— Пойдём, Кирюша, чаёк попьём.
Безропотно иду за ней. Она живёт на первом этаже, если так можно выразиться, так как он, ниже уровня земли.
В квартире не богато, но чистота стерильная, так бывает в операционных блоках. Упитанный чёрный кот, прыгает под ноги, одаривает жёлтым огнём глаз, важно идёт, до хруста задрав пушистый хвост.
Дарьюшка приглашает на кухню, садимся за стол, накрытый простенькой клеёнкой, но сверкающей чистотой. Стоит ваза с благоухающим варением, в тарелке, груда сушек, в пластмассовой коробке, аппетитное печение.
Она наливает чай в широкие, оранжевые чашки, садится рядом, смотрит на меня с жалостью и качает головой: — Ой, Кирюша, как душа твоя оголена, как ты ещё живёшь на этом свете.
— Живу, — ворчу я и сразу жалею, что проявил нетактичность, но Дарьюшка неожиданно треплет меня за волосы: — Ершистый, это хорошо. Вот что, сынок, предназначение твоё, определено. Всякий, нашедший драконий камень, приходит к нам. Твоё предназначение было запрограммировано давно. Как давно? Об этом не знает никто. Может, тогда и Земли ещё не было.
Я поднимаю глаза, ищу на её лице следы помешательства, но оно чистое, уверенное, а сила бьёт из глаз, непостижимая.
Дарьюшка ласково улыбается: — На роду нам предписано заниматься не очень приятными делами, мы чистильщики.
— Ассенизаторы, что ли, — хмыкаю я.
— Угу, ассенизаторы, удаляем нечистоты, — весь мир ими заполнен. А ведь, если не разгребём дерьмо, Некто, свыше, примет более радикальные меры, сметёт всё живое с лика Земли. Такое было, и не раз. Помнишь, Великий Потоп, Садом и Гоморру, Помпеи...
— О, да, конечно помню, как вчера, — шучу я.
— Именно, вчера! — с радостью соглашается старушка.— Помимо нас есть мощные силы, они решают проблемы на своих УРОВНЯХ. Мы же, у них под ногами, но работу выполняем честно, — она потирает искрученные артритом пальцы.
— А, что делать то мне? — удивляюсь я.
— Ну, как это помягче сказать, "мусор" выметать. У тебя уже получилось, там, на дороге, спонтанно, правда, но город гудит, два изуродованных трупа. Да не вздрагивай так, они являлись кончеными негодяями, занимались вымогательствами и даже пытками, на их совести были даже замученные до смерти.
— Это что, я! — чай вливается не в то горло, закашлялся. Дарьюшка хлопает ладонью по спине: — Ты, милок, ты. А кто ещё может быть?
— Кошмар, — простонал я, и уронил голову на руки.
— Не всем же выполнять чистую работу, ассенизаторы мы, ни куда от этого не деться,— она вздыхает, подливает чай. — Думаешь, мне нравится? Поверь, не нравится, но бывает, после проделанной работы, получаешь такое удовлетворение! Сегодня пойдёшь в отдел кадров, устроишься на работу. В Инкермане, над пещерным монастырём, башня полуразрушенная, для тебя там будет светиться камень. Нажмёшь, откроется ход. Не бойся, заходи смело, это отдел кадров.
— Голова идёт кругом, — признаюсь я.
— Это с непривычки, обтешешься. Главное, ничего не бойся и от работы не отлынивай, глядишь, и на повышение пойдёшь, — старушка зорко оглядывает меня. — В тебе есть, что-то от нас и нечто другое, разобрать не могу. И ещё, ты драконий камень не пои кровью, страшные вещи могут произойти, силы из-под контроля выйдут, лишь избранные могут их обуздать.
— Дарьюшка, а вот, — я мнусь, — мерещились мне какие-то люди, в рясах, жилы хотели перерезать. Знаешь, кто они?
— Конечно, знаю — это священники, но они не местные, более того, не из нашей жизни.
— Батюшки, что ли? — удивляюсь я.
