял, ты хочешь, чтоб рыбка выполнила твоё желание?— догадался он.

"Да",— мотнула она в знак согласия головой.

Тут уж он, почувствовав себя специалистом по юродивым (ещё бы столько рядом просидел) пустился в рассуждения:

— И какое? Подожди, догадаюсь сам. Ты хочешь быть молодой красавицей, да?

Она помрачнела, вытянутые влажные губы её дёрнулись, толстые щёки запрыгали, но это бесформенное создание внятно сказало:

— Вчера да...

— А сегодня?— разобрало его любопытство.

— Родному человеку жизнь подарить,— произнесла она и отвернулась.

Таким всех жалко только не себя. Ему вдруг пришло в голову утешить её.

— Образуется, не переживай так. — Сам удивляясь себе за эти утешительные слова, всё же произнёс их. Странно, но в своём несуразном одеянии, уродливом лице, она не казалась ему смешной или противной. Осознание того, что сила её индивидуальности настолько велика, что заставляет отбрасывать всё остальное, ошеломила его. Он просто не верил себе, убеждая, что то всё ерунда и эмоции. Юродивая, она и есть юродивая. Оправившись от шока, он только сейчас обратил внимание на Джека, пристроившегося у неё под ногами. С радостью притулив голову на её страшные от работы руки, пёс балдел. Ещё бы, она поглаживала плавными движениями его крутой лоб и морщинистую морду, а тот счастливо сопел. "Чудеса,— удивился парень,— и это сторожевой пёс. Да этот друг бесхвостый уже благополучно и продал меня, а я кругленькую сумму отвалил за его дрессировку".

Не сдержавшись, цыкнул на Джека и, пнув под толстый зад, ждал от непонимающего пса повиновения. Псина, посмотрев на него, как на ненормального, продолжала себе лежать прикидываясь не понимающим. Чтоб не оконфузиться окончательно, Виктор отвернулся от вредного пса и участливо спросил:

— Может, тебе помощь какая нужна или купить, что надо. Хлеба, кефира, скажи?

Слушал себя и удивлялся, как это его ещё до сих пор не хватил удар.

Но она, не оценив его старание, упрямо поджала вытянутые в ниточку губы.

— Я так.

Его завело: он с услугами, а его отшивают. Такого быть не должно.

— Как так, без хлеба, ты ж никуда не ходишь?

— Я так,— повторила она настырно и с дрожью в голосе. Он пожал плечами, а юродивая с грустью опустила голову.

"Ещё слёз и соплей мне не хватало,— промелькнуло в его голове.— Юродивая же". Он выпрямил спину и поиграл крутыми плечами. Лезть на стенку не имело смысла, и пошёл Виктор на попятную:

— Ну, смотри...— Он не понимал её отказа и, конечно же, ему было невдомёк, что у неё нет денег. "Надо же, сказки читает. А что ещё-то ей читать ни Мопассана же!"— посмеялся он над собой и задал следующий вопрос:— А чего ты всё время в лесу сидишь?

Она поводила заскорузлым пальцем на груди по ватнику и, уткнувшись в бесцветный подол, прошептала:

— Я обожаю лес и ещё пруд, тот, что за рощей.

"Что-что?!...— Виктор поморгал глазами, страшно удивляясь речи юродивой.— С каких пор дураки так стали говорить. Наверняка сериалов насмотрелась. Хоть какая-то от той муры польза".

С трудом забрав недовольно упирающегося пса и стараясь не припечатать копошащегося под ногами утёнка, а то шуму не оберёшься, он закруглил своё познавательное знакомство и ушёл. Раздумывая по дороге над тем, что за способность такая у юродивых, прибирать к рукам животных и каким таким способом они понимают её. Ещё чего доброго и рычать на него начнёт его же псина.

А вечером охранник, отправленный им к юродивой, принёс по-соседски батон и четвертушку хлебины, но она, спрятав руки за спину, отказалась брать.

— Почему, денег нет?— догадался тот.

Она, подумав, утвердительно мотнула головой.

— Он угощает, бери.— Сунул опять охранник ей пакет.

"Нет"— усердно замотала она вновь.

Тот почесал макушку.

— Выполешь клумбы в саду завтра. Так честно будет.— Сориентировался на ходу он.

И был награждён благодарным взглядом. Таня, обрадовано кивнув, согласилась и тут же своей чёрной похожей на карлицу собачке, отломила от батона кусочек.

— Ну вот и договорились.— Отправился охранник к себе, прикрыв калитку.

