Доля Мастера

Он качнул головой, запрещая расти интересу к тому, как могла бы петь Динь, и снова взболтал стакан. Вот и сладкая мякоть со дна, наконец, собралась... это ж самый смак — одним махом опрокинуть всё в рот, эх!

Только зачем он в тот момент посмотрел в окно?! Всё, что должно было ублажить его язык и горло, плеснулось мимо и медленно потекло по свежей, только утром надетой сорочке, по кипельно белым брюкам... от калитки к двери шла такая... такая!

Шла сама юность женская, в самом начале лучшей своей поры — сладкие сливки любви уже отведаны, и эта нежная мучительница ещё не показала когтей сердцу новой своей игрушки, ещё не отняла у взгляда свет, у волос — искристый блеск завитков, у губ — свежесть и жажду поцелуев.

Обычно судьба говорит с нами. Но большинство принимает её тихий голос за сны и смешные бабкины приметы, да живёт себе, как придётся. Сильно удивляясь потом, отчего как-то не так жизнь складывается — не по вкусу, не по размеру?

Правда, некоторых это удивление утомляет, в конце концов, и они догадываются найти через знакомых проверенного звездочёта или навестить в южных горах маленький беломраморный храм, где дважды в луну пифия сообщает пришедшему то, что он сам в своё время недослышал — или по молодому гонору недослушал.

Однако тут и гадать бы не пришлось. Вытянув шею, Дон замер и смотрел — к нему, игриво рисуя бёдрами древний символ жизни, идёт женщина его мечты. Пусть даже ещё не видит его, не знает — это только пока...

Но показаться ей в столь плачевном виде! Да что она подумает?! Однако молодой человек не относился к тем вечно ноющим мальчикам, которые так и норовят при малейшей трудности спрятаться за мамочкин передник... за передник? Кто тут сказал — за передник?

Парень в два шага одолел кухоньку, сдёрнул с крючка оставленный подругой фартук и поспешно нацепил на себя — ну, теперь и показаться не стыдно. Уж лучше выглядеть грязным от работы, чем... но ладно, бедняге и без того несладко. Вот же чёрт побери эту слабость при виде складной фигурки! Где же ты, единственная, что избавит глаза от необходимости скашиваться то туда, то во-о-он туда?!

Впрочем, сей балагур чуть лукавил, рисуясь по привычке даже перед самим собой — если мужчина перестал с интересом поглядывать на встречных и поперечных женщин... пиши пропало! Кстати, ни одна хозяйка из числа знакомых Дона не пилила главу семейства, когда мужнины глаза нет-нет, да и смотрели куда-то, кроме как на неё саму — когда у супруга хорошее настроение, то и в доме лад и порядок? Про то, сколь славно в доме, если в таком же настроении шея этой головы, некий умный и уже немного знакомый нам котяра предпочитал помалкивать.

Так вот и хорохорился он перед самим собой изо всех сил: а что ещё делать, когда пришла она — единственная. Весенней грозой грянула... и как же теперь жить, Дон?

*

— Трринь-трринь! — требовательно заверещал у входной двери колокольчик, и парень бросился в холл. Перед дверью замедлил шаг, немного выровнять дыхание. Это почти удалось — и пальцы уже не тряслись, когда Дон повернул ручку и распахнул заскрипевшую дверь.

Как он и предполагал, ростом пришедшая оказалась повыше Динь, но до его подбородка если и дотянулась бы, то лишь привстав на пальцах. Это соображение вдруг холодом сжало ему сердце, и Дон впервые за всю сознательную жизнь не смог ничего ни произнести, ни придумать. Тем не менее, молодому человеку удалось приветливо поклониться, а приглашающему жесту его изящной и в то же время сильной кисти позавидовал бы и сам обер-гофмейстер.

В обращённом ему навстречу ясном взгляде мелькнуло удивление — и быстро сменилось нескрываемым удовольствием: поспешно заложенные за спину руки, скованная поза, блеск синих мужских глаз умной женщине сообщают всё, что нужно — а складывать два плюс два мадемуазель умела, и быстро. Научена была: несколькими годами ранее в толпе поклонников мадам Лармур оказался некий магистр, очень расположившийся к дочери своей пассии, — он-то и преподал девице науку письма и счёта. А вот пара других воздыхателей оказалась не настолько увлечена матушкой, чтобы оставить без внимания расцветавшую дочь. Которая ничего не имела против, а очень даже наоборот.

Ротик её сложился в очаровательный розовый бутон, и она выжидающе посмотрела на мужчину, по извечной женской хитрости якобы отдавая инициативу ему. Что было совершенно точно понято и принято. Щёлкнули каблуки, склонилась голова, качнулись белокурые пряди:

— Дониэль Тинген к вашим услугам, мадемуазель!

Мадемуазель снисходительно улыбнулась этой старомодной провинциальной церемонности — кроме самоходных экипажей и обязательного вечернего освещения улиц фонарями на частых высоких столбах, из мировых столиц навеяло попутными ветрами простоту нравов и пренебрежение такими мелочами, как этикет. И если люди в летах ещё что-то там соблюдали, то современная молодёжь уяснила быстро: все люди — братья-сёстры, или, по крайней мере, возможные любовники — ну а заживо похоронившие себя знахарки и иже с ними пусть отдыхают в сторонке.

И маменькина наука не прошла даром: понравившегося мужчину надо проверять на боеспособность с места в карьер. Юная красавица долго посмотрела Дону в глаза. Медленно и пристрастно огладила взглядом от лица вниз... по раскрытому вороту, неуклюже надетому фартуку и мыскам добротных туфель.

По-прежнему неторопливый, взор поднялся до гладко выбритого подбородка и остановился на твёрдых и плотно сжатых сейчас губах, не замечая полыхающих румянцем щёк.

Лицедействовать, впрочем, умеет каждый, а вот чувством такта одарены далеко не все — но девица прекратила паузу вовремя:

— А у меня три имени.

От звука её певучего, с лёгким вызовом голоса Дона окатило томительно сладкой волной, захотелось ощутить его пальцами, языком, губами, раствориться в этом голосе всем существом.

Юная же хулиганка продолжала:

— Для мальчишек я Аннет, — сочные губы изогнулись в привередливой улыбке, а тонкий стан — в изысканной позе, скопированной из столичного журнала "Придворная модница". Она чуть склонила головку набок и стрельнула глазами в свою осчастливленную этим фактом жертву:

— Дома и для друзей я — Тони.

Дон, который за свою кочевую жизнь выучил немало наречий, в этот момент совсем некстати вспомнил выражение "упасть в любовь" — и представился ему бесконечный полёт в эту пропасть... дыхание перехватило.

— А для интересных мужчин, — тут красавица взглянула на Дона в несомненном раздумье, подходит ли ему это определение, и повторила снова, на сей раз подчеркнув интонацией главное, — а для интересных мужчин я — Нинон.

И замолчала, уже нескрываемо наслаждаясь замешательством человека старше себя... а вот опытнее ли — это ещё вопрос. Но молчал и он, и только смотрел так, словно всё уже для себя решил. Девица не выдержала и отправилась в дальнейшее наступление:

— Так как бы ты хотел звать меня?

— Антонина! — голос вошедшей в комнату Динь звенел от возмущения. Склянки и флаконы в небольшой корзинке, которую знахарка держала в руках, звенели столь же сердито.

Поименованная Антонина заговорщицки улыбнулась Дону и грациозно обернулась к подруге:

— Здравствуй, Ди. Какой у тебя в доме симпатичный кавалер нашёлся. Что же ты его от нас прятала, молчунья?

Кто бы другой в этой ситуации обиделся: ведь знает же, знает эта красотка, чем платят знахари за свой дар. Но Динь во всех и каждом видела того ребёнка, которым человек когда-то был и в глубине души остаётся до самой смерти. Именно с ними, с этими малышами, и общалась знахарка... Дети, шебутные, капризные, милые вы все дети...

Посему, чтобы там ни измышляли столичные модники и подражающие им провинциальные дивы, а этикет — вещь чрезвычайно удобная, и вряд ли когда-нибудь придёт время списывать вежливость в утиль.

Да, требования хорошего тона нас безусловно ограничивают — но может, оно и к лучшему?

— Антонина, позволь представить тебе друга нашей семьи, Дониэля Тингена — Дон, я счастлива познакомить тебя с моей подругой, Антониной Лармур.

Но только Дон собрался опять поклоняться и щёлкать каблуками, как взбалмошная Аннет, а может, Тони, но гораздо более вероятно, что Нинон, весело расхохоталась, захлопала в ладоши и возгласила на южный манер и слегка грассируя:

— Bravissimo!

Атмосфера окончательно утратила скованность — Дон изобразил голосом и губами нечто бравурное, хохочущая Тони подразнила взглядом Динь. Рассмеялась и та, и под напеваемый Доном марш весело позвала всех в гостиную.

*

Случайностей не бывает — а если всё-таки происходят они, то лишь потому, что мы просто не знаем причин, которые привели к неожиданным, на первый взгляд, следствиям.

Кто скажет наверняка, судьба ли свела вместе эту троицу? А возможно, то всё привиделось во сне Творцу — и, пробудившись, пожелал он воплотить пригрезившееся?

Какой ответ ни дашь, будет правильным — за несколько дней до того, как Динь, Дон и Тони весело болтали в маленькой белой гостиной под сладкий яблочный сок, госпожа придворная звездочея София Ламендор явилась к её императорскому величеству Елизавете с внеочередным и в высшей степени секретным докладом.

Настолько секретным, что беседа их происходила в дальнем уголке дворцового парка, возле небольшого мраморного фонтана, журчание струй которого непременно вызвало бы прилив экстатической радости у натуры восторженной. Но, кроме того, оно надёжно защищало собеседниц от чужих ушей.

— Так, стало быть, вероятность есть?

София помолчала, раздумывая над ответом. Пальцы королевы меж тем задумчиво поглаживали короткую складчатую шерсть на загривке моднейшей собачонки, чванную мордочку которой то прятали, то вновь открывали пышные оборки рукавов её величества.

Язык с трудом поворачивался назвать непонятную эту мелочь собакой — мелкая, толстая и почти лишённая растительности на теле, она являлась результатом того противоестественного отбора, которым склонны увлекаться зазнайки, считающие, будто законы природы писаны не для них. Некстати София вспомнила, что появилось на свет жутковатое это существо только при помощи специально обученной тому повивальницы — а нынче при собачке королевы состоял персональный врачеватель.

— Ваше величество, шанс очень небольшой. Более того, все девять месяцев великой княгине придётся провести в совершеннейшем покое — а это значит...

— Всё пустяки, дорогая, по сравнению с необходимостью родить престолу наследника. Алиса воспитывалась в сознании своего долга...

Когда царственные особы столь многозначительно умолкают, их подданным стоит немедленно прикусить язычки — во избежание неприятностей голове. Особа уже давно всё для себя решила, и знать не желает никаких "но" — ей подавай воплощение её высочайшей правоты.

Что ж, на то она и особа — а мы здесь, чтобы напоминать об этих самых "но":

— Ваше величество, — голос Софии звучал предельно мягко, — нижайше прошу вашего прощения за дерзость, однако вынуждена напомнить, что мало родить — надо вырастить, причём вырастить государя, способного управлять страной. Между тем, повторю снова и снова — все карты недвусмысленно указывают на риск рождения болезненного мальчика. Который в державных делах будет столь же немощен, как и в способности продлить династию...

