Витязь меча и Урала. Общий файл.

— Это мы сказали сотнику про ходунов, но там их нет, пока нет, но там есть светлячки, много светлячков.

Дальше ехали молча. Я всё больше начинал напоминать себе персонажа сказок Льюиса Кэрролла. Я тоже падал в пустоту неизвестности, но вот только насколько глубока нора и принадлежит ли она доброму и безобидному кролику.

— Стой, приехали, — тихо сказал один из братьев.

Последние лучи закатного солнца уже скрылись за горизонтом и землю освещал призрачный бледно-зелёный свет Зеницы Отцов. Я поднял голову. А ведь действительно похоже на Луну.

Мы остановились у большого валуна, братья спешились и бесшумно исчезли за густыми кустами. Ловко у них это выходит, заметил я, даже трава под ногами не зашелестела.

И вот я остался один на тропинке петлявшей между кустами, вдалеке, метрах в трёхстах горело оранжевым пятном окно избы, самого здания видно не было, как и чего-либо рядом с ней — слишком густо росли кроны деревьев. Кажется, братья пошли туда.

Я достал сигарету и закурил. Чем дальше, тем интереснее развивались события: странный, какой-то "неисторичный" как говорят ролевики, начальник ополчения, ещё более странные братья разведчики этого начальника дезинформировавшие, опасное задание, а я нутром чуял, если не сказать прямее, что оно именно такое, какие-то загадочные светлячки о которых мне не захотели рассказать. Плюс ко всему, я нахожусь в лесу, на узкой дороге, стою и смотрю на тропу, ведущую в лес, и огонёк во тьме на который пошла разведка в поисках этих самых светлячков и меня распирает подогреваемое адреналином любопытство. Именно это чувство во все времена являлось неиссякаемым источником неприятностей и потому я с ним боролся как мог. Особенно учитывая рассказы Митрофана про количество местной нечисти. Возможно, он и преувеличил их численность, но за неимением других данных, буду считать это основными мерами предосторожности и не соваться куда не просят.

С противоположной стороны дороги зашуршал кусты, я отправил окурок на землю и выхватил светом фары заросли. Из них, на уровне земли торчала рука. По коже пробежался неприятный холодок. Меч покинул ножны и я осторожно, выставив остриё вперёд, пошел к кустам. Подойдя поближе, направил луч карманного фонарика на руку и выше. В листве было пусто, никто не стоял и не смотрел, не готовился напасть или что-то в этом роде. Набравшись смелости, я наклонился и потянул за лежащую на земле руку. Уверенность как-то незаметно улетучилась — из кустов я вытянул только руку. Всмысле больше там ничего не было, кроме оторванной, судя по свисающим кускам мяса и сухожилий именно оторванной, на уровне плеча конечности. Но я слышал как шуршали кусты, не забросили же её сюда. Хотя почему нет? Судя по тому, что именно в эту сторону ушли Кузнецовы, то может это их рука и братьев уже кто-то нашел, раньше чем они нашли их. Я вернулся к байку и боком сел на седло, не сводя глаз с руки. Нет, это точно не их — они оба комплекцией были как балерины, а эта рука побольше моей будет, да и цвет кожи потемнее. Единственное, в чем не оставалось сомнений, было то, что разорвали несчастного совсем недавно — кровь не успела застыть и медленно стекала в землю.

В этот момент мне краем глаза показалось, что у конечности дернулся палец, и я вновь пристально уставился на неё. Нет, бред, невозможно. Я улыбнулся собственному разыгравшемуся воображению и, опустив взгляд, покачал головой, лечиться надо батенька, а то скоро... Последняя мысль оборвалась, стоило мне поднять глаза. Оторванная рука, загребая пальцами землю и извиваясь, медленно ползла в мою сторону. Чуть не рухнув с седла,

я покрепче сжал меч и рубанул с плеча. Брызнувшая кровь заляпала клинок и несколькими каплями попала не переднюю вилку мотоцикла. Рука замерла, сведённая судорогой. Проклятье! Что тут за чертовщина твориться!? Вопрос ушел в пустоту и ответом на него стал душераздирающий крик со стороны жилища. Лошади братьев встали на дыбы, заржали и в страхе побежали назад.

