 — Так ты к Ирине?! — в голосе женщины послышалась неуверенность и она хлопнула себя по лбу ладошкой. — Вот я дура старая! Она ведь рассказывала... Заходите, ребятки, заходите! Ира, к тебе! — крикнула она в дом.

Свет сорокаваттной лампочки немного ослепил на мгновение, когда зашли в дом из темноты. В небольших сенях мы попытались скинуть берцы, но встретили ярый протест хозяйки, которая потянула меня за рукав в горницу. На лавке, у окна сидела мама Оксаны, закутанная в платок. Она встала, подошла ко мне, положила свои сухонькие, огрубевшие от тяжелой работы, ладони на мои предплечья и посмотрела в глаза. Что-то неуловимо знакомое в этом взгляде заставило сердце биться так, как-будто птица пытается освободиться из силка. Оно и не удивительно — ведь глаза моей покойной жене достались от мамы. Молча женщина рукой пригнула мою голову и поцеловала в лоб.

 — Ну, чё вы стоите?! — всплеснула руками встретившая нас тетя. — Небось голодные! Разоблокайтесь, робятки! А я сейчас на стол соберу!

 — Да вы не волнуйтесь! — сказал Зарубин, — Мы сытые.

Пока Валера общался с хозяйкой дома, пригляделся к Ирине Константиновне: она заметно постарела и сдала. Правда, видел ее всего лишь однажды — Оксана как-то фотографию показывала. Не покидало ощущение, как-будто женщина тащит тяжелейший груз. Это видно по сутулой осанке, опущенным плечам и вообще... Оно и немудрено: потерять обоих дочерей — не самое легкое для матери. Мы сидели на лавке и молчали. Только Ирина Констатнтиновна взяла мою ладонь в свои и гладила.

Тем временем, Зарубин с хозяйкой, которую звали Светлана Валентиновна, накрывали на стол. Теперь можно и осмотреться, как говорится. Изба была из двух комнат: горницы, треть которой занимала печь и спальни. Три небольших оконца со старыми занавесками, два шкафа, лавки вдоль стен и стол посередине. Дополняла весь интеръер икона какого-то святого с зажженной лампадой, вокруг окраинского рушника, судя по узору вышивки. Интересно, откуда он здесь взялся? А также в рамках фотографии мужчин, детишек — в общем, как в обычной деревенской хате.

Через десять минут уже сидели и насыщались чем Бог послал. Еда особым разнообразием не отличалась: щи, отварная картошка, яичница и соленья. На столе появилась поллитровка деревенской самогонки...

Пока Валера беседовал с Валентиновной, я послушал, что рассказала теща. После того, как погибла Оксана, пришло извещение о смерти тестя, который воевал под Киевом. Потом эвакуация и переезд сюда. Население поселка почти всё работает на лесозаготовках. Мужиков и парней почти не осталось, а те, что есть — беспробудные алкаши. В общем, их теперь заменяют женщины. Ирина Константиновна пыталась разыскать меня, писала на номер полевой почты, с которого было последнее письмо, но безрезультатно. Все выспрашивала, где служил и как. Как погибла ее дочка. А рассказывать не хотелось...

г. Севастополис, март 2016 год.

Послышался вой ревуна, предупреждавший о налете. Низкий рокот реактивных двигателей вражеского самолета хищно напомнил, что лучше спрятаться. В общую какафонию звуков вклинился шорох взлетающих ракет пэвэошников, трели 'Шилок' добавили шуму. Население ЗПУ военкомата кинулось врассыпную по щелям вокруг здания. Я бегу и держу Оксанку за руку, чтобы, не дай Бог, не потерялась. Девушка еле поспевала перебирать ногами. Послышался свист и кто-то крикнул: 'Наша!' Метрах в двадцати что-то оглушительно рвануло. Бросился на жену, чтобы прикрыть собой и она упала рядом. Переждав град комьев земли и асфальта с щебенкой, поднял голову. Взял Оксанку за руку... но что-то не то: слишком рука податливая, мягкая. Привстал на четвереньки и глянул вниз. Вокруг головы девушки расплывался темно-красный кровавый 'ореол'. Лицо было спокойным и умиротворенным, а остекленевшие красивые карие глаза уставились в небо, где все еще продолжалась стальная буря. Мои руки судорожно начали ощупывать голову жены, пока ладонь не царапнул в области затылка острый как бритва зазубренный край осколка. То, что сам порезался — даже не заметил. И не понятно было чья же кровь на ладони: убитой Оксаны или моя. В голове пульсировала надежда, что ЕЩЕ НЕ ВСЕ. Пощупал пульс... Ну, зато быстро и без страданий...

 — Хватит, Володя! Хватит! — почти взмолилась Ирина Константиновна и заплакала.

Валера молчал, а у Валентиновны тоже потекли слезы. Не знаю, может не стоило сегодня маме Оксаны рассказывать, но лучше сейчас пройти этот мучительный момент. Время — лучший лекарь.

Я вышел на крыльцо, накинул бушлат и закурил. На удивление — не чувствовал вкуса и запаха табака. После второй подряд сигареты вернулся в горницу. Женщины уже успокоились и можно уже было разговаривать нормально.

 — А мои-то мужики все воюют... — вздохнула Валентиновна, когда мы уселись снова за стол. — Вроде под Воронежем-городом щас. Но, Бог милует, живы и здоровы.

 — И много мужчин у вас? — поинтересовался Валера, нанизав на вилку соленый белый грибочек.

 — Трое: муж да сынков двое. И когда ж этих сволочей заокеанских прогонют-то? Сколько кровушки пролили, а все никак пинка под зад дать не могут...

 — Уже начали, Светлана Валентиновна, уже гоним их. — вздохнул Зарубин. — Вот, Кырым освободили...

 — А вы никак фронтовики? — спросил хозяйка.

 — Да, пришлось повоевать немного. — сказал я. — В отпуск, на побывку приехали.

 — А по званию вы кто?

 — Оба — капитаны.

 — Ет как? Ет главнее, чем сержант?

 — Ну, на семь ступеней старше. — ответил напарник.

 — Да ты что?! Вот, видишь, Константиновна, тебе твоим зятьком гордиться надоть! В офицеры вышел!

 — Да ладно вам, Светлана Валентиновна. — отмахнулся Зарубин, — Кстати, Вован, ты ничего не забыл?

 — Блин, точно! Вот я гобёл! Мы ж тут подарки привезли! — сказал я и пошел за сумками.

Наши гостинцы произвели впечатление — потому что многое из привезенного Валентиновна видела по телевизору, а теща — забыла, как и выглядит.

Через час я с Валеркой уже лежал на печи, укрывшись пуховым одеялом. Сон не шел, слишком возбужденное было общее состояние. Попытался заснуть, но не получилось. После перекура попробовал снова: в этот раз успешно.

Проснулся от звуков возни у печки — женщины стряпали завтрак. Как по-команде оба выскочили из своего ложа и пошли умываться к колодцу, который стоял во дворе. Было весьма свежо и фраза 'не месяц май' — тут была неактуальна, потому что уже вторая декада этого месяца, а еще холодрыга. В незашнурованных берцах, камуфляжных штанах, с голым торсом мы принимали 'водные процедуры', обильно фыркая и крича. За забором проходили редкие прохожие и здоровались. Вышла теща с двумя чистыми полотенцами, пожурила, что простудиться можем и все такое. Зарубин облокотился нечаянно на изгородь, от чего та незамедлительно упала — сразу видно, что давно в доме нет мужских рук. Виновник сразу бросился исправлять, но отступил под двойным напором тещи и Валентиновны, которые звали завтракать.

После обильной утренней трапезы принялись исправлять забор, что заняло не более часа. Потом полезли на крышу, так как хозяйка пожаловалась, что та течет. В общем, почти весь день были заняты созидательным трудом с перерывом на обед. Вечером решили прогуляться, посмотреть окрестности так сказать. Тем более, что день был субботний и по словам Валентиновны в клубе должна быть дискотека. А мне было интересно посмотреть на такое мероприятие в селухе. Тем более, что и я, и Валерка парни молодые — по двадцать три года, а из-за войны еще свое не отгуляли.

Клубом называли небольшое здание в конце центральной улицы поселка. Оттуда неслись звуки какой-то попсы, а у входа толпилась молодежь, в основном девчонки. Были конечно и парни, некоторые враждебно посматривали на нас. Зато противоположный пол глядел с нескрываемым интересом — новые молодые парни, еще и офицеры, всегда вызывают повышенное внимание в таких захолустьях. Зашли внутрь, там никого, кроме 'диджея' не было. Постояли, покурили и пошли домой. Тем более, что Валентиновна обещала баньку истопить. А это гораздо лучше, чем шляться по улице.

По дороге увидели магазин и решили его навестить — надо ж к баньке-то приготовиться. Ну, пивка купить или еще чего. Когда подымались на крыльцо из дверей вышла дородная девушка и начала вешать замок на двери.

 — Добрый вечер! А вы уже закрываетесь? — спросил Зарубин.

 — Здрасти, да, уже пора. — ответила продавщица.

 — Вот блин, а мы хотели скупиться немного. Девушка, может задержитесь на минутку?

 — А это вы к Константиновне приехали? — с интересом спросила девушка.

 — Нет, это он приехал, а я его адъютант-телохранитель! — усмехнулся Валера, показывая на меня. — Командование за особые заслуги перед Отечеством отрядило целого капитана охранять священное геройское тело. — загыгыкал напарник и тут же получил ощутимый толчок локтем в бок от меня.

 — Да вы что?! Ладно, проходите. Если б кто другой из наших мужиков попросил — дулю с маком, а вы, сразу видно — не алкаши.

 — Ну, спасибо на добром слове, красна девица, — засмеялся мой напарник.

 — Вот, выбирайте. — позволила местная работница торговли, включив свет.

Магазин ничем особым не отличался: парочка прилавков, три стелажа и один холодильник с напитками. Осмотревшись, решили взять по четыре бутылки 'Балтика ? 3', по пачке 'Дуката' и еще всякой сладкой мелочи. Валера достал пачку денег из кармана и отсчитал нужную сумму и передал продавщице.

 — А как вас зовут, девушка? — поинтересовался Зарубин.

 — Катей. — слегка кокетливо представилась продавец.

 — Катенька, а у вас сушеная рыбка не продается? А то банька, с пивком да без рыбки — это ж как брачная ночь без невесты.

 — Нет, не продается. Но для героев-фронтовиков найдем... — сказала она и удалилась в подсобку, чтобы через пару минут выйти с пакетом сушеных карасиков. — Кушайте, ребята. На доброе здоровье.

 — Спасибо, Катюша. Сколько мы должны за рыбку-то?

 — Да Бог с вами! Какие деньги?! Идите уже, а то банька-то простынет.

 — Еще раз спасибо, Катенька! — сказал я, вытащив из пакета шоколадку, положил на прилавок и пододвинул девушке.

Когда пришли домой, полезли на чердак, где висели изумительные березовые веники, парочка которых составила нам компанию в бане. В парной витал благодатный хлебно-хвойный жаркий дух — Валентиновна постаралась: кваском на раскаленные камни плеснула, а запах ели давала тёсовая облицовка. Баня сама была приземистой, потолок низкий — приходилось немного нагибаться. В углу стояла большая бочка с водой, а у печки с жаровней, где покоились куски гранита, было два полока. Здесь же лежали две шайки.

Когда вошли в предбанник, быстро выскочили из одежды и в парную. Жар аж дух захватывал — сто лет не парился с таким наслаждением. Сначала я охаживал Зарубина веничком так, что тот аж выл от удовольствия. Потом поменялись... Наверное, надо быть русским, чтобы понять весь кайф парной. Потому что если бы за нами сейчас наблюдали, например, те же пендосы — вряд ли они подумали бы что-то хорошее о двух парнях, которые вместе моются. Еще при этом, как два садомазохиста, хлещут друг друга ветками и воют от наслаждения. Этим козлам не понять, что в баню у нас ходят не для гомосятины...

г. Севастополис, июнь 2016 год.

Ротная колона заехала в узость Совбалки и теперь петляла по серпантину вниз, к бывшим складским штольням. Теперь здесь можно отдохнуть, привести себя в порядок и так далее по тексту. На КПП тормознул какой-то офицер и, что-то переспросив на головном БМП, махнул бойцу у шлагбаума, чтобы пропускал. Броня остановилась и люди начали спрыгивать на землю. Бойцы построились без моей команды — взводяги и ЗКВ все сделали сами. От роты осталось всего двадцать пять человек из семидесяти. Было видно, что солдаты и офицеры вымотались, на лицах толстый слой пыли и грязи. Быстро дав распоряжения на обустройство роты, пошел разыскивать местное начальство.

Вечером, когда бойцы уже отсыпались, настала очередь и нашего, так сказать офицерского отдыха. Возле второй штольни стоял морской грузовой контейнер, в котором организовали что-то наподобие сауны...

 — Эх, бля, хорошо! — вздохнул Шпитальный, сидя на третьем полоке, растирая шею и грудь.

 — Да и не говори, — вторил ему, сидящий рядом, Петрович-старшина.

Парились втроем, потому что сделанные из снарядных ящиков полоки не были расчитаны на большее количество людей. Пот тек градом и, казалось, вместе с ним 'вытравливалось' из души все плохое и мерзостное, что пришлось повидать на этом, да и на прошлых боевых выходах. Невольно появилось ощущение, как-будто душа очищается, что ли, вместе с телом. Мысли стали светлыми и хотелось жить, веселиться, радоваться...

У-у-у-у-у! Бах! Мерцавшая от дизель-генератора лампочка потухла. Потом землю сотряс еще один взрыв, а потом еще и еще. В чем были, в том и выскочили из контейнера, побежали в штольню. Пока преодолели расстояние до спасительной горы — пришлось несколько раз упасть, пережидая, пока отсвистят осколки и попадают камни, поднятые дьявольской силой заокеанской взрывчатки.

Когда налет утих, мы глянули друг на друга и минут пять ржали: все трое грязные, извазюканные и, самое главное, голые...

Я лупил веником спину Валерке по второму кругу, когда отворилась дверь и в парную, которая освещалась керосиновой лампой, ввалились две девчонки лет по двадцать. Они о чем-то весело щебетали и в первую секунду нас не заметили. Потом у всех начался минутный ступор...

 — Здрасьте, девочки! — сказал я, повернувшись к визитершам и прикрыв веником причинное место.

Девчонки от неожиданности аж подпрыгнули, а одна из них даже взвизгнула. Зарубин сел на полок и, положив ладони между ног, сдвинул колени.

 — Здрасьте, мальчики! — нашлась одна и обе с писком выбежали в предбанник.

 — Бля, вот это попали! — загыгыкал Валерка.

 — Ты смотри, а то еще жениться заставят, как честного человека. — засмеялся я.

 — Не, не заставят — я женат. Это ты у нас холостой. Так что, смотри теперь...

 — А может это типа бонуса было? Ну, два часа паришься в бане — получи бабу в подарок. — спросил я.

 — Ты погоди, они щас еще за кузнецом побегут.

 — А зачем нам кузнец? Не-е-е, нам кузнец не нужен. Ладно, Валерыч, пойдем лучше по пивку вдарим да с рыбкой.

Скрип двери в предбаннике и удаляющийся топот указал, что посетительницы нас покинули. Ополоснувшись из бочки, вытершись и одевшись, пошли в дом, где нас ждало холодное, со слезой питерское пиво.

 — Светлана Валентиновна, а что у вас тут за девахи шастают по баням? — спросил Зарубин, отламывая голову очередному сушеному карасю.

 — Какие-такие девахи?