Посох

Осмотрев обстановку, решила в первую очередь принять ванну. Ведь весна только начинается, и нормально искупаться у меня просто не было возможности — вода во всех встреченных мною во время путешествия реках была просто ледяной.

После ванной я заглянула в шкаф — одевать пропыленную, пол месяца не стираную одежду не хотелось, а там могло что-нибудь оказаться.

М-да. Оказалось. Что-то. Я была в шоке — открываю шкаф, а там висит излюбленная тутошним людом шторка весёлого канареечного цвета и... валенки! Да-да, именно пара добротных сибирских валенок. В меру истоптанных — наверное, ещё сибиряками.... Помнится, видела точно такие же, когда ходила в музей во время обучения на Земле. Заматываясь в три с половиной метра материи, размышляла над тем, что это ну оч-чень необычный монастырь. И чем дальше, тем больше это меня настораживает. Потому что при путешествии между мирами есть один единственный запрет: нельзя приносить вещи из одного мира в другой. Община очень строго карает нарушителей. И пожизненное заключение — самое мягкое из возможных наказаний. А здесь я видела уже целых две вещи из другого мира — попугая и валенки. И если попугая ещё можно как-то объяснить — всё-таки он живой и мог сам залететь в портал, — то валенки. Правильно в песне поётся:

"Эх, валенки, валенки... "

Я наскоро постирала свою пропыленную одежду в ванной, там же её и развесила, не переставая размышлять над тем, что же мне делать с этими валенками.

Размышления мои прервал стук. Из-за двери донесся звонкий мальчишеский голос:

— Обед.

— Входи, открыто, — откликнулась я, выходя из купальни. Дверь тихонько приоткрылась и в образовавшуюся щель, пятясь задом, зашел мальчишка лет одиннадцати, неся в руках громадный поднос, доверху уставленный тарелками с едой. Кулинарную экспозицию гордо венчал стакан сока. Парнишка поставил поднос на стол и посмотрел на меня.

— Вам что-нибудь ещё нужно?

— Нет, можешь идти.

— Если буду нужен, дёрните за шнур.

— Угу... — промычала я, размышляя о проблеме. Вот блин, нет вещей — проблема! Это я чётко осознала в лесу во время пути. Но какая может возникнуть проблема, если вещи есть, да не те, что надо — даже не задумывалась никогда. Теперь вот придётся поразмыслить.

Решив, что на полный желудок думается лучше, села за стол.

Допивая последний глоток сока, пришла к выводу, что в условиях величайшей нехватки информации нужно: во-первых, разведать обстановку в этом странном монастыре и, во-вторых, действовать буду после того, как получу задание. Итак, на прогулку!

Дёрнула за шнур. Нет, я вполне могла бы обойтись и без проводника, но, раз все так советуют, то надо всё-таки дёрнуть — люблю делать людям приятное. Не прошло и двух минут, как в дверь постучали, она открылась, и вошёл всё тот же мальчик.

— Вызывали? — Спросил он, поклонившись.

— Вызывала. Меня зовут Лирема, а тебя?

— Латис, — недоуменно моргнув, ответил он.

— Латис, не мог бы ты показать мне монастырь? Я в таком месте впервые и мне очень интересно, — подмигнула я мальчику. Парнишка смутился.

— Ну, э-э, да, могу. Следуйте за мной.

Идя по коридорам я во все глаза рассматривала мальчишку — больше здесь смотреть было не на что — голые, выкрашенные светло-желтой краской стены не вызывали интереса, а мебели эти узкие туннели не предусматривали. Так вот, я разглядывала Латиса, пытаясь понять, как он может ходить настолько быстро и при этом бесшумно. Такая походка пристала воину, но не одиннадцатилетнему ребенку, будущему монаху — об этом свидетельствовала так распространенная здесь лысина и дурацкая шторка. Не представляю, как в ЭТОМ можно быстро передвигаться — я через каждый шаг путалась в подоле и пару раз даже чуть не упала. Скорее бы высохла моя одежда!