— Они, родимые, а кто ж ещё! Христос боролся с такими как они, даже плетью из храма выгонял, а видишь, как всё повернулось, вроде как они за Бога, а на самом деле, служат Сатане. Да ты и сам погляди, как некоторые из них живут, стервецы! На иномарках разъезжают, водят дружбу с криминалом, грехи отпускают, за деньги! Да, кто ж им дал это право, только Бог может прощать, не должно быть у него посредников!
— Но есть и хорошие священники.
— Бедные, заблудшие души, — горестно кивает старушка. — В основном, это рядовой состав, те, что повыше, знают всё. Ты Библию читал? — она с насмешкой смотрит мне прямо в глаза, и я вздрагиваю, до чего у неё холодный и пронзительный взгляд.
— Нет, но я крещённый.
— Вот интересно, в христианского Бога веруют, а главное учение не изучают. А если и открывают Книгу, смысл всё равно не понимают. Ты почитай, только, вдумчиво, гони из себя раба, пора становиться свободными. А знаешь, кто такой Христос? — Дарьюшка наклоняется ко мне, лицо становится загадочным.
— Да, вроде известно, все знают, — чувствуя подвох, осторожно говорю я.
— Он пришёл с Севера. Светлые иерархи направили его в страну Золотого Тельца, чтобы он донёс до них истинную веру, но ростовщики казнили Христа, а затем исказили его слова, создав для нас Учение, где мы рабы божьи.
— Как же так?
— Эта тайна под "семью замками", нельзя знать, что мы являемся детьми Бога, всё учение рухнуть может.
На некоторое время мы замолчали, я осторожно пью чай, поглядываю на кота, тот развалился у ног Дарьюшки и, не скрывая враждебности, сверлит меня жгучим взглядом.
— Чудесный у вас кот, такое ощущение, что он всё понимает, — мне показалось, что животное фыркнуло в усы.
— Почему ощущение? — удивляется Дарьюшка и поскребла ему за ухом, кот выгнул шею и заурчал, словно набирающий мощность чайник. — Он всё видит и слышит, а насчёт его ума, так он есть и поверь, иной человек на порядок глупее моего Барсика.
Кот с благодарностью уткнулся в старческие ладони Дарьюшки и ещё сильнее заурчал, но не перестаёт с настороженностью коситься на меня.
Чтобы не смущать животное, отворачиваюсь и ещё раз оглядываю комнату, поражаясь её чистотой. Как-то это не вяжется с жилищем дворничихи, ни какого хлама, ни веников, тазиков, всё аскетично строго, не выдерживаю и бросаю реплику: — У вас как в операционной.
— Заметил, — усмехнулась Дарьюшка. — Что ж, Кирюша, — она отодвинула рукой Барсика, тот миом перестал урчать, опираясь на стол, старушка встаёт, — покажу я тебе свои владения.
Дарьюшка подходит к ковру на стене, скидывает левый угол с гвоздя, и я вижу дверь.
— Потайная комната? — удивляюсь я.
— Да так, чтоб у случайных посетителей не возникали вопросы, — Дарьюшка толкает дверь, она легко отворяется и мне в нос сразу ударил запах лекарств. — Ты очень точно подметил: "как в операционной", это действительно так. Всякое бывает, иной раз и чистильщикам требуется помощь, — она приглашает меня подойти поближе, но дальше не пускает, — одежда у тебя пыльная, а здесь стерильно, — ласково произносит она.
Но мне и отсюда всё видно, это действительно настоящая операционная с лампами, столом, всякими хирургическими инструментами. Из-за перегородки неожиданно входит немолодая женщина, строго глянула на меня, и я обомлел, её зрачки не круглые, а вытянутые как змеи.
— Знакомься, моя помощница Лаура, настоящая волшебница, иного Ассенизатора буквально с того Света доставала. Руки у неё просто золотые, а душа горячая, хотя кровь холодная.
— Новенький? — сухо спрашивает Лаура.
— Это Кирюша, он ещё не определился, мы ещё не понимаем кто он, но его выбрал драконий камень, — с необычной осторожностью произносит Дарьюшка.
— Он человек? — женщина задаёт странный вопрос, и мне становится как-то неуютно.
— Да кто ж его знает! — всплёскивает руками Дарьюшка.
— Мне бы посмотреть, что у него внутри, — серьёзно говорит Лаура.