Елизавета ничем не дала понять, насколько глубоко задели её слова какой-то безродной выскочки... однако пусть заберут меня воды Мёртвой реки вот прямо немедленно, если за последние пять лет эта... эта упрямица допустила ошибку или намеренно исказила свои предсказания. Конечно, последнюю возможность особенно нельзя сбрасывать со счетов — близость к власти и не таких ломала — но были точными словесные портреты, что давала звездочея людям и событиям, обещанное сбывалось...

Впрочем, учил её и рекомендовал как смену свою не кто-нибудь — сам мэтр Берегер... так что мало в том заслуги этой... этой. А то мы не знаем, как иные знания передаются — и усваиваются?

— Не вы ли ещё совсем недавно уверяли меня, что всё зависит от собственной воли человека, что нет ничего предопределённого, а есть лишь набор вероятностей, из которых следует выбирать наиболее в данной ситуации подходящую? — королева милостиво улыбалась Софии всё ещё сочными губами, однако левое веко слегка подёргивалось при том.

София не обратила на сей несомненно тревожный признак никакого внимания — куда важнее объяснить уверенной в своей правоте владычице, что в конечном итоге жизнь оказывается важнее любой политики. Что вся политика сгинет бесследно, если не замечать тихого голоса жизни.

София неслышно, но в полную грудь вдохнула и склонилась в глубоком реверансе:

— Ваше величество, как и всегда, прекрасно всё помнит и верно понимает. Однако приведённый довод верен для личного звёздного расклада, да и то не во всякой ситуации. Когда же речь идёт о столь важном деле, как рождение наследника престола, в игру вступают иные силы, и воли одного человека, сколь бы могущественным властителем он ни был, оказывается недостаточно.

Только династическая гордость и суровая дворцовая закалка не позволили Елизавете размахнуться и ударить по бледным щекам собеседницы так, чтобы заполыхали на них алые пятна унижения — такого, которое переживала сейчас сама правительница.

Её дочь — и неспособна родить наследника! За три года супружества — три девочки! Такого в семье Остенштерн не бывало ещё, всегда дочери нашей семьи исполняли перед супругами первейший женский долг... Кроме, разве незабвенной принцессы Изабеллы — но она и не снесла позора, кровью смыла его с семьи...

Императрица сошла с посыпанной песком дорожки, залюбовавшись до невозможности прелестными цветами вишнёвого дерева. Притянула ветку к себе, медленно оборвала с ближайшего цветка лепестки, с другого... погибшими бабочками опустились они к подолу её утреннего платья.

— Наша дочь воспитана в лучших традициях рода — полном и беспрекословном подчинении своему предназначению. Она обязана подарить своему венценосному супругу наследника, и неважно, какой ценой, София. Вы сказали, шанс есть, — и мы используем этот шанс.

Голос повелительницы звучал спокойно, буднично и чуть скучно — отдавать приказы тоже работа, и далеко не самая простая.

Итак, монархия своё слово произнесла: здесь всё давным-давно решено, взвешено и отмерено. Остаётся одно — со всем возможным прилежанием внять отданному приказу. А приказ прост: доверенное, однако не примелькавшееся при дворе лицо должно передать великой княгине Алисе некое средство для благополучного развития во чреве женщины младенца мужеска пола и проследить ситуацию вплоть до появления этого младенца на свет. А наиболее подходящим для исполнения этой задачи лицом представляется некая юная знахарка, что доводится придворной звездочее...

— Племянницей, ваше величество.

— Вызовите её в Коренбург. Безотлагательно.

*

Только юность дарит лёгкую, звонкую и летучую поступь, легкокрылая юность, навстречу которой мир раскрывается сам, словно книга, что жаждет быть прочитанной — только прикоснись ко мне неогрубевшими ещё пальчиками, только начни изучать изъеденные столетиями страницы... да не ценится то в молодом нетерпении вкусить от жизни побольше и поскорей.