Я сел на байк и, ломая кусты, поехал на свет. За кустами действительно было кладбище: земляные холмики и деревянные кресты заполняли собой всю площадь небольшой поляны, чуть дальше, в чаще, стояла изба, по всей видимости — изба сторожа. Заглушив движок и откатив транспорт в кусты, я толкнул дверь...

Открывшееся зрелище определённо заставило б слабонервных людей потерять сознание. Даже привыкший ко многому я ощутил слабость в ногах. Это было похоже на обложки альбомов группы "Cannibal Corpse": стены густо забрызганы кровью и ошмётками плоти, с потолка свисал крюк, пробивший через затылок голову подростку, теперь больше похожему на изодранный, бесформенный кусок мяса. Оторванные ноги и руки горели в печи, наполняя помещение тошнотворным запахом горящей плоти, внутренности свисали из разодранного от горла до середины живота тела. Глаз не было, вместо них в пустых глазницах чернели два куска угля, один из которых всё ещё был красным от накала. На столе лежал мужчина, разделанный маньяками-садистами — конечности лежали отдельно, внутренние органы кровавой кашей выпирали из живота, а мозг из раздробленной головы покоился в миске. Теперь я понял, почему братья не хотели моей компании — он оба стояли над трупом и жрали человеческое мясо.

Видимо меня услышали. В мою сторону повернулись две пары пустых, молочно белых выпученных глаз на опухших как у утопленников лицах. Зомби двинулись ко мне.

-Не повезло, — в два голоса прохрипели они и с их скаженных в безумном оскале губ заструилась кровавая пена.

Забыв, что у меня есть меч, я одним прыжком сократил расстояние и двинул правому кулаком в челюсть. Хрустнула тонкая кость. Второй получил с разворота локтем в переносицу. Нос с чавкающим звуком ушел в череп.

Конечно, на них это не подействовало, зомби ударил меня кулаком в грудь и я вылетел в дверь. Двойной слой дубленой до деревянной прочности кожи на косухе и жилете не дал сломаться ребрам, но они всё равно болели.

Братья вышли следом. Тут я вспомнил о мече и, превозмогая боль, обнажил сталь, спрятал под себя и притворился бревном. Первый зомби подошел и, наклонившись, замер. Это стало его ошибкой: клинок серебристой молнией взметнулся и, располосовав первого, выскользнул из рук в траву. Второй шел следом и уже тянулся ко мне. "Это конец" — уже промелькнуло в голове холодным спокойствием осознание скорой смерти, как вдруг ночь разорвал рев мотора и зомби сбил в полёте мой мотоцикл.

— Интересно, кто ещё умеет им управлять, — вслух подумал я и поднял голову.

Кажется, у меня отвисла челюсть: в трех метрах от меня стоял Урал БЕЗ СЕДОКА и, включив задних ход, колесом потрошил нежить. Внутренности летели на двигатель, где с шипением исчезали, а цвет фары медленно краснел.

Спустя пару минут он остановился, я встал и осторожно подошел. Один из братьев Кузнецовых лежал под колёсами размолотый в кашу, на мотоцикле же не замечалось ни пятнышка. Но куда всё исчезло? Я отвинтил крышку бензобака и направил внутрь луч фонарика. В густом красном месиве не было ничего общего с бензином, а на дне сиял красным светом положенный мной непонятный камешек. Сам мотоцикл казалось тоже изменился, будто стал чуть обтекаемее и на деталях ясно виднелись, похожие на сетку вен, красные прожилки на блестящем хроме.

Я наклонился ниже, пытаясь их рассмотреть...

Тяжелый удар по затылку... Темнота...