Я отшатнулся, Дарьюшка положила ладонь на плечо: — Не обращай внимания на её слова, Лаура, девочка, весьма любознательная, никто тебя не будет потрошить ... если вдруг так случится, попадёшь в серьёзную передрягу, подлатаем, заштопаем ... тогда она и удовлетворит своё любопытство, — Дарьюшка с укором посмотрела на женщину, решительно закрыла дверь и вновь повесила ковёр на место, — вот ты и познакомился с моей помощницей.
— Кто она? — всё ещё испытывая некоторое потрясение, спрашиваю я.
— Рептилия.
В великом удивлении округляю глаза, не послышалось ли мне. Дарьюшка устало садится на табурет, качнула головой, заправила обратно выбившийся из-под платка седой локон: — Ты, Кирюша, пока примитивно воспринимаешь окружающий мир, он настолько сложный и многообразный ... а рептилиям не обязательно иметь гребень на шее и чешуйчатую кожу, многие из них обладают обычным человеческим телом. Ты должен понять, не форма определяет сущность, а душа ... или отсутствие таковой, — с горьким смешком добавляет она. — Для разума не обязательно иметь конкретное тело, ты это поймёшь уже очень скоро.
— В голове не укладывается. Боюсь, мне не дано всё понять, — честно признаюсь я.
— Вот смотрю на тебя, — Дарьюшка подпёрла кулаком дряблую щёку, — ты наш, а в тоже время ... кто его знает. В тебе заключена, какая-та спящая сила, я даже боюсь предположить, что будет, когда она очнётся. Ты действительно не знаешь, кто ты на самом деле? — пронзительно глянула она мне в глаза, и мне стало жутко. Она почувствовала моё состояние, мягко улыбнулась: — Глупый мальчик, не тебе нас бояться, в пору нам тебя серьёзно опасаться. Ну, дай бог, шеф разберётся, — она встала, и я понял, мне пора. Мы распрощались, на самом пороге она неожиданно сунула мне свёрток с горячими пирожками. Меня это очень удивило, но ещё больше её глаза, сейчас они такие добрые и ласковые, а внутри глубоко спрятанная боль. Странная она, даже непонятно, опасаться её или при случае искать у неё защиту. С таким противоречивым чувством я покинул её дом.
Гл.3.
До обеда стеклю окно, кормлю кота, затем ношу его на руках, это он очень любит. Наконец, вздыхая, одеваюсь, пора устраиваться на работу.
В Инкерман еду с Графской пристани, катером. Можно на микроавтобусе, это быстрее, но захотел морем.
Вышел на корму, любители подышать свежим воздухом, затягиваясь полной грудью, с наслаждением курят и задумчиво сплёвывают в бурлящую пену. Стал сбоку от курильщиков, подставил лицо к ветру и даже зажмурился от удовольствия до того приятно освежает холодный морской ветер. Небольшая качка, маленькое судёнышко то взлетает на волну, то падает в вниз, солёные брызги взмывают в воздух и касаются моих губ. Жадно вдыхаю целебный коктейль, смотрю по сторонам, а мимо проплывают стоящие у причальных стенок военные корабли, крутятся радары, источают холод толстые стволы корабельных установок.
Минут через сорок катер, сминая подвешенные на верёвках автомобильные шины, со скрипом ткнулся в причал и тихо останавливается. Ловко заброшены концы на чёрные кнехты, выхожу с толпой на берег, сердце ритмично забилось, что-то меня ждёт, не попасть бы в неприятность, но отступать поздно. С правой стороны возвышаются тяжелые скалы, слева бухта плавно переходящая в Чёрную речку.
Идти недалеко, Пещерный монастырь в километре от причала, это сразу после моста через речку. Люблю Инкерман, ещё в детстве, с другом, бывал в мрачных заброшенных каменоломнях. Вспоминаю, как мы бродили в темноте по пустым выработкам, искали на свою голову приключения, а ведь иной раз находили. Шахты, прорубленные с незапамятных времён, изредка пересекают древние тоннели, они большей частью засыпаны, но мы находили лазейки. Маленькие, шустрые, забирались в такие щели, что вспоминая о них сейчас, понимаю, насколько серьёзно подвергали себя опасности быть заживо замурованными.
В одном из таких ходов мы наткнулись на провал в полу, судя по всему, он образовался в результате недавнего землетрясения. Естественно мы ринулись его исследовать. Протиснувшись в узкую щель, спустились на уровень ниже и оказались в полукруглой комнате, она была явно высечена в толще скалы в древнейшие времена. Солома, покрывающая пол толстым слоем, как только мы на неё прыгнули, взвилась мельчайшей пылью, а странная одежда, лежащая у стены, от нашего прикосновения — рассыпалась в прах. Как только мы прочихались, и глаза привыкли к полумраку, мы рассмотрели огромный, овальный камень с идеально ровной поверхностью и мы сразу окрестили свою находку яйцом дракона. Что интересно, в комнате имелась дверь, но сколько мы не пытались её открыть, усилия оказались тщетными. При посещении провала в следующий раз щель оказалась замурованной, её кто-то тщательно залил бетоном, мы пытались ковырять её ломиком, бить молотком, но тщетно. Давно это было, а воспоминания свежи, словно — вчера.
Пещерный монастырь, действует недавно. Он очень долго был заброшенным, в кельях жгли костры, мародёры выковыривали чудом уцелевшую мозаику, хулиганы писали на стенах матерные слова и рисовали всякую похабщину. А сейчас в них живут монахи, обустроились, обзавелись хозяйством. Над монастырём имеется возвышенность, на ней стоят древние полуразвалившиеся башни — мне туда.
Прохожу сквозь тоннель и оказываюсь в уютном дворике. Затем, по извилистой тропе иду мимо маленького кладбища, слегка запыхавшись, поднимаюсь наверх. Вид открывается потрясающий: бухта в белёсой дымке, едва вырисовываются мощные краны, угадываются контуры военных кораблей, между берегов курсируют пассажирские катера. Но долго любоваться не могу, меня ждут в отделе кадров. Внезапно меня посещает мысль: "Что за бред! Какой тут может быть отдел кадров? Всюду горы, каменоломни, ничего кроме змей и скорпионов нет!", но как зомби бреду к развалинам. Останавливаюсь у массивных глыб, тупо разглядываю торчащую из щелей колючую траву, ящериц, пытающихся согреться на плоских плитах, и начинаю тихо смеяться. Меня развели словно лоха, какая милая шутка! Внезапно вибрирует звонок мобилки, от неожиданности подскакиваю на месте и с опаской подношу к уху трубку.
— Что стоишь как баран? Ниже спустись! — слышится хрипловатый голос.
Однако не слишком вежлив, замечаю я. Прыгаю между каменными блоками, действительно, в углублении мерцает тусклое пятно. Подхожу, а сердце предательски ухнуло и застучало столь сильно, что мне показалось, что сейчас произойдёт обвал. Выдыхаю, суюсь как в омут.
Пространство окутывает тело словно кисель, воздух вязкий, будто не дышишь, а пьёшь. Возникает чувство, что сейчас захлебнусь. Судорожно дёргаюсь, от ужаса волосы поднимаются как гвозди, с криком бросаюсь вперёд ... и выныриваю во вполне цивилизованном месте. На стенах обычные обои, на потолке, как белые таблетки, матово мерцают казенные плафоны, и всюду множество дверей, а за ними тихий шум, разговоры, звонки, пахнет свежей краской и кофе.
— Привет, красавчик! — соседняя дверь неслышно открылась, на меня насмешливо смотрит рыжеволосая красавица. Волосы ниспадают на плечи и напоминают хвост ухоженной кобылы, лицо узкое, подбородок острый, носик вздёрнут, но глаза — это что-то, как бездонные озёра. — Я Катя. А ты, новенький?
— На работу пришёл устраиваться, — смутился я под её пристальным, бесстыжим взглядом.
— В качестве кого? — бесцеремонно смотрит на меня оценивающим взглядом.
— Катюша! Проведи его ко мне, — голос раздаётся, словно из воздуха.
— Тебя прямо к шефу. Однако? — удивляется она. — Пойдём, красавчик.
— Меня, Кириллом Сергеевичем, зовут, — недовольно говорю я.