Мы вот уже час как бродим по монастырю. Причём, толи это действительно такое скучное место, толи Латис умудряется выбирать самые нудные его участки. Так мы побывали: на скотном дворе, в прачечной, на огороде — даже пропололи по грядке — и вот сейчас идём на конюшню. Может, хоть там развлекусь — с детства лошадей люблю.

Нет, не развлеклась. На конюшне меня ожидал полный облом — в смысле два ослика кошка и мул. Никаких коней, а тем более конюха, не наблюдалось. В углу сиротливо лежала охапка сена, активно поедаемая ослами. Мул усердно пытался цапнуть кошку за хвост. Та лишь лениво ворчала да отбегала на метр в сторону. Мул за ней. И так по всей конюшне. М-да, хоть лошадей здесь и нет, всё равно конюшня, кажется, самое весёлое место в монастыре.

Дальше мы пошли на кухню. Вот уж где скучать монахам было некогда — непрерывный звон ножей и кастрюль, гул голосов и всё время кто-то куда-то бежит с подносами, хотя до ужина ещё как минимум три часа.

— Разве у вас сейчас ужин? — Спросила я Латиса.

— Нет. С чего ты взяла? — После совместной прополки грядок мы решили обращаться друг к другу на ты.

— Тогда куда спешат все эти люди с подносами?

— Сейчас будет обед для второй смены, — и, видя мой недоумевающий взгляд, пояснил. — У нас в монастыре принято деление по сменам. Когда первая смена работает, вторая молится и ... — тут мальчишка замялся, — и занимается прочими своими делами, — закончил он.

Всё ясно. Значит, ему запретили рассказывать какие-то моменты жизни монастыря. Ну и, естественно, показывать. Следовательно, ничего полезного я не увижу — разве что, случайно. Отлично. Тогда можно законно расслабиться, — да здравствует отдых!

— Латис, а как вы развлекаетесь?

— Мы что? — Мальчик непонимающе посмотрел на меня.

— Развлекаетесь, — я тоже с удивлением взглянула на него. Он что, не знает что такое развлечения? Мои опасения подтвердились.

— А как это?

— Ну, вот что ты делаешь, когда у тебя есть свободное время?

— Ничего.

— Как это?

— У меня не бывает свободного времени. Я ещё только послушник и чтобы стать монахом, мне нужно много молиться, работать и т... — он опять запнулся. Чем же они таким тут занимаются, что нельзя рассказать посторонним? Интересненько.

— Что, совсем не бывает?

— Ну, разве что час перед отбоем — но в это время я должен приготовить одежду на завтра. После этого у меня обычно остаётся минут сорок.

— И что ты делаешь, — спросила, уже ожидая услышать что-то на подобие "спать пораньше ложусь".

— Я хожу к Нико. Он мне рассказывает разные истории, — смущённо ответил мальчик.

— Понятно, — я улыбнулась. Пусть он и трудится как взрослый, но всё-таки ещё ребёнок. — А я тебя ни от какой работы не отрываю?

— Нет. С меня сняли все обычные обязанности. Пока ты будешь здесь, я твой проводник и, — мальчик замялся, — слуга, — всё-таки выговорил он ненавистное слово.

— Ты мой проводник и друг, — мягко поправила я его. — Но никак не слуга.

Я повела Латиса в лес и мы долго бродили по разным тропинкам. Играли в прятки, ловца, разговаривали с лесовиком. По просьбе мальчика рассказывала ему о лесной жизни. В монастырь вернулись поздним вечером — как раз перед отбоем,— уставшие, но весёлые. Латис, тот вообще светился от счастья, как фонарь в ночную пору. Зайдя в комнату, тут же упала в постель. Спать!

Утром меня разбудил низкий, вибрирующий, пробирающий до нутра, гул. Я вскочила с кровати, сразу же преобразуя в руке ленту в меч. Более-менее продрав со сна глаза, поняла, что гудит, скорее всего, гонг — утренняя побудка монахов, — а я держу в руке меч, с которого сиротливо свисает клок волос — так и не расплела на ночь косу и вот имею результат. М-да. Нервы. Преобразовав меч в ленту, легла досыпать — на улице только занимался рассвет. Проснулась поздно, судя по солнцу — было уже часов одиннадцать. На столе стоял поднос с завтраком. И как это я не услышала, когда Латис его принёс?