Глава пятая

Похоже, у меня дежавю: опять темно, опять болит голова, и снова нет возможности пошевелить руками. Единственное различие заключалось в моём сидячем положении упершись в холодную и мягкую, похоже земляную, стену, и затхлый запах подвала. Хотя нет — мне ещё хотелось есть. Странно, при всей неопределённости положения, меня в первую очередь беспокоила возможность простудить почки и желание поесть, а потом уже вопрос куда и главное к кому я попал. Из всех виденных мною обитателей этого мира доверие внушал разве что Митрофан, сразу подкупивший меня простодушной душевностью разговоров. Хотя, если меня поймали кто-то вроде братьев-зомби, то следует начать, мягко говоря, беспокоится или просто обделаться от осознания сей ужасной перспективы быть заживо сожранным. Спасибо тебе здравый смысл — есть как-то резко перехотелось.

Так, попытаюсь понять, почему на этот раз у меня ограничена подвижность. Пошевелил затекшими руками, поерзал, попытался наклонить голову. Мышцы хоть и затекли, но примерно стало понятно, что я связан по рукам, которые лежат на подобии английских деревянных колодок, одним концом это пыточное устройство упиралось в пол, а с другой стороны находилась моя шея. Судя по тихому звону, меня ещё и на цепь посадили. Отлично, но что дальше?

Впринципе, если попытаться встать и поискать запирающую часть колодок, то можно от них избавиться, учитывая, что руки не были к ним прикреплены. Хотя, если подумать, то это странно, но тут всё странно и об этой конкретной странности хотелось думать в последнюю очередь. Только я попытался принять вертикальное положение, как раздались звуки шагов и с лязгом открылось небольшое окошко в, как я уже потом понял, двери. Яркий дневной свет залил помещение, ударил в глаза и я зажмурился.

— Гляди — сидит, — произнес тонкий, похоже, принадлежащий ребёнку, голос.

— Конечно, сидит, куда он денется, — ответил ему второй, чуть пониже тональностью, но тоже несомненно детский.

— А если кинется да двери расшибет? — испуганно спросил первый.

— Куда ему — рыпнется, так разом без башки останется. Видишь, цепь в стене торчит — натянется и покатится по полу голова. О, ща будет, не проморгай, — в просвет я разглядел две пары любопытных глаз

Я замер в несуразной позе, полувстав, и уже при свете осмотрел то, что счел колодками. Да, несомненно, общие черты просматривались, но у деревянного аналога кандалов не было натянутой дуги, на манер арбалетной, и уж точно они не комплектовались лезвием, готовым сорваться в шею узника, как только натянутая цепочка приведёт в действие спусковой механизм. Спасибо ребятки, предупредили. Ещё б немного и всё — хана.

— Анну пошли отседова! Неча вам тут делать, — произнес дрожащий старческий голос и следом послышался звук двух подзатыльников.

Двери темницы открылись. На пороге стоял сгорбленный старец с клюкой и в балахоне. Лица против света разглядеть я не смог. Долгую минуту мы молча смотрели друг на друга. Молчание нарушил он:

— Да ты чистый, — с некоторым удивлением сказал он и подошел.

— Учитывая где я нахожусь, то не совсем, — осмотревшись, насколько позволяло это подобие арбалета, ответил я.

— Чистый, уж я то вижу, что нет в глазах твоих светлячков.

Опять эти светлячки. Надо бы при случае спросить у кого-нибудь про них.

Старик подошел и повернул что-то на деревянной поверхности устройства — лезвие сложилось внутрь, а зажим на шее ослаб. Следом мне развязали руки и помогли подняться.

— Меня Ярославом звать, — представился освободитель.

— Саша, — я протянул ему руку, которую он, помедлив, пожал.

— Пошли, мне много у тебя спросить надо.

Я вышел следом за ним на свет божий и осмотрелся.

Ага, деревня, маленькая: восемь домов, кольцом окружающие небольшую деревянную церковь, кузница и какие-то хозпостройки. Всё это обнесено частоколом, кругом ходят люди, проходя мимо, они почтительно кланяются старику. Отметил себе, что это местная шишка и надо быть с ним повежливее, может поесть дадут.