Договор есть договор. Рано утром, с первым только что пробившимся к земле лучом солнца, Таня стояла уже у калитки особняка, постукивая кулачком в кованые ворота. Неказистый утёнок топтался около неё.

— Пришла, в такую рань?— удивился зевая во весь рот охранник. "И этот кря-кря таскается за ней, как собачонка".— Меня Тимофеевичем кличут. Запомнила?

Она замотала головой, что, быть может, на её языке обозначало, мол, да, пришла. Потом помотала ещё, значит, запомнила.

— Пошли, покажу что делать,— опять позёвывая, повёл дурочку к клумбам Тимофеевич. Утёнок, переваливаясь, припустил следом.— Чего он за тобой таскается?

Захватив тяпку, прислонённую к забору, она потопала в своих высоких несуразных калошах за охранником. Неторопливо, отделяя каждое слово и объясняя на ходу:

— Нашла. Ничейный. Привык.

— Ясно. Вот тебе фронт работ. Цветники видишь? Справишься?— подвёл он её к клумбам роз. Получив утвердительные кивки, хмыкнул.— Работай.

Выскочивший впереди хозяина пёс и пытающийся её сходу облаять, узнав, виновато завилял обрубком хвоста, пытаясь подсунуть голову под ласки. Виктор заметил, как юродивая, не отвлекаясь от работы, быстро-быстро погладила собаку и пёс, довольный, побежал за хозяином, старательно обходя утёнка. "Нет, что там не говори, а у ненормальных, наверное, есть в душе такой ключик, что открывает доступ к их сердцам и животные тянутся к ним". Не обращая ни на кого внимания, юродивая работала. Выполов и прорыхлив клумбы, она, обойдя со всех сторон дом и полюбовавшись на красивые постройки вокруг него, заглянула в бассейн. "Что с дурочки возьмёшь. А ведь тоже божий человек",— посмеялся и повздыхал, наблюдая за ней, охранник. Устроив себе экскурсию, ушла. Виктор видел из окна, как её бесформенная фигура в рваном ватнике мелькала на ровных рядах картошки. "Должно быть, тяпает траву. Как она со всем этим управится, ведь никто помогать не приезжает". Вечером же Джек, выпущенный на прогулку, вместо рощи, выбив лбом подпирающую лаз доску, ловко нырнув под соседские ворота, припустил к юродивой, копошащейся в сенях. Виктор, кривясь, вынужден был без всякой охоты идти следом. "И даже чёрная карлица его не облаяла, приняв за своего. Сговорились, плуты".— Подумал он, оценивая обстановку.

— Расколдовывай пса,— пошутил парень, теребя своё ухо от глупой такой ситуации и пройдя без церемоний за псом на крыльцо.— Влюбился так, что, похоже, жить к тебе переберётся. Представляешь, какие дети у них с Карлушей будут? Пошёл вон,— разглядел он, шуганув, принявшего клевать его дорогой фирменный кроссовок, утёнка.

Она даже не улыбнулась своим перекошенным слюнявым ртом. Бросив из-под руки недобрый взгляд, пробурчала:

— Если не нужен и собрались выбрасывать, то оставляйте, правда, так сладко кормить, как вы я его не смогу. И не трогайте Кузю.

Он проглотил язык. Во-первых, речь мало напоминала "дебильного" человека, во-вторых, с чего она взяла, что он собрался выбрасывать пса. Скорее всего, просто не понимает шуток. А он тоже мозговой гигант, нашёл с кем шутить. Она сама — сплошная юморина. И вроде как рот на одну сторону стянуло, а прошлый раз косило на обе. Чертовщина какая-то...

— Кузя, это кто?— насмешливо посмотрел он на неё. Убрать из своей речи смешинки он уже не мог. Задор разбирал. Удовольствие посмеяться, не важно над кем и над чем, взяло верх.

— Кузя, Кузя,— поманила она утёнка, и тот вперевалочку побежал за ней.— Не лезь к нему Кузя, он чужой и глупый, но я не боюсь и спокойно воспринимаю его крик, потому что знаю — он не со зла, а просто по глупости такой.

Сказала и пошла как царица с высоко поднятой головой.

"О-о-о!... Какой удар мне в лоб! И от кого..." Впечатлённый метаморфозой с речью юродивой он протянул с решением.

— Джек, ко мне!— приказал он псу, наконец-то, собираясь показать ей класс дрессировки, но тот, отвернув морду к карлице, не двинулся с места. "Предатель, за бабу купился",— отмерил он ему упрёк.