После того, как кое-как заплела волосы — мне даже почти удалось скрыть обрезанный локон, — приняла ванну и облачилась в столь привычные штаны, я села на кровать и задумалась, чем бы таким заняться, чтобы расслабить до жути напряженные нервы — ведь сегодня мне дадут первое задание. Завтракать не хотелось. Но придумать я так ничего и не успела — меня "пригласили" к настоятелю.

Оказавшись в его кабинете в знакомом кресле, я поняла, что руки не просто дрожат — они трясутся! Определённо, нужно с нервами что-то делать. Например, отвары попить — есть травка такая хорошая, мелисса называется. Вернусь домой, займусь собой, а то уже перед людьми стыдно. Да и перспектива остаться лысой не привлекает — в этот монастырь женщин не берут, а больше с такой причёской и податься некуда. Что-то я задумалась. Пока я тут мозгами шевелила, настоятель дочитал по второму разу письмо и теперь обратился ко мне:

— Я прочитал письмо вашего отца, и согласен выполнить его просьбу, но с одним условием: мне нужно вас проверить. Вы согласны?

Кивнула, недоумевая: что за просьба такая, и какой будет проверка.

— Хорошо, тогда пройдёмте со мной.

Мы спустились во двор и прошли через неприметную калитку, находящуюся за конюшней. Здесь мы с Латисом вчера не были. И теперь я понимаю, почему монастырь никто не охраняет — нет смысла. Во внутреннем дворике никак не менее сотни подростков тренировались с шестами в парных боях. Причём на довольно высоком уровне даже для взрослых — что уж говорить о детях. Теперь понятны быстрая и бесшумная походка Латиса, и даже их дурацкие шторы — на моих глазах настоятель сдернул её с себя. Под ней оказались просторные матерчатые штаны и безрукавка. Мужчина, которого я из-за намотанной ткани принимала за полноватого, на самом деле оказался худощавым и мускулистым. Пока я пораженно его разглядывала, он вооружился шестом, бросив и мне один.

— Как вы уже, думаю, догадались, испытание заключается в пробном поединке. Мне нужно знать ваш уровень.

Подавив желание спросить его: а с чего он взял, что я вообще умею драться, кивнула и молча подняла палку с земли. Эх, потеха будет — чувствую, достанется мне сейчас по первое число. Если уж дети тут владеют боевым искусством на таком уровне, то представляю, насколько силён должен быть настоятель. Да и посох никогда не относился к моим любимым видам оружия. Нет, научиться работать с ним мне пришлось — у Горага ещё и не тому научишься через "не хочу" и "не могу". Но, всё-таки, до совершенства мне — как до луны на ступе.

Мы поклонились друг другу, и монах тут же бросился на меня. А дальше окружающий мир исчез. Я уклонялась, парировала, пыталась атаковать. Все атаки прошли вхолостую — слишком сильна была защита противника, слишком быстр он был. Всё что я могла — не дать себя задеть. Так и скакала горной козой по тренировочной площадке, чувствуя, что вот, ещё чуть-чуть — и упаду от усталости и нехватки воздуха в легких, и каждый раз подстёгивая себя мыслью о том, что, не выдержи я этот бой, мастером мне не быть. Вот так, на чистом упрямстве, продолжала поединок. Не знаю, сколько времени прошло — для меня — так целая вечность, когда настоятель остановился и поклонился мне, прерывая бой. Я поклонилась в ответ и опёрлась на шест, чувствуя, как дрожат руки и подгибаются ноги. Осмотрелась. Вокруг стояла мертвая тишина — даже мухи ни одной не было, чтобы нарушить её. Монахи, наблюдавшие поединок, с немой восторженностью в глазах взирали на меня и настоятеля. Тут были не только подростки — такое впечатление, что весь монастырь сбежался посмотреть. Неподалёку маячил радостный Латис.

— Вы прошли испытание. Завтра поутру выезжаете домой. С вами поедут двое монахов. Ваше задание — довезти их в целости в Общину, к вашему отцу. Прощайте. — Он развернулся и, замотавшись в штору, ушел в сторону калитки. Ушел спокойным, твёрдым шагом — как будто не бился сейчас с сумасшедшей скоростью со мной на шестах, а провёл утреннюю службу. Да мне жизни не хватит, чтобы дорасти до такого уровня мастерства!

— Ты потрясающе дралась, — меня за руку тронул Латис. — Так долго в поединке с ним никто ещё не выдерживал. Настоятель лучший боец во всём монастыре. Я горжусь знакомством с тобой! — Улыбнулось мне это обаятельное чудо. Улыбнулась в ответ.

— Пошли в мою комнату — мне надо отдохнуть.

Был уже вечер, и я собиралась ложиться спать. Весь день не выходила из комнаты, отдыхая от поединка и прокручивая в голове возможные маршруты возвращения домой. С валенками решила разобраться по приезде домой — расскажу отцу, пусть он решает, что делать. Потом пришёл Латис, принёс обед. Мы с ним вместе пообедали, болтая о том, о сём. Мальчик пошёл относить поднос на кухню, пропал на полдня и вот вернулся с новостями и ужином.

— Насчёт лошадей не волнуйся — сегодня купили в посёлке неподалёку, там же собрали всякие походные штуки — типа одеял, котелка, карты и т.д. Сменную, одежду купили там же, как ты и просила. Провизию вам упакуют уже завтра утром, я попросил на кухне. Что-нибудь ещё надо?

— Нет, спасибо. Иди, отдыхай. Спокойной ночи, — мальчик ушёл, а я легла спать.

Утро снова началось с гонга. Опять вскочила с кровати, ещё не проснувшись, но с мечом в руке. Правда, вчера расплела волосы на ночь, поэтому сегодня обошлось без стрижки. За окном только-только начинало вставать солнце, а я уже позавтракала и вышла во двор. Там толпились провожающие монахи, а в центре стояло двое ничем не примечательных юношей с поводьями лошадей в руках. Они (юноши) были даже не лысые. Это точно монахи? Подошедший Латис сказал, что точно. И, что один из них, — тот, у которого глаза сине-фиолетовые, — его друг Нико.

Я присмотрелась к парням. Нико был среднего роста, что лишь на голову выше меня, волосы его достигали плеч и имели насыщенный золотисто-каштановый оттенок. А он мне за брата сойдёт — настолько схожа у нас цветовая гамма. Второй парень вымахал под два метра и был брюнетом с тёмно-синими глазами. Оба одеты в обычную дорожную одежду наёмников: кожаные штаны, камзолы, сапоги до колен, перевязь с мечом и, наверняка, уйма спрятанного в одежде оружия. Что ж, отличное прикрытие. Подошла поближе.

— Привет. Меня зовут Лирема. А вас?

— Никол.

— Марий.

— Отлично, ребята. Думаю, мы с вами подружимся и без проблем доберёмся до земель Общины. — Сказала бодро, хотя сама такой уверенности не испытывала. Нереально месяц путешествовать и ни разу не огрести проблем на мягкое место — это я поняла ещё на пути сюда.

Попрощавшись с Латисом, вскочила на лошадь, и мы выехали из монастыря.

Глава 3.

Дорога, дорога...

Проехав с километр, остановила лошадь и спросила у парней:

— Вы путешествовали раньше?

— Нет, — ответил брюнет, глядя свысока — как будто говоря: "а мне все твои насмешки по боку".

— Понятно. Значит, во время пути вы слушаетесь меня. Любой мой приказ исполнять беспрекословно. Договорились?

— А с чего это мы должны подчиняться тебе? Мало того, что ты женщина, так ещё и младше нас, — скривился Марий.

— Младше? Не уверена. Вот, тебе, сколько лет, — спросила наглого верзилу.

— Двадцать! — И он с превосходством посмотрел на меня, — мне то больше семнадцати при всём желании не дашь. Да только внешность моя несколько не соответствует истинному возрасту.