Путь наш закончился у пристройки к церкви, которую я сначала принял за сарай, но на поверку оказавшаяся, я не поверил своим глазам, — алхимической лабораторией. Ей богу, последнее что я ожидал увидеть в этом месте была именно она: стеллажи, заполненные мешочками, горшками, приборами и книгами смотрели на меня. Похоже, я так увлёкся созерцанием, что не услышал адресованный мне вопрос, исходивший от Ярослава, уже развалившегося в подобии кресла. Я расположился на колченогом табурете напротив.

— Что? — повернулся я.

— Отсель ты спрашиваю? — повторил собеседник.

— Издалека, — уклончиво ответил я, так как до сих пор не мог даже самому себе объяснить как сюда попал и тем более, как объяснить средневековому жителю откуда.

— Это я и сам вижу, уж больно одежда на тебе чудная, но говоришь по-нашему.

— Для начала, хотелось бы узнать, как я попал в вашу деревню?

— Ерофей тебя утром заприметил да и приволок. На могильнике ты лежал. Говорит, что глаза у тебя зелёным светились, хотел там и порешить, да не стал. Резак на шею одел и в поруб бросил. Думал, что светлячки в тебе поселились, а я выгоню их... дубина.

— Стоп! — я помахал руками. — Что такое "светлячки" и почему все их так боятся? — хотелось наконец понять что держит в таком страхе всю округу.

Старик сощурился и пристально на меня посмотрел.

— Откуда ж ты, добрый человек, раз про них не слыхивал?

Вздохнув, я выложил всё о своём появлении тут. К концу рассказа старик смотрел пустыми глазами в пол и явно завис.

— По навьим ходам пробрался... — не адресуя фразу никому, ошарашено прошептал он и, подняв глаза, сказал:

— Тогда слушай: стали спускаться ночью огоньки, все сначала их за светлячков безобидных принимали, да только поймать их никто не мог, ухватят рукой, а в ней пусто, и пропал огонёк. Следующим днём все уж и забывают про них, а ночью глаза у людей белые становятся, сами как утопленники и будто бесы вселяются: собираются от мала до велика и идут в соседние сёла, рвут людей, жрут их мясо, насильничают убитых, мордуют насмерть живых, да так жестоко, что у самых лютых палачей поджилки трясутся, как слышат про их изуверства. Наутро просыпаются в чужом селе посеред мертвецов, кровью все перемазанные и начинают смеяться как полоумные и хоть уже и похожи на людей, да нет в них больше души людской, ходуны это светлячками ведомые.

— Странно, Митрофан мне про них ничего не говорил, — я задумчиво почухал два дня не бритую репу.

— Какой Митрофан? — напрягся старец.

— Мужик, в лесу тут неподалёку живёт. Он то мне и сказал куда ехать. А что? — ой что-то мне не понравилось то, как он это спросил.

— Жил тут давно один Митрофан. Тоже в лесу, тоже не далеко. С ним жила жена его да трое ребятишек. Хорошая семья была: жена красавица, дети смышлёные, да и сам он на все руки мастер, всем селом приходили как что понадобиться в лесу сделать, совета да помощи просили. Да как-то раз пришел Митька наш к нему да в двери постучал, никто не отворил, он еще раз. Глядь, а не заперто вовсе. Как зашел он, так и вылетел: жена Митрофанова вся в крови на полу с прорубленной головой лежит, от детей только косточки по сеням разбросаны, а сам Митрофан в петле болтается со большим ножом в руке, а вокруг всё так аккуратно, утварь кухонная расставлена, иконы в углу, самовар стоит, да ухват к печи расписной приставлен. Крюк только вбил криво, не должно его там быть, вот и прибил, видать, наспех.

Я замер, прокручивая воспоминания о доме. Точно, в потолке абсолютно не к месту, прямо над табуретом, на котором сидел Митрофан, был косо вбитый железный крюк. И тесак с которым он меня встретил... так значит он был... Наверно я побледнел. Сумеречная зона какя-то.