Таня, прикрыв дверь в сени, спустилась по ступеням вниз. Его псина шла за ней хвостиком. Юродивая склонилась над ним, похлопала по лоснящейся спине, погладила по морщинистой морде, пёс завилял тем, что у него было вместо хвоста, а она, выпрямившись, прошла к калитке, открыла её, и ни словом не перемолвившись, застыла в позе милиционера, пропуская мимо себя озадаченного парня и Джека. "Чёрт меня невежливо попросили".— Злился тот, топая за дурочкой и стараясь не припечатать своим сорок четвёртым размером болтающегося под ногами утёнка. "Ничего себе Кузя, недоношенное жаркое". Та довела Джека до рощи, посадила ему под грудь утёнка, тут же разлёгшегося на тёплых лапах и пошла, отцеплять, завернувшуюся вокруг кола козу. Он расхаживал вокруг, как надсмотрщик на чайных плантациях старательно раздавая псу указания. Юродивая же, завершив дело, спокойненько села на бревно и уставилась в одну точку. На этот раз её взгляд припечатал три небольших пушистых ёлочки. Одна побольше, чуть подальше, а две поменьше с небольшой разницей в росте впереди. Они напоминали ей её саму с сёстрами. Большая пушистая — старшая Лена. Средняя красивая — лапушка Алина и маленькая невзрачная однобокая — она Таня. "Жаль, что я не психолог. Занятный экземпляр".— Посматривая на неё, присел Виктор рядом. Нащупав в кармане спортивных брюк колоду карт оставшуюся после вчерашней игры с друзьями, предложил сыграть. Она, как всегда покачала головой. Он уже понял. Это означало: "Не умею".

— Не умеешь?— уточнил он. Хотя хорошо подумав, с чего бы она могла уметь-то, удивился самому себе: "Стратег..."

"Да",— помотала головой опять она.

Он бодренько ободрил:

— Ерунда какая, научу.

Она втянула в себя стекающие с губ слюни. Получилось что-то вроде "хрю". Он поморщился. "Вот оно мне надо сижу здесь".

— У меня плохо варит голова,— посмотрела она ему прямо в глаза, дав исчерпывающий ответ.

Виктор решил, что над услышанным не слишком надо задумываться. Ну не было у него опыта общения с юродивыми, а в "дурака" умеют играть все.

— На "дурака" хватит,— ляпнул он, вперёд, чем подумать, тут же с любопытством ловя её реакцию. Оказалось никакой. "Не поняла или прикинулась. Хотя, чтоб прикинуться надо понять. А чем ей понять... В общем ерунда. Не разобрать, сама себе на уме, барышня. Язык всё же сдерживать надо, хоть и дурочка, но кто её знает. Даст в ухо у них говорят рука тяжёлая. Перспектива получить фингал как-то не радует",— подумал он.

Эта ж овечка, поглядывая из-под платка косыми глазами, цвет которых невозможно было определить, задумалась. Думала, думала... И всё же кивнула.

— Хорошо, давайте попробуем... Плохо, что я ничего не понимаю.

— Тут и понимать нечего,— отрезал он, но от дальнейшего развития мысли на сей раз отказался.

Дерево широкое, места навалом. Разложив карты, показал, как ими ходить и какая масть какую бьёт. Она помотала головой, давая понять, что ничего не поняла. Он терпеливо объяснил ещё раз. Сам же пригласил, чего уж там... Она кивнула, решаясь попробовать. Играла, что-то шепча и смешно прикусив язычок. И проиграла. Виктор, смеясь, успокоил:

— У всех так. Первый блин комом. Слышала про такое?

Она, соглашаясь, кивнула. Джек, желая проверить, как идёт игра, вытянул шею, забывшись, он поменял лапы и утёнок, свалившись, проснулся. Утиное кряканье разнеслось по поляне. Боксёр виновато принялся облизывать его сочным языком, успокаивая. "Совсем собаку распаскудила, теперь моя грозная псина с дохлятиной нянчится".— Тоскливо посмотрел он на копошащегося с утёнком пса. Срывая раздражение, не желая ссориться с псом, своё добро, выплеснул на неё:

— Чего ты молчишь и киваешь. Не лошадь же. Ведь разговариваешь хорошо.

— Привычка,— пролепетала она, убавив голос от его крика до шёпота.

Но, не желая её щадить, он гаркнул:

— Не нравится говорить?

Она опустила голову до предела и, разгладив непонятного цвета ткань на юбке, не спеша и внятно сказала: